Текст книги "Ничто"

Она встала и отряхнулась, окинула взглядом плитку моста, посмотрела чуть дальше – на мутную темно-зеленую воду. Тут было тихо и спокойно. Умиротворенно. Но почему-то уже не настолько умиротворенно, чтобы оставаться. Порой место теряет что-то важное с исчезновением малюсенькой детальки. Пока ты видишь картину – ты не придаешь значения отдельным ее частям, воспринимаешь их как целое и не углубляешься в подробные рассуждения о том, что было бы, не будь здесь того, иного, третьего. Но стоит только этой детальке пропасть – все очарование испаряется вместе с ней. «Что-то не то» – мелькает в сознании мысль.

Верно.

Что-то не то.

Но что?

Маша мотнула головой, загоняя знакомую мысль подальше в сознание, дабы запереть ее там на некоторое время, дать себе возможность побыть наедине с сегодняшним днем. Успешно выполнив это действо, девушка с изумлением заметила, что уже давным-давно спустилась со свода моста и идет по асфальтовой дорожке к близко расположенному кафе.

– Так случилось, я в этом не виноват, – услышала она голос впереди себя и подняла голову. Перед ней шла пара – парень с девушкой – и о чем-то разговаривала. Даже не понимая сути беседы, можно было легко почувствовать напряжение между ними: обсуждалось что-то очень важное.

– Такого быть не может! – с претензией на крик возразила девушка. Ее голос срывался, по чему можно было ощутить ее боль. Казалось, что, стоит только им расстаться, и слезы ее польются неудержимой рекой. А сейчас плакать было нельзя. Надо было выглядеть сильной. – Как так «случилось»? Ведь это не падение кометы, не потоп, а…

– Нет, – прервал парень довольно резко и холодно. Так, словно ему наскучило битый час повторять одно и то же. – Но это похожее. Просто я любил тебя, а теперь я не чувствую того, былого, трепета. Понимаешь? Это просто… – он на секунду замолчал, прикоснувшись рукой к затылку, будто пытаясь выудить изнутри черепной коробки какое-то подходящее слово. – Это просто прошло.

– Прошло, – презрительно, с явной злостью передразнила его собеседница. – Как дождь? Как день? Это не может просто «пройти», – она сделала особенный упор на этом слове. Она словно выплюнула его прямо в лицо рядом идущего. – Либо ты ничего не чувствовал, либо…

– Господи! – снова прервал ее парень, внезапно остановившись. Маша тоже остановилась на расстоянии нескольких шагов. Трудно сказать, почему – ее ноги сами приняли такое решение. – Опять ты начинаешь мачало сначала. Ну сколько можно, а? Тебе не надоело-то самой? «Не может быть», «ты просто меня не любил» и все прочее. Я уже устал переубеждать тебя! Думай, как хочешь. Если не веришь мне, что я могу поделать? Я устал от этого разговора. Давай просто попрощаемся и разойдемся.

Он замолчал, направив взгляд в сторону девушки, которая по какой-то причине ничего не сказала ему в ответ. Она осталась стоять, как стояла, с опущенной головой.

Маша понимала, что сейчас происходит с ней, Маша буквально слышала звук, с которым сердце той девушки рвалось. Просто немыслимо – так поступать с человеком! Сначала говорить о любви, а потом так резко все отрицать. Мол, прошло. Мол, пока. Легко сказать «я тебя не люблю», но намного сложнее услышать это от самого необходимого человека.

Внутри Машеньки, уже повзрослевшей, уже испытавшей то же, что и эта девушка, Машеньки, разгоралось пламя ярости, слюна во рту лавой обжигала язык, щеки, горло. Кулаки сжимались и разжимались сами собой. Этот парень был ничем иным, как только воплощением всего самого отвратительного, что может быть в человеке. Он был олицетворением человеческой ничтожности.

Эмилия права: люди только и делают, что причиняют друг другу боль. Что же делать? Неужели все так и будет? Неужели никто никогда не исправит этого, никого не накажет?

В голове знакомо застучало, по венам побежал яд ненависти. Свет мерк, сознание мутилось, тело двигалось само собой.

Маша бросилась на стоящего в ожидании парня, врезала ему кулаком в лицо. От костяшек до самого локтя пробежал ток – странный импульс ударил в мозг, и будто бы давно знакомый голос прошептал: «мсти». Короткая команда, которую нельзя не послушаться – настолько сладко для человека, полного ярости, она звучит.

От неожиданности парень споткнулся и упал, больно ударившись головой об асфальт и потеряв сознание.

В Машиной голове уже не было никаких мыслей – все они просто испарились, уступив место единственно важному сейчас – мести. Что-то более властное, нежели девичья душа, заняло ее тело, полностью подчинив его своей воли.

Маша била лежащего под ней парня в лицо с ужасающей силой – было слышно, как рвутся сосуды, как хрустят кости. Бледно-бежевая кожа покрывалась синяками и ссадинами, кровь хлестала из носа ручьем, под глазами наливались фиолетовые мешки.

Стук в голове; животное желание уничтожить этого гада перед собой, такого беспомощного сейчас; змеиное шипение, срывающееся с губ… Это была не Маша, это был монстр, рвущийся из ее груди наружу, набирающий силу по мере такого, как сама она теряла способность здраво мыслить и вообще рассуждать.

Кто-то истошно кричал. Это была та девушка, мир которой разбился из-за того, что вот этот червяк больше ничего не испытывает к ней.

Сжав зубы, Маша била, не останавливаясь. Яростнее, жестче с каждым ударом. Руки приобрели ярко-красный цвет от крови избиваемого, разбитые суставы нестерпимо болели, каждое движение приносило боль, мышцы горели от напряжения.

Мир вокруг кружился, все сливалось воедино: боль, кровь, обезображенное лицо парня, деревья, серое небо, крики…

На какой-то момент монстр прекратил бойню, давая Маше возможность отдохнуть, отдышаться, прийти в себя.

«Месть – это хорошо, – говорило что-то, рассеивая слова повсюду и нигде. – Ты все сделала правильно. Не о чем жалеть. Некого жалеть. Он должен понять, какого это – страдать».

Кто-то оттаскивал Машу за плечи от лежащего.

Голова кружилась и болела от непрекращающегося стука в висках, в ней шумело, как в телевизоре ненастроенный канал. Лица стоящей вокруг толпы сливались в одно бесформенное пятно, стекая книзу в огромную красную лужу с очертаниями тела.

Трудно было сказать, что это кровавое месиво было лицом – настолько ужасающими были последствия этой непродолжительной, но зверски ожесточенной атаки.

«Что я наделала? О чем я вообще думала?»

Девушка вырвала плечи из цепких пальцев держащих ее людей. Дыхание прервалось, в глазах все померкло, во рту появился кислотный привкус.

Маша потеряла равновесие и упала на четвереньки, ничего не видя, ничего не понимая.

Ее рвало от отвращения к увиденному и самой себе, из глаз лились соленые слезы отчаяния и непонимания происходящего.

«Тише, тише, тише…» – повторяло что-то внутри ее головы. Ничего более – только просьбу успокоиться. Этот голос в Машином сознании, он так спокойно повторял это слово, что создавалось впечатление, будто избивать людей – это совершенно нормально, а расстраиваться по поводу проявленного тобой самим зверства – просто глупо.

«Тише, тише, тише…»

Стоило воспринимать это как «чего же ты так реагируешь? Все же хорошо. Вставай и иди восвояси».

– Тише… – послышались слова у самого уха. Ну вот, теперь уже это слово вырвалось наружу. – Успокойся, возьми себя в руки.

Маша оперлась сильнее на ладони и попыталась сконцентрировать свои мысли, заставить их построиться рядком, как то и положено им. Девушка пыталась очнуться от нахлынувшего на нее безумия. Она пыталась понять, кто говорит с ней и кто обнимает ее за плечи. Чье дыхание чувствуется на шее?

– Ну, вот и хорошо, – снова проговорил голос. И в нем почувствовалась радостная улыбка. Маше сразу стало теплее от этой улыбки. Она повернула голову, чтобы что-то сказать, но так ничего и не сказала.

Перед ней сидела Эмилия.

– Как ты… – только и смогла выдавить из себя Маша, ощутив новый приступ головокружения.

– Это неважно, – оборвала ее девушка, видя, что говорящей стало хуже. – Вставай, пойдем в кафе посидим, попьем кофе. Там расскажешь, что приключилось.

– Я даже не….

– Тс! Сначала дойдем до кафе, а потом уже посмотрим, что и как. У тебя сил практически не осталось, – Эмилия осторожно вела Машу по направлению к близ расположенному Старбаксу и с грустью на нее смотрела. – Выглядишь, словно тебя в карцере держали. А прошло всего минут десять, как я ушла, – они сели за свободный столик в самом углу. – Ты не человек, а…

Но она не закончила своей речи. То ли потому, что не могла подобрать подходящего слова для характеристики своей новой знакомой, то ли, наоборот, потому что подобрала, но была еще сама не готова его произнести – настолько страшно оно звучало.

Как только им принесли кофе и пончики, Маша уже открыла рот, чтобы начать рассказывать Эмилии суть дела, но та только покачала головой и закрыла уши, мол, не слушаю, давай ешь.

В продолжении нескольких минут они сидели друг напротив друга в полнейшем молчании.

Было еще довольно рано, поэтому народа в Старбаксе не было и их голоса фактически не слышимы были. Эмилия наблюдала, как Маша ест, а Маша все думала и думала, как начать свое объяснение произошедшего? Ведь она сама толком не знает, что это такое было. Просто в какой-то момент на нее накатила такая злость, что для человечности и разумного поведения места просто не оставалось. Будто кто-то вселился в нее. Била парня не она сама, но что-то сильнее ее самой, что-то крайне несогласное с тем, чтобы кто-то кому-то причинял душевную боль безнаказанно. Это Что-то стремилось восстановить равновесие. Око за око, зуб за зуб, боль за боль. Только так и надо существовать. Только так и можно добиться порядка. Только так можно вразумить человека.

Пока всевозможного рода мысли сумбурно кружились в Машиной голове, Эмилия спокойно наблюдала за ней, не решаясь прервать ее размышления своими словами. Если человек думает – мешать ему не стоит.

– Как ты очутилась опять на мосту? – спросила наконец размышляющая, подняв свои глаза на Эмилию. – Ты же уходила, так почему ты… здесь?

Вопрошаемая улыбнулась. Мягко и тепло. От этой улыбки стало комфортно даже Маше.

– Я просто недостаточно далеко ушла, – ответила девушка, наблюдая за тем, как ее пальцы перебирают салфетку. – Не хотелось так быстро возвращаться домой. Несмотря на погоду, сегодня довольно хорошо. В любом случае лучше, чем дома, – она вздохнула и одернула руку, оставив салфетку в покое. – Говорила же, что мы встретимся, – ее улыбка вновь осветила кафе. – Не ошиблась. Как все-таки удачно, что я не рвусь… – Эмилия не закончила предложение. Ей явно было трудно называть домом место, где она живет.

Любой другой человек, попав в подобную ситуацию, не преминул бы расспросить девушку поподробнее о ее жизни, семье и всем прочем. Он зациклил бы внимание на атмосфере дома, углубился бы в эту тему и показал бы все свои «психологические» способности во всевозможных советах а-ля «попробуй поговорить с родными» и ля-ля. На самом деле любой человек, поступающий в данных ситуациях именно так, хоть и пытается как-то помочь, но просто-напросто не понимает, что своими словами, своими наблюдениями вскрывает затягивающиеся раны на сердце.

Ты делаешь больнее, когда пытаешься помочь.

Эмилия сидела, не смотря на Машу. Она внутренне приготовилась к новым расспросам, к новой боли. Она была готова получить удары, и теперь оставалось только ждать, когда собеседница заговорит.

– Не хочешь сэндвичи?

Эмилия даже вздрогнула от неожиданности. Она подняла на Машу недоуменный взгляд, будто спрашивая: «ты вообще слышала, что я говорила? Почему же до сих пор я не ощущаю присутствие твоего носа в своих делах?»

– Тут вкусные сэндвичи, – совершенно правильно поняв значение этого взора, ответила Маша как ни в чем не бывало. – Тут есть с грибами, сыром, ветчиной…

– Я не ем с ветчиной.

– С куриной грудкой…

Эмилия покачала головой.

– Не ем ничего такого, что когда-то дышало.

– Ну так они же… – Маша поджала губы. – Мертвы? Тебе принесут не живую курицу, а уже убитую и приготовленную.

– И чем же лучше есть мертвечину? – вызывающе спросила Эмилия. В ее голосе слышалась сталь.

– А что тебе дает тот факт, что чей-то трупик будет просто разлагаться? – тем же тоном вопросила Маша.

– Ну и нужно его сожрать поэтому, – зло усмехнулась Эмили.

Маша внимательно всмотрелась в ее лицо. Не прошло и секунды, как обе девушки засмеялись во все горло.

– Я уж было подумала, что ты одна из тех ярых защитников животных, – проговорила Маша.

– Нет, – Эмили мотнула головой из стороны в сторону. – Вот ради такого я мясо и не ем. Мне нравится смотреть, как кто-то пытается «вразумить» вегетарианца.

– Да я не пыталась…

– Да, ты не пыталась, – поспешно перебила Эмили. – Но почему-то многие считают целью своей жизни вправлять всем мозги. Даже несмотря на то, что есть такое понятие как выбор, – она вздохнула, потеряв мысль или боясь начать ее развивать. – А почему ты ешь?

Маша откинулась на стул и положила запястья рук на стол.

– Тебе честно ответить или «потому что мясо необходимо человеку»? – спросила она без тени улыбки.

– Честно.

– Вообще, раньше я была вегетарианкой, – усмехнулась Маша. – Как раз такой яростной вегетарианкой, которая каждому мясоеду плюет в лицо и говорит, что есть животных – мерзость и тому подобное. Не знаю, как давно (я почему-то не могу припомнить), но что-то во мне перевернулось, – она вновь усмехнулась. – Это покажется смешным, но для меня это серьезно. Знаешь, я будто начала ощущать в себе что-то… иное. Не такое, как раньше. Я будто начала меняться. С перестройкой организма или взрослением это не связано никоим образом. Просто во мне начала копиться неясная злоба на каждое живое существо в этом треклятом мире…

Маша закусила губу, стараясь утишить в себе разгорающееся пламя ритора. Она подождала, не скажет ли что-нибудь Эмилия, не засмеется ли она, но девушка, казалось, была крайне увлечена услышанным и послушно ожидала продолжения речи.

– Я начала понимать, что в мире нет ни единого существа, которое бы заботилось обо мне, – спешила удовлетворить любопытство своего слушателя Марья. – Нет никого, понимаешь? Ни единого человека, ни единого животного, ни единого насекомого даже. Просто все интересуются лишь самими собой. Это не обвинение ни в коем случае, скорее – наблюдение, констатация факта. Но дело в том, что мне от этой чертовой констатации ничуть не легче. Осознание собственного одиночества – это ужасно. Когда понимаешь, что никого у тебя нет да и не будет никогда – это ранит и… – Маша подняла глаза на Эмилию, будто ища нужное слово на дне ее зрачков. – И злит. Как бы странно и глупо это ни звучало, но, знаешь, когда я ем чье-то мясо, я внутренне усмехаюсь, мол, ха-ха, ты обо мне не заботишься, и я о тебе не забочусь. Во мне начало копиться негодование всем вокруг и бескрайняя злость. И в какой-то момент превратилось в… монстра. Я должна его кормить и пытаться его удерживать, – в голове мелькнул образ лежащего в крови парня. Маша опустила взгляд. К черту! Он не заботился даже о той, которую когда-то любил! Он все это заслужил по праву. – Хотя нет.

Маша умолкла. Ей уже нечего было добавить. Прямо сейчас она признала, что стала чем-то ужасным, превратилась во что-то такое, что совершенно не имело связи с ее прошлым. Маленькая Машенька и взрослая Мария – это два ничем не похожих существа. Почему так получилось? А разве не меняется человек, если ему постоянно напоминать, что он ненужный? Разве не станет он пытаться отгородиться от боли, если уже однажды испытал ее? Разве не станет он бесчувственным, если его сердце разбито в куски?

– То есть «если кто-то с тобой спорит – съешь его», – раздался голос Эмилии. Маша вновь посмотрела на нее, пытаясь отыскать в ее лице хоть что-то похожее на непонимание или осуждение, что-то такое, что могло бы послужить причиной списания Эмили в «обыкновенных людей». Но нет – ничего подобного. Ни осуждения. Ни негодования. Ничего такого.

Эмили не исходила слюной, она не бесилась, не кричала и не плевала Маше в лицо. Более того, можно было подумать, что ей абсолютно все равно, что там такое ужасное растет в душе говорившей; можно было подумать, что она не бросит Машу из-за таких пустяков; можно было подумать, что Маша ей важна.

Важна.

И поэтому так глупо было из-за какого-то пустяка уходить.

– То есть ты поэтому набросилась на того парня? – снова заговорила Эмилия. И хотя слова были несколько резкими, тон был совершенно тот же, обыкновенный. – Ну, потому что у тебя начали проявлять какие-то звериные качества?

– Наверное, – пожала плечами Маша. – Хотя нет, на вряд ли. Нет, не думаю. Я точно помню, почему мне захотелось ударить его – он так презрительно разговаривал со своей девушкой! Они расставались, а он говорил с ней настолько холодно… у меня ведь было что-то похожее однажды – поэтому я вполне могу понять, что чувствует человек в подобной ситуации. Я просто не могла спокойно смотреть на то, как кто-то топчет чье-то сердце. Это неправильно, что разбивающие чужие сердца люди не несут никакой ответственности за причиненную боль.

– И ты решила наказать его?

Маша усмехнулась краешком губ.

– Я понимаю, насколько глупым это кажется…

– Нет-нет, – поспешно перебила ее Эмилия. – Я ни в коем случае тебя не осуждаю, ты не подумай. Вспомни: ведь я сама говорила практически то же самое. Я просто пытаюсь… понять тебя.

Маша вновь посмотрела в лицо сидящей напротив нее девушки.

Казалось совершенно немыслимым ее присутствие тут. Ну кто в здравом уме и трезвой памяти будет сидеть с ней и с охотой вести дискуссии? Кто, увидев избиение человека, возьмет бьющего за ручку и угостит в кафе, словно старый приятель?

– Мне уже давно пора домой, – быстро глянув в телефон, выговорила Эмили. – Но я хочу кое-что сказать перед уходом, – она пододвинулась ближе к столику и положила на него свои локти, посмотрела прямо в глаза новорожденному монстру. – Тебе не кажется странным, что ты до сих пор… свободна? Я имею в виду, не кажется ли тебе странным то, что тебя даже не пытаются наказать за избиение? Все прекрасно видели, куда ты ушла, однако же… – тут Эмилия актерски глянула направо-налево, нахмурив брови и будто внимательно всматриваясь в сидящих в кафе людей. – Никого нет. Понимаешь? Тебя не ищут…

– Так всегда происходит, – Маша горько улыбнулась, упершись взглядом в стол. – Меня никто не замечает.

– Должно быть, это отвратительно, – снова начала Эмилия. – Но посмотри на это с другой стороны. Ты невидимка. То есть ты, как оно получается, незаметная. Избиваешь ли ты людей, летишь ли ты на Луну – тебя не помнят. Да, возможно, вполне возможно, что тебя заметили в какой-то момент: ты все-таки человека до потери сознания избила, чуть ли даже не до полусмерти. Но это был всего лишь момент. Один миг и – раз, – Эмилия щелкнула пальцами. – Воспоминание о тебе стерто, словно тебя и не было.

Маша сидела и слушала, внутренне соглашаясь, но не желая верить. Высказанная мысль казалась какой-то нереальной, невозможной.

Эмилия заметила Машино сомнение.

– У меня есть время. Я докажу.

Девушка поднялась и, взяв лежащие на краешке скамьи пальцы Маши, потянула ее за собой по направлению к кассе Старбакса, у которой стояло несколько человек и обсуживающий их парниша. Пока он занимался заказом одного из клиентов, Эмилия аккуратно похлопала кого-то по плечу и, когда человек обернулся, спросила:

– Извините, вы не видели ту страшную драку снаружи? Минут десять – пятнадцать назад?

Мужчина, по всей видимости, ожидал какого-то другого вопроса. Что-то по типу «какой сейчас час?» или «сколько стоит вон тот пончик?» Любой другой вопрос, абсолютно обычный для кафе. Но Эмилия буквально сбила его с толку, озадачила в край.

Собравшись наконец с мыслями, он произнес:

– Да, я видел мельком что-то подобное… правда, вы заблуждаетесь – это не драка была: молодого человека просто зверски избивали…

Эмили мастерски разыграла смятение. Коснувшись груди рукой, она едва сумела подавить вздох.

– Кто же мог это сделать?

Мужчина был, очевидно, доволен произведенным на девушку эффектом. Неудачно пряча в усах смазливую улыбку, он произнес, придав голосу как можно больше агрессивного звучания:

– Какой-то ненормальный человек! Животное! Просто животное!

– Конечно-конечно! – поспешила оборвать его Эмилия. – Безусловно, животное, – повторила она. – Однако вы не видели ли нападающего? Какие-нибудь детали, быть может? Что-то, что помогло бы его найти? Ведь его еще не нашли…

Мужчина окончательно сбился. Морщины на его лице ясно давали понять о сложном процессе мышления, происходящем в режиме онлайн в его мозгу. Он силился что-то вспомнить: будто ловил убегающий образ. Вот-вот схватит – ан нет, вновь образ улетучился, оставляя от себя лишь тень, намек… неясный намек непонятно на что.

– Признаюсь вам, – наконец медленно проговорил он, отсутствующим взглядом смотря в лицо Эмили. – Признаюсь вам, что я не могу ничего припомнить… мало того, что я не смог бы опознать хулигана в лицо… я бы не смог даже сказать, во что он был одет…

Оставив недавнего собеседника в компании полнейшей прострации, Эмилия повернулась к Маше и, подойдя к ней вплотную, произнесла шепотом в самое ухо:

– Бинго.

«Да нет, быть того не может, что я взаправду настолько незначима» – думала Маша, бродя по асфальтированным дорожкам в парке, когда Эмилия уже ушла домой.

Нет, ну точно не может быть!

Будь Маша действительно невидимой – разве бабушка заботилась бы о ней? Разве в лагере ее наказали бы? Разве ее предавали бы? Нет. Будь она невидимой – ничего бы не произошло с ней, это ясно. Не может она быть призраком, глупости все это.

Может, у того мужчины в кафетерии просто слабая память на лица? Или его не особенно-то и заботила произошедшая драка, точнее, произошедшее избиение, как он сам выразился? В любом случае, глупо так сразу предполагать, что тебя не видят.

Точно, глупости. Ведь Эмилия, бабушка, одноклассники… все эти люди реагировали на нее. Иногда злобно, но все-таки. Нельзя же реагировать на то, чего нет, правда?

С другой стороны, нельзя просто проигнорировать те факты, что Вселенная всячески «отпихивает» Машу, дает ей осознать свою ненужность. Возможно, на нее обращают внимание только в каких-то определенных случаях? Когда она самолично обращается к кому-то, общается с ним тет-а-тет? Довольно непросто не замечать человека, стоящего прямо напротив тебя да еще о чем-то с тобой разговаривающего.

Вот! Вот оно!

Маша остановилась как вкопанная. По телу прошел ток. Новая мысль ворвалась в ее мозг, осветив все темные углы, прояснив много до сих пор не ясного.

Девушка почувствовала головокружение и усталость во всем теле. Присесть было некуда, так что она опустилась прямо на бордюр и, уткнув свое лицо в ладони, позволила потоку размышлений захлестнуть сознание.

Факт: она незначима, и космос, творец или кто угодно пытается всяческими способами «выпихнуть» ее из спокойного течения жизни, убить морально, довести до грани. Поэтому-то Машу и не замечают в обычное время – она просто тень, легкая, незаметная. Но так как она не готова смириться со своей участью: любыми способами старается завести друзей, стать кому-то нужной – то ответ на это получает негативную реакцию: предательства, забывания в лесу и нападения.

То, что она безнаказанно избила человека, можно объяснить тем фактом, что люди, в принципе, и друг другом не очень-то интересуются. Они скопились там стадом только из-за того, что «так положено»: проявлять сочувствие к кому-то в подобном, плачевном, положении. Это принято в обществе, и даже если сочувствие не входит в список твоих качеств, ты должен сделать вид, что тебе не все равно. Не жизнь, а театр. Бесконечная игра. Безразличие, прикрытое масками.

Маша презрительно поморщилась.

И вот к этим людям она рвалась, одобрение этих существ она ждала!

Да пусть они катятся к черту с их принятием или непринятием. Теперь все стало предельно ясно – у Маши будто бы открылись глаза на действительность, она взглянула на все, снявши розовые очки. Она растоптала их и никогда больше не наденет.

Вселенная не признает ее? Да все равно. Не стоит даже обращать на это внимания. Раз тебя не замечают – пользуйся этим. Из всего что угодно можно извлечь пользу для себя. С какой же стати Маше надо думать о ком-либо, кроме нее самой, раз представляется такая чудесная возможность делать совершенно противоположное?

В груди что-то радостно заклокотало. Словно монстр внутри Маши был несказанно доволен мыслями своей хозяйки. В истоме закрыв глаза, он сладко повторял лишь одно: «да». Он соглашался с каждым жестоким выводом, с каждым бессердечным решением. Он предвкушал аппетитную смесь боли других людей и неограниченной власти над Машиным сознанием.

Девушка посмотрела вокруг себя: серый мир был таким же серым.

Она потянула носом: воздух отдавал чем-то кислым и крайне затхлым, сырым и плесневелым.

От людей исходило зловоние – лицемерие вперемешку с ложью и очевидной фальшью.

От этого запаха хотелось блевать – настолько он был противен и настолько сильно он бил в нос.

Маша зажмурилась, пытаясь сдержать приступы тошноты. Никак невозможно продолжать находиться в месте, насквозь пропахшем гнилью. Очевидно, надо что-то предпринять, чтобы защитить себя от воздействия внешней среды. Надо чем-то отчищать воздух, надо как-то закрыть рот и нос. Но только чем? Маша посмотрела по сторонам, однако ничего не нашла. Кроме своей собственной футболки, ничего найти не удавалось. Но не рвать же свою одежду! Не рвать же, верно?

А почему нет, собственно?

Вот и еще один плюс того, что на тебя всем наплевать – можно хоть голышом разгуливать, а тебя все равно никто не заметит. Всем просто начхать – делай что угодно.

Маша ядовито ухмыльнулась своим (своим ли?) мыслям и резко оторвала лоскуток от футболки, обмотав им нижнюю часть лица, сделав нечто наподобие маски, фильтрующей воздух.

Все готово. Вдох-выдох. Да, дышится свободно. Воздух, конечно, не настолько чистый, как хотелось бы, однако все-таки лучше, чем есть.

Девушка поднялась с бордюра и пошла по направлению к выходу из парка. Времени было еще мало, но делать тут было уже совершенно нечего. Эмилия уже не вернется, так что не стоит прохлаждаться в месте, которое мало того, что отвратительно пахнет, так и еще крайне безынтересно.

На душе у Маши после признания себя ненужной и после растаптывания розовых очков, как ни странно, полегчало. Дышать стало сложнее, но ведь это ничего. Реальность как она есть – это стоит того, чтобы пожертвовать свободным дыханием. И понятно, почему изменились только запахи, тогда как облик мира остался прежним: просто мир сам по себе не гнилой, гнилые в нем только люди.

Витая в облаках бесконечных мыслей, Маша нечаянно налетела на какую-то женщину, сбив ее с ног.

– Извин… – практически попросив прощения, начала Маша, но вовремя прикусила язык. Сначала она, поддавшись импульсу, хотела было помочь упавшей подняться, однако успела передумать и теперь просто стояла в стороне. Что толку в этом – все равно эта дама ничего не запомнит.

В самом деле, женщина даже не пискнула – она просто встала и, тщательно отряхнувшись, пошла дальше. Только губы ее сказали нечто наподобие «черт бы побрал эти туфли». Вот и все. Удивительно, но так и есть. Теперь было бы просто нелогично отнекиваться и пытаться убежать от правды: Машу игнорирует сама жизнь.

Теперь уже не было саднящего чувства в душе. Казалось, в этот момент внутри шестнадцатилетней девушки умерло буквально все. Все хорошее, чем она пыталась понравиться, чем могла бы быть полезной для окружающих.

Бессмысленно.

Просто бессмысленно что-либо чувствовать, когда твои чувства никому не нужны.

Не было никакого резона ходить в школу. Если всем все равно на твое присутствие или отсутствие, то почему бы, в самом деле, не занять себя чем-то более интересным? Знания – это сила, конечно, но в школе очень на вряд ли могут научить по-настоящему важным и нужным вещам. Еще одна причина пропустить шестичасовое заключение в трехэтажной каменной клетке.

Чтобы вдоволь насладиться своей свободой, Маша решила пойти в зоопарк. Где еще можно потешить свое самолюбие за наблюдением чьего-то заточения? Где еще можно порадоваться простору своей собственной жизни, как не в месте, заточающем кого-то другого? Всегда приятно потыкать пальцем в запертого зверя и посмеяться над его неволей, ведь ты-то сам стоишь по другую сторону клетки, обладаешь правом делать все, что только тебе в голову ни придет.

Вот почему Маше и захотелось пойти в зоопарк. Монстр внутри нее проснулся и то и дело проецировал в само сознание разные предложения для развлечений. Не укрепив еще свои позиции в Машиной душе, рискуя потерять хоть толику власти над девичьем мозгом, монстр этот поступал осторожно: он делал маленькие шажки в сторону своей цели, он предлагал слабые варианты и не настаивал, если Маша их отвергала. В начале пути всегда трудно. Главное – упорство и непоколебимая вера в свои силы.

В будние дни не встретишь многолюдной толпы, кочующей от клетки к клетке. Многие работают, пытаясь доказать самим себе, что они что-то значат, а незанятые прогуливаются по городу в поисках чего-то способного занять их до вечера. Такие люди уже ничем не интересуются. Их единственная цель – всевозможными способами удерживать на носу очки с розовыми стеклами, не давать себе даже крохотного шанса на принятие не разукрашенной реальности и на списание себя в нули, ничего не значащие кружочки, от которых не прибудет и не убудет.

Маша сидела на верху железной сетки и смотрела вниз на гуляющих внизу жирафов, ложкой отправляя кусочек шоколадного мороженого себе в рот. Это мороженое она выкрала у продавца, когда тот был слишком занят другим клиентом. Благо, вовремя этот клиент появился, а то ведь Маша привлекла бы ненужное внимание к своей персоне. А так – все прошло как нельзя более удачно. Пока мороженщик отправлял сладкие шарики в вафельные стаканчики, Маша, взяв одну из его лопаточек, выполнила свой собственный заказ. И хотя день сегодня был не сказать чтобы теплый (все-таки осень давала о себе знать), но клюквенно-шоколадное мороженое приятным холодком обволакивало горло, заставляя Машу улыбаться. Благодаря тому, что лоскут-маска был удобно подвернут, становилось возможным как есть, так и пить. Ничто не могло испортить этот день.

Что может быть лучше? Ты сидишь на свободе, наблюдая за теми, кто этой свободы лишен; наслаждаешься редкими размыто-желтыми лучами солнца; ешь свое любимое мороженое. Что самое главное – к тебе никто не пристает.

Как странно: раньше Маша не могла понять того, что быть вдали от шумящих и постоянно лезущих к тебе людей намного лучше, нежели пытаться стать одной из таких же. Но теперь, сидя тут, не тревожимая никем и ничем, девушка наконец поняла это.