Текст книги "Убийство на пляже"

Харди опускает в чашку какой-то подозрительный пакетик, похожий на пакетик чая.

– Вы не упомянули, что они могут сделать скидку для Марка Латимера. А также про свой собственный исчерпывающий список подозреваемых.

Она уже готова высказать все, что думает о его постоянном сарказме, когда следующее замечание обезоруживает ее:

– Нам необходимо опросить вашего сына. С ним должен быть кто-то из подходящих взрослых. Не вы, разумеется. Латимер уже ждет внизу. Нам пора начинать.

Допросные комнаты в полицейском участке Бродчёрча выходят окнами на бесплодный юг. Стены усеяны стеклянными блоками, которые преломляют лучи, пока солнце путешествует с востока на запад, превращая эти помещения в гигантские солнечные часы. Человек, проработавший здесь достаточно долго, по углу наклона отраженного луча может сказать, который теперь час.

В данный момент безжалостный утренний свет направлен прямо на Марка Латимера. Под глазами у него черные круги. Заметно, что он плакал. Надежда, что он понял ошибочность своих действий, слабая. Элли убеждается, что Харди не смотрит на нее и ободряюще улыбается Марку. Она уверена, что они смогут быстро во всем разобраться, и через час его уже отпустят домой.

– Прошу прощения за вчерашнее, – говорит Марк со странной полуулыбкой. Что-то срабатывает у Элли на уровне подсознания: она уже видела это выражение у него на лице, только не может вспомнить когда. – Со всеми этими делами я был немного не в себе, когда вы задавали вопросы.

– Больше похоже, что вы пытались обмануть меня, – говорит Харди.

– Я просто был сбит с толку. Все эти дни слились в один, все спуталось. Тот бойлер, о котором я говорил, я делал его в среду вечером. Сами понимаете, каково это.

– А в четверг вечером вы были со своим приятелем.

– Да.

– Но вчера вы не могли припомнить имя этого приятеля.

– Это был Найдж. Тот, с которым я вместе работаю.

– Хорошо. И вы не могли припомнить имя человека, с которым работали весь день.

– Это все шок, он вытворяет с людьми забавные вещи.

Он снова улыбается все той же непонятной полуулыбкой, и Элли чувствует, как ее пронзает боль, потому что она вспоминает, где видела это выражение лица раньше. Несколько лет назад на барбекю по поводу Пасхи Дэнни точно так же клялся, что не ел шоколадное яйцо, подаренное Хлое, и это притом, что губы у него были перемазаны шоколадом. Понимание того, что Марк лжет, свинцовым грузом ложится ей на плечи.

Что такого он может скрывать, черт побери? Невинное объяснение его поведения ускользает все дальше от нее.

– Мы проверим это у Найджа, – говорит она.

– Давай, Элл, действуй, – отвечает Марк.

Харди протягивает Марку фотографию хижины на Брайар-Клифф.

– Бывали здесь когда-нибудь?

Она ожидает, что он будет разглядывать снимок, но он лишь мельком смотрит на него.

– Я работал здесь неделю или две тому назад. Там труба лопнула. Ники делает для нас всю бумажную работу, и у нее в выставленном счете есть точная дата.

– Это арендованная собственность. Кто же вас вызывал? – спрашивает Харди.

– Ну, та женщина, не помню уже ее имени. Я брал у нее ключи на парковке для трейлеров.

Элли сдается и позволяет Харди полностью взять процесс в свои руки. Он прав – это и есть ее место.

– Там были только вы или Найдж тоже?

– Я один. Найдж уезжал к матери.

Харди чуть дольше необходимого роется среди бумаг в своей папке.

– Марк, у вас есть лодка?

– Да.

Уже в коридоре Харди проходится по своему списку доводов, почему это должен быть Марк.

– Лодка. Отпечатки пальцев на месте преступления. И алиби, которое он соорудил себе за ночь.

– Вы не можете этого знать, сэр, – возражает Элли, но уже не так уверенно, как прежде. – Посмотрим его лодку, поговорим с Найджем и получим подтверждение, работал ли Марк в той хижине.

– Спросите у Пита, что Марк говорил Бэт насчет ночи в четверг, и посмотрим, как это будет стыковаться. Пока мы будем все проверять, Марк останется здесь.

Желудок Элли со скудным завтраком тоскливо сжимается. Она-то надеялась, что им удастся докопаться до истины без того, чтобы приводить Бэт в состояние полной боевой готовности.

– Вы понимаете, что будет с его семьей, со всем городом, если это был Марк?

– А чего вы ищете, Миллер? Легких ответов? Минимальной боли? Эти вещи так не делаются.

– Я знаю, – с несчастным видом говорит она.

Она уже начинает смотреть на себя глазами Харди, упрямо сохраняя в веру в то, что могло никогда и не быть правдой.

Начальник порта везет их на лодке мимо пристани. Спасательный жилет тяжело прижимается к груди Харди и шелестит бумагой письма в его внутреннем кармане, как будто напоминает о его содержании.

Миллер очень уверенно держится во время качки – наверное, это у нее врожденное, – и мелкие капельки дождя скатываются с ее оранжевого плаща, когда она стоит на носу, высматривая лодку Марка Латимера. Харди же ненавидит находиться на воде. Волны – жестокая пародия на симптомы его болезни. Перед ним опасно качаются из стороны в сторону мачты. Миллер наклоняется и стаскивает с лодки брезент цвета морской волны. «Старый Бойлер» – это же надо было так пошутить с названием! – выкрашен в желтый цвет и, насколько может понять Харди, находится в хорошем состоянии. Он покрупнее большинства хваленых местных шлюпок, на нем есть своего рода ветровое стекло с козырьком и какая-то штуковина, чтобы рулить. Харди даже кичится тем, что не знает правильного названия всех этих вещей.

Миллер перепрыгивает в лодку и протягивает руку, чтобы он последовал за ней. Харди отказывается. В голову приходит мысль, что он уже и не помнит, когда в последний раз держал женщину за руку. Все это так неожиданно, неудобно, болезненно…

– Там нужен только один из нас, – бодро заявляет он. – Чтобы поменьше оставлять следов на месте преступления. Известно, когда ее брали в последний раз?

Миллер не отвечает. Она стоит на коленях в передней части лодки.

– Черт… – говорит она.

Харди смотрит в направлении ее взгляда. Высохшие капли красной жидкости стали коричневыми. Это кровь.

18

– Сегодня утром я покупаю кофе, – говорит Олли. – Моя очередь, сколько можно!

Карен оценивает его жест и, если честно, не против поберечь свои деньги. Ее вклад в экономику Бродчёрча растет с каждым часом, а она до сих пор понятия не имеет, компенсирует ли Данверс в конечном итоге ее расходы. Ей нужна ниточка, и побыстрее.

Олли переходит дорогу к ближайшему банкомату, но возвращается с пустыми руками. Карен сразу узнаёт униженное выражение лица человека, кредитную карточку которого не приняли.

– Автомат не работает, – говорит он, явно не догадываясь, что как раз в этот момент у него за спиной машина выдает пачку хрустящих десяток следующему клиенту. – Может, завтра.

Карен расплачивается наличными за напитки и прячет в карман чек, после чего они вдвоем идут в гавань.

– Я смотрел «Геральд», – говорит Олли. – Вы еще ничего не написали.

У нее было время подготовиться к этому вопросу.

– Не хочу этого делать, пока не соберу полностью всю фоновую информацию. Я думаю об этой семье, поэтому хочу все сделать правильно.

Очень важно, что Олли не понимает: он нужен Карен точно так же, как она нужна ему. Может, у нее и есть прямой выход на издание национального масштаба, но ей все равно необходимо, чтобы на ее стороне был местный репортер, для которого здесь открывались бы двери. И возможно, им еще удастся воспользоваться его связями с тетей Элли – детективом-сержантом Миллер.

– Так ты сможешь помочь мне в этом? – давит она. – Расскажи, с кем мне лучше всего поговорить.

– Думаю, смогу. – Олли выглядит смущенным. – Я знаю этих людей. Вы не можете их подставлять.

– Ты же читал мои материалы. И знаешь, что я показываю людей такими, какие они есть. У меня нет никаких скрытых планов.

Он все еще не уверен.

– Но… Ведь Дэнни умер.

Терпение не относится к числу достоинств Карен, но она все же пытается сдерживаться.

– Послушай, Олли. То, что ты сделаешь на этой неделе, определит твою карьеру. Я знаю, что ты считаешь меня слишком жесткой и прагматичной, но такие возможности появляются нечасто. Неважно, как это происходит и что ты при этом чувствуешь. Ни у кого нет лучших шансов правильно раскрутить сюжет с Латимерами, чем у тебя. – Она видит, что почти достала его. – Я тебе заплачу. Комиссионные. По нормальной ставке.

Этот аргумент становится решающим.

– О’кей. Сейчас мне нужно бежать в «Эхо», а в обед могли бы мы сравнить наши наброски?

В голове у Карен уже разворачивается план на этот день. Где-то здесь прячется хороший сюжет. Для нее это дело принципа – распутать эту загадку быстрее, чем Алек Харди.

Первым пунктом ее посещения является газетный магазин. Она берет какой-то журнал наугад и батончик «Марс» с полки. На лице у мужчины за прилавком полностью отсутствующее выражение, которое не меняется даже тогда, когда она улыбается ему своей самой широкой улыбкой.

– Вы ведь мистер Маршалл, верно? Командуете Морской бригадой. Я Карен Уайт, «Дейли геральд». – Она прячет сдачу в карман и достает из сумочки свою визитку. – Я здесь, чтобы освещать смерть Дэнни Латимера.

– Я с прессой не общаюсь, – отвечает Джек Маршалл.

Карен докручивает свою улыбку до предела.

– Вы держите газетный киоск и при этом не хотите разговаривать с людьми, которые делают то, что вы продаете?

– Я газеты продаю. И не хочу в них попасть.

– Но почему?

От напряжения этой бесконечной улыбки у нее уже начинают болеть щеки.

– Не приставайте ко мне.

– Я просто пытаюсь выяснить все насчет Дэнни. Он ведь разносил по домам ваши газеты, так?

– Вы по-хорошему уйдете или мне позвонить в полицию? Я вел себя с вами обходительно.

Она все равно оставляет ему свою визитку.

– Вдруг вы передумаете…

Как и предвидела Карен, ее карточка тут же отправляется в мусорную корзину. Уже на выходе она слышит, как Джек Маршалл называет ее паразитом. Впрочем, она слыхала в свой адрес вещи и похуже.

На улице у нее звонит телефон. Это с работы, седьмой вызов со вчерашнего дня. Этот она тоже пропускает и удаляет последующее сообщение на голосовой почте. Что они могут сделать? Технически они не могут отстранить ее от этого сюжета, учитывая, что она поехала сюда без их разрешения. Еще денек, и Лен Данверс будет умолять ее по телефону дать ему к сроку материал на двойной разворот.

Она еще проявится. У нее это всегда получалось.

Британское лето оправдывает свою репутацию: мягкий легкий дождик превращается в проливной дождь. На сержанте Миллер ярко-оранжевый плащ, а в руках зонтик. Харди уже промок, хотя ноги в новых ботинках, которые ему принесла Миллер, остаются совершенно сухими. Она постоянно смотрит под ноги на лужи и украдкой самодовольно усмехается.

Здесь, на парковке для трейлеров у подножия скалы, несмотря на дождь, упорно продолжают оставаться несколько семей, хотя родители детей на улицу не выпускают.

Они подходят к убогому домику на колесах, где живет Сьюзен Райт. Улыбка не сходит с губ Миллер, словно приклеенная, даже когда Сьюзен вместо приветствия упрекает их, что они разбудили ее собаку.

– Вы его еще не поймали? – говорит она Харди. – Дети здесь не чувствуют себя в безопасности.

По крайней мере, с ней не нужно терять времени на всякие любезности.

– Марк Латимер чинил прорыв трубы в хижине на Брайар-Клифф несколько недель назад? Он говорил, что брал у вас ключи.

– Нет. У нас наверху никогда трубу не прорывало.

Харди чувствует, как Миллер рядом с ним напрягается, и ощущает новую волну раздражения по поводу ее отказа серьезно рассматривать Латимера как возможного подозреваемого. Что ж, чем раньше придут результаты анализа крови с его лодки, тем лучше.

– Когда вы там в последний раз убирали?

– Десять дней назад. С тех пор там никого не было.

– У кого еще есть ключи? Мы рассматриваем этот домик как вероятное место совершения преступления.

Она странно смотрит на них – с таким видом, будто подозреваемыми являются они.

– Только у меня и у хозяев. Вот и все.

– Ладно. – Харди захлопывает свой блокнот. – Мы пришлем кого-нибудь, чтобы снять ваши отпечатки пальцев.

Она даже глазом не моргнула.

– У вас все?

Дверь захлопывается, прежде чем они успевают что-то ответить.

Перед тем как возвращаться к Марку, им нужно нанести еще один визит. Миллер выкладывает ему полную информацию уже в машине:

– Найдж переехал жить к матери, Фэй, несколько лет назад, когда умер его отец. Они с ней всегда были очень близки. На Марка он работает уже примерно года три. Марк сам обучал его. Найдж ездит на фургоне. И держит его припаркованным у своего дома.

Район Мид-Вью находится всего в паре кварталов от Спринг-Клоуз, но масштаб тут другой: бунгало низко припадают к земле, а в тупиках не хватает места, чтобы выдержать пропорцию между домом и местом для машины перед ним. Фургон Найджа стоит на подъездной дорожке, которая для него коротковата.

Миллер исчезает, чтобы побеседовать с Фэй, тогда как Харди остается разговаривать с Найджем перед домом.

Парень явно нервничает, и его бритая голова блестит от пота.

– Да, я почти всю ночь был с Марком, – говорит он. – Мы встретились с ним, покатались, перекусили немного.

Он издает какое-то странное хихиканье: этот несчастный малый выставляет Марка законченным лжецом.

– Часто вы с ним куда-то ходите?

– Время о времени.

– Где вы с ним встретились в тот вечер?

– На парковке возле Брайар-Клифф, – заученно отвечает Найдж, едва Харди успел закончить фразу. – Там очень удобно.

Харди не находит ничего удобного на темной и грязной парковке, да еще и хрен знает где.

– Когда вы попали домой?

– В час где-то. Не знаю.

– А что вы делали до часу?

– Выпивали, трепались, ели…

Найдж выглядит несчастным.

– Где вы ели?

– В пабе в Вейле. «Фокс».

– Что вы ели?

Глаза Найджа устремляются вверх, как будто он мысленно перебирает меню этого паба.

– Чипсы… и пирог, пирог с мясом.

– А много заведений работают до часу ночи?

– В «Фоксе» мы досидели до закрытия.

– Значит, они вас вспомнят, когда мы их об этом спросим.

Из дома выскакивает Миллер.

– Найджел, может, хватит уже вешать нам лапшу на уши? Твоя мать сказала, что до полдесятого ты был с ней. Что последние заказы выполнял за углом. Причем без Марка.

Солнечные лучи перерезают комнату для допросов пополам – ровно полдень. На мигающем CD-плеере лежит стопка компакт-дисков. Марк Латимер рассматривает свои колени, в то время как Харди рассказывает ему, как все было.

– С момента нашей последней встречи мы кое-что проверили. Номер один: женщина, у которой хранятся ключи от хижины на Брайар-Клифф, не помнит, чтобы вы чинили там прорыв трубы.

– Что? Да это чушь какая-то! Я сам брал у нее ключи. Она живет в трейлере. У нее еще собака.

– Она говорит – нет.

– Тогда она врет.

Марк беспомощно смотрит на Миллер, как будто она должна его выручать.

– Номер два, и это уже серьезно: ваше алиби – полный бред. Приятель ваш, Найдж, врать не умеет. И давайте все-таки уважать умственные способности друг друга. Убит ваш сын, поэтому я в недоумении, зачем вам уводить нас по ложному следу. Пункт три: мы осмотрели вашу лодку. И на ней обнаружены пятна крови. – Он фыркает, нарушая внезапно повисшую тишину. – Так чья это кровь в вашей лодке, Марк?

– Дэна. – Он встречается взглядом с Харди, не пытаясь оправдываться. – Мы брали ее в позапрошлый уик-энд, когда стояла жара. Мы с Дэном и Хлоей рыбачили в миле от берега. Поймали трех хороших окуней, привезли их и поджарили на барбекю. Дэнни валял дурака и порезал ступню леской. Порезал прилично. Скакал по всей лодке и орал. Хлоя была там, спросите ее.

– Мы спросим.

Голос Миллер звучит скорее успокаивающе, чем угрожающе.

– Почему вы врали нам насчет того, где были в четверг вечером? – спрашивает Харди. – Мы не можем исключать вас из списка подозреваемых, пока не будем знать, где вы были на самом деле.

– Как то, что я торчу здесь, может помочь поймать убийцу Дэнни? Все накручивается одно на другое, но это не имеет никакого отношения к делу.

Он с досадой бьет кулаком по столу.

– Теперь уже все имеет значение, – говорит Харди. – Кто что делал, кто где был. Все взаимосвязано, и все содействует расследованию. Если мы не узнаем правду, мы не сможем найти того, кто убил Дэнни. А все начинается с вас.

Он складывает руки на груди и откидывается на спинку стула.

От негодования голос Марка взвивается:

– Я рассказал вам про хижину, вы мне не верите, а я не вру!

– Марк, – мягко говорит Харди. – У вас умер сын, и на вашем месте я бы все рассказал полиции. Просто должен был бы это сделать. Почему вы попросили Найджела обеспечить вам фальшивое алиби?

Марк вздергивает подбородок.

– Все, что я говорю, перекручивается! Я не могу четко думать.

– Марк Латимер, я арестовываю вас за препятствование ведению следствия по делу об убийстве.

– Сэр, нет, постойте, неужели нам действительно нужно… – начинает Миллер.

– Довольно! – рявкает Харди, и она умолкает на полуслове. – Вы не обязаны говорить ничего такого, что может повредить вашей защите в суде…

– Так ты этим здесь занимаешься, Элл? – спрашивает Марк.

– Не заставляй нас задерживать тебя, – просит она его. – Расскажи нам правду.

– Миллер, заберите его личные вещи!

Двое полицейских уводят его в камеру.

Харди остается в комнате для допросов наедине с Миллер. Он вынимает диск из плеера и подписывает его.

– Вы и теперь считаете, что он невиновен? – спрашивает он.

Неужели она по-прежнему может все отрицать?

– Он в шоке, – вяло говорит Миллер.

– Погиб его сын. Почему он не говорит правды о том, где был?

Он ждет возражений, но она просто не может ему ответить. Харди наслаждается моментом. Возможно, его следствие и продвигается медленно, но зато впервые появился проблеск надежды, что из детектива-сержанта Миллер может получиться сто́ящий, хороший коп.

19

После бесполезного визита к Джеку Маршаллу Карен, отправляясь к Найджу Картеру, принимает решение прихватить с собой Олли. Это оказывается толковым ходом: их принимают тепло.

– Олли, все в порядке?

Найдж прерывает погрузку инструментов в фургон – он, должно быть, уже из сил выбился, отрабатывая все заказы Марка, – чтобы пожать Карен руку, улыбаясь сладкой и немного глуповатой улыбкой. Он напоминает ей щенка немецкой овчарки: занимает слишком много пространства, все время старается угодить, не особо сообразительный.

– Черт, – говорит он, – никогда еще не было столько клиентов в один день.

– А кто еще приходил? – спрашивает она.

– Никто, – отвечает он, внезапно настораживаясь.

Он теперь уже внимательно оглядывает Карен с ног до головы. Она неожиданно начинает стесняться своей официальной рабочей одежды – возможно, ей следовало бы одеться неформально, снять этот сшитый на заказ жакет и нацепить на себя какую-нибудь курточку с капюшоном или еще что-то в этом роде.

– Не думаю, что мне нужно общаться с газетчиками.

– Да с ней все в порядке, – вступается Олли.

– Я тут как наставник молодежи, – говорит Карен и при этой мысли украдкой улыбается.

– Хорошо, – говорит Найдж. – Только давайте быстро.

Начинает она с лести:

– Все в городе говорят, что на вас всегда можно положиться. Что вы не шкурники какие-нибудь.

– Будь так, мы бы быстро лишились всех клиентов, – улыбается Найдж. – Если мы что-то сказали, то делаем и не берем с людей лишнего. Это все благодаря Марку.

– А у них дружная семья?

– О да, – усмехается он. – Всегда куда-то отправляются все вместе. Бэт не любит сидеть дома, вот и таскает их по холмам, нравится это Марку или нет!

– Брак – это всегда компромисс, – замечает Карен, мысленно благодаря судьбу, что не замужем.

– Ну да, ничто не совершенно, – говорит Найдж, но потом соображает, как его фраза прозвучала в этом контексте, и усмешка его пропадает.

– И вы, разумеется, хорошо знали Дэнни.

Найдж отвечает не сразу.

– Он иногда ездил с нами на каникулах. Ему это нравилось, клиентам – тоже, нам было весело, и мы всегда много смеялись. Совсем как когда я сидел с ним маленьким. Когда моя смена заканчивалась, мы просто сидели вместе и болтали. – В печальной задумчивости он мотает головой. – Ходишь целый день, а потом вдруг вспоминаешь, что его больше нет… Послушайте, мне уже пора бежать. Эй, Олли, как там дела у твоей матушки?

Щеки Олли краснеют – совсем как утром.

– Хм, ну, с ней все хорошо, – мямлит он.

Ясно, что ему очень не хочется об этом говорить, но Найдж – парень толстокожий.

– Все уладили?

– В основном, – отвечает Олли, глядя себе под ноги с таким видом, будто готов сквозь землю провалиться.

Бэт уже выдраила дом снизу доверху, а Марк все еще не вернулся. Переделав всю домашнюю работу и не в состоянии больше ни секунды смотреть дневное телевидение, она набрасывает плащ и выходит на улицу, игнорируя вопросы Хлои, куда она идет, и предложение Лиз пойти вместе с ней.

Внутри она кипит, вновь и вновь перебирая тот вечер накануне убийства Дэнни и жалея, что не проснулась, когда пришел Марк, – просто чтобы полиция наконец отцепилась от них. Она видит, что они делают: они стараются вбить между ними клин. Это не только бессмысленно, но еще и жестоко. Ей бы хотелось чувствовать, что полиция на их стороне.

Гулять приятно. Она срезает путь и идет напрямую через спортивную площадку: по обе стороны от тропинки шуршит высокая трава. Навстречу ей идет коренастый мужчина примерно ее возраста, на нем стеганая жилетка и очки в золотистой оправе. Когда они подходят ближе друг к другу, Бэт замечает, что он смотрит на нее так же, как люди в супермаркете: в его взгляде чувствуется и сочувствие, и какой-то вуайеризм[11]11
  Вуайеризм – психическое отклонение; проявляется в подсматривании за раздевающимися или обнаженными людьми, эротическими сценами для достижения полового возбуждения.


[Закрыть]. Но, в отличие от них, он ведет себя спокойно и даже робко улыбается ей. Благодарность Бэт за такое признание, этот крошечный знак уважения, сменяется неловкостью, поскольку он продолжает глазеть на нее. Она спешит дальше в город и, даже не оборачиваясь, чувствует, что он продолжает следить за ней.

Бэт идти всего с полмили до офиса туристического агентства, где она раньше работала. Где она и до сих пор, по идее, работает. До нее вдруг доходит, что она не перезвонила на работу, что ее не будет, и теперь гадает, кто делал все за нее, кто выполнял заказы. Машина ее жизни продолжает по инерции катиться без каких-то усилий с ее стороны и без ее согласия.

Туристическое информационное агентство делит помещение и парадную дверь с редакцией «Эха Бродчёрча». Бэт ничего не знала о книге для соболезнований, которую они организовали, поэтому просто в шоке, когда у входа ее встречает Дэнни – увеличенная фотография с прошлогоднего Дня спорта. От этого она едва не теряет самообладание, но все равно заходит внутрь.

Когда она входит, все разговоры разом прекращаются: слышен лишь шум компьютеров и шелест работающего в дальнем углу ксерокса. Ее коллеги сидят в ошарашенном молчании, в то время как она садится за свой стол и с шумом ставит на него сумку.

– Привет, – говорит она. – Помочь кому-нибудь? Нет? Может, доставить рекламные проспекты на стеллажи?

Жанет судорожно сглатывает, глядя на нее как на ненормальную. А Бэт и чувствует себя ненормальной. Эффект, противоположный тому, ради чего она сюда шла.

Рядом с ней возникает Мэгги Радклифф.

– Дорогая, что ты делаешь? – спрашивает она. – Тебе не нужно здесь находиться. У тебя случилось такое горе…

– Я хочу быть полезной, – возражает Бэт.

– Позволь, я отвезу тебя обратно домой, – говорит Мэгги.

– Не хочу я домой! – Горячность, с какой это сказано, озадачивает всех, кроме нее самой. – Я только что пришла оттуда. Не могу я больше сидеть в этом доме.

– Ох, детка… – говорит Мэгги. – У меня просто сердце разрывается, глядя на тебя.

– Не нужны мне ничьи разбитые сердца! – заявляет Бэт.

Она отрывается от Мэгги и через пожарный выход направляется на боковую аллею. Кто-то идет за ней. Она не оборачивается, чтобы выяснить, кто это. Еще одно прикосновение чьей-то нежной руки – и она эту руку откусит. Щеки ее горят, она проходит всю Хай-стрит и продолжает идти дальше, пока не добирается до одинокой скамейки на холме над городом.

Здесь она наконец переводит дыхание. То, что она ушла из дома, ничего не решает. Дэнни и его потеря следуют за ней, куда бы она ни шла. Если уж на то пошло, то здесь, наверху, даже еще хуже. Куда ни посмотришь – везде небезопасно. Слева находится пляж, где его нашли. Прямо перед ней море, где он плавал под парусом и рыбачил. Справа расположен холм, где они вместе запускали воздушных змеев. Позади нее – их город, школа и дом. Горе – как занозы, глубоко впившиеся в кончики всех пальцев: к чему ни прикоснешься, все мучительно больно.

– Не возражаете, если я присяду рядом с вами? – говорит чей-то голос.

Это тот мужчина, которого она чуть раньше встретила на спортивной площадке. Так значит, он все время шел за ней? Бэт вздрагивает, а потом вдруг понимает, что на самом деле ей все равно. Что такого он может сделать ей, чтобы это было еще хуже того, что уже случилось? Она пожимает плечами, и он аккуратно опускается на другой край скамейки.

– Люблю этот вид, – говорит он.

Бэт ждет продолжения. Один, два, три…

– Простите, если это покажется вам невежливым, но я знаю, кто вы такая. Мне трудно представить, каково вам сейчас. Но вы преодолеете все это.

– Выходит, это вы тоже знаете, так?

Когда она мотает головой, он сочувственно склоняет голову набок и смотрит на нее. Как будто передразнивает, повторяя язык ее жестов.

– Только не поймите меня неправильно, однако у меня есть послание для вас. От Дэнни.

Это самая жестокая вещь, которую ей кто-либо когда-либо говорил. Но хуже всего, что при этом он имеет наглость продолжать смотреть ей в глаза.

– Да как вы смеете! – возмущается Бэт. – Прекратите говорить со мной! И немедленно оставьте меня в покое!

– Я вовсе не пытаюсь вас расстроить. Я просто должен сказать вам это. Прошу вас!

Эти слова гонят Бэт в спину, обратно в дом, в котором ей невыносимо находиться.