Текст книги "Сиреневая весна"

7

Шерли подняла глаза на Грету:

– Ну и на кого я стала похожа?

– На улитку в засушливое лето.

– Правда?

– Еще какая правда! Ты такая же несчастная и еле ползаешь.

Шерли надолго задумалась. Грета, хотя и любила выражаться резко, никогда не врала. И в своей резкости всегда попадала в точку.

– Что, правда так все плохо?

– Если честно – очень! – Грета закурила и откинулась на спинку кресла, чтобы получше рассмотреть подругу. – Хочешь мое мнение?

– Я за этим тебя и позвала.

– Ты стала похожа на размазню! И уже два года, между прочим. Не зря тебя дразнили Русалкой!

Шерли зашипела:

– Грета, ты знаешь, как я это не люблю! Все уже давно забыли, а ты все никак не можешь успокоиться! Может, тебе до сих пор досадно, что я отбила у тебя Антуана?

– Ой, да надо было! – Грета нервно вскочила с кресла, в котором только что удобно устраивалась. – Я уже и позабыла, что сама вас познакомила.

– Просто у тебя странная, неадекватная реакция на эту историю. Что бы я ни сделала, я тебя сильно раздражаю.

– Ты ошибаешься. Просто ты стала – ни рыба ни мясо. Поэтому я и вспомнила про Русалку.

– То есть?

– Шерли, посмотри на себя: где твой задор? Где твои ямочки на щеках?

– Они иногда бывают.

– Где твоя привычка сражать всех мужчин наповал?

– Она иногда тоже проявляется.

– …И заставлять их бегать за собой табунами!!! Что с тобой сделал этот паршивый очкарик?

– Он уже не очкарик.

– Не перебивай! Ты позвала меня сюда, чтобы услышать правду, вот и терпи! Итак, этот паршивый очкарик, этот герой-любовник, который запутался в собственном вранье, сейчас, кстати, крутит роман со своей секретаршей.

– А как же Натали?! – ахнула Шерли, непроизвольно загоревшись интересом.

– А что Натали? Она же, можно сказать, муза. Она доступна для него только в мечтах.

– Ага! Я видела на прошлой неделе, как он тискал и целовал эту музу прямо на крыльце своей конторы. При всех.

– Да ты что! – Грета была сильно озадачена. То ли поведением Антуана, то ли своей неосведомленностью.

– Кстати, откуда тебе известно про секретаршу?

– Она – моя соседка, – мрачно ответила Грета. – Я уже несколько раз видела, как он ее провожает, потом заводит в гости на пару часиков, потом…

– Хватит!

– Шерли, а что ты так переживаешь? Ты ведь сама сказала, что у тебя есть Даллас.

– Думаешь, это легко забыть? И мне неприятно, что он так себя ведет… Вел…

– Ведет. Потому что Мария появилась только в конце марта. Кажется, ты как раз его бросила.

– Ему просто не с кем стало спать!

– Вот об этом я тебе и говорю. Натали – недоступна для него. Ну а поцеловаться при всех… Почему бы и нет? Может быть, он что-нибудь кому-нибудь доказывал.

Шерли задумалась. А вдруг Антуан и правда знал, что она может все увидеть, и устроил эту сцену с поцелуем именно для нее, Шерли? Ведь его темпераментное поведение и безумная драка у «Безумного чаепития» – не что иное, как выражение ревности.

Интересная мысль! А что, если Антуан все последнее время лишь изображал…

– Ты меня слышишь, дорогая? О чем ты грезишь: о Далласе, я надеюсь?

– Да, – соврала она.

– Ну так вот: вытряхивай себя из этого пленительного образа серой мыши и начинай жить, как раньше.

– Как раньше?

– До порабощения.

– Я сейчас действительно думаю о другом мужчине, если хочешь знать!

– Да никакой другой мужчина не посмотрит в твою сторону, пока ты будешь улиткой, которую только что засушил и выкинул Антуан.

– Посмотрит. И уже посмотрел!

– Ну и что? Посмотрел и бросил?

Шерли сокрушенно молчала. Возразить было нечего. Даллас сейчас в Нью-Йорке, рядом со своей невестой. А ей он даже ни разу не позвонил, чтобы сообщить, насколько задерживается. Это некрасиво и невежливо… хотя бы по отношению к интерьерам ресторанов…

– Ты забыла себя настоящую: веселую, взбалмошную, сильную, уверенную в себе! Что с тобой произошло, Шерли? Любовь к Антуану не только сломала тебя, но еще и ослепила. Ты перестала видеть очевидные вещи.

– Антуан не виноват.

– Вот и славненько! – Грета поднялась с кресла. – Знаешь, в моей мастерской занимаются двенадцатилетние дети, почти подростки. Я учу их не только рисовать, но и видеть жизнь. И я готова помочь любому из них разобраться в этой жизни! Я помогу любому, кто меня попросит, но только в том случае, если я пойму, что человек готов что-то делать сам! А ты, милая моя, страшно мучаешься, но при этом ждешь, что все решится само и сделается чужими руками. Нет уж! Дудки!

– Грета, подожди. Ты меня недооцениваешь.

Подруга презрительно остановилась:

– Вот опять, посмотри на себя! «Ты меня недооцениваешь!». Что ты ноешь, что ты все время ноешь?!! Да прежняя Шерли вытолкала бы меня за дверь после такого заявления! Поздравляю: у тебя еще и самолюбия не осталось ни капли!

– Грета!

– Но вот что я тебе скажу на прощание. – Она не на шутку распалилась. – Ты хоть и считаешь своими любимыми подругами Синди и Мишель, а вовсе не меня, но я тебе все равно скажу!

Шерли слушала ее чуть ли не с ужасом. Все знали, что Грета резка на высказывания, но такого еще никто не видел.

– Ты стала скучной! Мне с тобой не хочется общаться! И многим из нашей компании тоже. Мне просто противно смотреть на тебя! И сейчас я с тобой разговариваю только из жалости! А теперь можешь спустить меня с лестницы.

Настроение Шерли переменилось за одну секунду:

– А между прочим – я и спущу!!!

Когда Грета убежала, получив вслед несколько неприятных слов, а Шерли, тяжело дыша, вернулась с лестничной площадки в комнату, она еще целый час не могла взять себя в руки. Так с ней еще никогда не разговаривали!

Гнев, обида, презрение к себе, ненависть к Антуану переполняли ее настолько, что Шерли вдруг испугалась: а не лопнет ли ее голова от напряжения? Да разве можно так разговаривать с человеком? А ведь Грета еще хочет быть ее лучшей подругой! Шерли встала перед большим зеркалом. Перед этим зеркалом четыре дня назад она грезила о Далласе и считала себя самой красивой и самой желанной на свете. А сейчас? Шерли прошлась по комнате, сжимая и разжимая кулаки.

На нее противно смотреть?.. Она ничего не хочет делать сама?.. Она похожа на размазню?.. Она – ни рыба ни мясо? И что-то еще… А! Вот. Грета сказала: «Что ты все время ноешь?». Ну это уже слишком! Нытиком она никогда не была! Но почему же тогда…

Шерли сильно встряхнула головой, издав при этом рычание, словно собака, которая только что вылезла из воды. Господи, и правда: неужели это существо с опустошенным, измученным взглядом – она, Шерли? Одна из главных красавиц курса, оптимизму и боевому духу которой завидовали многие из друзей? Шерли, в глазах которой никогда даже не было намека на покорность и смирение?

– Ужас какой-то! – вырвалось у нее.

А может, Грета права?

Чтобы разрешить это противоречие, Шерли ринулась к полкам с фотоальбомами. Тут, у мамы, хранились все ее снимки, с самого рождения, и сюда же она перевезла несколько фотографий, сделанных в «Антуановский период».

Умная Грета знала, как нужно вести психологическую атаку. Не зря ей еще со школы прочили быть хорошим психологом, а вовсе не художником-декоратором. Зато теперь у нее – мастерская и много взрослых детей, которых она учит жизни… Все правильно.

Шерли обложилась альбомами со всех сторон. Совсем детские она смотреть не стала, а вот с университетских времен можно как раз и начать. Странно: на прежних фото она почти везде улыбается, лицо красивое, словно его специально готовили к съемкам. Шерли всегда отличалась фотогеничностью.

А вот фотографии, сделанные за последние два года. Тоже неплохое и даже красивое лицо. Да, красивое. Только улыбок меньше, чаще попадаются серьезные или «грустные» фотографии. И что-то еще очень сильно отличает их. Шерли не сразу поняла, а когда обнаружила, то схватилась ладонями за лицо. Взгляд! Ее взгляд стал другим.

Раньше она смотрела уверенно и смело. А теперь ее глаза – беспомощные, как у Антуана после операции, словно говорили: «не обижайте меня, ну пожалуйста»! И еще они стали какие-то… какие-то серые, невзрачные, НИКАКИЕ.

Она еще раз заглянула в зеркало, удостоверилась: все сходится! То, что изображено на последних фотографиях, целиком и полностью соответствует тому, что можно увидеть в зеркале.

Шерли сидела, онемев. Попадание Греты было стопроцентным. Если учесть, что глаза – зеркало души, можно себе представить, что творится в ее душе. Впрочем, зачем же представлять? Она и так знает, что там творится: смятение, страх, неуверенность и желание куда-нибудь спрятаться…

Но почему тогда Даллас ею заинтересовался? Просто искал подружку на месяц-другой, с которой можно будет заниматься любовью, пока прораб будет заниматься ресторанами? Вполне возможно. А тут двойное везение: она оказалась художницей, которую можно очаровать, чтобы интерьер и занятия любовью получились более качественными! Ведь творческий человек во время работы над очередным шедевром должен быть слегка влюблен…

Но все же что-то мешало ей окончательно увериться в том, что Далласом движет лишь холодный расчет и зов плоти. Почему-то ей казалось, что он тоже слегка, ну, может быть, самую малость очарован ею…

Глянув в зеркало, Шерли застыла с изумленным выражением лица. Собственно, изумление появилось на нем именно благодаря выражению. Она даже провела ладонью по щеке, проверяя, не обозналась ли? Именно сейчас, когда ее мысли унеслись вслед за новым любовником (нет, пока еще не любовником! – поправила она себя), лицо стало прежним. Как «до порабощения». И глаза – тоже!

Это что же получается? С Антуаном ее лицо – такое. А с Далласом и со всеми остальными – такое? Шерли откровенно корчила рожи, глядя в зеркало.

– Интересно… Так-так-так! – проговорила она тоном республиканского судьи, села на диван и еще раз высокомерно изучила снимки, сделанные Антуаном.

– Н-да. Будем над собой работать. Но без Далласа нам явно не справиться!

Он вернулся через неделю, странный и молчаливый. Избегал смотреть в глаза Шерли и больше не вспоминал ни о поцелуе, ни о своих планах провести с ней вечер. Шерли все истолковала правильно: трудно сразу перепрыгивать из одних объятий в другие. Нужно хотя бы некоторое время, чтобы привыкнуть.

Нет никаких сомнений, что, пробыв десять дней рядом с невестой, Даллас хотя бы раз переспал с ней. А может, и не раз! А может, его отцу быстро стало легче, а из Нью-Йорка Даллас не мог улететь потому, что его не отпускала любимая женщина! Может быть, они каждую ночь… Может быть, они… Интересно, с ней он такой же нежный… Или, может быть, он грубый и страстный? Интересно, что он ей шепчет, что он с ней делает?..

Шерли поймала себя на том, что стоит посередине плиточного магазина и краснеет. Продавец давно ждал ее с каталогом в руках, а Шерли по большому счету было все равно, каким цветом выкладывать полы в холле ресторана «Поросенок и перец».

Вечером того же дня Даллас наконец-то снизошел до нее и участливо спросил, как она поживала все это время, пока его не было в Чикаго.

– Отлично! – отрезала Шерли и, капризно взмахнув кудрями, отвернулась.

Она ждала, что Даллас еще что-нибудь спросит, расскажет о себе, однако он вполне удовлетворился ответом и уехал, оставив Шерли в полном недоумении.

Может, он невесту с собой привез?

Вечером, когда Шерли сидела на диванчике, уныло обнимая меховую подушку с мордой медведя, зазвонил телефон. Несколько сигналов она по привычке пропустила, ожидая, что мама на кухне возьмет трубку. Потом вспомнила, что мама уехала в рейс (у нее была романтическая работа – проводница поездов дальнего следования, и только это обстоятельство позволяло двум взрослым женщинам терпеть друг друга в одном доме) и появится только через две недели. За такой срок телефон уже перестанет звонить… Шерли нехотя встала и направилась к аппарату в гостиной.

Нет, чудес не бывает: звонила Мишель:

– Слушай, Шерли! Я новую книжку пишу! Про вас с Антуаном.

– Удачи.

– Ну, подруга! Немного повеселей можно? Что-то ты совсем стала…

– Знаю, знаю. Дохлая улитка в засушливое лето. Что-то в этом духе.

– Дохлая улитка?

– Вы же все меня так называете. За моей спиной.

– Ты на что-то обиделась?

– Оставьте меня в покое!.. Можешь написать еще и про Далласа! Как они оба меня бросили! Пока, Мишель.

Шерли с силой нажала на отбой и зашвырнула трубку за диван. Пусть пищит, она больше не будет подходить к телефону! Кстати, после драки Антуан больше не появлялся, хотя прошло уже более десяти дней! Странно, может, это ее карма? Сначала двое мужчин дерутся из-за нее, а потом разбегаются… и оба бросают…

Она уткнулась носом в медведя и вдруг отчаянно зарыдала. Она рыдала так же искренне и громко, как в тот вечер, когда увидела Антуана с Натали. Оказывается, все подружки смеются над ней, ее историю используют, как материал для любовных романов! Оказывается, им всем скучно с ней, и терпят ее только из жалости! И Даллас – тоже. Как стыдно, как некрасиво! И как, наверное, жалко выглядит она!

А что Даллас? Если вдуматься (на этой мысли она удивленно отняла зареванное лицо от медведя и уставилась в стену), Даллас впоследствии легко может занять место Антуана. Таким идолом может стать каждый, абсолютно каждый мужчина! И это будет происходить снова и снова, сколько бы народу она ни поменяла…

– Ужас какой-то! – Шерли раскрыла глаза широко-широко. – Это значит, я сама?!! Сама себя поработила?

Она встала, прошлась по комнате и снова с размаху уселась на диван, обняла медведя и долго-долго сидела, сжавшись в комочек. Сильная внутренняя борьба происходила в ее душе. Шерли вспоминала, думала, обижалась и прощала, открывала себе глаза на многое. Очень многое, что произошло за последние два года.

На часах было шесть утра, когда она наконец очнулась и пошла заваривать себе кофе. Решение было принято. Она не позволит больше так с собой обращаться! Ни Далласу, ни подругам, ни кому-то другому!

Она – гордая, независимая, сильная женщина. Она красива и умна. Она хорошо рисует. Не Ван Гог, конечно, но тоже неплохо. Она умеет нравиться окружающим, а не вызывать у них жалость и презрение! Раньше умела. За два года навыки не могли растеряться совсем, значит, и сейчас умеет! Она соберет всю волю в кулак и покажет им всем! Ох, как покажет! Они пожалеют, что смеялись над ней!

А Даллас… Далласа можно будет использовать в качестве тренировочного материала для становления собственной личности. Это Грета так любила выражаться (ох, надо было ей все-таки идти в психологи!). Да-да. Он использует ее, чтобы не скучать без невесты, а она будет использовать его для укрепления характера! Вот прямо сегодня и начнет. Раньше ей без труда удавалось заставить мужчину плясать под свою дудку.

– Подудим! Ой, подудим! – вырвалось у нее с восторгом, она поперхнулась кофе и закашлялась.

Увидев ее на работе в половине девятого, мистер Белли потрогал лоб сначала у себя, потом у нее, потом выглянул за жалюзи на улицу, потом осмотрел кабинет… и все-таки не выдержал:

– Что стряслось?

– Ничего. Я всю ночь не спала.

– А! Интересный метод не опаздывать на работу. Весьма интересный. Надо его экономистам подсказать. А то они собираются только к десяти. Ну молодец, молодец.

– Знаю, что молодец!

Мистер Белли нахмурился:

– Что-то ты сегодня странная.

– Мистер Белли, у меня много работы. Потрудитесь не мешать!

– О-хо-хо! Какие мы стали строгие! – сказал он заносчиво, но послушно вышел из кабинета.

Она сама набрала номер Далласа и, поулыбавшись немного перед зеркалом, чтобы размять губы и придать лицу подходящее выражение (все-таки для телефонного разговора это тоже важно), приготовилась к бою.

– Да? – Голос его был очень сонный. – Шерли, это ты?

– Я, – звонко ответила она. – Ты все еще спишь?

– Никак не могу перестроиться. В Йорке все время по ночам дежурил в больнице, а днем спал. – Он зевнул.

– Все время?

– Да. Но все-таки пришлось уехать, здешние дела не терпят.

– А… как отец?

– Он пока в тяжелом состоянии. Я нанял ему сиделку. С ним Луиза.

– Это твоя невеста?

– Да. Она… она ему… как дочь.

– Понимаю. Даллас, я звоню по делу.

– По делу?

– Да. У меня вопрос. Ты и дальше намерен от меня бегать, или мы все-таки сядем и посмотрим эскизы для «Поросенка»?

– Вот черт! Я и забыл про эскизы.

– И то правда. Ты же сюда вовсе не за этим приехал.

– Шерли, ты сегодня колючая.

– Я еще и укусить могу.

– А знаешь, так мне даже больше нравится! По крайней мере, ты стала веселей.

– Я и тебе гарантирую веселье.

– Эскизы смешные?

– Еще какие!

– Ну хорошо. Ты меня уже заинтриговала. Встретимся, как всегда.

– Неужели мне можно рассчитывать, что ты снова заедешь за мной на работу?

– Конечно заеду. И еще, Шерли… – Даллас замолчал.

– Что?

– Я по тебе скучал. Но не мог… В общем, сегодня вечером нам нужно будет серьезно поговорить.

– А это тоже будет смешно? – леденея, спросила она.

– Надеюсь, что мы поймем друг друга… Какая-то ты другая сегодня. У тебя ничего не произошло?

– Все может быть.

– И голос другой. Я правда соскучился, Шерли. Я заеду в обед.

Вечерний парк (о, сколько раз она проходила по этим дорожкам, спеша на работу!) был загадочен и молчалив. Даже утки, прилетевшие недавно на огромный пруд, не устраивали сегодня свою обычную громкую возню.

Шерли уже два часа гуляла под руку с Далласом, ее немного шатало после бессонной ночи и насыщенного трудового дня, но голова сохраняла ясность. Как будто в последнюю ночь она включила в себе какие-то неведомые механизмы, которые не давали расслабиться и направляли ее, словно стрелки на железной дороге…

Шерли ждала, когда Даллас перейдет к главной теме, из-за которой они сегодня встретились, но он молчал, словно чего-то боялся. Она начала терять терпение:

– Давай сядем куда-нибудь, я устала.

– Да, конечно.

– Или выйдем в город, где не так темно и сыро.

– Да-да.

– А почему мы не пошли в ресторан?

– Что?.. А. Я хотел поговорить на воздухе и без посторонних. – Он вытер пот со лба.

Ого! – подумала Шерли. Или он сейчас объявит, что им лучше расстаться (впрочем, они еще и не начали встречаться!), либо сделает предложение. Она вся вытянулась, приосанилась и приготовилась услышать первое.

– Шерли, дело в том… Дело в том… Я не хочу ограничивать наши отношения легким флиртом! – бухнул он и закурил.

Она курила мало и в редких случаях, но сейчас ее тоже потянуло взять сигарету и почувствовать во рту успокаивающий вкус табака.

– Сначала я хотел…

– Хотел?

– Нет. Сначала я хотел просто… ну… закрутить легкий романчик. Все так удачно складывалось: ты расстаешься со своим женихом, я… я…

– Тоже расстаешься с невестой? – с издевкой в голосе спросила она.

– Ну зачем ты так?

– Действительно: зачем я так? Ай-ай, как нехорошо! Разве можешь ТЫ расставаться с невестой! Это только я могу…

Он вдруг взял ее лицо в обе ладони и внимательно посмотрел в глаза. От неожиданности у Шерли пропал дар речи.

– Ревнуешь?

– Еще чего!

– Ревнуешь, – ответил он со странной нежностью в голосе, отпуская ее. – Шерли, а знаешь, о чем я хотел попросить тебя в тот вечер, когда мы не смогли встретиться, потому что я улетел в Нью-Йорк?

– Стать твоей любовницей в Чикаго?

Он вздохнул:

– Я же вижу, что ты не из таких девушек, кто соглашается на вторую роль.

– О. – Шерли была искренне удивлена. Именно так она о себе и хотела сейчас заявить. Откуда же он это знает?

– Я собирался попросить тебя об одном одолжении… Не говори ничего… Ты все равно не догадаешься! В общем… Как бы это сказать…

– Никогда бы не поверила, что такой мужчина, как ты, будет стоять и робеть перед девушкой. Говори, как есть.

– Впрочем, об этом пока рано.

– И правда.

– Не смейся… Шерли, я запутался в отношениях. С тобой и с Луизой.

– А у нас с тобой нет никаких отношений! Кроме рабочих!

– Неправда. Просто у нас нет… Просто мы пока… Мы еще не провели ночь вместе, а отношения есть.

– Мы провели ночь вместе! Когда я рыдала об Антуане и перепачкала у тебя в номере все подушки.

– Ты же понимаешь, о чем я говорю. Отношения у нас есть. И мне нравится, что они такие… не совсем обычные.

– Что же в них необычного?

– Не знаю. Со стороны, может быть, и ничего. А для меня они – не такие, как все.

– Даллас, я не юная школьница. Зачем ты пытаешься очаровать меня?

– Сам не знаю. Мне было плохо без тебя.

– А без нее?

– К ней я… привык. Но это – совсем другое.

– Приехали! – Шерли решительно достала сигареты и закурила.

– Шерли, я хотел, чтобы ты знала правду. Я должен тебе кое-что объяснить.

– То есть, выражаясь другими словами, ты хочешь романа со мной, но при этом не хочешь бросать невесту. И просишь у меня на это благословения?

– Нет! Я хочу, чтобы мы вместе подумали, как быть.

– Вместе? – Шерли изумилась до крайней степени. – Мы ВМЕСТЕ должны решать твои внутренние противоречия?

– Но это же касается нас обоих. Ты не даешь мне рассказать! Мы…

– Нет. Это касается только тебя. А если ты привлекаешь для обсуждения меня, тогда нужно идти до логического конца и позвать еще Луизу!

– При чем здесь Луиза?

Шерли разъярилась окончательно:

– Может, я ослышалась? Но мне показалось, ты упомянул это имя?

– Но ее здесь нет, и ты мне гораздо ближе.

– Конечно, Йорк – далеко!

– Ты ближе мне в духовном смысле.

– А в физическом – она?

– Да она – вообще…

– Даллас, милый, послушай, что я тебе скажу. Ты всего лишь хочешь, чтобы я совершила выбор за тебя. Ты перекладываешь решение на мои плечи. «Дорогая, я хочу быть с тобой… и с другой тоже. Ты уж как-нибудь разберись, что мне делать, составь расписание, заранее прости и не ревнуй!» Нет. Это вопросы – не ко мне. Я художник. А не психоаналитик. Но, кстати, у меня есть подруга, которая просто создана решать чужие проблемы.

– Психоаналитик? – мрачно спросил Даллас.

– Нет, тоже художник. Но работа с человеческими душами интересует ее гораздо больше, чем с полотнами. Могу дать телефон.

– Шерли, прости меня. Я не хотел показаться тебе таким… таким…

– Сомневающимся?

– Может быть. Но еще раз повторю: я честен с тобой. Да, Луиза была моей подругой с детства. Она – родной и близкий человек…

– Замолчи!

– Прости.

– Неужели ты думаешь, что у меня совсем нет самолюбия? – шепотом спросила она.

– Думаю, что у тебя его больше, чем видят окружающие.

– Вот именно!

– Но я же выслушивал твои жалобы на Антуана.

– Но мы же не целовались перед этим, как сумасшедшие?!!

– Но мы и сейчас не целовались.

– А перед поездкой в Нью-Йорк – целовались! И, между прочим, несмотря на твою разбитую губу, неплохо целовались!

Даллас улыбался, глядя на нее:

– Какая же ты у меня смешная!

– Я не у тебя! И вовсе не смешная! А теперь, Даллас, я пошла домой.

– Подожди, а как же поцеловаться? – Он неожиданно схватил ее за руку и, чуть прокружив вокруг себя, прижал и обнял.

– Эй, ты! Я не собираюсь с тобой… целоваться. – Отступать было некуда. Она серьезно смотрела на него. Настроение было далекое от романтики. – Я действительно хочу домой, а вовсе не кокетничаю с тобой. Я больше суток не спала.

Даллас не слушал ее, он водил взглядом по ее лицу и, не стесняясь, любовался им.

– Здравствуй, Шерли! Мы давно не виделись! – С этими словами он жадно прижался губами к ее губам.

Она реагировала вяло: ее не покидала мысль о том, что Даллас играет с ней, что она – в роли любовницы, а Луиза – в роли жены. Но, против ее воли, тело стало подаваться к нему, губы вторили его губам, руки обнимали его широкие плечи, и вот уже Шерли прижалась к нему вся и почувствовала, как сильно он возбужден.

– Шерли, как я скучал!.. Шерли, девочка моя, как я мечтал об этом!.. Поехали ко мне?..

Это – неплохая мысль, подумала она. Но совершенно не вписывается в концепцию, разработанную накануне. После этой ночи она решительно и навсегда останется всего лишь любовницей из Чикаго. А чего еще тебе надо? – спросил кто-то внутри нее. Ведь он на тебе не женится никогда.

А мне надо, чтобы он за мной бегал и сходил с ума, как все мальчишки до Антуана! – мысленно возразила Шерли. Когда мне удастся этого добиться, я пойму, что воскресла!

Расправив плечи и вздернув подбородок, она не без труда отстранила от себя задыхающегося Далласа, который уже сдергивал с нее шелковый шарф и целовал шею.

Пытаясь унять волнение в голосе, Шерли произнесла:

– Вот что. Никуда мы не едем!.. Убери руки. Я сейчас иду домой. И разговор этот мы продолжим, как только… Я сказала: убери руки!.. Как только ты разберешься со своей дилеммой, с кем все-таки спать: со мной или с Луизой. Пока, Даллас! Не надо! Не надо меня провожать.

Ошеломленный, обиженный и растерянный, он остался стоять на месте. Шерли шагала по пустому темному парку и, чувствуя спиной его взгляд, поклялась себе: так оно и будет! Пока Даллас не начнет бегать за ней вприпрыжку, она не подставит ему и щеки для поцелуя!