Текст книги "Драконы Аргоната"

Глава двадцать пятая

В тысячный раз Релкин поднял глаза к белому прохладному куполу судебного зала, но это не принесло ему успокоения. Шло заседание Высокого Суда города Марнери. Релкин находился на скамье свидетелей и уже два часа отвечал на вопросы представителя обвинения мастера Бушелла.

Показания драконира касались одного из важных эпизодов имевшей место несколько лет назад кампании в Урдхе. Релкин рассказал о том, как с отрядом волонтеров, состоявшим из людей и драконов под началом капитана Холлейна Кесептона, отправился в Дзу, чтобы Найти и уничтожить угнездившегося там демона. По пути добровольцы захватили «Орех» – корабль, незадолго до того попавший в руки дезертиров из Кадейнского легиона. Стычка продолжалась всего несколько минут – как только на борт поднялись драконы, кадейнцы бежали. В капитанской каюте были найдены Портеус Глэйвс и его телохранитель Дэндракс. Их вывели на палубу и заковали в кандалы. К тому времени все уже знали, что Глэйвс, тогдашний командир Восьмого полка Второго марнерийского легиона, дезертировал из Урдха, все еще находившегося в осаде. Многие люди были свидетелями того, как дезертиры под началом Глэйвса и капитана Рокенсака из кадейнского легиона напали на «Орех». Релкин описал Глэйвса таким, каким он ему запомнился: растерянным, с отвисшей челюстью и вытаращенными, ошарашенными глазами. Этот человек был ошеломлен неожиданным провалом его затеи.

Продолжая отвечать на вопросы Бушелла, Релкин рассказал, что слышал, как Дэндракс сообщил Холлейну Кесептону, что Рокенсак и его люди силой захватили корабль, убив при этом капитана Пика и первого помощника Дуна.

Бушелл, со своей стороны, весьма красочно расписал судьям великую Урдхскую кампанию. Изматывающие марши, грандиозные сражения и ужасная, воистину эпическая осада огромного города – все нашло свое отражение в его речи. Подытожив показания Релкина, он уселся на скамью обвинения.

Поднялся Уильям Джентелло, представитель защиты. То был знаменитый адвокат, славившийся громким голосом и великолепной выдержкой. Подойдя к Релкину, сидевшему на скамье свидетелей за потертыми деревянными перилами, он начал издалека:

– Драконир Релкин, вы служите в Сто девятом марнерийском драконьем эскадроне – подразделении, которое, как я слышал, находится на хорошем счету.

Эта фраза не представляла собой вопроса. Релкин взглянул на адвоката озадаченно. Со времени процесса по делу об убийстве торговца Дука в голове драконира намертво засело железное правило: в зале суда следует отвечать на заданные вопросы, и ничего больше.

Джентелло продолжал витийствовать, размахивая руками, словно он дирижировал невидимым оркестром. В восторженных словах он расписал подвиги Сто девятого марнерийского, указан, что этот прославленный эскадрон сражался в двух величайших битвах современности – при Селпелавгуме и на Сприанском кряже.

– Итак, драконир Релкин, будет справедливо признать, что вы и ваш дракон могут служить примером доблести и верности долгу?

Релкин поднял глаза на судью, Туву из Тарчо. Она оставила пассаж адвоката без комментариев.

– Не знаю, Я себя никому в пример не ставлю.

Джевтелло откинулся назад и бросил на Релкина пристальный взгляд: все это делалось, чтобы произвести впечатление на присяжных.

– Итак, вы не знаете? Но кое-что вы наверняка знаете. Кое-что такое, чем с нами не поделились. Не так ли?

Релкину стало не по себе. В прошлом он не раз попадал в довольно сложные ситуации, которые легко можно было использовать, чтобы его очернить. Неужто Джентелло начнет ворошить все, что происходило с момента поступления на службу? Но нет, адвокат избрал иной путь:

– Итак, драконир, поднявшись на палубу «Ореха», вы увидели командора Глэйвса. Выглядел он скверно. Думаю, можно сказать, что он пребывал в шоке.

Джевтелло бросил многозначительный взгляд в сторону членов суда, сидевших с непроницаемыми лицами.

– Можно сказать и так. По-моему, он был просто напуган.

– Но вы, разумеется, напуганы не были. Вы ведь многоопытный воин, верно?

– В тот момент мне нечего было бояться. Кадейнцы уплыли, а мы овладели судном.

– Но разве вы не направлялись в Дзу, где вам пред стояло столкнуться со страшной опасностью?

– Это так. Все мы в какой-то степени боялись того, что ждало нас впереди.

Итак, ощущение страха было всеобщим, верно?

– Ну… пожалуй, можно сказать и так.

– Далее, драконир. Насколько я понимаю, вы были в курсе оскорбительных слухов, распространявшихся относительно моего подзащитного, достопочтенного Портеуса Глэйвса из Аубинаса? Будто бы он дезертировал и занялся пиратством?

– Да, я об этом слышал.

– И это подтверждало уже имевшиеся у вас предубеждения, вызванные порочащими моего клиента слухами?

– Что?..

– Да то, драконир Релкин, что к тому моменту вы были заранее предубеждены против господина Глэйвса. Вы слышали сплетни и были уверены, что они справедливы.

– Но эти слухи подтвердил Дэндракс. Я был тому свидетелем.

Адвокат посмотрел на Релкина с раздражением.

– О ком вы говорите? О негодяе Дэндраксе, оболгавшем моего подзащитного? Да как вы вообще посмели упоминать это имя?

Судья кашлянула в кулак. Джентелло оглянулся. Релкин смотрел в сторону.

Тува поджала губы.

– Адвокат Джентелло, – промолвила она, – мы со брались здесь не для того, чтобы затевать диспут. Прошу вас, перестаньте ходить вокруг да около и задавайте вопросы по существу дела.

Джентелло хотел было возразить, но побоявшись, как бы его не лишили слова, предпочел этого не делать.

– Итак, драконир Релкин, на чем мы остановились? Ах да, на борту судна вы увидели моего подзащитного, который был ошеломлен или испуган. А когда ему стали задавать прямые вопросы, он в чем-нибудь сознавался?

– Я такого не слышал.

– Ладно, драконир Релкин. Скажите мне вот что: находился ли в то время в Дзу кто-либо из присутствующих на данном процессе? Кроме, разумеется, вас.

Мастер Бушелло выразил протест, но судья сочла вопрос адвоката вполне уместным.

– Пожалуй, это многообещающий ход, адвокат.

– Смею надеяться, ваша честь, – отозвался Джентелло со льстивой улыбкой. – А теперь, драконир, не укажете ли вы суду этого человека и не назовете ли его имя, если оно вам известно?

Релкин указал на Лагдален из Тарчо, сидевшую на скамье обвинения.

– Итак, особа, представляющая обвинение на данном процессе, тоже находилась в Дзу. А какова была ее роль?

Релкин замялся. Вопрос ставил его в затруднительное положение.

– В точности я этого не знаю, а если бы и знал – не уверен, что имел бы право сказать.

Джентелло встрепенулся, словно наткнувшись на золотую жилу.

– Как это? Объясните.

Бушелло вновь выразил протест и попросил слова по процедуре допроса.

Встав перед судьей и присяжными, он обратил их внимание на то, что во время Урдхской кампании Латдален из Тарчо выполняла задание Службы Необычайного Провидения. Все, что касалось ее миссии, не подлежало огласке.

Судья Туча кивнула. Ее предупредили о подобной возможности.

– Адвокат, вы имеете право получить ответ на заданный вопрос, но только на закрытом слушании, в присутствии судьи и присяжных. Вы коснулись предмета, являющегося государственной тайной.

– О эти тайны! – патетически воскликнул Джентелло. – Боюсь, прежде чем этот процесс завершится, мы еще не раз услышим слово «тайна».

– Вы могли бы перейти к другим вопросам, а ответ на этот выслушать в другой раз, – предложила Туча. – Мы можем назначить закрытое заседание на завтрашнее утро.

– А я предпочел бы задавать такого рода вопросы при свете дня, в присутствии честных граждан. А не в тайном судилище, где заправляют ведьмы!

У собравшихся в зале перехватило дыхание. Уже не в первый раз в ходе процесса Аубинас – в лице Джентелло демонстрировал нарочитое пренебрежение государственными интересами.

– Мы знакомы с вашими предпочтениями, адвокат. Должна указать вам, что суд руководствуется действующими законами, и ему предоставлено право самому определять, что необходимо предпринимать для соблюдения секретности. Как вам прекрасно известно, Империя находится в состоянии войны с могучим и весьма коварным противником. При таких обстоятельствах мы обязаны соблюдать предосторожности.

– Вот так, всегда слышишь одно и то же, – промолвил Джентелло, с усталой улыбкой обернувшись к присяжным.

– Что вы имеете в виду, адвокат?

Джентелло понял, что перегнул палку: этак недалеко и до обвинения в неуважении к суду.

– Прошу Высокий Суд извинить меня я несколько устал. Защита не возражает против продолжения слушания за закрытыми дверями.

Судья Туча объявила, что заседание прерывается и будет продолжено на следующее утро при участии судьи, присяжных, свидетеля, а также представителей защиты и обвинения.

Релкин кратко переговорил с Бушеллом, похвалившим его за четкие и спокойные ответы на вопросы. Драконопас пожал плечами: ему было не впервой.

Зато при выходе из зала суда юноша неожиданно увидел Эйлсу. Сердце его радостно забилось. Он взял девушку за руку и уже собрался поцеловать, но она шепнула ему:

– Нет.

Затем Эйлса отстранилась и взглядом указала на свою компаньонку.

Релкин вздохнул. Наследница вождей клана Ваттель, как всегда, находилась под бдительным присмотром.

– Клянусь богами, Эйлса, порой это просто выводит из себя. Я всего-то и хотел, что обнять тебя, но вижу, что мы можем только подержаться за руки.

Эта мысль пробудила не самые приятные воспоминания о весеннем визите в Ваттель Бек.

– Релкин, это будет продолжаться до тех пор, пока мы не поженимся, а поженимся мы, когда ты выйдешь в отставку. Либо так, либо я должна буду отказаться от наследственных прав линии Ранаров. Но такого моя семья не перенесет.

– Твоя семья спит и видит, что я умер. Это факт.

Эйлса печально улыбнулась:

– Не говори так, Релкин. Я боюсь, что ты прав. – Она огляделась по сторонам. – О, и Лагдален здесь. Выглядит прекрасно. Ты не находишь, что адвокатская мантия ей идет?

С точки зрения Релкина, мешковатый черно-коричневый балахон длиною до пола не мог украсить никого в мире, но он оставил свое мнение при себе.

Лагдален с улыбкой подошла к ним и обняла Эйлсу.

– Как я рада видеть тебя снова. Спасибо, что пришла.

– Разве я могла остаться в стороне, когда Релкину приходится выступать в суде?

– Само собой. А где ты остановилась?

– Мы сняли комнаты на Фолуранском холме.

– А, превосходно. Ты непременно должна зайти к нам в гости. Мы устроим обед. На той неделе состоится Празднество Туфель – вот мы и накроем праздничный стол.

– Для меня будет честью отобедать с Тарчо. Но моя компаньонка будет настаивать, чтобы пригласили и ее.

– Ну что ж, пусть приходит и она. А ты, Релкин? Мы будем ждать и тебя.

– Я бы рад прийти, но для этого придется отпрашиваться у Кузо.

– Ничего, я пришлю тебе официальное приглашение. Думаю, командир эскадрона примет его во внимание.

Следуя изгибам Водяной улицы, они двинулись вверх по склону холма, туда, где находилась юридическая контора Лагдален. Позади вышагивала тетушка Кири, суровая бонна, облаченная в традиционный наряд клана Ваттель. В разговор она не встревала, но весь ее облик свидетельствовал о твердом намерении уберечь честь Эйлсы, дочери Ранара, от по поползновений безродного драконопаса. Как и многим ее сородичам, тетушке Кири претила сама мысль о возможности союза дочери вождя с каким-то оборванцем.

День выдался чудесный, и улица была полна народу. Все радовались солнышку, выглянувшему наконец после долгих проливных дождей. По пути то и дело попадались лужицы, через которые приходилось перепрыгивать. Старинная мостовая Водяной улицы местами нуждалась в ремонте.

– Ну, как я сегодня справился? – спросил Релкин у Лагдален.

– Совсем неплохо. Оно и не диво, ты так часто даешь показания, что это чуть ли не стало твоей профессией.

– Только приятного в этом мало.

Лагдален кивнула:

– Конечно, с делом Дука тебе досталось.

– Сколько времени потеряно. И тогда, да и теперь то же. Клянусь богами, это же сущая мука – изо дня в день ходить в суд и долдонить одно и то же. Уж не знаю, Лагдален, как ты выносишь это занудство.

Она рассмеялась.

А вот мне, Релкин, судебные заседания вовсе не кажутся скучными. В ходе процесса ничего нельзя упускать из виду. Это битва, сходная с поединком на ножах. Нам придется парировать удары противника и наносить собственные.

– Думаю, такая работа не по мне. Я предпочитаю проводить время на свежем воздухе, а не в четырех стенах.

Это как раз то, чего нам, служителям закона, недостает.

Остановившись перед конторой, они распрощалась. Лагдален пошла к себе, а остальные двинулись дальше по извилистой Водяной улице, выбиравшейся по крутому склону и выходящей на плато верхнего города близ Сторожевой башни. Справа в лучах полуденного солнца сиял изразцовый купол храма.

Эйлсе было позволено идти рядом с Релкином и свободно с ним разговаривать, но касаться друг друга – не считая рукопожатия при встрече – юноша и девушка не смели. Во всяком случае, на виду у тетушки Кири.

– Сегодня я получила еще одно письмо от дядюшки Стума, – промолвила Эйлса. – Он пишет, что прежде все го я должна помнить о своем долге перед кланом Ваттель.

– Значит, он не передумал. Впрочем, ничего другого мы и не ждали.

– Что правда, то правда. Они будут выступать против нашего брака, пока мы не поженимся – да и тогда не перестанут. И чем ближе к свадьбе, тем ожесточеннее будет борьба.

Релкин уныло покачал головой:

– Все-таки как это несправедливо. Мы ведь живем в Аргонате – каждая свободная женщина имеет право выйти замуж за кого пожелает.

Эйлса поднесла палец к губам:

– Потише. Тетушка может истолковать твои слова как попытку покушения на мою добродетель.

Релкин что-то пробурчал.

– Да, конечно, – продолжила Эйлса, – по законам Империи я имею такое право. Но я из клана Ваттель, а наш клан живет согласно вековым обычаям. Они существовали задолго до возникновения Империи.

– Верно. У клана Ваттель долгах история. Но теперь надвигаются большие перемены. Земли древнего Вероната свободны, и туда уже хлынули поселенцы. Клан Ваттель тоже ждут перемены.

Эйлса вздохнула:

– Я надеюсь на это. Но мои сородичи считают, что клан сможет переждать эпоху Аргоната. В душе они впряг, что рано или поздно Аргонат падет и вновь восторжествуют темные силы. По их мнению, враг всегда возвращается, а победа никогда не бывает полной.

Релкин лишь грустно покачал головой. Такое закоренелое упрямство не сулило ничего хорошего никому, но ему в первую очередь.

– Ладно, что-нибудь придумаем. Скажи лучше, ты знаешь, что после празднества Туфель намечается большой бал

Глаза девушки вспыхнули. Как и все в ее клане, она очень любила танцевать.

– Так бывает всегда. На празднике старшей дочери в каждой семье дарят новые туфельки, а на следующий день она отправляется в них на танцы.

– Это звучит здорово, Релкин. Действительно здорово. Ты сможешь прийти?

– О да. Но придет и тетушка Кири.

При мысли о предстоящих танцах и без того кислая физиономия тетушки стала мрачнее тучи. Но она знала, что идти придется: Эйлса, дочь Ранара, умела настоять на своем.

Глава двадцать шестая

На следующее утро небо затянули свинцовые тучи и над городом заморосил дождь. В назначенный час Релкин в свободном плаще с поднятым воротом дожидался вызова у здания Высокого Суда. Мысленно он готовил себя к тому, что адвокат Джевтелло будет всячески сбивать его с толку, стараясь запутать – с тем, чтобы, выискав в показаниях противоречия и нестыковки, уличить во лжи. Оставалось утешаться тем, что он уже прошел через это не один раз. В конце концов все не так уж сложно.

Вскоре он приметил в толпе и самого Джевтелло, беседовавшего с четырьмя солидными господами в широких накидках и высоких дождевых шляпах. Релкин поморщился: в ближайшие часы ему предстояло выслушивать громогласное витийство адвоката. Поскольку слушание намечалось провести при закрытых дверях, не допуская на него публику, Джентелло наверняка использует свой ораторский дар, чтобы про извести впечатление на присяжных.

Все знали, что в зал заседаний посторонних не пустят, но аубинасцы, сторонники Глэйвса, все равно толпились у здания суда. Укрывшись под портиком, они перешептывались, дожидаясь, когда откроются двери, чтобы встретить направляющихся в зал обвинителей и свидетеля протестующими возгласами.

Мимо прошла Лагдален. Она оживленно беседовала с Бушеллом и была слишком поглощена разговором, чтобы отвлекаться на приветствия. День предстоял нелегкий, но особых неожиданностей он не сулил.

Однако того, что случилось спустя несколько мгновений, не ожидал никто. Печатая шаг, сквозь толпу прошло пехотное отделение: четверо легионеров во главе с капралом. Солдаты направились прямо к Релкину и остановились перед ним. С их шляп стекала вода.

– Драконир Релкин, из Сто девятого марнерийского? – спросил капрал.

– Да.

– В таком случае я должен сообщить, что ты арестован Мне предписано незамедлительно сопроводить тебя в Сторожевую башню.

Релкин был настолько ошеломлен, что не сразу пришел в себя. Что за странную игру затеяли с ним боги? Куда бросил кости старый Каймо?

– Могу я спросить, по какому обвинению?

Капрал шмыгнул носом, извлек из кармана дождевика небольшой свиток и, прикрывая его рукой, зачитал выписку из постановления об аресте:

– Согласно пункту 545 Уложения о легионах, ты обвиняешься в незаконном присвоении ценностей, равно как и в незаконном хранении указанных ценностей, а именно – награбленных в Эйго золотых слитков. Помянутые слитки, наряду с другими золотыми и серебряными изделиями, были положены тобой в Королевский Земельный банк в Кадейне. Есть и несколько дополнительных обвинений, но они связаны с названными выше.

Лагдален и Бушелл попытались протестовать: Релкин должен был давать показания на важном процессе. И вообще, произошла какая-то ошибка. Нельзя ли отложить арест хотя бы на час-другой?

Увы, капрал Дженни был непреклонен. Полученный им приказ был предельно ясен и не допускал никаких толкований.

Бушелл и Лагдален еще спорили, но Релкин уже понял, что это бессмысленно. Коль скоро выдвинуто официальное обвинение, процесс пойдет своим ходом. Он достаточно долго прослужил в легионах и знал, как сильна бюрократическая машина. Драконир пожал плечами и зашагал, куда было велено, в окружении четырех неулыбчивых солдат Первого полка Первого марнерийского легиона – воинской части, широко известной под названием «две единицы». Капрал Дженни шел сбоку. Отойдя от здания суда, они свернули на Водяную улицу и двинулись к Сторожевой башне.

Релкин пребывал в полной растерянности. Он никогда в жизни не слышал о таком пункте Уложения. В повседневной службе применялись разве что первая пара дюжин этого весьма пространного документа: прочие же были знакомы только военным юристам, да и тем приходилось обращаться к книгам.

Если его прижмут, он сразу признается, что золотые слитки представляют собой своего рода военную добычу. Он нашел их в Мирчазе, в стене дома эльфийского лорда. Произошло восстание, рабы свергли жестоких тиранов, и в городе бушевали пожары. Релкину никогда и в голову не приходило, что, взяв себе найденные «таби» – золотые слитки в форме подушечек, он совершил нечто противозаконное.

И уж конечно он не мог отрицать, что положил их в банк – правда, не все.

Будучи человеком осторожным, Релкин разделил «таби» на три части, одну из которых зарыл под скалой у третьего верстового столба на дороге, ведущей из Марнери к Голубым Холмам.

«Другие изделия», упомянутые в обвинении, представляли собой украшения, подаренные великим королем Хулапутом из Ог Богона. Эти ценности составили основу учрежденного Релкином фонда Сто девятого марнерийского драконьего. Пайщиками фонда стали все уцелевшие участники похода на Эйго, те, кому довелось сражаться при Чардхе и освобождать Ог Богон от нашествия из Крэхяна. Средства, полученные под залог украшений Хулапута, Релкин вложил в акции и другие ценные бумаги компаний, зарегистрированных в Кадейне, Марнери и Талионе – трех крупнейших городах Аргоната.

Все это не было секретом. По прибытии в Кадейн Релкин заполнил все необходимые при ввозе ценностей таможенные документы. Он изучил Марнерийское Положение о налогах и уплатил все причитающиеся сборы и пошлины.

И вдруг, невесть откуда, всплыл никому неведомый пункт Уложения, который он якобы нарушил.

Солдаты ввели его в Сторожевую башню и, спустившись на несколько ступеней, оставили в темнице. Там было довольно тихо. Последнее время в городе царило спокойствие, и тюрьма была почти пуста – если не считать нескольких пьянчужек да взломщика, схваченного на Фолуранском холме. Релкин томился в неизвестности примерно час. Затем появилась Лагдален в сопровождении двух стражников. Они впустили ее внутрь, а сами остались снаружи, у дверей.

– Дело возбуждено по заявлению некоего командора Хейсса, аубинасского офицера из «двух единиц».

– Аубинас! Вот оно что, – до Релкина наконец до шло, что он стал пешкой в борьбе между Аубинасом и Империей.

– Обвинение основывается на некоторой неопределенности в тексте отдельных статей Уложения. Все зависит от того, как трактовать понятие «добыча».

– Вот значит как… – Релкин понимал, что у него возникла проблема.

Золотые слитки несомненно представляли собой добычу – тут уж не поспоришь. Но остальные ценности являлись дарами великого короля. В связи с этим было о чем подумать.

– Ладно, – сказал он. – Нужно отправить послание в Ог Богон и в Мирчаз. Пусть великий король скажет, взяли ли мы хоть что-нибудь без его соизволения? Пусть нынешние правители Мирчаза скажут, имели ли мы право увезти с собой найденное золото. Заслужили ли мы его!

Релкин ощутил нахлынувшую горечь. Зря он не закопал все золото. Так и дракон советовал. Так нет же, ему приспичило корчить из себя великого финансиста, толковать о прибыли и сложных процентах. Дракон только отмахивался, называя все эти прожекты «медведем на льдине», что примерно соответствовало человеческому «журавлю в небе». Проклятый дракон был прав. И не в первый раз.

Лагдален застонала:

– На обмен депешами уйдет время, на что они и рассчитывают. Чтоб им провалиться! Ты видишь, Релкин, к чему все клонится: потребуются месяцы, а то и годы, что бы очистить твое имя. А пока ты находишься под подозрением, все твои показания против Глэйвса будут подвергаться сомнению. Ничего не скажешь, ловко они все это разыграли.

Вот уж воистину ловко. Репутация Релкина будет погублена, и уж конечно никто и никогда не назначит грабителя и мародера командиром эскадрона. Да и свадьба с Эйлсой может оказаться под угрозой.

– У тебя же есть показания Базила. Он там тоже был. Проклятье, и не он один.

– Верно, поэтому на самом деле у них нет надежды изменить вердикт. Они в отчаянии, ибо, сколько апелляций ни подавали, присяжные всякий раз выносили вердикт «виновен». Но аубинасцы не желают с этим смириться. Для них Глэйвс стал кем-то вроде мученика, символом борьбы за независимость.

– Неужто мне придется свидетельствовать снова?

– После перекрестного допроса, я думаю, нет. Мы снимем показания с дракона, а потом пригласим в зал заседаний других свидетелей – благо таковые имеются.

– Ладно, дракон готов. Он может сказать по этому поводу побольше меня.

– А помимо дракона есть еще и люди. Нет, все пойдет своим чередом. Твои показания важны, но они лишь часть доказательств виновности Глэйвса. даже если защита сумеет убедить присяжных в их недостоверности, это не сможет повлиять на окончательное решение. Так что очень скоро Глэйвс будет признан виновным.

– Но мне от этого легче не станет.

– Боюсь, что так.

– В любом случае, я должен опровергнуть эти обвинения.

– Тут ничего не поделаешь. Сам ведь знаешь, когда маховик запущен, все идет своим чередом… далее Латдален пояснила, что томиться все время в тюрьме ему не придется – в ближайшее время она добьется условного освобождения, с тем чтобы он мог вернуться к своим обязанностям, и попытается ускорить судебную процедуру. Правда, и тут возникало затруднение: Сто девятому марнерийскому предстояло отправиться в Кадейн и Эхохо. Релкину могли не позволить выехать за пределы Марнери, и в этом случае он был бы временно откомандирован из эскадрона. А к Базилу должны были приставить другого драконопаса – скорее всего, Курфа.

Релкин поморщился, представив себе Курфа, укладывающего вещмешок Базила. Что ни говори, а до опытного драконопаса этому пареньку еще далеко.

Перед уходом Лагдален постаралась утешить Релкина:

– Не вешай носа, все не так страшно. Рано или поздно все прояснится, а из темницы мы тебя вызволим очень скоро. Завтра ведь Празднество Туфель, и я надеюсь увидеть тебя за моим столом.

Прошел еще час, и в темницу явилась Эйлса, дочь Ранара, в сопровождении капитана Холлейна Кесептона и тетушки Кири.

Кесептон, муж Лагдален, тоже находился в Марнери в связи с делом Глэйвса. В настоящее время он был прикомандирован к полку, дислоцированному в форте далхаузи, что в Кеноре, и получил краткосрочный отпуск для дачи показаний.

Увидев Релкина за решеткой, Эйлса огорчилась так, что едва не расплакалась. К величайшему ужасу и негодованию тетушки она просунула руки сквозь прутья, подтянула голову Релкина поближе и поцеловала его.

Возмущенную гримасу Кири девушка попросту проигнорировала.

– О, Релкин, – воскликнула она. – Что случилось? Что это значит?

– Тут замешана политика, Эйлса. Аубинасские интриги. Они пытаются поставить под сомнения мои показания. Все уладится.

– Но тебя обвиняют в нарушении Уложения.

– Какого-то туманного пункта, о котором я прежде ни когда не слышал.

– Да, – подтвердил стоявший позади Кесентон, – пункт невразумительный и мало кому известный.

В глазах Эйлсы все еще стояли слезы, но она так и не заплакала. Будучи девушкой практичной, она понимала, что слезами горю не поможешь, и предпочитала не биться в рыданиях, а думать над сложившимся положением.

– Боюсь, что симпатии со стороны моей родни это тебе не прибавит, – промолвила она.

– Да. – Согласился Релкин. – Тут ты права.

Почти всю весну – два с половиной месяца – он про вел во владениях клана Ваттель, подыскивая место, где они с Эйлсой могли бы в будущем построить свой дом. Вместе с девушкой он навестил членов ее многочисленного семейства. Релкин изо всех сил старался уводить родственникам возлюбленной, но они принимали чужака холодно. Это до боли напоминало ему то, что произошло на далеком материке Эйго: он избавил арду от рабства, но этот народ все равно чурался его, поскольку он был бесхвостым. Точно так же и горцы не желали признавать Релкина своим, коль скоро ему не посчастливилось появиться на свет на холмах Ваттель Бека. Релкин не сдавался и верил, что рано или поздно сумеет завоевать расположение этих людей, но теперь положение осложнилось. Он понимал, что все случившееся – прекрасный козырь для старейшин клана.

– Лучше бы мне вообще не видеть этого проклятого золота, – промолвил Релкин, хотя и не совсем искренне.

– Хотела бы я над этим посмеяться, – со вздохом промолвила девушка, – да не выходит. Для нас теперь все очень и очень осложнилось.

– Но эти обвинения попросту нелепы. Им никогда не доказать, будто я сделал что-то противозаконное. Золото было ввезено открыто, все бланки заполнены, все налоги уплачены.

Так-то оно так, но старейшинам, там, в наших горах, нет дела до того, виновен ты или нет. Они уцепятся за это обвинение с одной целью: заставить меня отказаться от мысли выйти за тебя замуж.

Он понурился

– Должно быть, они думают, что я форменный сорви голова, а?

– Релкин, ведь тебе не впервые предъявлено серьезное обвинение. Они наслышаны о деле торговца Дука.

– Ну и что, меня ведь не повесили, а оправдали. И с нынешним делом все образуется. Мы свяжемся

с нашими друзьями на Эйго, и они подтвердят мою не виновность.

Эйлса сжала его руки.

– Я знаю, – промолвила она, а потом наклонилась и еще раз поцеловала юношу, не обращая внимания на возмущенное шипение за спиной. – Я люблю тебя, Релкин, кто бы там что ни говорил.

Холлейн с отсутствующим видом таращился в потолок.

В то же самое время далеко за морем, в маленькой комнатушке, расположенной в высившейся над имперским городом Авдиквантом башне Ласточек, беседовали две Великие Ведьмы.

Лессис была задумчива: после того как императорский кортеж угодил в засаду, она предавалась размышлениям еще чаще, чем прежде.

– Он нанес удар гораздо раньше, чем я могла предположить, и едва не достиг цели.

Рибела кивнула. По возвращении из Аргоната Лессис еще долго ходила в пластырях и повязках. Хуже того: она выглядела подавленной, что совсем не было на нее похоже.

– Примерно в это же самое время Тересс отметила любопытную возню среди членов императорской фамилии. За некоторыми особами пришлось установить наблюдение.

– Он выбрал для своей атаки нас, именно нас, а не Чардху. Этого я не ожидала. На мой взгляд, используя его методы, сладить с чардланцами было бы проще.

– Полагаю, он любит трудные задачи.

Лессис посмотрела наверх:

– Что ж, будь он проклят, именно такую ему и предстоит решать.

Рибела заговорила назидательным тоном:

– Ваакзаам принадлежит к числу создателей мироздания, но его всегда влекли к себе окольные пути. Он выискивает слабые места в общественном устройстве и, раздувая тлеющие угольки недовольства, подстрекает к смутам и мятежам. Ну а когда избранный им мир растратит лучшие силы в братоубийственных войнах, он выводит в поле могучую армию и захватывает власть. Его комбинации разыгрываются столь хитро, что люди начинают осознавать истину, лишь когда становится слишком поздно. Жадность, завистливость и драчливость мешают им увидеть, что некто попросту использует их, дабы осуществить свой мрачный и величественный замысел.

– Но первый его удар не достиг цели. Должно быть, он разгневан.

– Должно быть. А гнев Ваакзаама Великого – не то, чем можно пренебречь.

– Второй удар он подготовит еще тщательнее, чтобы быть уверенным в успехе.

Рибела пошевелила в воздухе длинными пальцами.

– Мы не можем предотвратить каждый такой удар. В стране, к сожалению, существует множество политических проблем, и некоторые из них весьма остры.

– О да, прежде всего Аубинас! – Лессис редко давала волю своим чувствам, но теперь ее негодование прорвалось наружу. И Арнейс! Арнейс, от которого не осталось бы даже названия, если бы легионы и спустившиеся вниз горские кланы не остановили великое вторжение. Но теперь там никто и не помышляет о благодарности: у всех на уме одна только нажива.

– Увы, жадность мужчин – это почти неодолимый инстинкт, который всегда будет таить в себе угрозу самому существованию Империи.

– Женщины тоже бывают жадными, Рибела. Этот порок присущ не только мужчинам.