Текст книги "Драконы Аргоната"

Рибела фыркнула:

Может, оно и так. Но мы в Дифводе считаем, что мужская жадность опаснее, ибо подкрепляется стремлением к господству. Оба эти инстинкта очень сильны, и подавить их весьма непросто.

– Мужчины из Дифвода славятся как ткачи и поэты.

– Они добры, великодушны и достойны уважения женщин.

– Это воистину прекрасные люди, сестра, но, кажется, среди них не встретишь великих воителей.

Рибела фыркнула снова:

– Может, и нет. Но наши мужчины не столь жадны, как прочие, и с ними гораздо приятнее иметь дело. Согласись, сестра, это немаловажное соображение.

– Согласна. Жадность, выказанная богачами из Аубинаса и Арнейса, внушает отвращение.

– Конечно, Аубинас совсем не похож на Дифвод. Торговцы зерном использовали свои деньги и влияние в Марнери с тем, чтобы в военное время, когда нужда в хлебе особенно велика, утаить часть зерна. Цены взлете ли, и они непомерно разбогатели. Деньги из Аубинаса по текли и в Марнери, там тоже кое-кто поддался этой заразе. В самом же Аубинасе землевладельцы попали в долговую кабалу к крупным магнатам, которые стали уже не просто торговцами, но правителями целых городов и областей.

– Мужская жадность, я об этом уже говорила. Недаром женщины Дифвода так ее опасаются.

– Да, сестра, пожалуй, они уловили суть проблемы.

– Ну а что до мужчин Дифвода, они, конечно, не сражаются в легионах, но с лихвой компенсируют это службой в инженерном корпусе. Они – сердце этого формирования. Благодаря их умению, Империя выиграла немало сражений.

– И впрямь, сестра, с тобой не поспоришь.

Рибела несколько смягчилась:

– Да, на сей раз нам повезло, но мы не можем рассчитывать на такую же удачу и в дальнейшем.

– Ты права. Нам и впрямь неслыханно повезло: мало того что Релкин с Хвостоломом оказались в нужное время в нужном месте, так этот самый Релкин ухитрился совершить неслыханное доселе магическое действие.

– Это и впрямь удивительно. Он совершенно несведущ в магии, но тем не менее обладает силой.

– Этот юноша сильно изменился, Рибела. Искра, которую мы заметили несколько лет назад, сохранилась, но теперь в нем разрастается нечто новое. Я чувствую это, хотя и не могу понять, в чем тут дело.

При одном лишь упоминании имени Релкина Рибела внутренне съежилась ей стало не по себе. К величайшему своему стыду, она разделяла с этим драконопасом более чем неприятный секрет.

– То, что произошло во время пребывания этого мальчишки на Эйго, могло сказаться на его рассудке, – прохладно заметила Королева Мышей. – Надеюсь, такая возможность учтена?

– Разумеется. Но его разум оказался весьма устойчивым ко всякого рода воздействиям. Я говорила с ним. Во всем, что касается богов, роли Высших сил и тому подобного, у него в голове по-прежнему каша. Однако он не проникся злом, хотя и провел немало времени среди эльфийских лордов.

– Он видел то, чего ему видеть не следовало. Ужасы и мерзости, способные поколебать любое сердце.

Уловив в голосе Рибелы непривычную страстность, Лессис приподняла бровь.

– Но все же самая страшная угроза исходит от этого нового игрока. Его называют Властелином, ибо он властвует двенадцатью Мирами. Своею пятой он уже попрал миллиарды живых существ. С потерей Херуты Повелители из Падмасы ослабли, и скоро они запутаются в паутине его хитросплетений. Никто не сможет превзойти его в коварстве и в искусстве манипулировать людьми.

– Давай попробуем предугадать его следующий шаг. Возможно, совместными усилиями мы найдем способ заставить врага сунуть голову в петлю – с тем, чтобы тут же его повесить.

Глава двадцать седьмая

Празднество Туфель, за которым следовала вереница балов и всяческих увеселений, открывалось торжественной церемонией, своего рода чествованием молодых женщин страны. В каждой семье на ноги старшей дочери надевали новые туфельки. Девицам туфли надевали отцы, а замужним женщинам – их мужья.

Гости, собравшиеся в большой гостиной просторных апартаментов семейства Тарчо в Сторожевой башне, разразилась дружными аплодисментами, когда Холлейн Кесенгон завязал шнурки вокруг лодыжек своей жены. Слуги принялись разносить вино, а музыканты подхватили инструменты и принялись наигрывать старинные зажигательные танцевальные мелодии, начав, конечно же, с «Красавчика из Марнери». Томмазо, глава семейства, открыл бал в паре с Лакустрой, матерью Лагдален. Сама Лагдален кружилась в объятиях Холлейна. Релкин, которого освободили всего несколько часов назад, отыскал в веселой толчее Эйлсу и увлек ее в танце подальше от тетушки Кири. Сцепив руки и соприкасаясь пальцами ног, они выплясывали на старинный манер, раскачиваясь из стороны в сторону. Лица их раскраснелись от возбуждения. Мелодия следовала за мелодией, «Красавчика» сменила «Лонлили Ла Лу», затем зазвучала «Кенорская песня», а счастливая пара все кружилась и кружилась.

Потом музыка смолкла, и Лакустра Тарчо звонко протрубила в рог, призывая гостей к столу.

Длинный стол был уставлен традиционными деревянными тарелками, которые извлекали на свет только во время этого праздника. Слуги внесли старинные блюда: манкьоре, рис с рыбой и морскими овощами, пюре из репы и испеченный на кунфшонский манер круглый рыбный пирог. Рецепты этих кушаний пришли из глубины веков, они сохранились со времен возрождения Аргоната.

Релкин подвел Эйлсу к столу и уже собирался усадить напротив себя, но тут Томмазо, желавший поговорить с дракониром, жестом подозвал влюбленных к себе, предложив им места во главе стола, по обе стороны от него. Родственники Тарчо без возражений отсели подальше, а тетушка Кири и вовсе осталась на дальнем краю стола, в окружении сельских кузнецов из Синта.

Релкин не мог не признать, что это самое чудесное Празднество Туфель, на каком ему доводилось бывать. Перед ним поставили тарелку, с верхом наполненную манкьоре и мятой репой, а также кружку пенистого пива. По знаку Томмазо за столом воцарилась тишина.

Глава семейства произнес благодарственную молитву Великой Матери и призвал Ее не оставить всех собравшихся своей милостью.

Затем он высоко поднял кружку, давая понять, что желает произнести тост. Кивнув Релкину, а затем сидевшей по другую сторону от него Эйлсе, почтенный аристократ произнес:

– Я пью за здоровье доблестного Релкина из Куоша и его будущей жены, достопочтенной Эйлсы, дочери Ранара, из клана Ваттель.

– За здоровье молодых! – хором подхватили гости и залпом опустошили свои кружки, которые тут же были вновь наполнены бдительными и расторопными слугами.

Эйлса и Релкин не отрываясь смотрели в глаза друг друга. Девушка покраснела, но в глазах ее светилось счастье. То, что у Релкина были какие-то нелады с законом, казалось сейчас просто досадной мелочью.

Гости тем временем налегли на угощение, и вскоре доброе пиво развязало языки. Томмазо захотел разузнать побольше о недавнем происшествии в Куоше, сообщение о котором потрясло весь город.

– Сперва поговаривали, что на кортеж напали разбойники, но до меня доходили и другие слухи. Они о многом умалчивают.

Релкин непроизвольно бросил взгляд на Лагдален, но та уже не была связана с ведьмами, и стало быть, «они» к ней не относились. Однако он знал, что распускать язык не следует. Лессис говорила, что удар по Куошу был нанесен из Падмасы, а такие вещи лучше прилюдно не обсуждать.

Ну, господин Томмазо, в подобных случаях всегда находятся основания для секретности.

Томмазо понимающе кивнул:

Но схватка была яростной, не так ли? Мы слышали, Что большая часть деревни уничтожена.

– Что было, то было. Но все поселяне поднялись на защиту своей деревни. И, к счастью для Куоша, там оказался Базил.

– Это ж надо, чтобы враги вторглись в самое сердце Голубого Камня, – встрял дядюшка Иапетор. – Надеюсь, Теперь, Томмазо, ты согласишься с тем, что для патрулирования внутренних вод необходимо больше фрегатов.

Морские офицеры постоянно требовали увеличения ассигнований на флот для борьбы с пиратством.

Конечно, согласился Томмазо, хотя еще недавно, скорее всего, начал бы спорить. – Средств не хватает, но, видимо, придется пересмотреть бюджет.

– И дать понять аубинасцам, что они живут в государстве, где есть власть.

– Ох уж этот Аубинас! . – устало вздохнул Томмазо.

– Говорят, будто Аубинас будет отстаивать свою независимость с оружием в руках, – промолвил мужчина, сидевший по правую руку от Императора.

– Я тоже это слышал, кузен Марко, я тоже, – печаль но подтвердил Томмазо.

Мы не можем просто так взять да и отказаться от целой провинции. К тому же независимости жаждет вовсе не народ Аубинаса, а зерновые магнаты.

– Точно, – пробурчал Иапетор, – а простым людям они головы дурят. Посмотрим, что запоют аубинасские фермеры, когда поймут, что в погоне за так называемой «свободой» уходили в кабалу к кучке алчных кровососов.

– Да не видать им никакой «свободы». Я слышал, что из Кенора уже выступили полки. Мы тут сидим, а солдаты на марше.

Релкин был несколько удивлен, даже, пожалуй, шокирован тем, что подобные вещи в открытую обсуждаются за столом. Томмазо хмуро покосился на Марко, и тот прикусил язык.

«Интересно, что за полки идут?» – подумал драконир. Всего через несколько мест от Релкина сидел юный кузен Розерто, изрядно подросший со времени их последней встречи. Воспользовавшись тем, что разговор старших был прерван, мальчик, носивший теперь форму морского кадета, задал Релкину вопрос, который давно не давал ему покоя:

– Я слышал, будто во внутренних районах Эйго обитают такие огромные звери, что они могут есть даже драконов. Неужто это правда? А, драконир Релкин?

Релкин был рад сменить тему: в такое время не стоило толковать о передвижениях воинских формирований.

– Да, Розерто, сущая правда. Там водится множество огромных существ, и хотя самые крупные из них не едят других животных, они все равно достаточно опасны. К тому же и хищники в тех краях кишмя кишат: есть среди них такие, что весят втрое больше кожистоспинного.

– Ух ты! А они пытались съесть твоего дракона?

Релкин рассмеялся:

– Они пытались съесть меня. Мы там с ними хлебнули горя. Это самые опасные животные в мире.

– Ой, как бы мне хотелось на них взглянуть, хоть краешком глаза. Какие они с виду?

Все взгляды обратились к Релкину.

– Ну, к примеру, самых больших зверей, обитающих в тех древних лесах, народ арду называет «шмунга». Они ходят на четырех ногах, толстых, как колонны. У них длинные шеи и очень длинные хвосты, которые используются для защиты.

Хвосты, – фыркнул Розерто. – Звучит не слишком-то устрашающе.

А ты представь себе кнут длиной в тридцать футов, а толщиной – в самом тонком месте, у кончика – с твое предплечье. Этими хвостами «шмунга» крушат черепа самых крупных хищников, словно яичную скорлупу.

У всех окружающих округлились глаза.

– Да сохранит нас Мать, – пробормотала Лакустра Тарчо.

– Релкин, неужто тебе пришлось сражаться с этими тварями? – со страхом и изумлением спросила Эйлса.

– Сражаться? Что ты, разве с такими гигантами можно сражаться. Правда, мы с Базом как-то раз по дурости по пытались убить их детеныша.

– Вот это да!

– Дело в том, что мы умирали с голоду. Но у нас ничего не вышло. Поблизости оказались взрослые звери, так что нам пришлось уносить ноги.

– Ну и дела, – сказал Иапетор. – Существа, способные обратить в бегство боевого дракона! Не худо было бы завербовать кого-нибудь из них в легион.

Все откровенно рассмеялись. Релкин улыбнулся:

– Боюсь, для службы они не годятся. Головки у них крохотные, мозгов почти нет – едва ли их можно побудить к сотрудничеству.

– К тому же, – давясь от смеха, добавил Томмазо, – могу себе представить, сколько они едят.

Беседа была прервана появлением детей, пришедших перед отправкой ко сну пожелать старшим спокойной ночи. Была среди них и Ламина, дочь Лагдален и Холлейна Кесевтона, прелестная, не по годам серьезная девчушка с превосходными манерами. Сделав реверанс перед Релкином и Эйлсой, она пожелала им спокойной ночи, после чего неожиданно спросила:

– Ты тот самый драконопас, про которого мне рассказывала мама?

– Возможно. А что она говорила?

– Что ты мошенник.

– Значит, точно про меня.

Все покатились со смеху. Потом нянюшки увели малышей в детскую, а взрослые продолжили веселиться. Они то пускались в пляс, то заводили песни, отбивая такт кружками с подогретым пивом или душистым глинтвейном.

Когда вечер подошел к концу, Релкин проводил Эйлсу и ее компаньонку на Фолуранский холм, где они остановились.

У крыльца юноша и девушка стали прощаться. Тетушка Кири стояла всего в нескольких шагах, не сводя с них не одобрительного взгляда.

– Доброй ночи, Релкин. Прекрасный был вечер.

– Доброй ночи, Эйлса. Спи спокойно.

Релкин наклонился и слегка коснулся поцелуем ее губ. Тетушка Кири ахнула.

– О, Релкин, зачем? Знаешь ведь, что нам нельзя.

– Знаю. Но ничего. Придет время, когда мы будем вольны целоваться сколько угодно.

– Я живу в ожидании этого дня.

– Я тоже.

Неторопливым шагом Релкин поднялся по Башенной улице, вошел в драконий дом и растянулся на койке рядом со здоровенной тушей виверна. Устраиваясь поудобнее, он заметил поблескивающий в темноте большой глаз: дракон присматривался к нему.

– Доброй ночи, Баз.

– От мальчишки пахнет духами и пивом. Он мечтает об оплодотворении яиц.

– Это только мечты.

– Вот и хорошо. В драконьем доме выводки не нужны.

Глава двадцать восьмая

Шел дождь. Над белокаменным лабиринтом города Марнери нависали серые тучи. Сточные канавы были полны воды, а на Башенной они переполнились через край, и улица кое-где превратилась в неглубокую речушку.

Была всего лишь середина дня, но в Сторожевой башне горели светильники. Релкин снова отвечал на вопросы Белл и Селеры.

– Расскажи-ка нам еще раз, что ты собирался сделать?

Это выводило из себя: Релкин уже счет потерял, сколько раз повторял он одно и то же. По меньшей мере, дюжину.

– Я думал, что, может быть, сумею как-нибудь мысленно связаться с лагерем и позвать на помощь. Понимаете, сообщить им, что мы в беде. Понимаете, посланный нами гонец погиб, сил оставалось в обрез. А врагов было слишком много.

– Но как именно ты рассчитывал связаться с лагерем?

– Не знаю, Я просто хотел попробовать.

– Опиши поточнее все свои мыслительные процессы. Что ты делал, чтобы «связаться с ними»?

Релкин пытался, но это было нелегко: он действительно не знал, что тут можно сказать. Его объяснения никак не устраивали ведьм. Они спрашивали снова и снова – и все об одном и том же.

Но в конце концов Релкина отпустили. Он накинул плащ и поспешил под дождем в драконий дом.

Базил находился в стойле. Релкин снял плащ, с которого стекала вода, и повесил его сушиться в углу.

– Снова дождь – проворчал дракон. – Слишком много дождей.

– Похоже, что так. Слушай, мне кажется, мы уже можем снять швы. Как ты считаешь?

– Этот дракон согласен. Они чешутся. Верный признак того, что пора снимать.

Релкин зажег вторую лампу и повесил ее над драконом. Затем он развязал мешок с инструментами и приготовил маленькие ножницы, острый нож и два пинцета, один с длинными зубцами, а другой с короткими.

Рана затянулась быстро. Конечно, ко множеству шрамов на шнуре кожистоспинного добавился еще один, но ни инфекции, ни воспаления не было. Релкин принялся за дело: ножницами он разрезал стежки, а потом, поддевая пинцетом, вытаскивал нитки. В конечном итоге швы были сняты. На всякий случай драконопас еще раз обработал шрам Старым Сугустусом и убрал инструменты в мешок.

Базил поднялся и осторожно потянулся.

– Вроде хорошо. Думаю, все зажило.

На тебе всегда хорошо заживает, Базил.

– Спасибо мальчишке. Он помогает дракону.

– А как же иначе?

Релкин пожал дракону ноготь.

Этот дракон пойдет ополоснется в бассейне.

Кожистоспинный вышел, а Релкин принялся проверять содержимое вещмешка, прикидывая, чем еще не помешает запастись, чтобы легче перенести студеную зиму в Эхохо.

И тут вбежал маленький Джак.

Новости, Релкин, новости!

Что такое? Мы отправляемся?

В Марнерийской гавани стоял огромный белый корабль «Овес», очень красивый с виду, и драконопасы гадали, не их ли он поджидает.

Нет. Новости из суда. Сегодня вынесли приговор. Глейвс признан виновным!

– А, это. Снова. Надеюсь, в последний раз. Я устал от этого суда.

– Аубинасцы протестуют. Как раз сейчас они проводят демонстрацию перед зданием суда.

– В такой-то дождь? Ну и пусть дурят, коли им охота.

– Это довольно серьезно. Курф говорит, что из башни в суд направили караул. Здание взяли под охрану.

Релкин пожал плечами:

– Может, караульные обломают этим крикунам бока. Нынче никто не любит аубинасцев.

Минуту спустя в стойло завалились Свейн и Ракама. После битвы при Куоше задиры превратились в закадычных друзей. Соперничество было забыто – во всяком случае на данный момент.

– Слышал ты о мятеже? – спросил Ракама.

– Ну?

– С холма спускается стража. Кое-кому достанется на орехи.

– Давно пора вбить в этих аубинасцев чуток здравого смысла, – сказал Свейн.

– Итак, Глэйвс виновен. Может, теперь его наконец повесят, – заявил Джак.

– Это решать судье. Ей лучше знать, каким должно быть наказание.

– Эй, ребята. Куошит считает, что судье виднее.

– А ты небось знаешь лучше судьи, а, Свейн?

Джак расхохотался, а Свейн бросил на него сердитый взгляд.

– А вот драконам, – сказал Ракама, – только что прислали рыбный пирог, прямо-таки чудовищной величины.

– Опять по подписке?

Обычно такие пироги для драконьего дома приобретали в складчину группы купцов или торговые товарищества.

– Угадал.

– От кого на сей раза

– В сопроводительном письме сказано: «дар от Независимой Ассоциации торговцев зерном в знак благодарности за спасение деревни Куош и жизни императора».

– Никогда не слышал о такой ассоциации, ну да и ладно. Они, по крайней мере, признательны.

– Благодарность лучше, чем ничего.

А драконам понравится пирог.

– Верно, – согласился Свейн, – и вот я о чем подумал. Не пойти ли нам, Рак, да не прикупить к этому пирогу пивка? Клянусь Рукой, вот тогда они уж повеселятся. Будут петь допоздна.

– Хорошая мысль, – согласился Релкин. – Я – за.

– Мастер-пивовар из «Кудрявого поросенка» как раз наварил портеру.

– Это малость дороговато.

– Дело того стоит. Там, куда мы отправимся, никаким пивком не побалуешься а уж о портере и говорить нечего.

– Тогда двумя бочонками не отделаться – надо брать сразу большую бочку. Не можем же мы напоить только своих драконов, а здешних вивернов обойти.

– Так же, как и их драконопасов, – проворчал Свейн.

Ерунда, – заметил Релкин, – все ребята вместе не вылакают столько, сколько один виверн. Но нам действительно потребуется большая бочка.

Стало быть, придется пошарить по карманам, – сказал Джак.

Придется, – согласился Релкин, – но почему бы и нет. Кто знает, когда еще нам выпадет такой случай.

Пойду скажу ребятам, чтоб скинулись, – заявил Ракама. Раз Релкин – за, никто возражать не будет.

То была чистейшая правда. Среди сослуживцев по эскадрону Релкин пользовался непререкаемым авторитетом.

Вскоре после этого Свейн, Ракама и Джак направились в расположенную у самого Эльфийского квартала пивоварню за вполне приемлемую цену сторговали полную бочку только что сваренного портера. Бочку тут же закатили на телегу,

и четверка серых лошадей под проливным дождем повезла ее в драконий дом.

Не прошло и часа, как драконы Сто девятого марнерийского уже вгрызались в подаренный никому не Ведомой Зерновой Ассоциацией пирог. Бочка была откупорена: темное забористое пиво разливали в четырехгаллонные ведра и разносили драконам. Пирог нашли восхитительным все, кроме Пурпурно-Зеленого, который тем не менее лопал Все подряд. Портер виверны предпочитали всем прочим сортам, так что ведра пустели одно за другим. Вскоре драконы запели: крыша драконьего дома содрогалась от их зычного рева.

Голоса драконов были слышны во всем Верхнем городе. Они эхом отдавались от Сторожевой башни, разносясь по площади и Башенной улице.

Портеуса Глэйвса, и без того нервно мерившего шагами камеру, эти голоса просто бесили. Проклятые чудовища, когда они наконец заткнутся?! Глэйвс терпеть не мог этих тварей, которые, по его мнению, только объедали легионы. Сидят себе вокруг драконьего дома, хлещут эль да орут со всей дурацкой силы. Ну ничего, он им еще покажет.

Глэйвс, осужденный и брошенный в темницу за мятеж в Урдхе, нетерпеливо ждал условленного сигнала. Правительство зашло слишком далеко! На сей раз Аубинас непременно восстанет, и он, Глэйвс, посчитается со всеми этими чванливыми марнерийскими аристократами, возомнившими, будто торговец зерном им в подметки не годится. В половине здешних домов Портеуса Глэйвса и на порог бы не пустили, а ведь его семья ничуть не хуже. Но нет, они смотрели на него сверху вниз и совсем извели этим ужасным процессом. Конечно, нельзя сказать, чтобы за ним вовсе не было ни какой вины, но имели место и смягчающие обстоятельства. Вся кампания в Урдхе представляла собой самоубийственную авантюру. Город должен был пасть с минуты на минуту. Упорствовать – означало обречь себя на верную гибель, что понимали решительно все разумные люди. Только эти про клятые марнерийские упрямцы цеплялись за свое легионное Уложение. Какая чушь! В такой ситуации каждый имел право позаботиться о собственном спасении. Но конечно же, эти крючкотворы в суде никогда с этим не согласятся. О нет, они будут всячески демонстрировать приверженность закостенелым догмам. А ведь все это – одна показуха!

«Да, да, – твердил себе Глэйвс, – все эти законы, суды, порядки – не более чем показуха. Фасад, укрывшись за которым, правящая элита Марнери выделывает все, что ей заблагорассудится. Именно так, и никак иначе. Но эти проклятые марнерийцы не только лицемеры, но и глупцы. Как они посмели препятствовать стремлению Аубинаса обрести свободу?! Черт, сколько в это денег вбухано!»

За окном послышалось приглушенное звяканье. Сигнал! Портеус лихорадочно метнулся к узенькому оконцу и просунул наружу руку с носовым платком.

Позвякивание донеслось снова, и он отдернул руку.

Теперь его бросило в пот.

Через несколько минут в тюремном коридоре появился вооруженный отряд. Незадолго до этого одного из часовых у камеры Глэйвса под каким-то предлогом отозвали. Оставшийся попытался исполнить свой долг – и был убит на месте. Дверь в камеру распахнулась.

Покинув темницу, беглец и его спасители повернули к городской стене, к задним воротам тюремной башни. Их пропустили караульный офицер участвовал в заговоре. За стеной дожидались резвые кони, так что всего через несколько минут мятежники уже мчались во весь опор по дороге на Лукул и Аубинас. Портеус Глэйвс, разумеется, радовался, что вырвался наконец из проклятого белого города, но перспектива скакать всю ночь верхом, да еще и под дождем, повергала его в уныние. Он никак не мог взять в толк, почему эти люди не позаботились об экипаже.

Впрочем, это не имело никакого значения. Главное, они мчались туда, где жители цветущего Аубинаса уже брали в руки оружие. Знамя свободы было поднято в цитаделях крупнейших городов, гонцы с зажженными факелами разносили повсюду призыв к восстанию.

Поутру это станет свершившимся фактом. Аубинас объявит об отделении от Марнери. Виднейшие граждане Аубинаса возьмут власть в свои руки. Что же до марнерийских чиновников, то их под конвоем сопроводят в Лукул, откуда они вольны будут своим ходом добираться до разлюбезного им белого города на долгом проливе.

Аубинас обретет свободу!