Текст книги "Драконы Аргоната"

Глава двадцать девятая

Наконец и на марнерийский драконий дом опустилась мирная ночь. Вдоволь напевшись песен, виверны разошлись по своим стойлам и мирно уснули. Привычная многозвучная симфония храпа разносилась по всему дому. Тон, как всегда, задавал Пурпурно-Зеленый, медношкурые вторили ему слегка дрожащим басом. Альсебра порой издавала низкие альтовые пассажи с фиоритурами. Драконопасы привыкли к этому с детства, да и командир Кузо тоже начал привыкать. Во всяком случае, затыкать на ночь уши он перестал еще в Кросс Трейз.

Но вскоре могучий храп занимавшего двойное стойло дикого дракона зазвучал странно и сбивчиво. Пурпурно-Зеленый стонал, ворочался, перекатывался и хрипел.

Мануэль проснулся почти сразу. Он зажег лампу и с безопасного расстояния – стоя у входа – пригляделся к дракону. Ворочаясь, Пурпурно-Зеленый заполнял собою чуть ли не все стойло. Что-то определенно было не так. Осторожно приблизившись, юноша подсунул руку под одно из сложенных крыльев и тут же понял: у дракона жар. Пурпурно-Зеленый шевельнулся, и Мануэль решил, что думать лучше снаружи, а не в стойле. Через несколько минут в темном коридоре появилась еще одна зажженная лампа. Подошел Ракама.

– Мануэль! – воскликнул коренастый крепыш. – Пурпурно-Зеленый тоже захворал?

– Да. А Гриф?

Следом за Ракамой пришли Хонт, Джак а там и все остальные, включая Релкина. Базил проснулся, оттого что почувствовал жжение в желудке.

– Совершенно ясно, что все дело в рыбном пироге, – сказал Релкин. – драконы отравились. Значит, надо вызвать у них рвоту.

– Верно, – согласился Свейн, – это единственный способ.

– Вопрос в том, как это сделать. Старый Макумбер говаривал, что у вивернов частенько бывает несварение желудка, например, когда они объедаются лапшой. Он учил, что, если дракон мается животом, самое милое дело – промыть его тонной чистой воды. «Прокачать полностью», – так он говорил.

– Давайте так и сделаем, – сказал Свейн.

– Нам нужен насос и какой-нибудь шланг.

– Шланги есть на складе, – подсказал Курф, – пожарные брандспойты. А воды полно в резервуарах на крыше.

– Конечно! – воскликнул Релкин. – Противопожарная система – это то, что нам надо. Тащите брандспойты к резервуарам!

Драконопасы размотали свернутые кольцами шланги, подключили их к гидрантам и открыли задвижки. Потом, подхватив брандспойты, парни всей компанией помчались к стойлу Пурпурно-Зеленого.

Дикий дракон проснулся. Чувствовал он себя отвратительно и, когда увидел у входа целую ораву драконопасов, раздраженно взревел:

– Что вам нужно? Ребята малость струхнули, но Мануэль был твердо настроен довести дело до конца:

– Нам нужно влить в тебя побольше воды. Промыть живот, вымыть наружу всю еду, какую ты съел. От нее тебе плохо.

– Откуда ты это знаешь?

Огромный дракон опустил голову, оскалив страшную пасть перед самым носом Мануэля. Любой мало-мальски разумный человек задал бы стрекача, но юноша стоял на своем:

– Я много лет изучал драконов, так что – знаю.

– Знаешь, как же… Ой! – Пурпурно-Зеленый умолк, прерванный нахлынувшей волной острой боли. Огромное тело спазматически дергалось, сено разлетелось по всему стойлу.

– Еще как знаю! – отрезал Мануэль.

Релкин и Свейн тем временем протиснулись вперед с брандспойтом, из которого уже капала вода, поскольку они приоткрыли заслонку.

– Вот, – сказал Релкин. – Возьми это. Пурпурно-Зеленого слегка отпустило. Он сел, недоверчиво поглядывая на шланг.

– Пей, – велел Релкин, – ней, сколько сможешь, а когда не сможешь – все равно пей. Мы должны вымыть из тебя всю отраву.

Глядя на ребят сверху вниз, Пурпурно-Зеленый припомнил слова своего друга Хвостолома. Эти мальчишки действительно изучали драконов, да так старательно, что порой знали о них больше, чем о себе.

Он уступил. Без единого слова крылатый дракон вставил шланг в рот, и вода хлынула ему в глотку. Проглотив около десяти галлонов, он отдышался, потом выпил еще столько же.

Драконопасы, вытаращив глаза, следили за тем, как округлялся его живот. Наконец дракон стал кашлять и задыхаться, а потом выплюнул брандспойт и обхватил брюхо передними лапами.

Драконии дом потряс громовой рев, за ним последовало какое-то бульканье и хрип. Вода хлынула из открытой пасти вместе с остатками ужина. Драконопасы мигом вылетели из стойла в коридор – все, кроме Мануэля, озабоченного тем, как уберечь от потопа содержимое вещмешка. Пурпурно-Зеленого рвало снова и снова, пока он не изверг все, что проглотил перед сном.

Драконопасам Сто девятого выдалась веселенькая ночь. Процесс, опробованный на Пурпурно-Зеленом, пришлось повторять и повторять – отравлены были все виверны эскадрона без исключения. Желудки медношкурых по какой-то причине не желали расставаться с остатками рыбного пирога, так что их пришлось промывать по несколько раз.

В то же время парни искали недоеденные куски дареного угощения. В том, что отравлен был именно пирог, сомневаться не приходилось. Животами маялись только драконы Сто девятого: пиво пили все, а пирог ели только они. Остальные виверны в драконьем доме обошлись обычным легионным пайком. К сожалению, гигантское блюдо из-под пирога было вымыто и высушено еще до того, как все улеглись спать. Правда, под столом удалось найти оброненный кем-то крохотный кусочек. Две ведьмы, невесть откуда появившиеся в драконьем доме во время поисков, тут же упрятали находку в стеклянный сосуд и унесли.

Вскоре подоспели штатные лекари драконьего дома и пришли к выводу, что драконопасы уже сделали все как надо. Прием каких бы то ни было лекарств непременно следовало предварить промыванием желудка.

В то самое время, когда в драконьем доме царила полнейшая сумятица кто-то принес известие о бегстве Портеуса Лэйвса. Городские ворота закрыли, стража обшаривала город.

У Релкина аж сердце упало от огорчения. После всех этих бесконечных слушаний да заседаний они так и не сумели наказать виновного. В том, что Портеуса Глэйвса в городе нет, юноша не сомневался. Он раздраженно сплюнул, но тут же выбросил беглеца из головы, в драконьем доме дел было невпроворот.

Тяжелее всех перенесла отравление Альсебра. Ее буквально выворачивало наизнанку, она задыхалась, словно мучимая астмой. Драконопасы ничего не могли поделать: им оставалось лишь смотреть, как дракониха борется за жизнь, и надеяться, что она спасется. Впрочем, и смотреть времени не было. Медношкурым – большому Чектору и молодому Чурну – тоже приходилось несладко.

Базил в очереди на промывание желудка оказался седьмым, потому как по какой-то причине пострадал меньше других. Он только потел, кряхтел да жаловался на тошноту. Проглотив галлонов пятнадцать воды, кожистоспинный отвернулся в сторону, и его тут же вырвало.

На исходе четвертого часа дыхание Альсебры стало ровнее и глубже; она определенно шла на поправку. Медношкурые по-прежнему были плохи.

Драконий дом выглядел ужасающе. Вода и блевотина перемешались с устилавшим стойло сеном. Стены были заляпаны полупереваренными остатками пищи, вонь поднималась до самых небес,

Командир эскадрона смотрел на все это с плохо скрываемой яростью, тогда как драконопасы усердно работали с тачками, лопатами, скребками и метлами. Кажется, поначалу Кузо был озабочен не столько состоянием здоровья драконов, сколько тем, какой ущерб нанесен репутации Сто девятого марнерийского. Но очень скоро он понял, какой опасности подверглись виверны, и тут же, не чинясь, взялся за совок и метлу, как и все остальные.

Медношкурые, самые большие драконы после Пурпурно-Зеленого, страдали от судорог и колик больше других. Их желудки приходилось промывать снова и снова, но в конце концов остатки отравы были удалены, и медные присоединились к остальным дрожащим и стонущим бедолагам, вставшим на путь выздоровления. К тому времени Пурпурно-Зеленый уже уснул и тихонько храпел.

Омерзительную жижу нужно было убрать, полы в стойлах тщательно вымыть, промокшее грязное сено заменить на свежее, благо на чердаке его было запасено вдоволь. Этой работой занимались все, включая драконов из соседних подразделений – таких, как несший постоянную службу в марнерийском драконьем доме чемпион Вастрокс. Благодаря силе вивернов выгрести прочь отходы удалось довольно быстро. Драконопасы тут же принялись драить полы швабрами и тряпками. В вымытые и просушенные стойла насыпали свежего сена, и измученные драконы смогли наконец лечь и забыться беспокойным сном.

К рассвету стало ясно, что самое страшное позади. Но драконопасы продолжали трудиться, и вместе с ними орудовал огромной метлой командир эскадрона Кузо. Это не осталось незамеченным авторитет офицера существенно возрос.

К середине утра порядок в драконьем доме был восстановлен. Дождь прекратился, и все вывалили наружу, погреться на солнышке. Мальчишки смертельно устали, перепачкались с головы до ног, и пахло от них ужасно, но драконы были спасены. И теперь страх за жизни вивернов уступил место гневу на подлых отравителей.

Командир эскадрона, почти такой же грязный, как и его подчиненные, обратился к драконопасам:

– Дело сделано. Нам всем пришлось нелегко, и я должен признать, что справились мы во многом благодаря дракониру Релкину. Он с самого начала знал, что делать, и правильно руководил всеми нами.

Солдаты встретили это признание одобрительными воз гласами. Кузо улыбнулся и, оставив их заниматься своими делами, отправился приводить себя в порядок. Едва он отошел подальше, как Свейн прошептал:

А Кузо-то, я гляжу, мужик что надо. В кои-то веки нам повезло с командиром.

– Работал со всеми, даром что офицер. Молодчина!

Ракама сидел рядом со Свейном, и Релкин невольно задумался о том, как чудно порой оборачивается жизнь. Давно ли эти двое готовы были вцепиться друг другу в глотку, а теперь их водой не разольешь. Может, и Гриф с Базилом подружатся? Впрочем, это представлялось совсем уж невероятным.

– Так откуда взялся этот проклятый пирог? – промолвил, сидя на корточках у стены, разгоряченный и перепачканный Мануэль.

– Подарок независимой Зерновой Ассоциации. Так говорили, – отозвался Ховт из Синта. – Кто знает, что это за ассоциация такая?

– Никто о ней и слыхом не слыхивал, заявил Джкак. – Я кого только не спрашивал.

– Вот узнаю, кто эти гады… – Ракама запнулся, размышляя о том, какой кары заслуживают негодяи, задумавшие отравить его прекрасного зеленого дракона.

– Дело-то нешуточное. Необходимо выяснить, кто они такие.

Такого еще не бывало, – промолвил Свейн, разводя огромными ручищами. – Чтобы кто-то задумал отравить целый драконий эскадрон…

Парень был прав. Ни о чем подобном никто даже не слышал.

– Клянусь Рукой, ну и наглецы же они, те, кто это затеял, сказал Мануэль.

Они все еще сидели на солнце, обмениваясь репликами, когда к драконьему дому подбежал Джомо, драконопас одного из великих старых чемпионов Текастера.

– Вы тут сидите, а весь город на ушах стоит! – крикнул он на бегу, направляясь к стойлу своего дракона.

– О чем это? – спросил Свейн.

– Эй, Джомо! – крикнул одновременно с ним Ракама.

– Что случилось?

– Восстание, – прозвучал зловещий ответ. – Аубинас объявил себя независимым.

Глава тридцатая

Известие о мятеже распространялось, как круги по воде. Впервые в истории Аргоната провинция объявила себя независимой и подняла знамя восстания.

Процесс над Глэйвсом, видимо, подлил масла в огонь, а его побег из темницы оказался для властей полнейшей неожиданностью. Теперь, конечно, велось следствие, но многого от него ждать не приходилось. Изменники, помогавшие подготовить и совершить побег, и сами благополучно скрылись из города.

В Андиквант известие было передано с помощью так называемой «корабельной улицы». С корабля на корабль сигнальными флажками передавали слово «мятеж» и букву «А». Между Кадейном и Кунфшоном каждый день курсировали сотни судов, даже если не принимать во внимание рыболовецкие флотилии Островов и Аргоната. Сигнал переходил с мачты на мачту, и уже во второй половине дня новость долетела до Кунфшонской гавани, до высившейся над Андиквантом башни Ласточек.

Император созвал Имперский Совет, после чего уединился для частной беседы с Великими Ведьмами Лессис и Рибелой.

Император сидел в излюбленном штурманском кресле, но выглядел усталым и даже как-то осунулся. Управление Империей было делом нелегким, к тому же еще давали о себе знать раны, полученные при Куоше.

Это все-таки случилось, – промолвил он голосом, исполненным печали. – И, что хуже всего, случилось в Аубинасе. Они там невероятно упрямы.

Паскаль испробовал все, что мог, стараясь предотвратить мятеж, но проклятые аубинасцы уверовали в то, обретя независимость, они превратят свою плодородную провинцию в богатейшую страну, ибо никто не сможет по мешать им взвинтить цены на хлеб и основательно нажиться.

О том, что без помощи остальных провинций Аргоната их земля давно оказалась бы во власти беспощадного врага, никто не задумывался. Зерновые магнаты, кажется, искренне полагали, что деньги обеспечат им безопасность. Их недальновидность была сопоставима разве что с их эгоизмом.

– Мы предвидели, что это произойдет, – сказала Рибела, все еще сердившаяся на императора. Она предупреждала его, докладывая о брожении в Аубинасе на протяжении всего срока своего пребывания на посту главы Службы Необычайного Провидения. И по-прежнему считала, что Паскаль не проявил должной решимости.

По правде сказать, Паскаль и сам в какой-то степени винил себя. Но это не значило, что он не принимал мер. Само путешествие по Аргонату было надумано для того, чтобы воодушевить народы имперской идеей и предотвратить мятеж.

Казалось, обстановка тому благоприятствовала. Империя Розы отразила вражеское нашествие у Сприанского кряжа и устранила угрозу, которую таили в себе эксперименты, проводившиеся Херугой Скаш Гцугом на Эйго.

Союзники Империи теснили противника на дальнем западе, а имперские войска осаждали его могучую цитадель в горах Белых Костей.

Между тем девять городов росли и богатели, а пограничные земли Кенора быстро обживали землепашцы. Паскаль надеялся, что его неожиданное появление во всех девяти городах напомнит о несомненных успехах имперского правления и поможет пробудить в народе энтузиазм. Увы, этот опрометчивый маневр едва ли не закончился страшной бедой.

Мало того что сам он едва избежал гибели, так это происшествие еще и породило множество невероятных слухов. При этом в них содержалось зерно горькой истины: Император был ранен в схватке с врагами, сумевшими просочиться в глубь страны.

– Какими сведениями располагаем мы о мятежниках – спросил император, обращаясь к Лессис, ибо чувствовал агрессивное настроение Рибелы.

Серая Леди выглядела озабоченно, так же звучал ее голос.

– Весьма скудными, – отвечала она. – В рядах повстанцев у нас почти нет лазутчиков. Внедрить их оказалось не так-то просто.

– Мятеж спланирован и осуществлен узкой группой лиц, тесно связанных друг с другом, – добавила Рибела. – Это кружок богачей, придерживающихся крайних взглядов, и они умело используют недовольство части общества, в том числе бедняков. В их распоряжении огромные средства, а стало быть, влияние и власть.

– Вексенн из Чампери, сказала Лессис. – Он в центре всего. Вечно мутит воду.

– А, Фалтус Вексенн. Как же, наслышан. На него имеется толстенное досье. Он выступал за ввоз рабов для работы на полях.

– Это весьма проницательный финансист, подгоняемый всепоглощающей алчностью и крайним эгоизмом. Чрезвычайно опасный противник.

– И впрямь старый приятель, – промолвила Рибела. Проникнуть в его окружение нам так и не удалось.

Вексенн, Портеус Глэйвс, Калеб Нит и Сальва Ганн, – монотонно перечислила имена Лессис, – вот заправилы смуты. Я надеялась, что мы наконец избавились от Глэивса, но измена угнездилась и в стенах города Марнери.

Император кивнул и погладил бороду.

– Что мы можем предпринять? Я жду от вас практического совета.

Лессис сложила руки, словно хотела спрятать лицо в ладонях:

– Судя по всему, войны не избежать: даже если мы попытаемся обойтись без насилия, к нему прибегнут сами повстанцы. Поэтому нам надлежит ударить первыми, чтобы пресечь разрастание мятежа.

– Думаете, следом за Аубинасом восстанет Арнейс?

– Такое возможно, хотя вовсе не обязательно. Похожая ситуация не только в Арейнсе, но и в Кадейне. Среди кадейнских зерноторговцев отмечен рост республиканских настроений. Они спят и видят баснословные прибыли, которые смогут извлечь, расколов единый рынок и взвинтив цены. Чего не позволяет сделать система имперского контроля.

– Хм. А может, мы и вправду слишком жестко контролируем рынок? – промолвил император. – Не препятствуем ли мы естественному ценообразованию? Если зерна слишком много, а покупателей мало, стоит ли сразу выбрасывать на рынок весь хлеб? И не слишком ли низки цены? Могут ли фермеры обеспечить себе достойную жизнь?

– Мы не думаем, что наша политика ошибочна, Ваше Величество, – ответила Лессис. – Фермы Аубинаса и Арнейса процветают. Безусловно, в этих провинциях с опаской смотрят на колонизацию Кенора, ибо в перспективе это грозит им конкуренцией. Но спрос на пшеницу и ячмень достаточно высок, так что жители плодородных земель вовсе не в убытке. Рынок мы регулируем, это правда. Мы стараемся из года в год поддерживать цены неизменными, ибо считаем стабильность благом для общества. Намерение Аубинаса попридержать зерно и взвинтить цены убийственно. К тому же мятежники намереваются замедлить, а то и вовсе прекратить освоение Кенора. Некоторые экстремисты поговаривают о том, чтобы завоевать Кенор и отторгнуть его от Империи.

– Но каким образом? У них нет достаточной военной силы.

– До сих пор это оставалось загадкой. Но теперь мы узнаем какими силами они располагают в действительности.

– Но все же, что делать? Каков ваш совет?

– Сейчас все зависит от военных. Нужно выступить как можно скорее и сокрушить повстанцев.

– Будет собран легион Красной Розы. Одновременно мы подготовим транспорт. Думаю, через месяц наши силы прибудут в Марнери.

– Там тоже есть войска: они размещены на отдых в Голубых Холмах и Дэшвуде. И пара драконьих эскадронов: один в самом городе, а другой в Дэшвуде.

– Верно, об этом я и не подумал. А у мятежников есть драконы?

– Маловероятно, Ваше Величество, об этом бы мы знали. Невозможно вырастить и подготовить к военной службе вивернов так, чтобы это осталось в тайне.

– Но у них могут быть тролли, заметила Рибела. – В прежние времена зерновые магнаты Аубинаса их покупали.

– Хм. И при этом мы понятия не имеем, что замышляет наш новый враг, верно? Что вы об этом думаете, леди? – Он пристально взглянул в лицо Лессис, но узрел лишь нечеловеческое спокойствие, какое эта женщина всегда демонстрировала в нелегкие времена.

– Я думаю, что он каким-то образом ко всему этому Причастен. Кризис в Аубинасе назревал давно, но в последнее время события ускорились и приобрели размах. Властелин среди нас, но действует тайно. Он знает, как сокрушить мир, подобный нашему, видит, что методы Повелителей из Падмасы в какой-то мере самоубийственны. Он будет вести свою разрушительную работу, укрывшись за спинами заговорщиков и смутьянов.

– Значит, нам предстоят ужасные испытания.

– Да, Ваше Величество. Это абсолютная правда.

Глава тридцать первая

После утреннего осмотра сердитый С Виду Кузо вызвал Релкина в свой кабинет. Закрывая за собой дверь, юноша слегка нервничал.

– Драконир Релкин, я должен с сожалением сообщить, что через десять дней тебе надлежит предстать перед судом. Ты обвиняешься в присвоении золотых слитков, принадлежащих жителям далекой страны.

Релкин мысленно пожал плечами. Лагдален предупреждала его, что аубинасские деньги свободно обращаются среди высших военных чиновников Марнери и трибунала не избежать. Но он явится туда с адвокатом и попросит отсрочки – до тех пор, пока из Мирчаза и Ог Богона не будут получены затребованные показания.

– Все, что я о тебе знаю, драконир, заставляет предположить: золото ты, скорее всего, взял. – Кузо хмуро наморщил лоб, но тут же улыбнулся. – Однако я уверен, что взял ты его по праву.

Релкин не привык к улыбкам командиров и не сразу улыбнулся в ответ.

– Премного благодарен, господин командир.

– Нет, это я должен благодарить тебя, драконир. Честно признаюсь, когда ты неожиданно вернулся с Эйго, меня это несколько обеспокоило. Я опасался, что твое появление не лучшим образом скажется на дисциплине. У тебя великолепный послужной список, множество боевых наград. Ты давно заслуживаешь повышения. Но когда открылась вакансия в Сто девятом, тебя считали погибшим. Командиром был назначен я, а твое возвращение поставило меня в трудное положение.

Релкин крепко сжал губы.

– Так вот: твердо обещаю, что, как только в марнерийских легионах появится вакансия командира драконьего эскадрона, эту должность получишь ты.

– А мой дракон останется со мной?

– Не думаю, что кому-нибудь придет в голову разлучать дракона Хвостолома с его драконопасом. Это было бы слишком большой глупостью.

Релкин кивнул. Хотелось надеяться, что так оно и будет. Бывало, что, получив повышение, дракониры расставались со своими вивернами, но Релкин представить себе не мог, как он будет командовать эскадроном, оставив кожистоспинного невесть на чьем попечении.

– Но до той поры нам придется ладить. Тем более что в связи с мятежом в Аубинасе дел у нас скоро будет по горло.

Релкин аж подскочил.

– Вы хотите сказать, что мы не отправимся в Эхохо?

– Во всяком случае, не в этом году. Нас со дня на день могут послать в Аубинас. Возможно, тебе даже не придется на той неделе являться в суд. Дату заседания, скорее всего, перенесут. Всему, что связано с Аубинасом, сейчас придают первостепенное значение.

– Я подозревал, что это может произойти, сэр. Но, по правде сказать, о том, что мы не попали в Эхохо, жалеть не стоит. Там, в горах, жуткая холодина.

– Да, драконир, тут ты совершенно прав. Вместо того чтобы морозить себе задницы, мы будем гоняться за мятежниками. Думаю, предстоят нешуточные схватки.

Осмелюсь доложить, сэр, Сто девятый никогда особо не беспокоился по этому поводу. Были бы драконы сыты, а уж в бою эскадрон не подведет.

Я это заметил, – сказал Кузо с суховатой улыбкой.

Расставшись с командиром, Релкин вернулся в стойло. Базил находился в оружейной, где кузнецы подгоняли на него набедренники и наголенники. Недавно на вооружение были приняты новые драконьи доспехи, не такие громоздкие, как прежде, но столь же надежные.

Релкин пытался разобраться в собственных мыслях: то, что не придется мерзнуть в Эхохо, безусловно радовало, но перспектива сражаться против своих же соотечественников угнетала. Одно было ясно – коль скоро театром военных действий станет Аубинас, в еде и пиве недостатка не будет. Аубинас слыл одной из богатейших провинций Аргоната. Драконам такая война придется по вкусу.

Релкин заметил, что на его носовом платке завязаны два узелка – на память. Но что они означали, он, хоть убей, вспомнить не мог.

Само собой, забывчивость его объяснялась возбуждением, а возбуждение было вызвано тем, что перед ним наконец-то открылась перспектива повышения. Он станет командиром. И по-прежнему останется с Базилом, пусть даже и в другом эскадроне. Конечно, им будет недоставать старых друзей из Сто девятого. Проклятие, ведь они прослужили бок о бок дольше, чем многие эскадроны вообще ухитрялись просуществовать. Но зато повышение поможет ему найти общий язык с кланом Ваттель. Офицер, командир эскадрона – это не какой-то там драконопас. Горцы уважают чины и звания.

Да и с трибуналом, скорее всего, обойдется. Во-первых, слушание отложат до окончания аубинасской компании. Во вторых, если речь зайдет о золоте, это может даже возвысить его в глазах ваттельских старейшин. Они народ прижимистый, но не слишком богатый.

Драконира не оставляло хорошее настроение. Суд, конечно, рано или поздно состоится, но его должны оправдать. И король Хулапуг, и нынешние власти Мирчаза подтвердят, что все ценности получены совершенно законно. Мирчазские слитки принадлежали эльфийским лордам, погибшим во время восстания, так что он никого не ограбил. Золото было ввезено в страну открыто, с соблюдением всех таможенных процедур. Чего еще надо? Все бумаги оформлены, все налоги уплачены.

Правда, один мешочек он все-таки зарыл, так ведь это на всякий случай. Мало ли как жизнь повернется.

Хорошо и то, что их не пошлют в Эхохо. Как и всем прочим, ему вовсе не улыбалось проторчать целый год на осадных позициях. Зимой в горах стояла такая стужа, что не спасали даже двойные плащи и закрывающие лицо шерстяные маски. Чтобы хоть чуточку согреться, приходилось, стоя на часах, отплясывать джигу.

Тут его взгляд снова упал на узелки, и он наконец вспомнил, чего ради их завязал. Первый должен был напомнить о необходимости проверить, как обстоят дела с новыми ножнами для Экатора. Старые износились, а после пребывания на Эйго чуть ли не разваливались на части.

Конечно, со склада можно было получить ножны казенного образца, но они для Экатора не годились. Клинок Базила был длиннее и тяжелее стандартных легионных мечей. Кроме того, Лессис просила Релкина не забывать о том, что ножны Экатора служат домом для обитающего в клинке духа. Релкин не раз видел меч в деле и ничуть не сомневался в том, что он и впрямь обладает душой и волей. Подходящие для Экатора ножны испещренные изнутри магическими рунами, могли изготовить только эльфы.

Поэтому Релкин заказал ножны в Эльфийском квартале, у оружейника, чья мастерская находилась в самом на чале Башенной улицы, у площади. Он завязал узелок, что бы не забыть зайти к мастеру и узнать, как продвигается работа.

Второй узелок должен был напомнить о необходимости посетить контору Лагдален, где ему предстояло ознакомиться с обвинительным заключением, показаниями свидетелей обвинения и прочими документами, а также обсудить все вопросы, касающиеся предстоящего военного суда. По решению судебных властей, Лагдален выступала в этом деле в качестве поверенного Релкина. Сама Лагдален рассматривала обвинение против драконира как своего рода продолжение дела Глэйвса, а поскольку в юридическом смысле дело Глэйвса было завершено, у нее было достаточно времени, чтобы всецело посвятить себя защите старого друга.

Пора было идти, а то ведь скоро дракон вернется из оружейной, а там как раз подоспеет время завтрака. Ну а после того, как виверны поглотят огромное количество сдобренной акхом лапши, запивая ее слабым пивом, нужно будет обработать все рубцы и шрамы на шкуре Базила Старым Сугустусом – для надежности. А запас бальзама подошел к концу, так что за ним придется сбегать в гарнизонную аптеку.

Выйдя из драконьего дома, Релкин торопливо прошагал пару кварталов по Башенной и свернул в переулок Полумесяца, что в Эльфийском квартале.

Все здесь выглядело диковинно: улочки были узкими и извилистыми, а фасады выбеленных кирпичных домов украшали стрельчатые двери и круглые окошки. Здесь жили лесные эльфы, существа с крошечными зелеными отметинами на коже, выдававшими их странное, нечеловеческое происхождение. Они состояли в отдаленном родстве с золотыми эльфами, но даже представление о степени родства затерялось в песках времени.

Релкин подошел к кузнецу Лукуле Перри – крепко сбитому, широкоплечему эльфу с крючковатым носом, носившему остроконечную красно-белую шапочку с золотыми кистями. В подмастерьях у него состояли три молодых эльфа, все, как говорил Лукула, «корнями из одной рощи». И впрямь выглядели они как братья: стройные юноши с оливковой кожей, тонкими чертами лица и тем отстраненным взглядом, который всегда отличает эльфов.

– Крепкое приветствие тебе, драконир, – промолвил эльфийский кузнец, отложив в сторону длинные щипцы, которыми он удерживал шипящую полосу раскаленной стали, и утерев пот со лба.

– Приветствие принято и возвращено, Лукула. День нынешний да узрит тебя пребывающим во здравии и довольстве.

Судя по довольному виду кузнеца, ему приятно было услышать из уст драконира это старинное эльфийское благословение.

– Воистину, ты друг эльфов.

«Интересно, – подумал Релкин, что сказали бы сейчас Играющие Владыки Тетраана?»

Работа над ножнами близилась к завершению. Уже были нанесены руны, способные умиротворить дух клинка. Яриться клинку надо лишь в бою, а пребывая в ножнах, он должен вкушать отдохновение. Девятифутовые, обтянутые черной кожей стальные ножны, испещренные изнутри руна ми, снаружи не имели почти никаких украшений, кроме медного наконечника и медного же кольца у рукоятки. В это тяжелое кольцо был вделан камень – кошачий глаз. Оставалось лишь приварить тяжелые пряжки для портупеи. Именно из-за пряжек работа застопорилась: они были заказаны в Кроватской фирме, что на Портовой улице, но до сих пор не поставлены. Однако к утру следующего дня все обещали сделать.

Релкин забежал в драконий дом и убедился, что Базил все еще в оружейной – с него снимали мерку для набедренников. Пурпурно-Зеленый громко жаловался на наголенники – они жали под коленом. Драконир отправился по Водяной улице к конторе Лагдален. Дождь наконец прекратился, небо очистилось. Внизу раскинулся город, а дальше, до самого горизонта, голубели воды залива.

Молодая женщина, встретившая его в приемной Лагдален, сообщила, что леди беседует с важным посетителем. Релкину предложили посидеть и подождать.

«Подождать так подождать», – решил юноша и принялся размышлять о ближайших, вовсе не огорчительных перспективах. В Эхохо плыть не придется, и зиму он проведет здесь, на побережье. Это даже лучше, чем в Кеноре. Боевые действия в Аубинасе не внушали ему опасений. Едва ли зерновые магнаты выставят целую армию троллей, а в то, что люди выступят против боевых драконов, он не поверит до тех пор, пока не увидит это собственными глазами. Скорее всего, повстанцы прибегнут к партизанской тактике, а в та кой войне драконы особой роли играть не будут.

В конторе Лагдален царила деловая суета. Две молодые женщины спустились по лестнице и вновь удалились. После недолгого разговора с особой, сидевшей за столом в приемной. Пришел какой-то мужчина: он положил на стол сумку, наполненную свитками, после чего откланялся. Другой муж чина принес большой свиток, который оставил в приемной после того, как получил расписку. Курьеры появлялись то и дело: одни приносили бумаги, другие, наоборот, уносили. Время от времени из-за двери, ведущей в помещение цокольного этажа, появлялся парнишка с деревянным подносом, заваленным бумагами.

На Релкина вся эта кипучая деятельность произвела впечатление: не канцелярия, а настоящий улей. Время тянулось, но он не досадовал, ибо грезил о том, что сулит ему повышение. От приятных мечтаний его оторвал тихий, спокойный голос спускавшейся по лестницы женщины. Звучал он приятно, но всегда предвещал опасность. Спустя несколько мгновений в приемной появилась Лагдален, а рядом с ней шла сама леди Лессис. Завидев Релкина, ведьма улыбнулась и протянула ему руку.