Текст книги "Маг и кошка"

Глава 5

Торбат удивлённо вздёрнул брови, повернул голову и искоса глянул на Мэта:

– Ты разве не называл своего фамилиара демоном?

– Так его назвал первый человек, его придумавший, – небрежно бросил Мэт. – И подобрал неправильное название. На самом деле Макс – дух стихии, а не демон. Но когда кто-то врёт, он это всегда распознает. Говори правду: что это за Кала Наги, про которого ты только что сказал?

Торбат вздохнул и сдался:

– Это женщина-демон. Она явилась ко мне и стала винить меня за то, что я отослал эту девушку из Мараканды. Покуда она находилась там, при дворе пресвитера Иоанна, Кала Нага было не о чем беспокоиться, а теперь она говорит, что девица может помешать её замыслам. Кала Нага явилась мне во сне и пообещала, что нашлёт на меня чудовищ, дабы они разорвали меня на клочки!

– О стало быть, ты бежал не из страха перед пресвитером Иоанном? Ну и где же разыскать эту Кала Нагу?

Шаман уставился в пространство. Мэту стало не по себе. Казалось, Торбат воскрешает живущие в его душе воспоминания далёких предков. Голос шамана зазвучал отстраненно, бесчувственно:

– Когда-то она была богиней – кровожадной богиней. Она нападала на странников, она заставляла землю сотрясаться, она пожирала собственных отпрысков. Когда на землю явился добрый Будда, Кала Нага, злобно шипя, удалилась, а ваш Христос и вовсе стёр воспоминания о ней. Но вот теперь она снова напомнила о себе! Она пробуждается, она говорит всем, кто помнит о ней, что она жива, что она готова вновь собрать урожай жертв, что она опять будет властвовать над теми, кто ей поклоняется!

Мэт не отрывал глаз от Торбата. Шаман говорил как почитатель страшного божества, а не как тот, что спасался от него бегством.

– А почему Балкис представляет угрозу для Кала Наги?

– Дело не в самой девушке, – все так же отстраненно ответил шаман. – А в другом, кто рядом с нею. Сама по себе она безвредна, она ничего не значит, и если бы она оставалась в Мараканде, все бы так и было и она бы никогда не нашла другого. Я этого не знал. Я был глуп, я думал только о том, чтобы ослабить могущество пресвитера Иоанна, лишив его племянницы-чародейки. Я не ведал, что у Кала Наги намного больше сил, чем те, что способна даровать пресвитеру Иоанну эта принцесса.

У Мэта по спине поползли мурашки. Он знал, что сейчас только пресвитер Иоанн и его войска сдерживали наступление варварских орд, что только страшась его, варвары отброшены в родные степи и не продвигаются дальше, на запад.

– Насколько я понял, Кала Нага успешно отвоёвывает своих былых почитателей.

– Гур-хан отвернулся от Аримана, потому что тот предал его, – ответил шаман. – Теперь он приносит жертвы Кала Наге.

– Как и все его приспешники.

Торбат кивнул:

– Все. Некоторые вожди половцев, казахов и манчжуров, узбеков, монголов, киргизов и даже кое-кто из туркменов снова начали поклоняться Кала Наге.

От мысли о страшной силе, зарождающейся на просторах степей, Мэт содрогнулся. Он стал гадать, как могла хрупкая девушка Балкис помешать этому жуткому, необузданному вихрю Зла.

– Стало быть, – сказал он, – спрятаться тебе, можно считать, негде.

Шаман удручённо кивнул.

– Но я все же буду спасаться, искать убежища. Покуда есть жизнь, есть и борьба.

– Что ж, желаю удачи, – сказал Мэт. Ему стало так жалко несчастного, что он, не задумываясь, простил его. Ведь Торбат, если на то пошло, спас от неминуемой гибели цивилизованный мир, отослав Балкис из Мараканды, хотя сам и не ведал об этом. – И ещё желаю попутного ветра.

Шаман очнулся от транса и изумлённо уставился на Мэта:

– Ты… Ты не желаешь наказать меня?

– Думаю, ты уже наказан, – ответил Мэт.

Туман рассеялся. Мэт убрал свою волшебную палочку в чехол. Он снова оказался в рабочей комнате пресвитера Иоанна. Царь Мараканды удивлённо смотрел на него:

– Ты не взял в плен колдуна?

– Я принёс те сведения, которыми он располагал, – ответил Мэт. – Он пытался спасти свою жизнь, а мне не хотелось стать свидетелем его гибели.

– Что за кара его ожидает? – насторожённо спросил Иоанн.

– Этот карающий демон известен под именем Кала Нага, – отозвался Мэт. – Во рту пересохло. Дайте мне попить, и я расскажу вам о ней.

В лаборатории у пресвитера Иоанна имелся запас фруктового сока, и это было как раз то, чего так хотелось Мэту. Они с царём уселись за маленький столик, на котором стоял кувшин с соком, и Мэт рассказал Иоанну о своей встрече с шаманом. Когда он закончил рассказ, пресвитер Иоанн спросил:

– Так, значит, эта варварская богиня стала демоном?

– Называйте её как угодно, – пожав плечами, проговорил Мэт. – Богиня или демон – она покровительница разрушения и несчастий. И если люди поклоняются ей как богине, это скорее больше говорит о них, нежели о ней.

– Всякий цивилизованный человек назвал бы её демоном, согласно её поведению, – согласился пресвитер Иоанн. – Но она избрала себе в почитатели не цивилизованных людей, а варваров. – Он нахмурился. – Но как же наша малышка Балкис может быть препятствием на пути столь чудовищного создания.

– Ну… Физически Балкис, конечно, не великанша, но у неё большое сердце, – напомнил царю Мэт. – Кроме того, настоящую угрозу для Кала Наги она станет представлять только тогда, когда соединится с «другим», о котором упомянул Торбат.

Пресвитер Иоанн одарил Мэта удивлённым взглядом.

– Думаете, речь не о вас?

– Может быть, и обо мне, – задумчиво кивнул Мэт. – Скорее всего я бы не вернулся в Мараканду, если бы вы меня не позвали. Но если все так и есть, то мне нужно как можно скорее оказаться рядом с Балкис.

– В любом случае необходимо побыстрее разыскать её, – невесело проговорил пресвитер Иоанн. – Вы сказали, что Торбат знал, куда отправил нашу девочку, но куда она попала, не знает?

Мэт кивнул:

– Именно так. Балкис удалось произнести контрзаклинание в то самое мгновение, когда шаман пытался забросить её в другой мир.

Ему не удалось скрыть гордости за свою ученицу. Иоанн также явно был горд за Балкис.

– Она умна и отважна, как все члены нашего семейства, – сказал он. – Однако мы все равно не понимаем, где её искать.

– Что правда, то правда, – вздохнул Мэт.

Пресвитер Иоанн задумчиво опустил голову.

– Вот почему все наши предыдущие поиски были безуспешны. Балкис преодолела пространство между мирами, а мы думали, что её везут по степям на спине варварской лошади.

– Но теперь, когда вы знаете, что она побывала в этом пространстве, вы могли бы разыскать её?

– Не исключено, – ответил пресвитер Иоанн, встал и снял с полки большую чашу, а затем снял с крючка бурдюк с водой. Он поставил чашу на рассыпанный на полу песок – на то самое место, где прежде стоял Мэт – и наполовину заполнил её водой.

Потом он извлёк из рукава мантии небольшой флакончик и вытряхнул из него в чашу несколько капель какой-то жидкости. Мэт ощутил приятный запах. С изумлением он понял: то был запах, исходивший от Балкис. Вероятно, пресвитер Иоанн воспользовался её духами.

Из другого рукава царь извлёк тонкий длинный шарф своей племянницы, скрутил его в ровный жгут и осторожно уложил в чащу, а затем отошёл на шаг и прочёл стихотворение, смысл которого заключался в следующем: Иоанн просил, чтобы шёлковый жгут указал в ту сторону, где находится его владелица. Мэт испытал истинное восхищение: пресвитер Иоанн воспользовался законом, согласно которому предметы, некогда бывшие в контакте с человеком, сохраняют этот контакт и на расстоянии, а также законом подобия. Действие обоих законов было усилено наличием тех самых символов, благодаря действию которых прежде Иоанн определил направление, в котором следовало искать Торбата. Мэт встал на цыпочки, чтобы посмотреть, что происходит внутри чаши. Еле заметной рябью подёрнулась поверхность воды, и волночки вытянулись в сторону того аромата, который источала Балкис, а свёрнутый жгутом шарф, когда-то прикасавшийся к коже девушке, указал в ту же сторону.

– Почти юго-восток, немного южнее, – заключил пресвитер Иоанн, обернулся и устремил на Мэта смущённый взгляд. – Сожалею, но это лучшее, на что я способен, лорд-маг.

– На самом деле вы оказали мне огромную помощь, ваше величество. Теперь я хоть немного представляю, в какую сторону отправиться.

Однако Мэт гадал: далеко ли ему следует уйти в этом направлении? Наверняка предстояло преодолеть немало миль – иначе Балкис бы уже сама вернулась в Мараканду. Афганистан? Индия? Индонезия? Австралия? Мэт невольно поёжился, подумав о том, как бы ему не пришлось странствовать до самой Антарктиды. И ещё он понадеялся на то, что Балкис в ту злосчастную ночь надела тёплую ночную рубашку.

На следующее утро Мэт посетил мессу в храме пресвитера Иоанна. Храм был огромен. Здесь триста шестьдесят пять священников по очереди произносили молитвы и приносили на алтарь дары в соответствии с ритуалами несторианцев, которые значительно отличались от христианских ритуалов, знакомых Мэту. После церковной службы Мэт ушёл из города через южные ворота, прошагал с милю, затем свернул с дороги в уютную рощицу, где прочёл стихотворение, с помощью которого вызвал Стегомана. Дракон прибыл через несколько минут. Мэт забрался на него верхом, и они направились на поиски пропавшей кошки.

Балкис проснулась, когда взошла луна, и почувствовала себя намного лучше, чем прежде. Правда, у неё все равно сохранилась некоторая сонливость. Увидев женщину-брауни, которая что-то плела из сосновых иголок и напевала, Балкис очнулась окончательно и насторожилась.

Брауни заметила, что кошка открыла глаза, и улыбнулась:

– Здорова ли ты теперь, девица?

Вопрос удивил Балкис. Как, интересно, это волшебное существо могло узнать, что она – девушка, когда сейчас она пребывала в обличье кошки?

– Дух этой рощи видел, как ты преобразилась, – пояснила брауни, словно Балкис задала свой вопрос вслух. – Меня зовут Личи. Не хочешь ли ты поесть?

Балкис вдруг ощутила сильнейший голод и кивнула. Поняв, что нет никакого смысла скрывать от брауни свои способности, раз уж та знала, что она на самом деле – человек, Балкис проговорила:

– Я ужасно голодна.

Брауни нахмурила брови.

– Что это за язык, на которым ты говоришь?

Балкис заговорила на наречии Аллюстрии, где она выросла, а говор брауни ей показался очень похожим на тот, которому она обучилась во время странствий с лордом-магом. При мысли о нем сердечко Балкис забилось чаще. Несколько недель они прожили в парсийской деревушке, и там Балкис узнала немало слов из местного наречия.

Старательно подбирая слова, она проговорила:

– Я очень сильно голодна, добрый дух.

– А, вот теперь понятно, – кивнула Личи, отложила вязание и поднялась. – Пойдём.

Она подвела Балкис к небольшой норке под корнями одной из невысоких сосен. Балкис принюхалась и учуяла мышь. Брауни опустилась на колени около запасного выхода из норки, сложила руки чашечкой, поднесла к губам и громко закричала. Через пару секунд из норки выскочила перепуганная мышка и угодила прямо в когти Балкис. Когда кошка покончила с едой, брауни подвела её к другой норке, потом – к третьей.

Когда кошка довольно облизнулась, Личи спросила:

– Сыта ли ты и готова ли прогуляться?

– Пожалуй, да, – ответила Балкис, сделала несколько шагов и добавила: – Пройду, сколько сумею.

– Если так, пошли, – сказала Личи и пошла вперёд.

Путь вышел долгим – для кошки, которая ещё не совсем оправилась от полученных ран. Личи шла первой, и по дороге к ней и Балкис присоединялись другие брауни. Когда Балкис уставала и останавливалась, чтобы передохнуть, брауни гладили её и Дарили ей свои магические силы, и кошка обретала здоровье и бодрость. Она благодарила крошечных человечков, поднималась с земли и снова шла вперёд. Во время одного из таких привалов Балкис спросила у Личи:

– Это Индия или Персия?

– Ни то, ни другое, – ответила Личи и нахмурилась. – Ты попала в Бактрию. А почему ты решила, что это Персия?

– Потому что ваш язык похож на тот, которому я обучилась в деревне, где жили персы, – объяснила Балкис. – По крайней мере ваши наречия настолько близки, что я понимаю тебя, когда ты говоришь медленно. Но попадаются и слова, которые мне не знакомы.

– Ясно, – кивнула Личи. – Когда-то, давным-давно, в этих краях побывали персы-завоеватели, а после них – греки, но наши горцы вовремя остановили их наступление. Потом снова нахлынули войска персов, но миновали годы, и наши горцы расправились и с ними. Однако этот народ оставил следы в нашем языке. Пойдём, и ты познакомишься с людьми, которые обитают в нашей стране.

Личи привела кошку к крестьянскому двору, и Балкис очень удивилась тому, на каком крутом склоне стоят дом, амбар и сараи. Ещё более её изумило то, что все постройки стояли прямо, хотя были круглыми. Стены их были обмазаны глиной, а крыши поросли травой. Сейчас, зимой, трава стала жёлтой, сухой. Рядом с постройками часть земли была обнесена изгородями, но там было пусто.

– На ночь за эти плетни загоняют коров, коз и свиней, – объяснила Личи, – но там хватает норок, где может поместиться и брауни, и маленькая кошка. Пойдём.

Балкис, от усталости едва передвигавшая лапками, послушно последовала за брауни, хотя ей так хотелось рассказать Личи о том, как она слаба, и о том, что у неё снова сильно разболелась голова.

Однако Личи, похоже, и сама об этом знала. Она провела Балкис в абмар через щель между двумя досками. В амбаре было тепло и пахло землёй и сеном.

– Ещё совсем немножко, киска, – ласково проговорила Личи, а другие брауни тут же собрались вокруг Балкис и вновь подарили ей частицы своей магической силы, а потом подвели к спящей корове. Балкис в страхе прошла между её копытами. Личи встала на цыпочки, ухватилась за вымя коровы, и на землю рядом с Балкис струйкой потекло молоко. Восхитительный аромат наполнил ноздри кошки, и она жадно принялась лакать молоко.

Корова проснулась и, испуганно замычав, повернула голову, чтобы посмотреть, кто это так грубо разбудил её, но Личи ласково погладила её колено.

– Не сердись, добрая бурёнушка! О, какие у тебя красивые глаза! Дай немного молока этой голодной кошечке, пожалуйста! Не бойся, коровушка, и не сердись. За твою щедрость ты будешь вознаграждена – когда ты умрёшь, то возродишься в обличье человеческого младенца!

Корова, успокоенная более ласковым голосом, нежели теми словами, что произносила брауни, отвернулась к кормушке и, ухватив пучок сена, принялась старательно жевать его и милостиво вытерпела прикосновения брауни, которая ещё немного подоила её. Конечно, она и думать не стала про реинкарнацию, обещанную Личи. На самом деле она не помышляла ни о чем, кроме еды и тепла с тех пор, как последний из её телят вырос и куда-то подевался.

Налакавшись молока, Балкис снова ощутила усталость после долгого пути. Она пошатнулась, и троим брауни пришлось поддержать её. Личи снова позвала Балкис:

– Нет-нет, здесь тебе спать нельзя! Тут на тебя может наступить корова! Тебя могут увидеть крестьянин и его сыновья! Пойдём, киска, нужно пройти совсем немножко, назад, а потом забраться повыше и спрятаться!

Балкис послушно забралась на сеновал и улеглась. Личи заботливо укрыла её мягким сеном. Глаза у кошки слипались, но Личи успела сказать ей:

– У крестьянина – пять сыновей. Его жена умерла от лихорадки, когда младшему сыну было всего три годика, и без матери семейству пришлось нелегко! Смотри не слезай с сеновала, покуда они с утра не подоят корову и не уйдут по своим делам. Только тогда ты сможешь полакомиться пролитым молоком. А теперь спи, киска. Ты проспишь до нового вечера и проснёшься, когда люди уйдут ужинать.

С этими словами она ласково погладила Балкис и спела ей колыбельную. На самом деле, конечно, это была не просто колыбельная, а сонное заклинание.

К сумеркам Стегоман долетел до гор, замыкавших владения пресвитера Иоанна с юго-востока.

– Солнце скоро сядет, – сказал Мэт. – Пора устроить привал.

– И охоту! – выразительно добавил Стегоман. – После полётов у меня зверский аппетит.

– Ну и от свежего воздуха, естественно, – отозвался Мэт. – Как тебе во-он та вершина горы? По-моему, вполне подходящее место для посадки. И безопасное для ночёвки.

– Ты про ту, что похожа на чашу посреди зубцов пилы? Да, склоны у этой горки покатыми не назовёшь. На такую редкий смертный заберётся. Только шибко опытный.

– Опытный альпинист или опытный колдун?

– Вот это ты верно подметил, – хмыкнул дракон и по спирали пошёл на посадку. Выпустив ноги, он коснулся когтями камней, а крылья сложил только после того, как Мэт спешился. – Надеюсь, у тебя в мешке есть дровишки, а в бурдюке – водичка?

– Все есть. И древесный уголь, и вода. Я так и думал, что нам придётся ночевать в не самых гостеприимных местах. – Мэт вытащил из мешка припасы и принялся разводить огонь. – Я даже строганины захватил и сухарей.

Стегоман поёжился.

– Спасибо, я предпочитаю тёпленькое и свеженькое мясо.

– Ну, это пожалуйста – если разыщешь в разделанном виде. А если нет – можешь поужинать парой барашков.

– Да и оленем было неплохо подзакусить, – согласился Стегоман. – Но боюсь, придётся удовольствоваться горными козлами.

– А они не слишком аппетитны, – посочувствовал ему Мэт.

– Ничего, сойдёт для сельской местности, – ответил Стегоман и плотоядно облизнулся. – Ладно, поглядим, что тут за живность бродит в окрестностях. Приятного тебе аппетита, маг.

Дракон сорвался с кручи, немного помедлил и, набрав скорость, резко спикировал вниз. Мэт ахнул от волнения, хотя знал, что воздушная среда для Стегомана так же естественна, как для птиц. И все же, когда дракон вновь появился над вершинами гор, Мэт облегчённо вздохнул и полюбовался тем, как его старый приятель парит в потоках восходящих воздушных течений, озаряемый последними лучами заходящего солнца.

Но вот эти лучи осветили не только Стегомана, а ещё какую-то летающую рептилию.

– Осторожно! – прокричал Мэт во всю глотку. – Местные!

Стегоман повернул голову, увидел другого дракона, развернулся, замахал крыльями, набрал в лёгкие побольше воздуха. Его грудь раздулась, он был готов в любое мгновение изрыгнуть пламя.

Местный дракон оказался чуть длиннее Стегомана, но стройнее. Его красно-коричневые чешуи блестели в лучах закатного солнца. Дракон в ярости вскричал:

– Берегись, жалкий червь! Как ты посмел нарушить пределы моих владений?

– Я всего лишь ищу, где переночевать по пути на юг, – ответил Стегоман. – И если ты не позволишь мне остановиться на ночлег, любитель посверкать чешуёй, то, стало быть, ты – законченный эгоист.

– Я таких слов не знаю, только все эти козлы – мои, и ты не имеешь права охотиться на них без спросу!

– Ну хорошо, – немного обиженно отозвался Стегоман. – Если так, я спрошу: можно ли мне сцапать пару-тройку твоих горных козликов?

– Нет! – рявкнул местный дракон. – Убирайся отсюда прочь, змей!

– Что же мне теперь, курами питаться? – все более теряя хладнокровие, вопросил Стегоман. – Это сколько же их надо? Придётся украсть бычка у какого-нибудь крестьянина неподалёку.

– Ага, только попробуй! Тогда крестьяне начнут охотиться за мной! Ишь, какой крокодил выискался наглый! Хочешь навлечь позор на весь наш род?

Стегоман сдержанно ответил:

– До сих пор мне ни разу не встречался дракон, который боялся бы людей.

– Боялся? Так ты думаешь, я боюсь? – Красный дракон подлетел ближе и заметался перед самым носом Стегомана.

Стегоман вытаращил глаза и затаил дыхание. Он готовился к атаке.

– Если уж я не боюсь гигантских ящериц вроде тебя, – дерзко возгласил красный дракон, – с какой стати я должен пугаться слабосильных людишек?

– Так почему же тогда ты так переживаешь из-за того, что они начнут за тобой охотиться? – задал Стегоман вполне логичный вопрос.

– Да потому, что много их тут развелось, – фыркнул другой Дракон. – Они трусливы и потому могут и засаду устроить, а то и отравленными копьями швыряться начнут.

– Эй, полегче! – возмущённо воскликнул Мэт.

Красный дракон развернулся, воззрился на него полыхающими глазищами и крикнул Стегоману:

– А я-то гадал: чего это ты опустился, а потом опять взлетел! Вот что затеял, змей подколодный! Приволок ко мне в горы слюнтяя, который сам бы сюда не долетел?

С этими словами дракон стрелой помчался к Мэту.

– Не тронь моего друга! – взревел в праведном гневе Стегоман и бросился за ним.

Глава 6

Красный дракон, радуясь, что раздразнил чужака, в последнее мгновение увернулся, и в итоге Стегоману пришлось сложить крылья чашечками и снизиться, чтобы не задеть Мэта. Он опустился на скалистый пик, а красный дракон покружил около него, а потом резко спикировал, расставив зловещие когти.

Стегоман, как зачарованный, смотрел на него.

– Улетай, балбес! – крикнул Мэт. Он не мог поверить в то, что его друг настолько легкомысленно отнесётся к поединку.

– Ещё не время… не время… А вот теперь пора!

Стегоман сорвался со скалы. Теперь красному дракону пришлось сбавить скорость, дабы не налететь на скалу. От разочарования местная рептилия оглушительно взревела, и Мэт в ужасе пригнулся и стал искать, куда бы спрятаться. Теперь он разгадал тактику Стегомана: его товарищ решил задержать красного дракона, чтобы иметь возможность снова взмыть ввысь.

Поединок драконов – редкое зрелище, но Мэту не очень-то хотелось им любоваться. Соперник мог ранить Стегомана, а могло выйти и наоборот. Пусть красный дракон был задирист и чересчур рьяно отстаивал свои права на территорию – почти наверняка он был не менее порядочным драконом, чем Стегоман. В общем, Мэт покопался в памяти, вспомнил один старенький стишок и принялся поспешно адаптировать его к сложившейся ситуации.

Красный дракон сложил крылья, взлетел стрелой вверх на двадцать футов, а раскрыл крылья, когда оказался прямо под Стегоманом. Пламя вылетело из его пасти фонтаном. Стегоман взвыл от боли и отлетел в сторону. Красный дракон снова изрыгнул пламя, но Стегоман успел набрать высоту, и огонь не задел его Затем друг Мэта резко спикировал и выпустил струю пламени.

Огонь опалил янтарно-красные чешуи местного дракона, и тот застонал, бросился в сторону и повис в воздухе буквально нос к носу с чужаком.

– Вот ты как, червяк несчастный? Ну получай!

И вновь полыхнуло пламя.

Стегоман не замедлил ответить огнём. Однако оба дракона тут же поняли, что понапрасну тратят запасы пламени. Они принялись кружить в небе на расстоянии футов в пятьдесят друг от друга, покачивая крыльями и то взмывая, то опускаясь в потоках воздушных течений.

Мэт обратил внимание на то, что поединок сводится исключительно к изрыганию пламени, что оба дракона не пускают в ход ни когти, ни зубы. Да, противники пугали друг друга, но эти манёвры были видны за целую милю. Мэт подумал о том, что эта схватка больше смахивает на некий ритуал, нежели на настоящий бой.

Как бы то ни было, происходящее ему было не по душе, и потому он громко прочёл:

 
Горные вершины спят во тьме ночной,
Злобные драконы вьются надо мной.
Так они сражаться могут до утра,
Затаить дыханье им давно пора.
 

Но тут Мэт понял, что затаить дыхание – ещё не значит помириться, и поспешил продолжить стишок:

 
Ну-ка, хватит драться! Гляньте с высоты,
Как пылит дорога, как дрожат кусты!
Оба вы отважны, оба вы сильны,
Но теперь о мире говорить должны!
 

Красный дракон наморщил лоб:

– Что она там бормочет, твоя добыча?

– Это вовсе не добыча, – ответил Стегоман. – Это человек, он мой друг. И если я его правильно понимаю, он говорит о перемирии.

– А что, может, он и прав, – с прищуром глядя на Стегомана, отозвался красный дракон. – Как насчёт того, чтобы присесть и поговорить по душам?

— Пожалуй, в этом больше смысла, нежели в том, чтобы тратить драгоценное пламя на то, чтобы пытаться спалить несгораемые чешуи, – согласился Стегоман, взмахнул крыльями, присобрал их и, снова расправив, опустился на скальный гребешок справа от Мэта.

– Меня зовут Стегоман, – представился он.

Красный дракон последовал его примеру и опустился чуть левее.

– А меня – Диметролас.

– Да будет мир между нами, Диметролас. И ничего другого не может быть между нами, потому что в твоих горах я проведу только одну ночь.

– Ага, и так всегда? – фыркнул Диметролас. – Мотаешься без дела, ночуешь то тут, то там, а потом уносишься с попутным ветром, и поминай как звали?

Глаза Стегомана сверкнули. Он моргнул – по-драконьи, конечно: прозрачные перепонки на миг накрыли его глазные яблоки.

– Да, я странник, – ответил он, – и буду странствовать до тех пор, пока не найду причину где-то задержаться и стать стражем какой-нибудь горы.

– А почему же до сих пор ты не нашёл такой причины? Неужто так сильно любишь носиться по свету, гонимый ветром?

Стегоман по-драконьи усмехнулся.

– Люблю, – признался он. – Ещё не налетался.

– Не налетался? – прищурился Диметролас. – Но ведь тебе никак не меньше сотни лет – стало быть, ты в поре зрелости.

– Верно, я уже не детёныш, – подтвердил Стегоман.

Но если Диметролас не хотел оскорбить его, то почему Стегоман напрягся, как пружина?

– Небось полжизни мотался невесть где, – проворчал Диметролас и тоже явно занервничал.

Мэт на всякий случай приготовился произнести заклинание, боясь, как бы драконы снова не набросились друг на друга.

– Я много лет прожил среди людей, – попытался объяснить Стегоман. – Их поведение забавляет меня.

– Забавляет! Не пора ли тебе забыть о забавах? Неужто в теле зрелого дракона бьётся сердечко детёныша? Неужто тебе по душе обычная жизнь? Разве ты не повзрослел и не желаешь обзавестись своим собственным домом?

– Пожалуй, нет, – спокойно ответил Стегоман. – Я такой, какой есть, и доволен этим.

Но Мэт уловил нотку грусти в голосе старого друга и даже отголосок горечи. Он слишком хорошо знал Стегомана и потому усомнился в его искренности.

– О да, я не сомневаюсь в том, что ты очень доволен собой, непоседа и ветреник! Что ж, ступай своей дорогой! Лети туда, куда тебя гонит ветер, а когда тебе пойдёт пятый век, пожалей о том, что упустил!

С этими словами красный дракон сорвался со скалы и спикировал вниз.

Мэт чуть было не вскрикнул от страха за него, но вовремя сдержался, в который раз вспомнив о том, что в воздухе драконы чувствуют себя увереннее реактивных самолётов. И естественно, Диметролас через несколько минут вновь появился над горами. Широко раскинув крылья, он немного покружил по спирали, подсвеченный закатным солнцем, и устремился к югу.

Стегоман долго провожал его взглядом. Теперь он выглядел ещё более нервным и напряжённым, чем раньше.

Мэт решил, что пора отвлечь старого приятеля. Он поднёс ладони ко рту, сложил их рупором и прокричал:

– Ты повёл себя как истинный дипломат!

Дракон медленно повернул голову и сверкнул глазами. Мэт чуть было не попятился от испуга, но собрался с духом и устоял на месте. Стегоман немного успокоился, его взгляд стал более мягким.

– Как дипломат? Скорее как незваный и легкомысленный гость!

– Ну ладно, ладно, не надо придираться к словам! Может, спустишься ко мне, чтобы мне не надо было надрывать глотку, а?

Стегоман пару мгновений молча смотрел на Мэта, а потом' слетел со скалы, с грохотом раскинув крылья. Сделав пару кругов, он приземлился рядом с Мэтом, а тот сказал:

– Спасибо, что заступился за меня.

– Друзья бесценны, – буркнул Стегоман. – У меня их и так маловато, если на то пошло.

– И потому ты стараешься ни с кем не ссориться? А вот Диметролас, похоже, придерживается противоположного мнения.

– А я так не думаю, – покачал головой Стегоман и посмотрел на юг – в ту сторону, куда умчался красный дракон. Мэт озадаченно сдвинул брови и спросил:

– Кстати, с чего это ты вдруг наболтал про то, что непрерывно странствуешь? Не понимаю, зачем надо было откровенничать с первым встречным.

– Надо было, – проворчал Стегоман. – Речь шла лично обо мне.

Мэт ещё сильней нахмурился:

– А о ком ещё могла идти речь?

– О других самцах, – выразительно ответил Стегоман.

Его взгляд все ещё был прикован к югу, а сам он нервно переступал с ноги на ногу.

Мэт вытаращил глаза. Теперь кое-что стало доходить до него. Диметролас говорил довольно высоким голосом… Когда дело дошло до драки, то она свелась к ритуалу… И это странное волнение, охватившее Стегомана. Явный выброс адреналина и прочих гормонов.

– Вот оно что, – проговорил Мэт смущённо. – Диметролас – самка.

– И я это сразу понял, – сухо отозвался Стегоман.

– И насколько я понимаю, хорошенькая?

– Просто совершенство, – прошипел Стегоман, и его глаза опять сердито сверкнули.

Мэт невольно отступил на пару шагов.

– Ну… А что же ты тогда бездействовал? – Но тут он вспомнил, как эмоционально Диметролас говорила со Стегоманом. – Ясно, – кивнул он. – Фактически она хотела сказать, чтобы ты забыл о вашей встрече и потом всю жизнь страдал, если не желаешь остаться с ней на всю жизнь, да?

– Именно так, – грустно кивнул Стегоман. – А я не смог бы притвориться и сказать ей, что я смог бы остаться.

Мэт внимательно смотрел на старого товарища.

– Но ты мог бы вернуться. Как только мы найдём Балкис и вернём её домой, ты мог бы возвратиться сюда и какое-то время пожить здесь.

Стегоман раздражённо тряхнул крыльями.

– Да? Ты так считаешь? А что я могу предложить даме? Я, у которого нет дома, нет друзей среди моих сородичей? Я, которого отвергло моё собственное племя, который так долго прожил в изгнании, что не могу подолгу находиться в горах, потому что здесь мне не по себе? Какое племя, какой дом, какой народ я могу предложить подруге? Мне нечего ей подарить, кроме странствий и одиночества, кроме отверженности от таких, как я!

Мэт смотрел на Стегомана, и сердце у него сжималось от сострадания. Ведь он и сам когда-то пережил нечто подобное. Наконец он проговорил:

– Ты мог бы предложить ей себя – дракона-мужчину в расцвете сил, наделённого почти фанатичной верностью.

– Угу, – сардонически усмехнувшись, отозвался Стегоман. – Только на это я и способен, а для женщины этого мало. Быть может, в вашем племени и сыщутся дамы, которым этого хватит, Мэтью, но драконихи хотят откладывать яйца, насиживать их, а потом растить и воспитывать детёнышей – так, чтобы, повзрослев, дети стали их друзьями. А для этого нужно, чтобы рядом жили другие самки и чтобы самцы оберегали их в ту пору, когда они откладывают яйца и растят детёнышей. Весь драконий клан охраняет малышей, старается, чтобы им не было одиноко. Нет, Мэтью, мне нечего предложить драконихе, и потому остаётся только вести себя по возможности благовоспитанно!

Стегоман умолк, подпрыгнул, взлетел и исчез за краем скалистого плато. Мэт услышал, как с треском расправились его крылья, а потом увидел, как его верный друг взмыл ввысь и помчался на север в поисках ужина и одиночества. Одиночество было необходимо ему, чтобы залечить душевную рану, которую невольно разбередила Диметролас. Мэт ещё долго стоял и провожал взглядом Стегомана. Наконец дракон сложил крылья и спикировал. Только тогда Мэт вернулся к костру и стал ломать голову над тем, как бы помочь старому товарищу.