Текст книги "Маг и кошка"

– Вовсе ты не белоручка! Ты намного лучше! – горячо воскликнула Балкис.

Антоний пристально посмотрел на неё, и от его взгляда девушке стало неловко, захотелось отвернуться, но она выдержала.

– Никогда не пытайся пересмотреть кошку, – предупредила она.

Антоний весело рассмеялся, и его смех словно бальзамом пролился на сердце Балкис.

– А я уставился на тебя, да? – проговорил он. – Прости, красавица. Но если ты думаешь, что я лучше, я и буду лучше!

«Ну ладно, – решила Балкис. – Первые строчки – это для него награда, которой он так долго был лишён. А уж когда поэма начата, какая разница? Разве только что первая строка не требует рифмовки».

– Хорошо, – кивнула она. – Говори первую строчку. Пусть Рустам уже начнёт в конце концов охотиться.

– Тогда тебе – вторая строчка, – усмехнулся Антоний. – Скажи, что он отправился туда, где никогда не бывал прежде.

Стегоман набрал высоту и, найдя восходящий тепловой поток, взлетел ещё выше. Мэт огляделся по сторонам, но стройной красной драконихи и след простыл. Тогда он посмотрел вперёд и увидел за горами светло-бежевую полосу.

– Впереди – южная пустыня, – предупредил он Стегомана.

– По возможности буду лететь как можно выше, – отозвался дракон. – Но воздух над пустыней не даст восходящих потоков до полудня.

Мэт намёк понял: до полудня посадки не будет, если только не возникнет экстренная ситуация.

Стегоман действительно летел на большой высоте, и поверхность пустыни отсюда казалась похожей на скомканный лист железа. Наконец до Мэта дошло, что эти складки – песчаные дюны, барханы. Примерно через час дракон пересёк длинную белесую линию, тянувшуюся с юга к северным горам.

– Лети вдоль этой линии! – крикнул Мэт Стегоману. – Это дорога!

– Кому могла понадобиться дорога, когда местность такая ровная – плоская, как блин? – проворчал Стегоман, но просьбу Мэта исполнил – развернулся и полетел вдоль дороги. Мэт хотел было поразглагольствовать относительно зыбучих песков, ых камней и прочих причин прокладки дороги по пустыне, но ограничился тем, что сказал:

– Спасибо.

Когда солнце поднялось повыше и песок прогрелся, Стегоман немного снизился, уверенный в том, что восходящие потоки нагретого воздуха поддержат его и позволят легко снова набрать высоту. Было уже недалеко до полудня, когда Мэт разглядел на дороге вереницу движущихся точек.

– Люди! – воскликнул он.

– Если я правильно тебя понял, – со вздохом проговорил дракон, – ты хочешь совершить посадку и задать им пару-тройку вопросов.

– Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нисколечко не возражаю – тем более если поблизости бродит какой-нибудь лишний козлик.

Стегоман заложил вираж и пошёл на посадку.

Как обычно, дракон предпочёл не пугать людей и потому приземлился за барханом примерно в четверти мили от дороги. Мэт забрался на гребень бархана всего за десять минут, но и этого времени хватило, чтобы он чуть не лишился чувств от обезвоживания.

Странники ехали верхом на верблюдах и вели в поводу ещё несколько верблюдов, навьюченных товарами. И люди, и животные, естественно, напугались, увидев над головами дракона. Теперь караван остановился, и странники уставились на Мэта. На них были длинные белоснежные муслиновые балахоны и широкие штаны. Такая одежда более или менее хорошо защищала от солнца, была просторна и легка.

– Мир вам! – крикнул Мэт, поднял руку и решил, что будет вести разговор на языке Мараканды.

– Мир и тебе! – ответил седобородый старик, подняв руку в ответ.

– Я ищу девушку.

– Кто в твоём возрасте не ищет? – хмыкнул старик, и возле его глаз залегли смешливые морщинки.

Мэт усмехнулся:

– Не в том смысле. Я её учитель, а она исчезла.

– Не пришлась по душе твоя наука? – спросил с улыбкой молодой караванщик.

Только этого Мэту не хватало – целый караван юмористов.

— Похоже, она решила, что выучилась всему, чему хотела, вот и ушла. Может, она и вправду усвоила всю мою науку, но все равно я за неё волнуюсь. Вы не видели в этих краях одинокую девушку?

– Не видели, – ответил молодой караванщик. – А то бы заметили.

– Вот-вот, заметили бы – и только, – сказала молодая женщина, встала рядом с ним и одарила взглядом, острым, как клинок. – Если, конечно, хотели бы спокойно спать по ночам.

– Не тревожься. – Молодой человек сжал руку женщины. – Я бы, скажем, её заметил, а потом тебя бы позвал, чтобы ты с ней поговорила – вот и все.

Взгляд женщины стал более сдержанным, но все равно было видно, что она сердится.

Мэту тоже стало неловко. Он думал о том, что со стороны Балкис было бы большой глупостью странствовать в обличье хорошенькой девушки.

– С ней была зверушка, – сказал он. – А кошку вы, случайно, не встречали?

– Кошку? – изумлённо переспросил молодой караванщик.

– Да, – кивнул Мэт, собрался было сказать, какого цвета кошка, но сообразил, что не знает, во что была одета Балкис в ночь похищения. Он очень надеялся, что её ночная сорочка была не синей, не лиловой и не зеленой. – Ну, знаете… Это такое маленькое пушистое животное с длинным хвостиком, с усиками, коготки выпускать умеет…

Свои пояснения Мэт сопроводил пантомимой. Кочевники смотрели на него так, словно он был сумасшедший.

– В этих краях кошке бы туго пришлось, – сказала Мэту молодая женщина.

Женщина постарше согласно кивнула:

– Тут и не поохотишься, и воды почти совсем нет.

Что ж – в этом Мэт немного сомневался: с вышины он видел кое-где заросли колючего кустарника, а под ними почти наверняка водились мыши, знавшие, как докопаться до воды, которой питались растения. Но спорить с местными жителями он, конечно, не собирался.

– Если встретите её, не могли бы вы взять её с собой?

– Кошку или девушку? – спросил другой молодой кочевник.

— И ту, и другую, – ответил Мэт. – А я ещё поброжу, а потом, быть может, снова с вами встречусь.

– Не сомневайся, я ей помогу, – пообещала молодая кочевница но на всякий случай снова сердито взглянула на своего парня.

– Мы все поможем – все женщины, – поддержала её та, что была постарше.

– Спасибо вам, – улыбнулся Мэт. – Буду вам очень признателен. Доброго пути.

Он помахал караванщикам рукой и, развернувшись, тронулся в обратный путь, к Стегоману.

– Берегись, путник! – крикнул ему вслед седобородый. – Тут недавно дракон пролетал.

– Ладно, буду посматривать по сторонам, – обернувшись, отозвался Мэт. – Спасибо, что предупредили.

– А это, случаем, не твой дракон?

– Мой? Да нет, мы с ним просто приятели. Он не опасен, но вы на всякий случай будьте поосторожнее.

Мэт зашагал к Стегоману, точно зная, что кочевники смотрят ему в спину.

С каждым днём Антоний и Балкис спускались с гор все ниже и ниже. Полуденное солнце пригревало все сильнее, но по ночам все ещё было холодно. К концу недели они наконец добрались до равнины, и эта равнина оказалась пустыней. Зимой здесь днём было тепло, но не слишком жарко, и все же Балкис сняла свой тёплый плащ, перебросила его через плечо, а чтобы он не спадал, подпоясалась длинным шнуром, к которому была прикреплена её маленькая торбочка.

– Берегись лучей солнца, – предупредил её Антоний. – Они могут обжечь кожу.

– Я не боюсь солнца, – ответила Балкис. – Оно – мой летний друг. – Она сомневалась, что зима в Центральной Азии суровее аллюстрийского лета. Под аллюстрийским солнцем её золотистая кожа становилась бронзовой. – А вот у тебя кожа бледная – тебе опаснее.

– У меня капюшон есть, – отозвался Антоний и натянул капюшон. – Одежда у меня, правда, шерстяная, жарковато в ней, но как только мы встретим каких-нибудь караванщиков, я попробую выменять у них хлопковую рубаху и штаны. – Он вытащил из кармана блестящий камешек. – Вот такие камни мы порой находим в горных ручьях. Сгодится для того, чтобы что– 'Щ нибудь купить.

Балкис взглянула на камешек и вытаращила глаза. Это было золото.

– Верно, – вымолвила она. – Этого хватит, чтобы купить одежду нам обоим, да ещё на дюжину останется.

– И все – за такой маленький камешек? – Антоний нахмурился. – Жаль, что они не попадаются нам чаще. Тогда бы мои братья смогли бы наконец отдохнуть от тяжёлых трудов. – Но вот он просиял. – Ну да ладно! Быть может, нам ещё удастся купить еды и воды за этот камешек!

Балкис уже готова была сказать, что за воду платить глупо, но вспомнила, что во все стороны вокруг простирается пустыня.

– Да разве здесь кто-нибудь поделится водой – хоть и за золото? – спросила она.

– Бывает, что привозят большие бурдюки на продажу, и вода здесь стоит недёшево, – ответил Антоний. – Но те, кто знает, где искать, найдут воду и тут.

Балкис удивлённо посмотрела на юношу, но вспомнила его рассказы.

– Ах да, ты же говорил, что бывал здесь раньше.

Антоний кивнул:

– В жаркие месяцы мы приводим сюда скот и привозим зерно и продаём караванщикам. Не так далеко от дома – всего несколько миль, но все же мы кое-что знаем о жизни в пустыне.

Балкис очень смутно помнила о том, как в детстве путешествовала с караваном. Но никакого особого опыта ей те странствия не дали – правда, тогда она пребывала в кошачьем обличье.

– Ну и как же мы продолжим путь?

– Идти будем ночью, – усмехнулся Антоний. – А теперь пойдём, я покажу тебе пещеру, где наше семейство находит приют, когда мы оказываемся здесь.

Он повернулся и был готов идти, но Балкис придержала его за рукав.

– А им не придёт в голову тебя там искать?

– Ты вправду думаешь, что они станут меня искать? – спросил Антоний с невесёлой усмешкой. Казалось, он был готов к любым ударам судьбы.

У него был такой обречённый вид, что Балкис, не задумываясь, воскликнула:

– Конечно, станут! Ведь ты же их…

Она запнулась.

– Их собственность? – Глаза Антония сверкнули – пусть и не слишком радостно. – Что ж, быть может, так и будет. Пройдёт несколько дней, они убедятся, что я не приползу, оголодав и настрадавшись без крыши над головой, а потом им надоест самим доить коров и выносить навоз… Но все равно мы их намного опередим. Пойдём, пещера недалеко.

Сначала они оказались в расселине на склоне ущелья – русла высохшей реки.

– Если пойдёт дождь, переберёмся повыше, – объяснил Антоний. – Тогда придётся поторопиться, потому что при дожде здесь несётся бурный поток. Тут есть вода. Я знаю, где надо копать.

– Значит, недавно шёл дождь? – спросила Балкис и удивлённо обвела взглядом высушенные зноем окрестности.

– Нет, – покачал головой Антоний. – Но мы проходили там, где тают снега. Часть талой воды просачивается в почву и превращается в ручей. Он течёт под землёй. Даже тогда, когда нет дождей, этот ручеёк сохраняется.

Балкис представила себе всю грязь, которую несёт с собой этот ручей, и поёжилась.

Пещера представляла собой неправильный полукруг – углубление в скальном склоне глубиной футов в двенадцать. Антоний подвёл Балкис к шести кучам соломы, разложенной на полу.

– Солома, конечно, несвежая, но сухая, и на ней можно спать. Все лучше, чем на голом камне.

– Это точно, – решительно кивнула Балкис и, расправив плащ, накрыла им ту кучу соломы, что лежала подальше. Антоний выбрал для себя лежанку через две от Балкис и накрыл солому курткой. Они улеглись, как обычно – футах в десяти Друг от друга. Балкис подумала о том, а как бы она себя чувствовала, если бы они легли поближе друг к другу, и с ужасом осознала, что ей этого хочется.

Они проснулись на закате и, чтобы скоротать время до темноты, стали разговаривать. Поболтали о мазданитах, которые поклонялись солнцу как символу Ахура Мазды, божества света, потом заговорили о тех религиях, в правилах которых были воспитаны они оба. Предки Антония поклонялись древнегреческим богам – эту веру принесли в здешние края воины Александра Македонского, но потом даже в самые заброшенные высокогорные деревни проникло христианство. Юноша довольно быстро понял, что Балкис исповедует другую разновидность христианства, и о римско-католических догмах слушал сдвинув брови – ему явно многое было непонятно. Но Балкис понимала, что он старается вникнуть в суть учения ради неё, и ей стало тепло, несмотря на вечернюю прохладу.

А с каждой минутой становилось все холоднее. Балкис сама не заметила, как завернулась в плащ.

– Может, нам и не понадобится хлопковая одежда, – вздохнула она.

– Да уж, спать лучше в шерстяной, – кивнул Антоний. – Да и у тебя на родине эта одежда нам может пригодиться? Там ведь, наверное, довольно прохладно и можно путешествовать днём?

Балкис вдруг вспомнила зимнюю Аллюстрию, но осеклась – теперь её домом стала Мараканда. Да, в столице царства пресвитера Иоанна было прохладно.

– Да, там мы сможем идти и днём, – заверила она Антония. – А куда мы направимся этой ночью?

– К оазису, где мы обычно торгуем с караванщиками, – ответил Антоний. – Там мы найдём воду – и копать не придётся.

Эти слова Балкис понравились.

– Пожалуй, я могла бы тронуться в путь в человеческом обличье.

– Но придётся подниматься по камням! Ты можешь порвать свои красивые одежды!

Балкис пожала плечами.

– Мы же собирались купить по дороге обновки? К тому же моя ночная сорочка не так уж дорого стоит.

Антоний вытаращил глаза.

– Такое чудесное платье! И ты надеваешь его, только когда ложишься спать?

Балкис почему-то порадовал этот комплимент. Она улыбнулась и сказала:

– Надену сверху плащ. Не думаю, что он слишком сильно пострадает – если сделать вот так.

Она снова перебросила плащ через плечо и закрепила на поясе шнурком, после чего развернулась и с самым решительным видом направилась к склону. Антоний поспешил за ней.

Подъем оказался не слишком крутым. Лишь пару раз Антонию пришлось подавать Балкис руку. И все же, выбравшись наверх, они запыхались. Балкис отдышалась и спросила:

– Ну, где он, этот твой оазис?

— Нужно просто идти вдоль этого сухого русла, – сказал Антоний.

Балкис кивнула и зашагала вперёд. Ей нравилось идти рядом с Антонием, хотя она и понимала, что в обличье кошки ей было бы и удобнее, и безопаснее.

Они шли всю ночь и все утро. Солнце уже близилось к полудню, когда впереди завиднелись пальмы.

– С гор я их не видела, – удивилась Балкис. – Неужели мы так далеко ушли?

– Да нет же, мы их, наверное, видели, – сказал Антоний, – но они показались нам слишком маленькими, вот мы и не обратили на них внимания.

Казалось бы, это было логично, но Балкис все же обернулась, чтобы посмотреть на горы и убедиться, что теперь маленькими стали они, и ахнула:

– Антоний! Что это за летучий огонь?

– Летучий огонь? – Антоний встревоженно оглянулся и заметил двигающийся к ним силуэт, объятый пламенем. – Не знаю, но он летит за нами! Бежим!

И Балкис побежала.

Глава 10

Балкис намного опередила Антония и вскоре замедлила бег, чтобы подождать его, обернулась и увидела, что огонь остался далеко позади. Она остановилась и сказала:

– Он летит медленно.

Антоний тоже остановился и обернулся. Балкис обратила внимание на то, как он бледен.

– Мы легко уйдём от него, – сказал юноша.

– Но почему он гонится за нами? – спросила Балкис. – И что это такое?

– Я слыхал про такие создания от караванщиков, – ответил Антоний дрогнувшим голосом. – Их называют саламандрами, и они могут жить только в огне. Это гусеницы каких-то гигантских мотыльков.

– Гусеницы? – При мысли о том, в какую бабочку может превратиться такое существо, Балкис поёжилась. И все же, как волшебница, она была зачарована огненным зрелищем. Девушка всмотрелась более пристально. Когда огненный червь совершил поворот, огибая выступ скальной стенки ущелья, он предстал перед взглядом Балкис сбоку, и она увидела, что сам он меньше, чем окутывающее его пламя. В языках огня извивалось тело червя – такое яркое, раскалённое, что от этого свечения слепило глаза.

– Эта гусеница ужасно опасна с тех пор, как вылупляется из яйца, и того мгновения, пока не совьёт кокон, – объяснил Антоний. – Она злобная, хищная и прожорливая, а её огонь сжигает все, к чему она прикасается.

Балкис задумалась о том, какой шёлк мог бы получиться из коконов этой гусеницы.

– А не может быть, чтобы она летела к оазису в поисках воды?

Антоний покачал головой:

– Ведь она целиком состоит из огня. Вода погубила бы её. Нет, она ищет пропитания. И сейчас её пропитание – мы. А мы ищем воду.

Балкис задумчиво поджала губы.

– Если мы сумеем сотворить для неё какую-нибудь пищу, то сможем наполнить наши бурдюки водой ещё до того, как она снова бросится в погоню за нами.

Антоний немного подумал и медленно кивнул:

– Неплохая мысль.

– А чем она любит питаться? – осведомилась Балкис.

– Всем живым и даже падалью, – ответил Антоний. – Но караванщики говорят, будто бы больше всего на свете саламандры любят мак.

– Потому что цветы мака похожи на огонь? – улыбнулась Балкис. – Это имеет смысл – по крайней мере если рассуждать по меркам волшебства.

Она сосредоточилась, устремила взор в пространство и произнесла стихотворение, которому её когда-то научил Мэтью.

 
Весна идёт, весне дорогу!
Все расцветает понемногу,
Повсюду зеленеют почки
И распускаются цветочки!
 

Тут Балкис растерялась, не зная, как закончить строфу. Антоний пришёл ей на помощь и выкрикнул:

 
И маки алые цветут,
И гусеницы к ним ползут!
 

— Ой… спасибо тебе, Антоний, – проговорила Балкис немного растерянно. Уж точно, изначально стихотворение заканчивалось не так.

Однако совместное творение Балкис и Антония сработало, и притом – отлично. Окутывавшее гусеницу пламя подёрнулось искрами, затем искры превратились в огненно-алые цветы, которые грудой посыпались на землю перед саламандрой. Та, не медля ни секунды, набросилась на кучу цветов и принялась их пожирать.

Балкис решила, что ей стоит уговорить Антония подольше погостить в Мараканде, когда они дотуда доберутся.

– Теперь – скорее! – крикнул юноша и схватил Балкис за руку. – Бежим к оазису!

Они побежали, держась за руки. Если кто-то из них оступался, другой помогал подняться. Бурдюки были почти пусты и потому не мешали бежать. Вскоре песок под ногами сменился мягкой травой, что росла между пальмами. Антоний, тяжело дыша, упал на колени около озерца, поднял над головой бурдюк, развязал бечёвку, вытащил пробку.

– Следи за саламандрой и скажи мне, если она покажется! – крикнул он и погрузил бурдюки в воду.

Балкис оглянулась:

– Она уже сожрала почти все маки!

– Ещё минутку! – Антоний вытащил из воды первый бурдюк, закрыл его пробкой и передал девушке. – Если дойдёт до самого худшего, поливай её водой!

Балкис взяла бурдюк и уложила на плечо. Она почувствовала себя увереннее и решила, что струя воды и в самом деле сможет хоть на время задержать саламандру. И тут она увидела, что языки пламени охватили последнюю охапку маков. Гусеница подняла голову и стала похожей на огненный знак вопроса. Покачав головой из стороны в сторону, она уставилась на людей.

– Она летит! – крикнула Балкис.

– Бежим! – откликнулся Антоний, вскочил на ноги, забросил на плечо наполненный водой бурдюк и взял Балкис за руку. – Давай обогнём озеро и свернём в сторону! Быть может, саламандра, преследуя нас, упадёт в воду.

Они побежали. На бегу Балкис отчаянно пыталась сочинить стишок, с помощью которого можно было бы остановить гусеницу, созданную из пламени.

Уверившись в том, что намного оторвались от саламандры, Ьалкис обернулась, и Антонию пришлось остановиться. И он, и она вытаращила глаза от изумления. Балкис проговорила:

– Нам больше не стоит бояться, что она станет гнаться за нами.

– Что верно, то верно, – кивнул Антоний. – Можно будет спокойно лечь спать.

Саламандра явно решила устроить привал. Она остановилась между двумя деревьями, стоявшими всего в паре футов одно от другого, и теперь пропускала между их стволами шёлковые нити. На глазах у изумлённых спутников гусеница сплела что-то вроде гамака, а потом принялась окутывать себя неким подобием ночной сорочки.

– Похоже, она таки наелась твоими маками досыта, – заметил Антоний.

Как это было похоже на него! Он сказал: «твоими маками», а ведь успех заклинания больше принадлежал ему!

– Но может быть, она вовсе и не за нами гналась, – предположила Балкис, – а просто искала место для ночлега.

– Или маки нагнали на неё сон, – сказал Антоний. – Я слыхал, что эти цветы обладают таким свойством.

Юноша и девушка долго стояли и наблюдали за тем, как гусеница опутывает себя шёлком. Балкис была поражена тем, какой маленькой она оказалась на самом деле. Покуда саламандра летела над пустыней, её размер было не с чем сравнить, но теперь, видя её на фоне пальм, Балкис поняла, что длина гусеницы не более полутора футов. Неужто она вправду так испугалась создания, которое было не длиннее её руки до локтя?

Вправду. И было чего бояться, когда это создание было окутано пламенем.

– Нужно только дождаться, пока она закончит витьё кокона, – сказал Антоний. – А потом можно будет вернуться в оазис и спокойно отдохнуть. Покуда она будет спать в коконе, она не проголодается и не отправится на охоту.

Балкис согласно кивнула и стала зачарованно следить за гусеницей. Ни сеть, сплетённая саламандрой, ни сам кокон не горели, хотя пламя и окружало их. Даже после того, как гусеница, запечатав себя в кокон, заделала дырочку, пламя не погасло, но шёлковые нити, растянутые между пальмами, оберегали их стволы, не давали им воспламениться.

– А я-то все гадал, как же караванщики собирают те коконы, которые потом привозят на ярмарку, – проговорил Антоний. – Теперь понятно: они находят их в оазисах, что встречаются на их пути!

Балкис не отрывала глаз от огненного кокона.

– Неужели с каждым караваном странствует чародей, который чарами обезвреживает гусениц?

Антоний покачал головой.

– Возницы говорили мне, что саламандра становится неопасной, как только совьёт кокон. Чтобы убить её, нужно только погасить пламя. Потом купцы могут спокойно брать кокон и везти его на продажу.

Балкис широко раскрыла глаза.

– Вот теперь я узнаю эту штуковину! Я видела, как слуги из дворца покупали такие шёлковые «яйца» на рынке в Мараканде, когда приходили первые караваны с юга!

– На рынке в Мараканде? – воскликнул Антоний и устремил взгляд вдаль. Его воображение нарисовало ему волшебную картину. Он мотнул головой и спросил: – А зачем тамошним жителям нужны коконы?

– Они прядут шёлк, – объяснила Балкис. – Прядильщики осторожно сматывают нити из кокона на катушки, а потом отдают ткачам, и те изготавливают ткань.

– Ткань? Из коконов саламандры? – изумлённо воскликнул Антоний. – Неужто кому-то одежда из такой ткани нравится больше, чем та, что соткана из настоящего шелка? Торговцы показывали мне обычный шёлк – он очень красив!

– А такой ещё красивее, – заверила его Балкис. – Он прочнее, и его на удивление легко стирать! Когда нужно выстирать одежду, сотканную из такого шелка, слуги просто-напросто кладут её в огонь, и она становится как новенькая! Такая одежда настолько долговечна, что в семьях переходит из поколения в поколение. И не горит, само собой.

– Как же, наверное, чудесно у вас в Мараканде! – воскликнул Антоний с широко раскрытыми глазами. – Если там все носят одежды из такого шелка…

– Да не все, глупенький! – улыбнулась Балкис – Такая одежда стоит недёшево, и её носят только королевские особы и их приближённые.

– Значит, такое платье по карману только тем, кто живёт во Дворце? – разочарованно спросил Антоний, пожал плечами и посмотрел на север. – Все равно я мечтаю повидать Мараканду. Это ведь твоя родина, и там наверняка прекрасно. – Он усмехнулся. – А уж если там твой дом, то мне бы очень хотелось отвести тебя туда.

У Балкис стало тепло на сердце, и она улыбнулась, глядя прямо в глаза Антонию.

– Спасибо тебе, друг мой, – сказала она и сама удивилась, отчего это у неё дрогнул голос.

Антоний заметил это. Он улыбнулся шире, а глаза его так заблестели, что Балкис и обрадовалась, и испугалась одновременно, но чего испугалась больше, сказать не могла – то ли тех чувств, которые сама пробудила в Антонии, то ли тех, которые он пробудил в ней.

Антоний снова устремил взгляд на север.

– Эта страна лежит на севере – но далеко ли до неё?

Балкис пожала плечами:

– Не могу сказать. Знаю только, что зимою там гораздо, гораздо холоднее.

– Значит, идти нам несколько месяцев, не меньше, – грустно покачав головой, заключил Антоний. – И почему я никогда не спрашивал у караванщиков, сколько времени занимает путь до Мараканды? – сокрушённо проговорил он. – Я только интересовался, далеко ли это царство, а они всегда отвечали: «Далеко, очень далеко».

У Балкис засосало под ложечкой.

– Я не смею просить тебя уходить далеко от родных мест.

– Но ведь ты же посоветовала мне покинуть дом и искать счастья на чужбине, – напомнил ей Антоний.

Балкис стало немного обидно. Пусть это было правдой, но с его стороны, пожалуй, было не слишком вежливо напоминать ей об этом.

– Я ничего не говорила о том, что ты найдёшь своё счастье.

Это было сказано так резко, что Антоний оглянулся и понял свою ошибку.

– Но ты говорила о Мараканде, верно? И конечно же, моё счастье ждёт меня там!

Балкис пару секунд молча смотрела на него.

– Пожалуй, так и есть. Только, наверное, не счастье, а судьба.

– Если так, то в путь!

Балкис изумлённо покачала головой – так удивил её безграничный оптимизм Антония. Или вернее – его легкомысленное нежелание даже помышлять о неудаче. Как бы то ни было, он обещал стать приятным спутником, тем более что сама она была готова на все, лишь бы только вернуться в Мараканду.

– Непременно, – кивнула она. – Но давай все же будем останавливаться на отдых, когда нам выпадает такая возможность.

Они уселись рядом на берегу озерца. Антоний развязал бечёвку на горловине дорожного мешка и поделился с Балкис своими сомнениями:

– В Мараканде я буду чужим, никчёмным бедолагой. Стоит ли мне идти туда?

– Там гостеприимно принимают всех, лишь бы только не приходили с войной, – заверила его Балкис. – На праздники всегда приходят караваны паломников, желающих увидеть мощи святого Фомы.

– Святого Фомы? – изумлённо переспросил Антоний. – Фомы Неверующего? Того самого, который не желал поверить, что Господь воскрес из мёртвых, покуда не вложил пальцы в дыры, оставленные в Его ладонях гвоздями, покуда не коснулся раны на Его груди, пробитой копием?

– Да, тот самый, который, когда Господь явился перед ним, смиренно и стыдливо упал на колени, – с улыбкой подтвердила Балкис. – А ты не знал о том, что именно святой Фома принёс Святое Евангелие в Индию?

– И в Индию, и во все прочие страны Азии, – кивнул Антоний. – Но я не ведал, что его учение распространилось так далеко на север – до самой Мараканды.

– Он умер там, – сказала юноше Балкис. – И теперь его тело находится в дворцовой церкви. Святой Фома восседает на золотом троне, и тело его сохранилось нетленным – кажется, будто он просто спит. Но во время больших празднеств святой Фома оживает и проповедует в храме.

– Правда? – ошеломлённо прошептал Антоний, глаза у которого стали круглые и большие, как блюдца.

– Сама я этого не видела, – призналась Балкис. – Не люблю, когда вокруг много народа. – На самом деле она отлично понимала, чем вызван этот страх – он проистекал из её кошачьей природы, она боялась угодить кому-то под ноги. – Мне говорили, что святой причащает прихожан, но не даёт облатки неверующим.

– Поразительно! – воскликнул Антоний. – Моё семейство – христиане-несториане. Интересно, счёл ли бы святой нас неверующими?

Балкис попыталась скрыть удивление.

– Большинство христиан в царстве пресвитера Иоанна – несториане.

– Тогда давай разыщем какой-нибудь караван и пойдём вместе с ним в Мараканду! – вскричал Антоний.

– Вот это ты хорошо придумал! – Балкис захлопала в ладоши. – Наверняка с караваном путешествовать будет безопаснее, чем вдвоём. Но только… разве ты не говорил, что караваны зимой не ходят?

Антоний кивнул:

– Пора торговли начинается только весной, а до весны ещё целый месяц, но первые караваны уже сейчас покидают Индию. А ты говорила, что в дороге мы проведём несколько месяцев, верно?

– Верно, – подтвердила Балкис.

– Тогда мы непременно встретим верблюжий обоз задолго до того, как придём в Мараканду!

Балкис улыбнулась. Энтузиазм Антония был заразителен.

– Будем ждать встречи с караваном, но пока давай поедим и ещё немного отдохнём.

– А костёр у нас, считай, уже есть, – улыбнулся Антоний и кивком указал на огненный кокон.

– Думаешь, это не опасно? – спросила Балкис, недоверчиво взглянув на объятую пламенем оболочку.

– Огонь будет гореть до тех пор, пока внутри кокона не вызреет бабочка, но это будет не так уж скоро, да и пламя не распространится дальше сетки. Иначе огонь спалит деревья, на которых гусеница свила сеть!

Балкис подумала и решила, что Антоний прав.

– И ведь ей даже не обязательно было забираться так высоко.

– Верно, – усмехнулся Антоний. – Только люди и не испугаются, и не убегут от этого огня. Неудивительно, что она не расположилась поближе к озеру!

– Да, нам ничто не грозит, – кивнула Балкис.

Они напились воды из бурдюков и перекусили финиками, сорванными с пальм, сухарями и солониной. Когда с едой было покончено, спутники завели разговор о прежнем житьё-бытьё.

– Отец говорил нам, что в жилах и у нас, и у всех народов, живущих по эту сторону гор, течёт греческая кровь, – стал рассказывать Антоний. – Наши предки были воинами в войске Александра Великого. Когда он умер, а его генералы остались в здешних краях, чтобы править империей, воины последовали примеру Александра и стали брать в жены женщин из местных племён.

– Так вот почему у тебя светлые волосы и голубые глаза!

— Наверное, – ответил Антоний. – Но в сказаниях говорится о том, что среди людей из племён, обитавших в горах, и до прихода Александра попадались рыжеволосые, а ведь у меня волосы рыжеватые.

– Золотистые, – возразила Балкис, стараясь отвлечься от тех чувств, которые у неё возникали, когда она разглядывала Антония. – Я-то думала, что у твоих сородичей волосы у всех чёрные, как у многих народов в этих краях.

– Чёрные волосы и жёлтая кожа – как у караванщиков с востока? Ясно. Но в наших преданиях говорится про то, что первые горцы в здешних местах ведут свой род от диких племён, которые перешли горы, чтобы завоевать Индию, – сказал Антоний. – У тех кожа была бронзовая, а волосы – рыжие, каштановые и чёрные. Но если у большинства народов в Азии узкие раскосые глаза, а кожа – жёлтая, почему же у тебя глаза круглые, а кожа – золотистая?

– Мараканда разбогатела на торговле, – пояснила Балкис. – Караваны туда приходят не только с востока, но и с запада и с юга, и с ними часто приходят странники. Некоторые паломники остаются в Мараканде. Так что мои предки были родом со всего света.

– Если все их потомки похожи на тебя, то у вас очень красивый народ!

Балкис смущённо потупилась, надеясь, что Антоний не заметит, как она покраснела.

– Ты очень добр…

– Вовсе нет, – выдохнул Антоний.