Текст книги "Маг и кошка"

Глава 21

Как назло, день клонился к вечеру. Путники находились на самом дне речной котловины, а солнце укатилось за горный кряж на западе. Если Балкис собралась отыскать яблоню, сделать это нужно было как можно скорее.

Да росли ли в этих краях яблони?

«Яблони растут везде», – мысленно уговаривала себя Балкис, всеми силами отгоняя от себя отчаяние, упорно крадущееся к сердцу. Девушка огляделась по сторонам, увидела валявшуюся на земле раздвоенную ветку, подняла и взяла за сучки.

– Так держат ветки те, кто ищет воду, – возразил Антоний, – а нам яблоки нужны.

– Значит, и ты у себя в горах слышал о лозоискателях, – рассеянно отозвалась Балкис. Она думала только о Паньяте. – Знай же, что волшебник способен заставить такую веточку отыскать все, что угодно, не только воду.

Она погладила веточку левой рукой и проговорила нараспев:

 
Ты открой мне, гибкая ветвь-лоза,
То, чего не видят мои глаза,
Отведи меня туда поскорей,
Где на дереве много таких ветвей,
К сладким, сочным, вкусным веди плодам…
 

Она запнулась и в отчаянии прокричала:

– Антоний, последнюю строку, скорее!

– Где на ветках яблоки тут и там! – не раздумывая, завершил шестистишие Антоний.

Веточка дрогнула в руках Балкис и указала вправо.

– Прекрасно, друг мой! – облегчённо выдохнула Балкис. – Быстрее туда!

Да, им нужно было торопиться. Раздвоенная веточка исправно вела их вперёд, и они поворачивали то вправо, то влево и с последними лучами заката подошли к старому суковатому корявому деревцу, на ветвях которого висело несколько перезрелых, сморщенных плодов.

– Вот оно, наше спасение! – воскликнула Балкис, протянула руку, чтобы сорвать яблоко, но оно само упало ей на ладонь. Девушка бросила на землю веточку и потянулась за другим яблоком – и оно тоже легко отделилось от ветки. Балкис отнесла оба плода Паньяту. – Прости, – проговорила она с сожалением, – они совсем старые, мой друг, но может быть…

– Мне их вполне хватит! О, будьте благословенны, мои верные товарищи! – Паньят широко открыл глаза, протянул руку, но рука бессильно упала. – Я не могу… не могу…

– Вот! – Балкис поднесла яблоко к носу питанийца. Тот глубоко втянул ноздрями аромат плода, закрыл глаза, и все его тело пронзила сладостная дрожь – к нему возвращалась жизнь, она потекла по его жилам. Паньят вновь и вновь вдыхал запах яблока, и вскоре кожа у него порозовела. Антоний, поддерживавший маленького питанийца, почувствовал, как крепнут у него мышцы. Наконец Паньят смог поднять руку и сам взял яблоко. Потом он ещё долго нюхал его, а яблоко все сильнее морщилось, увядало прямо на глазах.

Балкис обернулась и увидела, что пожелтевшие листья дождём облетают с ветвей яблони. Одна за другой отламывались и падали на землю сухие корявые ветки, ствол начал таять под корой, а кора рассыпалась чешуйками. Ещё несколько мгновений – и дерево превратилось в кучку золы.

Первым дар речи обрёл Антоний. Он еле слышно проговорил:

– Что же это было за дерево?

– Божественное, благословенное, – окрепшим голосом отозвался Паньят. – Друзья мои, умоляю вас, давайте заночуем здесь, потому что я ещё слишком слаб и не смогу идти дальше.

— Конечно, – кивнула Балкис. – В конце концов, где растёт одна яблоня, могут найтись и другие.

Она села на землю. Антоний осторожно опустил рядом с ней Паньята. Балкис бережно обняла питанийца, уложила его голову себе на колени. Антоний набрал хвороста и принялся разводить костёр.

Они проснулись от предутренней прохлады. Антоний раздул тлевшие в костре головни, подбросил дров и приготовил кашу из размоченных сухарей. Ели, глядя на восток, и переговаривались тихонько, чтобы не спугнуть свежесть наступающего утра и ароматы пробуждающейся природы. Все это было так ново и радостно после долгого странствия по пустыне. И вот первые лучи солнца брызнули из-за вершин горного хребта на востоке. Балкис запрокинула голову, блаженно прикрыла глаза, нежась на солнце, радуясь теплу.

Неожиданно Паньят восторженно вскрикнул.

Девушка вздрогнула, обернулась и широко раскрыла глаза. Из кучки пепла появился зелёный росток. На глазах у изумлённых странников он вырастал все выше, а пепла становилось все меньше – он словно бы отдавал себя ростку, дарил ему жизнь. Антоний, Балкис и Паньят не отводили глаз от ростка, а тот, став высотой в фут, выбросил тонкие веточки.

– Да что же это за дерево такое? – дрожащим голосом проговорил Антоний.

– Это дерево – волшебное, друзья мои, – прозвучал в ответ дребезжащий старческий голос.

Все трое испуганно обернулись. Антоний порывисто вскочил на ноги, но приближавшийся к путникам старик поднял руку и сказал:

– Не бойтесь, не бойтесь. Я – хранитель этого сада и не сделаю вам ничего плохого, если только вы не причините вреда моим деревьям.

Старик был лысый, с седой бородой почти до пояса, в балахоне из ткани, которая цветом и выделкой походила на древесную кору. В руке он держал посох с ветками, покрытыми листвой. Когда старик коснулся посохом земли, Балкис показалось, будто бы листья на нем зазеленели, но она решила, что у неё попросту разыгралось воображение.

Паньят испуганно прижал ладонь к карману, в котором лежало сморщенное яблоко.

– Успокойся, дружок, – улыбнулся старик. – Оставь себе это яблоко. А потом сможешь сорвать столько, сколько твоей душе угодно.

– Легко вам предлагать, – с укором проговорила Балкис. – Других-то яблок нет – только гнилые да высохшие.

– О, скоро поспеют другие, – заверил её старик.

– Но мы не можем ждать несколько месяцев!

Тут Паньят снова радостно вскрикнул.

Балкис обернулась и увидела, что росток превратился в деревце, а оно покрылось листвой, посреди которой набухли цветочные почки. На глазах у изумлённой троицы почки раскрылись, и деревце украсили чудесные бледно-розовые цветы. Потом послышалось жужжание, и, словно по волшебству, к яблоне слетелись пчелы и принялись садиться на цветы и собирать пыльцу.

– Какое удивительное дерево! – воскликнул Антоний. – О, если бы я мог отнести несколько его семян к себе домой, к отцу и братьям, то они взрастили бы такой сад, что соседи и не поверили бы!

Зачарованно, благоговейно спутники наблюдали за деревом, а оно все росло и росло. Старик принёс ведра, наполненные водой из реки, полил корни яблони, а затем принялся ухаживать за деревом. Он проредил цветы, что росли слишком близко друг к другу. Лепестки вскоре опали, на месте цветов возникли маленькие твёрдые плоды и начали вырастать и зреть. Старик поливал и поливал дерево, а потом принёс с речного берега земли вперемешку с плодородным илом, и вывалил эту землю под корни. К полудню яблоки окончательно созрели, и сад наполнился дивным благоуханием спелых плодов.

– Просто чудо! – воскликнул Антоний и потянулся за яблоком.

– Тебе нельзя есть эти яблоки! – предупредил его старик.

Рука Антония замерла в дюйме от яблока.

– Почему нельзя? – озадаченно спросил он.

– Потому что эти плоды волшебные, – объяснил старик. – Если ты поглотишь что-либо, растущее в этой таинственной стране, твоё сердце никогда не сможет избавиться от иллюзий. Мне доводилось видеть людей, подверженных таким чарам. Они вечно чего-то ищут и никак не могут успокоиться. Увидят что-то – и тут же их охватывает желание этим завладеть. Завладеют – и будут счастливы, но через час или через день после обретения желаемого восторг тает без следа, и снова такой человек теряет покой, снова ищет удовлетворения своих желаний. Бедолаги, глупцы, они не понимают, что то, чего они ищут, недостижимо ни для кого на этом свете!

– Разве не все мужчины таковы? – широко открыв глаза, спросила Балкис.

Старик посмотрел на неё одобрительно.

– Пожалуй, – кивнул он. – И женщины тоже. Все мы глупы, но все же те, что мудрее других, знают, что то, чего они воистину ищут, не подержишь в руках и не взвесишь. Но если вы отведаете волшебных плодов, вам никогда не обзавестись подобной мудростью.

– Но мне такого бояться нечего, – вступил в разговор Паньят. – Я ведь только нюхать яблоки буду. Это все делают, и это ещё пока никому не повредило. – Он протянул руку. – Можно?

– Тебе можно, – добродушно улыбнулся старик. – Твоё племя хотя бы осознало ценность того, что бесплотно. Возьми столько плодов, сколько желаешь, и пусть они верно служат тебе.

Антоний приподнял Паньята. Питаниец сорвал три яблока и два из них убрал в карман. А когда юноша опустил Паньята на землю, тот поднёс третье яблоко к носу и вдохнул его аромат. Щеки его тут же покрылись здоровым румянцем, в глазах появился блеск жизни. Он улыбнулся и воскликнул:

– Вот спасибо вам, друзья! Теперь я не пропаду.

– Но как же так! – взволнованно вскричала Балкис. – Теперь дерево старится!

Её друзья посмотрели на яблоню – и точно, дерево начало стариться. С его ветвей слетали пожелтевшие листья. С печалью и тоской спутники глядели, как трескается кора на стволе, как отламываются и падают сухие ветки. Потом и перезрелые, мягкие, сморщенные яблоки градом посыпались на землю. Сгустились сумерки, с ветвей облетели последние листья, а когда окончательно стемнело, от яблони не осталось ничего, кроме пригоршни пепла.

– Как же это возможно – чтобы такая красота столь быстро увяла? – со слезами на глазах спросила Балкис.

– Через тридцать лет вы сами у себя об этом спросите, Друзья мои, – вздохнул старик. – Думайте же о том, что вечно, непреходяще.

– О чем же? Что непреходяще и вечно? – озабоченно вопросил Антоний. – Скажи! Не оставляй нас в неведении!

Старик уже отвернулся, чтобы уйти, но обернулся и с ласковой улыбкой переспросил:

– Что непреходяще? Красота музыки и поэзии. Она мгновенно исчезает – но вновь возрождается в мыслях певца. Но у тебя и этой юной девушки есть нечто ещё более долговечное, что способно возникнуть между вами, но и это сокровище, как дерево, нуждается в заботе, дабы оно выросло и созрело во всей своей полноте. Постарайтесь же стать такими же хорошими садовниками, как я.

С этими словами он развернулся и исчез в темноте за деревьями.

– Кто это был такой? – ошеломлённо проговорила Балкис, глядя вслед старику. Почему-то ей казалось, что если она отведёт взгляд, она уже не сможет не последовать совету этого странного садовника.

– А кто ухаживает за садом, из которого течёт Физон? – с улыбкой спросил Паньят, но на собственный вопрос отвечать не стал.

Наутро Паньят печально сказал:

– Увы, я должен вас покинуть, друзья мои. Эти три яблока помогут мне продержаться по дороге домой, но если я пойду с вами дальше, я не сумею взять с собой столько плодов, сколько мне понадобится на обратный путь – даже при том, что мне нужен только их запах.

Заплаканная Балкис обняла питанийца:

– Спасибо, спасибо тебе! Я так тебе благодарна за то, что довёл нас до этих рубежей царства пресвитера Иоанна!

– Я был рад вам помочь, – заверил её Паньят. – Когда вернусь домой, пожалуй, решу, что путешествий на мою жизнь достаточно.

– А если передумаешь, то, может быть, я вновь свижусь с тобой, когда буду возвращаться, – сказал Антоний и крепко пожал руку Паньята. – Тогда вместе пойдём на юг.

У Балкис от тревоги сдавило грудь – стоило ей только подумать о том, что Антоний покинет её и вернётся в отцовский дом, где его снова станут бить и унижать. Но она не имела никаких прав на него, она не смела просить его остаться и поэтому прикусила язык и сказала Паньяту:

– Прощай же, друг. Доброго тебе пути. Мы будем очень скучать по тебе.

– А я – по вам, – горячо проговорил питаниец.

Несколько мгновений он держал девушку и юношу за руки и молчал. Его глаза блестели, он смотрел то на Балкис, то на Антония, а потом развернулся и зашагал прочь по берегу реки Физон.

Они провожали его взглядом, покуда он не исчез за деревьями. Только тогда Балкис со вздохом отвернулась и вытерла слезы, а Антоний проговорил:

– Надеюсь, он не проголодается.

– Если у него закончатся припасы, – сказала Балкис, – ему придётся идти ночами, а по утрам он сможет сажать в землю яблочное зёрнышко и спать до тех пор, покуда не вырастет дерево и не вызреют плоды. Потом он будет срывать яблоки и продолжать свой путь к югу до темноты.

– Жаль, что мы не можем проводить его и уберечь от опасностей, – со вздохом вымолвил Антоний. – Да… Славная бы у нас получилась тогда компания, верно? Только тем бы и занимались, что ходили от предгорных пустошей по Песчаному Морю и обратно.

Балкис улыбнулась и заверила Антония:

– Я тоже думала о его безопасности. Каждое утро буду читать заклинание-оберег. Ну а нам с тобой лучше продолжить путь. Или ты уже не мечтаешь увидеть Мараканду?

– Мараканда! – воскликнул Антоний, и его глаза зажглись. – Да, конечно, нам нужно идти на север. Я непременно должен побывать у тебя на родине и своими глазами увидеть этот чудный город!

Они рука об руку зашагали по дороге, ведущей к северу. Балкис была немного обижена на то, что Антоний мечтает о Мараканде, а не о том, чтобы побольше времени провести с ней. Но быть может, она ошибалась?

Муравей услышал вдалеке грохот, но он был жутко голоден и страстно желал обрести то, что принадлежало ему, и потому ему было все равно, что означает этот грохот. Он и думать о нем не стал. К тому времени, как муравей добрался до каменной реки, он был полумёртв от голода и жажды, но его усики дрогнули – он почуял воду. Не помышляя об опасности, насекомое вспрыгнуло на камни. Муравей вообще ни о чем не помышлял – он жаждал как можно скорее добраться до воды. Камни мчались под его лапками, он подпрыгивал и приплясывал, но один зловредный камень перекатился через другие и сильно ударил муравья в бок. Взлетев в воздух, насекомое закувыркалось, упало в каменную реку, и его понесло к двум камням, которые запросто могли стереть его в порошок. Муравей в отчаянии шевелил передними лапками, сжимал и разжимал жвала, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, и вот наконец его челюсти сомкнулись, обхватив одну из палок, плывших по каменной реке, – оторванный от дерева ветвистый сук длиной в пять футов и толщиной в фут. Передние лапки муравья обрели опору, он подтянулся и встал на деревяшку всеми шестью лапами. Не слишком надёжное судно понесло муравья по каменному потоку. Сук дрожал и переворачивался, и муравью приходилось исполнять замысловатый танец, чтобы удержаться и не свалиться на камни. Но спасительный берег приближался, и наконец муравью удалось спрыгнуть, и он оказался на твёрдой земле. При этом его задние лапки запутались в ветках, и муравей пополз по берегу, волоча тяжеленный сук за собой. Несчастное насекомое так изнемогло от усталости, что у него даже не было сил высвободить лапки – но зато оно вновь учуяло запах воды! Путь к этой воде был намного более безопасен, чем к той, которую он унюхал под камнями. Муравей спешил, как мог, насколько позволял тяжёлый сук, и через некоторое время отыскал отверстие в большой скале. Оттуда пахло водой. Муравей рванулся вперёд. Сук, цепко державший его задние лапки, грохотал по каменным ступеням. Насекомое спешило вниз, влекомое запахом влаги. Вскоре оно расслышало плеск волн. Муравей бежал все быстрее и в конце концов, забыв обо всем на свете, бросился в воду.

Он отчаянно заработал свободными лапками, он захлёбывался и с болью отплёвывался. Наконец ему удалось высунуть голову из воды. Он бешено грёб передними лапками, стараясь поскорее выставить над водой дыхальца. Из последних сил муравей рванулся вверх и высвободил одну заднюю лапку. Вторую высвободить ему так и не удалось, но все же он выбрался на сук – тот самый, что тащил за собой от каменной реки.

Потоки воды хлынули наружу из дыхалец насекомого, оно вдохнуло благословенный воздух. Муравей вцепился лапками в сук, но сук крутанулся под ним, и пришлось перебирать лапками до тех пор, пока сук не выровнялся. Вот так – то цепко держась за кору, то пританцовывая, муравей поплыл в темноте по подземной реке, напрочь не понимая, куда его несёт.

А высоко-высоко над головой несчастного насекомого под луной к югу шагал Паньят. В руке он сжимал яблоко и время от времени блаженно вдыхал его аромат.

Мэт окинул взглядом простиравшуюся внизу долину и отметил:

– Как странно: с такой высоты люди выглядят словно муравьи.

Стегоман глянул вниз и сообщил:

– А это и есть муравьи.

– Невероятно! – воскликнул Мэт. – Если это – муравьи, то во-он та крепость должна быть высотой в целую милю!

Стегоман пригляделся получше и сказал:

– Пожалуй, стоит немного снизиться.

Он заложил вираж, спикировал и вновь пролетел над крепостью – на сей раз на меньшей высоте. Мэт вытаращил глаза:

– На стенах – люди!

– Вижу, – буркнул Стегоман.

– Они ростом выше зубцов на стене! Значит, крепость никак не выше пятиэтажного здания!

– По моей скромной оценке, её высота от рва до верхушек башен – пятьдесят футов, – уточнил Стегоман.

– Но это же невозможно! Тогда получается, что эти муравьи размером с лисиц!

– Вероятно, тут нет крупных хищников, и насекомые… как это ты говорил? «В процессе эволюции заняли пустующую экологическую нишу»?

– Да уж, при муравьях такого размера больше никакие хищники не нужны, – кивнул Мэт и неприязненно поёжился. – И вообще странно, как в этой долине уцелело хоть что-то живое, кроме них.

– Честно говоря, других животных я не наблюдаю, – заметил Стегоман. – Только людей вижу.

– Верно. А они предпочитают не выходить из крепостей. И это неудивительно, когда снаружи бродят такие чудища. – Мэт нахмурился. – Интересно, почему эти люди поселились здесь?

– Ты рассказывал мне о людях, живущих на бесплодных мёрзлых пустошах, – напомнил ему дракон. – Не раз мы видели кочевников посреди пустыни. Эти-то почему живут в таких местах?

– Потому что там – их родина, их дом, – согласно кивнул Мэт. – Я тебя понял. Однако я вижу возделанные поля. Либо здешние жители ухитряются каким-то образом время от времени выбираться за крепостные стены, либо тут обитают жутко высокоразвитые муравьи.

– Не хотелось бы это проверять, – проворчал Стегоман.

– Мне тоже, – нахмурился Мэт. – Минутку! А я-то, балбес, гадал, с чего это змеечеловек так охотно нам подсказывает дорогу!

– Само собой, – медленно проговорил Стегоман. – Он отлично знал, что нас тут ожидает.

Мэт опять поёжился.

– И ещё он настоятельно рекомендовал нам явиться сюда в разгар дня. К чему бы это?

Дикий, пронзительный вопль заставил его обернуться, и он увидел, что к ним на полной скорости несётся Диметролас, хищно расставившая когти. Мэт гневно вскричал, но Стегоман без труда отлетел в сторону, и дракониха проскочила мимо. Она сложила кожистые крылья чашечками, чтобы притормозить, и они загрохотали. Диметролас развернулась и полетела навстречу Стегоману.

– Погоди, головастик-переросток, настанет день, когда я увижу, как твоя морда точно так же перекосится от злости, как физиономия твоего дружка!

– Прошу заметить, что я несколько крупнее него, – невозмутимо отозвался Стегоман. – Откуда ты тут взялась, девица?

– Откуда я взялась? Ничего себе вопросик! Я при-ле-тела, червяк недоделанный!

– Полюбоваться местными достопримечательностями?

– Честно признаюсь: прежде мне никогда не доводилось видеть таких здоровенных муравьёв, – ответила Диметролас. – Хотя… вероятно, попросту здешние людишки слишком маленькие. Может, приземлимся да поглядим, что тут и как, а?

– Гм-м-м, спасибо большое за предложение, но что-то не хочется, – проворно отказался Мэт. – У меня есть подозрение, что люди тут все-таки ростом повыше дюйма.

– Ох, сразу видно – ты не любитель приключений, – скривилась Диметролас. – Ну ладно, если уж ты так уверен насчёт людей, так может, тогда хоть пожалеешь их и придумаешь, как им выбраться из крепости, а? – Она обратилась к Стегоману: – Ну а ты, змей, что скажешь? Ну разве не здорово было бы спикировать да спалить пару-тройку муравейников, чтобы люди хоть раз отважились выйти из крепости посреди дня?

– Я уже думал об этом, – несколько удивлённо отозвался Стегоман.

Мэт тоже изумился. Диметролас вела себя намного приятнее, чем раньше. Да, приятнее, но при этом дракониха не переставала язвить, и к этому следовало отнестись с насторожённостью. Что Мэт и сделал, не задумываясь.

– Ну так вперёд! – вскричала Диметролас.

– Не стоит так спешить, стройная красотка!

Услышав комплимент, дракониха удивлённо зыркнула на Стегомана.

Тот, напротив, не обратил никакого внимания на её взгляд и продолжил полет.

– Я сказал, что размышлял о таком варианте, – спокойно проговорил дракон, – и подумал вот о чем: если люди не бежали из этой долины, стало быть, эти муравьи им зачем-то нужны. Вероятно, от них есть какая-то польза.

«Интересная мысль», – подумал Мэт. И ещё он подумал: «Забавно: то ли Стегоман сверхдогадлив, то ли просто сверхизобретателен и все это говорит только ради того, чтобы подольше поболтать с хорошенькой (по драконьим меркам) дамочкой?»

– Это ты умно сказал, – отметила Диметролас. Она словно бы искренне изумилась тому, что в громадном теле Стегомана есть место для толики разума. – Мне случалось пролетать над этой долиной во время странствий – но на большой высоте, и тогда я не предполагала, что здешние муравьи так велики. Однако я видела, что в ту пору, когда на закате муравьи возвращаются в свои норы, люди выходят за стены своих жилищ и что-то выкапывают из песка в кучах, насыпанных муравьями возле нор. Потом то, что выкопали, грузят на слонов и верблюдов и увозят прочь.

Теперь Мэту стало ясно, что в это же время, судя по всему, местные жители ухаживают за полями. «Интересно, – подумал он, – что же такое они выбирают из песка в муравьиных кучах?»

– А с рассветом муравьи снова вылезают из нор? – спросил он.

– Нет, – мотнула головой Диметролас. – Они выходят за пару часов до полудня.

Стегоман обернулся и пристально уставился на Мэта.

– Теперь понятно, почему тот странничек посоветовал нам наведаться в долину в полдень.

– В полдень! – вскричала Диметролас. – Да муравьи бы мигом вас сожрали!

– Боюсь, как раз этого и желал тот типчик, – невесело проговорил Стегоман.

– Вот злодей! – вырвалось у драконихи. – Только покажите мне его, и я его поджарю заживо!

– Спасибо тебе за заботу, барышня, – несколько удивлённо отозвался Стегоман, но решительно покачал головой. – Увы, его хозяйка как раз это самое с ним и сделала.

– Хозяйка? – недоуменно переспросила Диметролас.

– Уж как ей это удалось, ума не приложу, но он просто вспыхнул прямо у нас на глазах, его объяло пламя. Дело в том, что Мэтью произнёс особое заклинание, и мерзавец стал говорить правду. Похоже, его хозяюшка решила заткнуть ему рот, пока он не выложил все.

Диметролас поёжилась.

– Неужто такой жестокостью от кого-то можно добиться послушания?

– От меня – ни за что, – строптиво проговорил Стегоман.

– И от тех, кто живёт в этой долине, судя по всему – тоже, – задумчиво проговорила Диметролас и посмотрела вниз. – В конце концов, они под надёжной защитой – ни один захватчик не сможет долго осаждать их крепости.

– Что верно, то верно, – согласился Стегоман. – С одной стороны, здешние муравьи – тюремщики, а с другой – вроде бы защитники.

– Ну а сейчас, похоже, никаких захватчиков не наблюдается, – по-драконьи, широко ухмыльнулась Диметролас и вильнула хвостом. – Давай подпалим один муравейничек поближе к крепости, ладно? Пусть люди хоть на один вечерок почувствуют себя свободными.

– Весьма благородная идея, – признал Стегоман, – но боюсь, я не смогу к тебе присоединиться. Я понятия не имею о том, каков уклад жизни у населения этой долины. Я могу решить, что делаю доброе дело, а при этом могу нарушить некое зыбкое равновесие и вызвать катастрофу.

– Катастрофу! – фыркнула Диметролас. – Какую такую катастрофу ты вызовешь, если возьмёшь да и расплавишь один-единственный песчаный холмик, превратишь его в стекло? Да ведь ты даже муравьям не шибко повредишь – они небось глубоко под землёй!

– Но к ним на выручку могут броситься другие, – рассудительно заметил Стегоман. – Тогда вокруг крепости их соберутся не сотни, а тысячи, и они станут осаждать людей не только днём, но и ночью. Я не могу действовать необдуманно.

– Упрямое зеленое бревно! – презрительно скривилась Диметролас. – Неужто ты боишься хоть немножко порезвиться?

– Да, я большой зануда, – признал Стегоман. – Мало что в этой жизни способно меня развеселить. Так что тебе лучше поискать кого-нибудь поигривее.

– О, ты просто невыносим! – рявкнула Диметролас и решительно спикировала вниз, нацелясь на гору песка возле муравьиной норы, и выпустила пятнадцатифутовый язык пламени.

Стегоман проводил её взглядом, полным искреннего сожаления.