Текст книги "Маг и кошка"

Глава 28

 
Здесь вам не равнина – здесь климат иной,
Отвесные скалы стоят предо мной,
И люди возводят дома из больших валунов.
Так трудно их сдвинуть, так трудно поднять,
Что от напряженья колени дрожат,
И жалко мне очень строителей этих домов!
А этот булыжник, торчащий тут,
Не аквамарин и не изумруд,
И я церемониться с ним не намерен совсем.
Но все же гуманно я с ним поступлю,
На ровные блоки его распилю —
И стройте потом, что хотите, из блоков затем!
 

Мэт очень надеялся, что автор оригинальных строк не возражал бы против такого использования его стихов – ведь, в конце концов, они были употреблены на доброе дело – расчистку площадки под строительство в густонаселённой местности.

Камень завибрировал. Послышались звуки наподобие ружейных выстрелов, и сверху на валуне появились трещины и побежали книзу, и наконец камень стал похож на надрезанный апельсин, а потом распался на части под грохот, подобный шуму камнепада. На месте громадного валуна возникла груда серых блоков.

Люди выбежали из своих жилищ и изумлённо вытаращили глаза.

Люгерин и Гинелур безмолвно, не мигая, смотрели на Мэта.

Казалось, они поражены ударом грома.

– Конечно, эти блоки нуждаются в шлифовке, – заметил он – но вообще-то они более или менее ровные. Совсем неплохой строительный камень получился, на мой взгляд.

Главные особы в горном посёлке взирали на мага со страхом и восхищением. Местные жители отважились только одним глазком, украдкой глянуть на могущественного незнакомца – и испуганно отвели взгляды.

– Вот видите? Я в самом деле маг, – объяснил Мэт на всякий случай. – Юная девушка, которая своим заклинанием освободила ваших драконов, была моей ученицей, но за год усвоила все, чему я только мог её обучить. Если я попрошу её, думаю, она не откажется наведаться сюда с визитом. А также, кстати, и Стегоман с Диметролас.

– Как же ты узнаешь о том, что тут у нас происходит? – строптиво поджав губы, осведомилась Гинелур.

Настало время блефовать.

– Ну, для этого у меня есть не меньше десятка способов, – небрежно отозвался Мэт. – Наверняка вы слыхали про такие вещи, как магический кристалл или чернильная лужица. Кроме того, имеются ещё звери-дозорные, духи-шпионы и… ладно, не думаю, что стоит оглашать весь перечень.

Люгерин свирепо зыркнул на Мэта, но маг ясно понял по его взгляду: он осознал, что деваться некуда. Гинелур, с другой стороны, явно почувствовала, что Мэт блефует, но она, судя по всему, вряд ли осмелилась бы обвинить его в этом.

– Не думаю, что мне стоит проявлять излишнюю настойчивость, – сказал Мэт. – Уверен: ваши соотечественники поймут, что в моих предложениях очень много здравого смысла. Да, вам придётся кое-что втолковать им, но они непременно все осознают и поведут себя мудро.

– Несомненно осознают, – отозвался Люгерин обречённо и взглянул на Гинелур. – Давай расскажем им о том замысле, с которым согласился наш товарищ Бронгаффер.

После этих слов местное начальство направилось к самой большой постройке, которая, как думал Мэт, являлась скорее всего домом для общих собраний. Он едва заметно усмехнулся и зашагал к влюблённой парочке.

– Ты то и дело твердил мне, что волшебник никогда не должен пользоваться своим даром напоказ, – укоризненно проговорила Балкис, когда Мэт поравнялся с нею и Антонием.

– Не должен, когда это неоправданно, – напомнил ей Мэт. – И вообще, насколько я помню, я говорил о хвастовстве, о бахвальстве. Я учил тебя тому, что к волшебству не следует прибегать без веской причины.

– А вы желали показать погонщикам драконов, что у них нет иного выбора, как только согласиться на предложенные вами условия? – спросил Антоний.

Мэт кивнул.

– Некоторым людям и в голову не придёт, что какие-то законы существуют, до тех пор, покуда не появится сильная рука и не начнёт эти законы насаждать насильственно. И я просто-напросто показал местным жителям, что когда дело доходит до соблюдения законов, рука у пресвитера Иоанна может стать не только сильной, но и длинной.

У Балкис от удивления округлились глаза.

– И верно, – вырвалось у неё, – ведь мой… – Она чуть не сказала «дядя», но вовремя опомнилась. – Ведь наш повелитель запретил рабство и разбой, правда?

– Да, такой указ существует не менее столетия, – кивнул Мэт. – А это ущелье находится во владениях Иоанна, так что закон и на эти земли распространяется. Просто-напросто здешние обитатели наивно полагали, что до них никогда не доберутся власти, вот и вели себя, как им заблагорассудится.

Антоний задумчиво покачал головой:

– Вот не думал, не гадал, что волшебники ещё и о соблюдении законов пекутся.

– Волшебством можно пользоваться во зло или во благо, – объяснил Мэт. – Всегда есть искушение прибегнуть к магии в корыстных целях – что и продемонстрировали местные разбойники, поработив драконов и пленяя людей с помощью заклинаний, придуманных шаманами их племени.

Антоний нахмурился.

– Если так, хорошо, что я не волшебник. Я бы вряд ли устоял перед искушением.

– Ты бы стал пользоваться своим даром только во благо, – горячо проговорила Балкис и стиснула его запястье обеими руками. – Вряд ли бы я поверила ещё в кого-то, наделённого таким же даром, как в тебя, любовь моя!

Антоний заглянул в её сияющие глаза и улыбнулся:

– Когда ты рядом со мной, мне и голову не придёт поступить иначе!

– Хорошо, – кивнул Мэт, уселся на камень и, обратившись к юноше, предложил: – Давай-ка для начала проверим, обладаешь ли ты тем даром, о котором идёт речь. – Балкис отошла в сторонку, чтобы не смущать возлюбленного. – Начнём с маленького заклинания, которое всегда может пригодиться в дождливый день, когда нужно развести огонь…

Через полчаса Антоний уже знал наизусть с десяток стишков, каждый из которых затвердил с первой же попытки. Он с превеликой радостью заставлял камни выстраиваться по кругу и зажигал огненные кольца, творил пламенные вспышки, а затем – небольшие грозовые тучки, с помощью которых легко гасил огонь. Более того: ему без труда удавались стихотворные импровизации, за счёт которых действие заклинаний только усиливалось.

– Откуда у тебя такая блестящая память? – поинтересовался Мэт.

– Долгими зимними вечерами у нас дома мы с братьями всякий раз по-новому пересказывали в стихах древние предания, – объяснил Антоний. – Первая строчка, которую я сочинил, звучала так: «Меч свой воздел Александр, и им узел тугой разрубил он проворно».

– Это была твоя первая стихотворная строчка? – вытаращил глаза Мэт, услышав безупречный гекзаметр. – Сколько же тебе тогда было лет?

– Шесть, – ответил Антоний. – Только тогда мне и позволили присоединиться к игре. Но в ту пору я мало сочинял сам – больше повторял строки, придуманные братьями.

– В шесть лет и это неплохо, – восхитился Мэт. – Помнить пять-шесть различных версий и манипулировать ими!

– Ну да, – скромно кивнул Антоний. – Ничего особенного. А год спустя эта строчка у меня уже лучше получилась: «Взмахнув мечом, он путы крепкие рассёк». А ещё через несколько лет уже вот так было: «Одним ударом узел разрубил». Вот это мне больше всего по душе, хотя с тех пор мне не раз доводилось завершать ту же самую строфу, и всякий раз я сочинял по-новому. Но лучше уж вряд ли получится.

– Как знать? – пожал плечами Мэт. – И ты помнишь все строки, которые когда-либо сочинил?

– Некоторые наверняка забыл, – признался Антоний. – И знаю наизусть всего-навсего три-четыре лучших пересказа каждого предания, сочинённых моими братьями.

– Угу, – кивнул Мэт. – «Всего-навсего».

– Да, – не поняв юмора, вздохнул Антоний. – Так что, сами видите, с памятью у меня не шибко хорошо. Но те стишки, которым вы меня обучили, я запомню.

– Главное – пользуйся ими по назначению, – посоветовал Мэт. – Скажи, а почему ты всякий раз произносишь одну и ту же строчку по-новому?

– Почему? Да потому, что я в семье самый младший и мне каждый раз приходится завершать строфу.

– Может быть, твоим братьям не хотелось разнообразия? – пожал плечами Мэт. – А с другой стороны, есть ещё такая вещь, как предсказуемость. Послушай… А если бы кто-то пустил в тебя стрелу и тебе нужно было бы заставить её переломиться на лету?

Антоний сосредоточенно сдвинул брови.

– Тут нужно двустишие – ведь стрела летит так быстро. А размер – ямб или хорей с пиррихием…

– Неплохо, – похвалил его Мэт. – Попробуй.

– Ну… «Прекрати, стрела…» Нет. Получается, что я её остановить хочу, а не сломать. «Переломись ты, стрела…» Нет, размер не тот. «Повернись и дай трещину…» Нет… совсем не то.

Пока Антоний мучился над стишком, вернулась Балкис. Она ужасно переживала за возлюбленного, и стоило ему запнуться, заливалась краской. В конце концов она не выдержала и подсказала:

– «Стрела, в полёте преломись!»

– «На части мигом развались!» – вскричал Антоний. – Вот как чудесно у тебя получилось. Ты просто муза поэзии!

– Уж лучше я буду музой любви, – проговорила Балкис, села рядом с юношей и улыбнулась, глядя ему в глаза. Он, не в силах отвести от неё восторженного взора, сжал её руку.

Мэт тактично кашлянул. Влюблённые вздрогнули и смущённо посмотрели на него.

– Я понял, в чем дело, – сказал Мэт. – Антоний способен заучивать стихи наизусть, а значит, ему под силу произносить заклинания, но когда речь заходит о том, чтобы он что-то сочинил сам, ему трудно начать.

– А мне, – подхватила Балкис, – всегда без труда даются первые строки, а последние – просто беда.

– Следовательно, сам Антоний чудеса творить не сумеет, зато с его помощью твои заклинания станут вдесятеро могущественнее, – заключил Мэт и кивнул. – Неплохая основа для сотрудничества. Так что тебе, Балкис, стоило бы поскорее обучить его всем тем заклинаниям, которые ты помнишь наизусть. Если твой друг и вправду собирается посетить Мараканду, пресвитер Иоанн будет рад повидаться с ним.

– Я увижу самого императора! – вскричал Антоний и порывисто расправил плечи.

– Конечно, – подтвердил Мэт. – Владыке Мараканды очень нужны чародеи.

– Кстати… – Балкис вдруг занервничала и умоляюще посмотрела на Антония. – Я дала тебе время поговорить с моим наставником наедине. Можно теперь и мне побеседовать с ним с глазу на глаз?

– О… конечно, милая, – скованно кивнул Антоний. Было видно, что он с трудом скрывает ревность. Юноша поднялся и неохотно отошёл к Стегоману и Диметролас.

Диметролас обратила на него внимание и что-то сказала Стегоману, а тот громко поприветствовал юношу:

– Добро пожаловать, сын гор! Ты прежде никогда не видел драконов?

– Ни разу в жизни, – признался Антоний и немного опасливо приблизился к паре гигантских крылатых ящеров. – Можно ли немного поговорить с вами? У меня на уме не меньше тысячи вопросов!

– Так и быть, на сотню отвечу, – весело сверкнув глазами, отозвался Стегоман. – Спрашивай, горец.

И они вступили в беседу. Балкис посмотрела в их сторону, склонилась к самому уху Мэта и шёпотом спросила:

– Как вышло, что ты стал разыскивать меня?

– Пресвитер Иоанн…

– Тс-с-с! Не называй его имени! – Балкис испуганно оглянулась через плечо. – Лучше, как раньше, говори «мой дядя». И тысячу раз тебе спасибо за тактичность.

– Какая там тактичность, – махнул рукой Мэт. – Просто так вышло, вот и все. Ну ладно. Значит, «мой дядя» прислал нам весть о том, что его племянница пропала без вести, и…

– Ой, хватит шутить.

– Хорошо, «твой дядя» прислал нам эту самую весть и попросил меня выяснить, что с тобой стряслось. Нам удалось выследить и разыскать колдуна, который тебя похитил, но толку от него было мало. Видимо, в последнее мгновение ты что-то испортила в заклинании, с помощью которого он намеревался забросить тебя неведомо куда, и потому он сам не ведал, куда ты подевалась в итоге.

Балкис злорадно усмехнулась:

– По крайней мере я оказалась совсем не там, где хотелось ему.

– Верно, и я этому несказанно рад, – с улыбкой кивнул Мэт. – Я очень горжусь своей ученицей. Но твой дядя прибег к помощи чар и узнал, в какую сторону тебя занесло. Затем я начал поиски. Стегоман предложил мне свои услуги – прощ говоря, свою спину, и мы полетели на юг. Время от времён-совершали посадки и спрашивали у встречных о тебе, где тольк могли. – Он развёл руками. – Ну а если где-то что-то шло н так, приходилось вмешиваться.

– И слава богу, что вы так поступали! Но пресви… мой дя до сих пор разыскивает меня?

– Открыто – нет, – возразил Мэт. – Если мне не удастся вернуть тебя домой, тогда он отправит на поиски своего сына во главе небольшого войска.

– А он не думает, что такая шумиха спугнёт моих похитителей?

– Будь благоразумна, милочка. Издёвки тебе не к лицу, а сам я очень надеюсь, что до этого дело не дойдёт. А ещё я надеюсь на то, что ты рада тому, что твой дядя готов перетряхнуть небо и землю ради того, чтобы найти тебя.

– Да, мне это приятно, спору нет, – улыбнулась Балкис. – Но дело в том, лорд маг, что я бы предпочла, чтобы меня ещё какое-то время не находили.

– Хочешь упрочить свои отношения с возлюбленным до того, как решишься признаться ему в том, что ты – принцесса? – Мэт искоса взглянул на Антония, который откровенно увлёкся разговором с двумя драконами. – Могла бы представиться ему дочерью дровосека.

– Могла бы, – вздохнула Балкис. – Но поверил бы он, что я одновременно и дочь дровосека, и принцесса?

– На свете полным-полно сказок, в которых все так и есть, – возразил Мэт. – А твой избранник, насколько я понимаю, насквозь пропитан всевозможными сказками и легендами и мог бы тебе поверить. Но ты не хочешь рисковать, верно?

– Именно так, – подтвердила Балкис. – Мне хочется пройти с ним по владениям пресвитера Иоанна, до самой Мараканды. К этому времени связь между нами так упрочится, что он не испугается, узнав, что я – принцесса. Не испугается – если, конечно, искренне любит меня.

– И если не решит, что ты его обманула, – добавил Мэт.

– Глупости! – возмутилась Балкис. – Я – это я. И какая разница – принцесса я или нищая?

– Хорошо подмечено, – согласился Мэт – Но разница все же есть. Однако это, как говорится, твоя собственная пьеса, и я не стану переписывать её за тебя.

– Пожалуйста, не делай этого! – с сильным волнением проговорила Балкис. – Я ещё не готова снова стать принцессой! Мы с Антонием вместе пережили все беды и тяготы странствия, мы познакомились с удивительными людьми. Я мечтаю о том, чтобы посмотреть на те края, что лежат на пути отсюда до столицы глазами простых людей. Ведь так я смогу лучше узнать их.

Мэт посмотрел ей в глаза и прочёл в них ответ на вопрос о том, какого именно из простых людей Балкис так жаждет узнать лучше. Он улыбнулся, припомнив, как чувствовал себя, когда только-только влюбился в Алисанду, и погладил руку Балкис.

– Не бойся, – сказал он тепло. – Как пообещал – так и сделаю. Только не устраивай себе медового месяца до свадьбы, ладно?

Мэт писал под диктовку, редактировал пункты соглашения, потом позаботился о том, чтобы оно не было нарушено, будучи только что составлено, а потом высек все слова на скале на краю деревни – не вручную, а магически, естественно. На жителей деревни это зрелище произвело неизгладимое впечатление, и они поклялись, что будут соблюдать договор. Вероятно, тут главной движущей силой все-таки стал страх перед той силой, с помощью которой Мэт высек слова на камне, чем угроза гипотетической гражданской войны в случае уклонения от исполнения договора.

Мэт, двое драконов-великанов и молодая пара остались на вечерний пир по случаю подписания соглашения, а потом спали сном трезвенников посреди тысячи изрядно подвыпивших селян. Надо ли упоминать о том, что они всю ночь сменяли друг Друга в дозоре. Наутро Антонию была предоставлена возможность прокатиться верхом на драконе: Мэт настоял на том, чтобы девушка и юноша оказались подальше от мрачного ущелья и только потом продолжили свой путь самостоятельно.

Миль на тридцать севернее ущелья Стегоман и Диметролас пошли на посадку. Балкис и Антоний спешились, и девушке пришлось некоторое время поддерживать друга, пока он обрёл равновесие. Антоний смущённо улыбнулся, чмокнул девушку в щеку и сказал:

– Надо будет как-нибудь ещё разок покататься.

– Прокачу, не сомневайся, – пообещал ему Стегоман. – Но для этого ты должен будешь добраться до Мараканды.

– Вот ещё один резон продолжить путь на север! Вот спасибо тебе, благородный зверь! До встречи в Мараканде!

– Ну, там, стало быть, и свидимся, – сказал на прощание Стегоман и взмыл ввысь, унося на своей спине Мэта. Диметролас полетела рядом.

– У тебя поистине удивительные друзья, – сказал Антоний Балкис.

– Знаю, – кивнула она, прижалась к нему и обвила его шею руками. – Но надеюсь, что ты мне больше, чем друг.

– Намного больше, – ответил Антоний и поцеловал её.

Они шли на север ещё трое суток, но не сказать, чтобы очень торопились. Балкис радовалась тому, что Антоний не требует от неё ничего, кроме поцелуев, тем более что от поцелуев она сама распалялась так, что её тело требовало большего. Но девушка старалась не забывать о наказе лорда-мага насчёт перестановки местами медового месяца и свадьбы и чувствовала, что это важно. Так она и шла на север рука об руку с возлюбленным, не в силах дождаться того счастливого дня, когда они предстанут перед священником.

Её надежды всколыхнулись с новой силой, когда они вышли на скрещение дорог и увидели впереди небольшую часовню, белеющую в лучах послеполуденного солнца.

– Можно было бы хотя бы поблагодарить Господа за безбедное странствие, Антоний.

– Верно, – кивнул юноша, и они направились к часовне.

– Какая красота! – вырвалось у Балкис, когда они подошли поближе.

Часовня стояла в окружении деревьев. Её крыша и стены были стеклянными. Крыша отражала зелень листвы, ослепительно сверкали витражные стены с изображениями сюжетов из Библии.

– Вот Ной, – ахнула Балкис. – А вон там – Авраам и Моисей!

– А вон там Давид сражается с Голиафом, – подхватил Антоний. – А здесь – Эсфирь стоит перед царём!

– Видишь? Мария и Иосиф стоят коленопреклонённые подле яслей? Вся церковь – из стекла!

– И как она только может устоять в грозу и сильный ветер? изумился Антоний.

– Либо по волшебству, либо благодаря таланту гениального зодчего, – покачала головой Балкис. – Как думаешь, с другой стороны мы, наверное, увидим ещё сцены из жизни Спасителя?

– Давай войдём и посмотрим, – поторопил её Антоний.

Они вошли в небольшую церковь, оказавшуюся полной народа. Люди стояли и молились, но были так зачарованы окружавшей их красотой, что мало кто из них заметил вошедшую пару. Зеленое стекло крыши приглушало солнечный свет, и он не резал глаза, но зато солнце беспрепятственно проникало внутрь через западную стену и заливало людей драгоценными, разноцветными лучами. Да и восточная стена была подсвечена солнцем. Антоний и Балкис не ошиблись: там действительно были изображены сцены из жизни Иисуса Христа. Куда бы они ни бросили взгляд – со всех сторон их окружали картины, которые, казалось, дышали светом, пронизывающим их.

Но вот взгляд Балкис обратился к человеку, стоявшему на кафедре. Она была разочарована, увидев, что на нем нет ни ризы, ни епитрахили. Священник был одет в простой белый балахон, но ткань играла разноцветными пятнышками света, пробивавшегося сквозь витражи.

– Нам тут не услышать настоящей мессы, – расстроенно прошептал Антоний. – У него нет епитрахили. Он не священник. Наверное, дьякон.

Балкис стало тоскливо, и она изо всех постаралась скрыть это. Да, в этой церкви они вряд ли смогли бы обвенчаться. «А почему, интересно знать, ты так огорчаешься? – мысленно спросила она себя. – Он, между прочим, ещё не попросил тебя стать его женой».

Скамей в церкви не было, поэтому люди на службе стояли, а не сидели. Антоний и Балкис пробрались вперёд и встали, прислонившись спиной к стене.

Богослужение не было похоже ни на одну из тех месс, на которых довелось побывать Балкис, а вот Антоний кивал и улыбался. Видимо, слова молитв были ему знакомы – он даже произносил их вслух, когда вся община по обычаю хором отвечала дьякону.

Но вот Балкис насторожилась и крепче взяла Антония под локоть. Юноша встревоженно взглянул на неё, а она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо:

– У меня спина уже не прикасается к стене!

– Мы наверняка отступили от неё, а сами не заметили. – Антоний обернулся, увидел, что позади них никого нет. – Нет, мы где стояли, там и стоим.

Балкис оглянулась, почти боясь того, что увидит. Стена отступила назад фута на три. Девушка поспешно отвернулась, не желая поверить собственным глазам.

– Антоний, – прошептала она, – и крыша приподнялась, и все стены теперь стоят шире, чем тогда, когда мы только вошли!

– Этого не может быть, – нервно отозвался Антоний. Он был готов пуститься в рассуждения, но тут в дверь церкви вошли несколько человек в запылённых дорожных балахонах. Вид у пилигримов был измождённый, но красота церкви их как будто сразу освежила, придала им сил. Вновь прибывшие заполнили пространство вдоль стены позади Балкис и Антония, другие выстроились вдоль противоположной стены. Они встали друг за другом в три ряда – и это при том, что до стены было всего-то три фута! Мало этого – так теперь стена оказалась на два фута за спинами тех людей, что стояли в дальнем ряду!

Балкис и Антоний озадаченно переглянулись. И у неё, и у него от волнения по спине побежали мурашки – настолько им стало не по себе. Антоний наклонился и шепнул:

– Думаю, когда служба закончится, дьякон нам все объяснит.

До конца богослужения они стояли молча, но Балкис никак не могла сосредоточиться на молитвах. Она то и дело поглядывала на стены.

Наконец дьякон позволил прихожанам уйти, и они направились к выходу из часовни, которая за время службы выросла до размеров собора.

Антоний тронул руку Балкис:

– Давай задержимся. Может быть, удастся поговорить с дьяконом?

– Хорошая мысль, – согласилась Балкис, и они отошли в сторону.

К ним подошла женщина в дорожных одеждах и проговорила:

— Разве не чудесна эта церковь?

– Она воистину чудесна, – ответила Балкис и улыбнулась. Женшина ей сразу понравилась, хотя и была ей совсем незнакома. Она была средних лет, с круглым добродушным лицом. С её губ не сходила улыбка. Кожа у неё была смуглая, как у афганцев, подёрнутая смешливыми морщинками. Из-под капюшона виднелись серо-стальные кудряшки. Балахон у женщины был такого же грязно-кремового цвета, как у остальных странников, но у неё на груди был вышит изящный пятицветный крест.

– Вы пришли издалека? – поинтересовалась Балкис.

– Из Кашмира, девушка. Это страна лежит далеко на юге. Там стоят высокие, величественные горы. – Она дружески пожала руку Балкис. – Я живу там в маленьком городке, а зовут меня Сикта. Мы с мужем разбогатели на караванной торговле. Дети наши уже все выросли. Сыновья женились, дочери повыходили замуж. Муж продал своё дело другому человеку, и вот теперь у нас появилось время и деньги, чтобы приложиться к мощам святого Фомы и повидать другие чудеса Мараканды. Ну а вы откуда будете?

Балкис была поражена откровенностью и дружелюбием женщины, а Антоний ответил Сикте так, как ответил бы цветок, повернувшийся к солнцу.

– Я родом из далёких южных гор, где у моего отца крестьянское хозяйство, добрая женщина. Наша усадьба стоит всего в паре суток пути от большого караванного пути. Наверное, мой отец и братья продавали вам съестные припасы, когда вы проходили по тем краям.

– Да, пожалуй, я припоминаю мужчину моих лет, а с ним было четверо рослых, плечистых парней, – кивнула Сикта и пытливо взглянула на Антония. – И верно: один из них очень походил на тебя. Но это было три месяца тому назад, всего-то в несколько неделях пути от Кашмира!

– Я слыхал о вашей стране, – сказал Антоний. – Вы выращиваете овец с необычайно мягкой и шелковистой шерстью, не так ли?

– Только не овец, а коз, молодой человек. О да, их шерсть так чудесна, что известна по всему свету. – Сикту порадовало то, что юноша знает о её родине, и она лучисто улыбнулась. – А вы – новобрачные?

Балкис невольно потупилась, зарделась и украдкой взглянула на Антония. Тот сделал вид, что не заметил её смущения, и отвечал:

— Нет, любезная Сикта. Мы всего лишь спутники по странствиям. Меня зовут Антоний, а её – Балкис. Её похитил злой колдун. Я ушёл из дома, чтобы сопровождать её, чтобы целой и невредимой довести до родного дома. Ну и чтобы мир повидать, конечно. Но я полюбил эту девушку всем сердцем и теперь, счастливец, узнал, что и она не безразлична к моей страсти.

– «Страсти»! – скажешь тоже! – окончательно смутившись, фыркнула Балкис. – Ты не просил у меня ничего, кроме поцелуев! Но их было… несколько. Ну ладно: их было много.

– И я ещё не раз попрошу тебя о них. – Антоний устремил на неё взгляд полный обожания. – Я бы попросил и твоей руки, я был бы готов соединить свою жизнь с твоей, если бы только знал, где разыскать священника.

– Пусть это тебя не останавливает, – посоветовала ему Сикта. – Длительные помолвки имеют свою ценность. Если только у вас хватит терпения сохранить целомудрие, конечно.

– Я бы попробовал, – вздохнул Антоний. – Но это так трудно…

Балкис жутко покраснела и стала внимательно разглядывать узорчатый орнамент пола.

– Вам бы в этом смысле было нечего опасаться, если бы вас сопровождали люди постарше, – с едва заметной насмешкой проговорила Сикта. – Пойдёмте с нами, молодые люди, и не сомневайтесь: вам даже целоваться придётся тайком.

Балкис не знала, радоваться такому обороту событий или нет, а Антоний охотно согласился:

– О, как это любезно с вашей стороны!

– Мы тоже идём в Мараканду, – призналась Балкис. – Последний год я жила там у моего дяди.

– Так ты из самой Мараканды! – воскликнула Сикта. – Тогда вам непременно нужно пойти вместе с нами! Ведь ты сможешь показать нам город!

Балкис не пришлось ответить сразу. От ответа её спас Антоний.

– Дьякон остался один, все ушли, – сообщил он. – Давай поговорим с ним, пока он тоже не отправился домой.

Они подошли, и дьякон протянул им руку:

– Добро пожаловать, паломники! Сожалею, что не могу причастить вас. На пять приходов у нас только один священник. Он придёт сюда через два воскресенья. Приходится обходиться без него. Я здесь служу вечерни.

— Вы служили замечательно, – сказал Антоний. – Но скажите дьякон… У меня просто разыгралось воображение или стены вашей часовни вправду раздвигаются, когда сюда приходят все новые и новые паломники?

– Все так и происходит, добрые люди! Великая благодать ниспослана нам, ибо сколько бы народу ни приходило сюда в часы молитвы, здесь всегда просторно. Мы несказанно благодарны великому Господу за это чудо – ведь никто не уйдёт от нашей церкви только потому, что для него не найдётся места.

– Да, это воистину благодать для церкви, стоящей на караванном пути, – кивнул Антоний.

– О да, о да! – кивнул дьякон. – Три дороги сходятся здесь, а затем сливаются в одну, ведущую к Мараканде. Чаще к нам заглядывают странники, нежели прихожане, и потому мы смиренно полагаем, что церковь настолько же наша, насколько и всех, кто заходит в неё по пути. Мы стараемся сохранять её, как святыню, а караванщики щедро жертвуют нам.

Балкис сразу поняла, что дьякон намекает на пожертвования, и незаметно поддела Антония локтем. Он посмотрел на неё с грустной улыбкой.

– Жаль, что у нас нет с собой монет. Но когда мы продадим наши товары в Мараканде, мы обязательно пришлём денег в вашу церковь.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, молодые люди, – улыбнулся дьякон, – но мы не просим денег у тех, у кого их мало. – Он поднял руку и благословил юношу и девушку. – Да хранит вас в пути святой Христофор!

Антоний и Балкис продвигались на север с караваном, радуясь добросердечности паломников. Не умолкали рассказы – чужие и их собственные, и все их спутники соглашались в том, что странствие юноши и девушки было похожим на сказку, в которую трудно поверить. Паломники были настроены празднично, приподнято. Балкис исподволь приглядывалась к ним. Девушка помнила, что говорила Сикта: она сумела позволить себе это путешествие после того, как всю жизнь провела в трудах. Судя по всему, и другие паломники были ей под стать – трудолюбивые, искренне верующие люди, наконец обретшие свободу от забот и тяжкой работы. Теперь у них появилась возможность хоть на время сбросить непосильное бремя борьбы за жизнь, и они искренне наслаждались этим. Паломники, как люди набожные, мечтали прикоснуться к мощам святого Фомы, но не меньше им хотелось увидеть и прочие дива дивные Мараканды. Странствие стало для них настоящим праздником. Балкис очень нравились эти люди, и она, развесив уши, слушала их рассказы о детях и внуках. Она начала понимать, что и ей в один прекрасный день захочется стать матерью, и очень надеялась, что у Антония, слушавшего эти же самые рассказы, возникнет такое же чувство. Он и вправду стал смотреть на неё по-новому, с большим желанием – но вероятно, тому виной было присутствие старших. Как и обещала Сикта, молодым не позволяли надолго оставаться наедине, так что целовались они мало, да и то украдкой.

Караван двигался по дороге шириной не менее двадцати футов, проходил мимо небольших городов и процветающих крестьянских усадеб. Паломники шутили, смеялись, пели и часто устраивали привалы. Дорога получалась неспешной, но Балкис и не торопилась в Мараканду, где ей предстояло вновь облачиться в мантию принцессы и где она могла потерять Антония.

И вот, после того как караван провёл в пути уже целую неделю, далеко впереди послышалось пение фанфар. У Балкис тоскливо заныло сердце от знакомых звуков. Вновь и вновь звучали фанфары, все ближе и ближе, и вот наконец к паломникам подскакали двое всадников, впереди которых ехали глашатаи, а позади – фанфарщики. Всадники принялись расталкивать паломников, а глашатаи кричали:

– Дорогу! Дорогу императору! Расступитесь! Едет пресвитер Иоанн!