Текст книги "Маг и кошка"

Глава 13

Антоний вскрикнул, бросился вперёд, заслонил собою Балкис, оттолкнул её в сторону. В результате лезвие топора пропороло тело Антония от плеча до бедра. Балкис испуганно закричала, кинулась к нему и подхватила подол сорочки, чтобы приложить к ране, ещё не видя крови. Наклонившись, она увидела, что из её груди торчит наконечник копья. Копьё, пронзив её насквозь, прошло сквозь Антония, который при этом остался невредим, и ударило воина с топором. Тот вскинул руки, раскрыл рот – видно было, что он кричит, но крика почти не было слышно, он прозвучал словно эхо издалека.

– Ложись! – крикнул Антоний, и они с Балкис упали на луговую траву и увидели, как перед ними топают вперёд ступни, обутые в металлические сандалии. Юношу и девушку обдало холодом. Поднялась и опустилась нога незнакомца, прошла сквозь лежавших на земле людей, снова поднялась… Балкис и Антоний разглядели волосатые голени, потом – юбку из полосок кожи, скреплённых медными пластинками, потом – наспинный доспех между двумя соединёнными между собой эполетами, и наконец – медный шлем, увенчанный гребнем из конского волоса.

– Да это же… воин из древней Македонии! – зачарованно прошептал Антоний.

– Это призрак! – сдавленно пробормотала Балкис.

И точно: воин был дымно-серый, и сквозь него были видны звезды, пусть и тусклые. Призрак рывком выхватил копьё из груди павшего врага, и тот на глазах у изумлённых юноши и Девушки растаял, испарился. Победитель зажал копьё под мышкой и зашагал в глубь ущелья. Его сандалии ступали беззвучно и не оставляли следов на траве. Топот марширующего войска еле слышался вдалеке, разносился негромким эхом по отрогам ущелья. Время от времени доносились крики, звон стали, пение рогов и стук барабанов давным-давно отгремевшего боя.

– Это – долина призраков, пусть она им и остаётся! – крикнул Антоний. – Бежим скорее!

Он протянул Балкис руку, помог подняться, и они помчались вверх по склону. Ещё дважды дорогу им преграждали призрачные воины, но спутники пробегали сквозь них, содрогаясь, когда получали удары призрачных топориков. Ни на секунду они не задерживались – страх перед призраками гнал их вперёд.

Наконец они одолели последние несколько футов склона и без сил рухнули наземь, промёрзшие до костей, похолодевшие от ударов призрачного оружия. Задыхаясь, Балкис и Антоний оглянулись, окинули взглядом проделанный ими путь, чтобы убедиться, что призраки не гонятся за ними. Поблизости никого не было видно, но вдалеке, посередине ущелья, светилась неровная, ломаная линия призрачных огней. Отряды варваров отступали под напором фаланги македонян. Следовало отдать варварам должное: они не желали отдавать захватчикам ни пяди своей земли. Пусть им недоставало воинской выучки, но все они были страстными воинами. Убивая одного варвара, гибли двое македонян, и все же фаланга медленно, но верно шла вперёд.

Порыв ветра вновь донёс до беглецов звуки боя. Балкис поёжилась:

– Что же это за призраки, если они каждую ночь вступают в бой, который так давно отшумел?

– Мои предки, – мрачно проговорил Антоний.

Балкис взглянула на юношу, и ей стало жаль его. Чтобы хоть немного утешить Антония, девушка спросила:

– Какие из них?

– И те, и другие, – коротко ответил Антоний, не отрывая взгляда от сражения в ущелье. – Я-то думал, что это предание – всего лишь чей-то пересказанный сон, который потом передавался из уст в уста. Но теперь я вижу, что это не так.

Похоже было, что предание волнует его даже сильнее, нежели сражение призраков.

– Расскажи, – попросила Балкис. Антоний глубоко вдохнул.

– Давным давно, сотни лет назад, император Александр Великий послал в пустыню фалангу своих воинов, дабы они усмирили все племена, обитающие в оазисах и долинах в этих краях. Все сдались без боя, кроме тех, что обитали в одном ущелье – судя по всему, в этом самом. Фаланга македонян отправилась сюда, чтобы сразиться с ними и захватить их земли. Защитники ущелья на самом деле были пустынными разбойниками, и здесь для них было лишь одно пристанище из многих. Жизнь в пустыне и многолетние нападения на караваны закалили их. Они встретились с фалангой македонян лицом к лицу, да ещё и послали всадников на фланги. Защитники проиграли бой, но лишь четверть македонян уцелела.

– А что стало с уцелевшими разбойниками? – полушёпотом спросила Балкис.

– Они отступили в горы, а македоняне погнались за ними. Там ни те, ни другие не желали вступать в бой, пока не найдут позицию поудобнее, и в конце концов закрепились по разные стороны ущелья и стали время от времени нападать друг на друга…

– И в конце концов стали жить по соседству? – широко раскрыв глаза, спросила Балкис.

– По соседству стали жить их внуки, – пояснил Антоний. – Македоняне не желали убираться прочь, поскольку у них имелся приказ Александра. Они не могли уйти до тех пор, пока разбойники не сдались бы, либо до тех пор, пока в живых не осталось бы ни единого воина. Македоняне стали брать в жены женщин из селений по их сторону ущелья, а потом к разбойникам пришли их жены… А их дети стали заключать браки с детьми горцев, обитавших по их сторону ущелья.

– Которые, в свою очередь, были потомками жён воинов! – воскликнула Балкис.

– Верно. А внуки решили, что у них нет причин воевать со своими двоюродными братьями. Они заключили мир, и некоторые из их праправнуков стали жениться между собой. Так что на ту пору, когда родился мой отец, в этих краях все племена перемешались – разбойники, македоняне, горцы, и стало непонятно, кому присягать на верность.

– Поэтому вы стали сами себе хозяевами и противостоите всем, кто бы ни попытался вас завоевать? – с улыбкой проговорила Балкис.

– Да, – кивнул Антоний. – Хотя, честно признаться, мало кому приходит в голову пытаться. – Он все ещё наблюдал за ходом битвы в ущелье. – Мой народ упрям и непокорен. Мы готовы скорее погибнуть, чем покориться какому-нибудь властителю. Таковы же были и разбойники, которые бились здесь много столетий назад.

– А македоняне, которых мы видим здесь, связаны клятвой, данной Александру, – тихо произнесла Балкис, начиная понимать суть происшедшего. – Потому они тоже не желали отступить ни на пядь.

– Правильно, – согласился Антоний. – Вот они и не уходят отсюда, покорные воле императора, и каждую ночь их призраки вновь и вновь вступают в бой.

– Не хочешь ли ты сказать, что и те, и другие убеждены, что в конце концов могут победить?

– Похоже на то, – отозвался Антоний и натянуто улыбнулся, не отрывая глаз от зрелища древней и непрекращающейся битвы. – Так гласит предание. Я всегда считал, что это – старушечья сказка, выдуманная для того, чтобы люди поняли, что им следует отрешиться от прошлого и думать о будущем, но…

У него сорвался голос. Балкис несколько мгновений молча смотрела на него, а потом решилась и закончила за него начатую фразу:

– Но это не сказка, а быль.

– Видимо, да, – тихо вымолвил Антоний. – Увы! Бедные мои предки! Если уж даже то, что их потомки переженились и стали одним народом, не остановило их, то что же может их остановить?

– Ничто, – прошептала Балкис.

Потом они ещё долго сидели и смотрели, зачарованные и дрожащие, на то, как призраки убивают друг друга, покуда все не пали на поле боя. Даже тогда Балкис не смогла придумать, каким бы заклинанием остановить избиение призраками друг друга. Она решила, что это задача для священника, а не для волшебницы.

Казалось, миновала целая вечность перед тем, как звуки битвы наконец растаяли вдали. Только тогда Антоний скорбно проговорил:

– Все кончено. Покинем это место.

Но Балкис взяла его за руку и всмотрелась в глубь ущелья:

– А это что ещё за шум?

Поначалу звуки были еле слышны – потрескивание, лёгкий шелест то тут, то там, но вскоре звуки стали громче, их стало больше – клёкот, урчание, скрежет зубов. Антоний содрогнулся.

– Это звери, что едят падаль, и птицы-стервятники. Они набросились на призрачную плоть.

– Но я ничего не вижу!

— И звери, и птицы – тоже призраки, – объяснил Антоши. Да и живые грифы и шакалы всегда по возможности прячутся от людских глаз.

Балкис прижалась к груди Антония:

– Не хочу видеть этого ужаса!

– Я тоже. – Антоний прижался лицом к её волосам.

Так они и сидели, обнявшись и спасая друг друга от холода ночи и содрогаясь от звуков страшного пиршества. Наконец все стихло.

Начало светать, но спутники никак не могли тронуться с места. Они сами не заметили, как улеглись рядом на землю, как, согрев друг друга, уснули, не разжимая объятий.

Балкис проснулась, когда её лицо согрели лучи закатного солнца. Она села, озадаченно моргая, огляделась по сторонам и наконец вспомнила, как попала сюда. Она осторожно коснулась плеча Антония, расшевелила его:

– Просыпайся, соня! Проснись и скажи мне, что все, что было прошлой ночью, – всего лишь страшный сон!

– Гм-м-м? – сонно пробормотал юноша. – Что ты… Страшный сон? – Антоний рывком сел, зевнул и прикрыл ладонью рот. – Какой страшный сон? Про то, что я странствую с тобой? Ты уж меня прости, но…

– Да нет же, глупый! – Балкис шутливо ткнула его локтем в бок. – Надо же: только глаза открыл, а уже шутит! – Она улыбнулась. – Я говорю про войско призраков, про пиршество стервятников! Ну скажи мне, что это был только сон!

– Сражение! – воскликнул Антоний и сразу проснулся окончательно. – Нет… Боюсь, мои предки были самые настоящие.

– А их призраки? Антоний пожал плечами:

– Разве хоть какие-то призраки настоящие? И все же мы видели их – это был не сон.

– Да, боюсь, что так, – кивнула Балкис и обвела взглядом ущелье.

– Знаешь, узнать это можно единственным способом, – сказал Антоний. – Нужно только подождать и послушать. Если услышим крики и бряцание стали – все станет ясно.

Балкис оглянулась. Позади простиралась пустыня. Она подумала о том, сколько миль им ещё предстоит пройти по пути на север.

– Стоит ли тратить на это время?

— Лишний час из нескольких месяцев? – уточнил Антоний. – Думаю, мы можем себе это позволить. – Он откупорил бурдюк, выпил воды, нахмурился и потряс бурдюк. – Так или иначе, придётся спуститься к реке и пополнить запас воды. Нельзя же трогаться в путь без неё – помрём от жажды.

При мысли о спуске в ущелье Балкис поёжилась.

– Пойдём! – окликнул её Антоний. – Как только услышим пение труб – сразу убежим.

– Ладно, – согласилась Балкис.

Они спустились к реке, наполнили водой бурдюки и задолго до захода солнца уже одолели большую половину подъёма. Обернувшись, они обвели взглядом речную долину, где уже сгущались сумерки, и замерли.

– Что это такое? Смотри, как быстро бежит! – воскликнула Балкис.

– Размером с лису, – откликнулся Антоний.

– Никогда не видела чёрную как смоль лису!

– Да, и слишком уж она блестящая, – вымолвил Антоний и напрягся. – Послушай, а может, не стоит так удивляться – ведь мы не так далеко ушли от соседней долины. Очень может быть, что муравьи и сюда порой наведываются.

– Наверняка, – сказала Балкис, но ни она сама, ни Антоний в это не поверили.

Однако оба они не могли отрицать, что существо, за которым они наблюдали и которое сновало по дну ущелья, на самом деле было гигантским муравьём. На глазах у путников странное создание развернулось и повело усиками – с севера на восток, с востока на юг, с юга на запад, и остановилось, устремив взгляд на людей. Подняло голову…

– Будь готова бежать, – предупредил девушку Антоний и схватил её за руку.

Муравей помчался вперёд, но на его пути встал силуэт воина в кожаных доспехах. Призрак замахнулся топором. Муравей на миг растерялся, но тут же в ярости бросился на призрака – и конечно, проскочил сквозь него. Затем муравей озадаченно остановился, развернулся и увидел, что на него надвигается другой воин, закованный в медные латы и вооружённый копьём. Муравей, не раздумывая, бросился к нему и, промчавшись сквозь силуэт воина, снова замер в растерянности. В это время к месту схватки побежал третий воин – с другой стороны. Муравей завертелся на месте. Он яростно бросался на призрачных воинов. Казалось, он исполняет какой-то дикий, отчаянный танец. Но ему никак не удавалось схватить лапами или жвалами хоть кого-то из врагов.

Антоний и Балкис, как зачарованные, наблюдали за тем, как мечется из сторону в сторону муравей. Между тем сумерки сгущались. Когда на небе зажглись звезды и в ущелье окончательно стемнело, муравей на мгновение замер на месте, а потом принялся раскапывать землю. Он рыл для себя глубокую-преглубокую нору – как всегда делал по ночам.

– Вдруг он золото выкопает! – воскликнул Антоний и бросился вниз по тропе.

– А вдруг – нет? – Балкис догнала его и схватила за руку. – Ты можешь проторчать там всю ночь, ожидая! За это время тени твоих далёких предков сведут тебя с ума! Пойдём отсюда! Вознеси своим пращурам хвалу за то, что они отвлекли это маленькое чудовище. Нужно бежать, пока не поздно.

– Ну ладно, ладно, – проворчал Антоний. – Но должен тебе сказать, Балкис: ты никогда не разбогатеешь, если будешь так относиться к своей удаче.

– А ты очень быстро отправишься на тот свет, если будешь так относиться к своей, – буркнула Балкис и потянула Антония за руку. – Все, надо уходить отсюда!

– Ты права, – проговорил Антоний, с трудом отвёл взгляд от новоявленной муравьиной кучи и зашагал вверх по тропе следом за девушкой. Наверху он обернулся и задержал взор на закипавшей на дне ущелья битве.

Балкис заметила, как печально его лицо, и негромко проговорила:

– Все-таки это был не сон.

– Нет, не сон, – покачал головой Антоний и отвернулся от ущелья – своего прошлого, к пустыне – своему будущему. – В путь, милая Балкис. Нет смысла прикипать душой к прошлому.

Постепенно сухая, безжизненная земля становилась все зеленее. Колючки и жалкие растения сменились травой и пышными зарослями кустов. На пути странников начали попадаться деревья. Сначала – приземистые, отстоявшие далеко одно от другого, затем – все более частые, по мере того как Балкис и Антоний уходили все дальше к северу. Через неделю после того, как они покинули долину призраков, ночи стали теплее, а дни – не такими безжалостно знойными. Теперь спутники дерзали продолжать своё странствие и в светлое время суток. Как-то раз они были в пути в разгар утра, и им встретился куда-то спешивший человек. О том, что он спешил, Балкис и Антоний заключили по тому, что он пробежал сто ярдов, потом перешёл на шаг, а потом то бежал, то шагал. Антоний загодя вытащил пращу и зарядил её камешком.

– Что заставляет его бежать, хотел бы я знать? – проговорил он.

– Что бы то ни было, ему нужно передохнуть и подкрепиться, иначе тот, кто гонится за ним, его настигнет, – рассудительно произнесла Балкис и подняла руку. – Постой, незнакомец! Преломи хлеб с нами!

– У вас есть хлеб? – выдохнул странник, резко остановился, и Балкис увидела, что на нем – только балахон, плащ и сандалии. Ни дорожного мешка, ни торбочки с монетами на поясе.

– Ты, видно, давно ничего не ел, – заключил Антоний, развязал мешок и вынул сухарь и немного сушёного мяса. – Неужто в здешних краях не разживёшься никаким пропитанием?

– Я не могу медлить! У меня нет времени ни на охоту, ни на то, чтобы зажарить добычу! Благодарю тебя, незнакомец, благослови тебя Бог!

Странник жадно схватил еду из рук Антония и принялся глотать сухарь и мясо большими кусками.

– От кого же ты бежишь так быстро, что даже не смеешь остановиться и поесть? – поинтересовалась Балкис.

– Женщины, о девушка, – ответил странник и в страхе поёжился. – Женщины-воительницы.

Балкис и Антоний озадаченно переглянулись и вновь устремили взгляды на странника.

– Расскажи нам о них, – попросила Балкис. – Ведь мы должны идти дальше на север. Можем ли мы попытаться пройти через их владения?

– Ты-то можешь, – ответил странник и, кивком указав на Антония, добавил: – А вот тебе рисковать не советую. Иди, конечно, – но только если умеешь быстро бегать либо если наделён великой силой воли, более той, коей наделены все мужчины на свете!

– На что мне сила воли, если я всего лишь намерен вершить свой путь? – удивлённо спросил Антоний.

– Да на то, что иначе ты растворишься в утехах, которым нет счета, – ответил странник. – Пробудешь там девять дней, как я, а потом придётся бежать очертя голову, жизнь свою спасать.

Балкис охватила тревога, она инстинктивно почувствовала опасность, а Антоний заинтересовался.

– Почему девять дней? И какие же утехи могут так увлечь мужчину, что он забудет об осторожности?

– Женщины, – коротко ответил странник. – Женщины-воительницы. – И добавил: – Когда они снимают свои доспехи и начинают игры.

Тревога Балкис сменилась отвращением, а Антоний заинтересовался ещё больше.

– Я думал, что игры воинов – это состязания.

– Можно и так сказать, – вымученно улыбнувшись, проговорил странник, откусил ещё солонины и, жуя, продолжил объяснения: – Вы вот-вот пересечёте границу страны под названием Великая Феминия, молодые люди. Она простирается на сорок два дня пути, и если вы идёте на север, вам непременно придётся пройти по ней, иначе вы должны будете сделать круг по пустыне, и этот путь отнимет у вас вдвое больше времени. Страна эта населена воинами, женщинами-воинами, и в её пределах не позволено жить мужчинам уже много сотен лет.

– Много сотен лет? – Балкис озадаченно нахмурилась. – Но откуда же тогда берутся новые воительницы?

– Они нарождаются от тех мужчин, которым позволяется недолго погостить в Феминии, – сказал странник и снова невесело усмехнулся. – Ни одному мужчине не разрешается пробыть в этой стране долее девяти дней, и все эти дни он имеет право веселиться и наслаждаться жизнью, как того пожелает, и тешиться со столькими женщинами, со сколькими сумеет. Тогда воительницы и зачинают младенцев.

Балкис стало ещё неприятнее.

– А что, если мужчина задержится долее этого срока?

– Он умрёт. Поэтому я вас покидаю. – Странник поднялся, вытер губы ладонью. – Спасибо вам за еду, молодые люди, но теперь мне нужно бежать.

Не сказав больше ни слова, он пустился с места в карьер. Балкис проводила его взглядом и обернулась к Антонию.

– Давай обойдём эту страну стороной, умоляю тебя! Сколько бы месяцев ни ушло на более долгий путь, все равно это будет намного безопаснее!

Антоний нахмурился:

– Не припомню, чтобы прежде ты чего-то так боялась.

– Верно, – кивнула Балкис. – Но я боюсь… Боюсь…

– Не женщин же!

– Не того, что они умеют сражаться, нет. О Антоний, прошу тебя…

Воздух вдруг наполнился визгливым улюлюканьем, и из-за поворота дороги выбежали с десяток женщин-воительниц. Они были одеты примерно так же, как воины-македоняне: в шлемы с конскими хвостами, медные нагрудники, кожаные юбки с медными пластинами, наколенники и латные сандалии. Завидев убегающего странника, женщины побежали быстрее.

– В сторону, скорее! – Балкис оттолкнула Антония с дороги.

Многого она этим не добилась: как только женщины-воительницы поравнялись с ними, их предводительница зычно гаркнула, и четыре женщины остановились и окружили спутников. Разговаривали они с жутким акцентом, но все же Балкис смогла понять их речь. Видимо, язык Мараканды в этих краях употребляли все народы.

– Я – Рамба, предводительница дюжины войска королевы Харикот, – сказала одна из воительниц. – Зачем вы идёте этой дорогой?

Балкис хотела было ответить дерзостью, но Антоний опередил её и уважительно проговорил:

– Мы странствуем в Мараканду, предводительница дюжины. Можем ли мы пройти через вашу страну?

– Да, если задержитесь не долее чем на девять дней.

– Но ваша страна простирается на сорок два дня пути! – возразила Балкис.

Позади послышался отчаянный вопль. Балкис и Антоний обернулись и увидели, как воительницы повалили на землю беглеца. Балкис обратилась к предводительнице дюжины:

– Пощадите его, умоляю! Он – хороший человек, он ничего дурного не сделал!

– Об этом скажешь старшей предводительнице, – ответила женщина, не изменившись в лице.

Когда воительницы вернулись, держа за руки безуспешно вырывавшегося беглеца, Балкис крикнула ему:

– Я никак не думала, что из-за того, что мы поделимся с тобою едой, мы задержим тебя и ты погибнешь! Прости нас, заклинаю тебя!

– Вы прощены, и будьте благословенны, – простонал несчастный. – Я не знал, что они уже так близко. Поверьте, те десять минут, что я провёл с вами, ничего бы не изменили.

Молодые женщины, державшие пленника, неуверенно переглянулись.

– Ты оказала помощь этому человеку? – свирепо сдвинув брови, осведомилась рослая женщина постарше с холодными серыми глазами.

– Да, я помогла ему и помогла бы снова! – дерзко ответила Балкис. – Он ничего плохого не делал, он лишь поддался искушению! Пощадите его, умоляю!

– Он похотлив и алчен, – мрачно отозвалась женщина. – Он был жаден до наших тел, хотел золота. Если бы он не потерял голову в наших объятиях, он бы не перестал считать дни, покинул бы нашу страну вовремя и остался бы жив. Воистину, если бы он не истратил столько сил на любовные утехи, он смог бы бежать быстрее и спасся бы.

– Ни один, даже самый опытный скороход не обогнал бы ваших юных гепардих!

– Лесть могла помочь тебе в опочивальне, но теперь не спасёт тебя! Что ты скажешь о своей жене, а? Что с нею было все те десять дней, покуда ты нежился среди нас?

– Я холостяк, – простонал пленник, – и я – несчастнейший из людей.

Балкис поймала себя на мысли о том, какой человек мог бы принять приглашение женщин-воительниц, и стала догадываться, почему они не доверяют мужчинам.

– Думаю, многих из ваших гостей можно было бы назвать развратниками и подлецами, но этот не таков!

– Но таков закон, – процедила сквозь зубы командирша. – Он решил, что мы стоим его жизни, и должен поплатиться за это. Женщины! Отведите его к королеве Харикот, пусть она судит его!

Пленник обречённо застонал, и женщины уволокли его прочь.

– Отведите эту женщину в дом для гостей, – распорядилась командирша, и две её подчинённые тут же встали по обе стороны от Балкис. – Пойдёшь туда, куда тебе велят, – сказала предводительница, – иначе тебя свяжут по рукам и ногам и отнесут.

Балкис гневно зыркнула на неё:

– Хорошо же вы принимаете гостей!

– Не все гости начинают пререкаться и заступаться за осуждённых, – сказала командирша, как отрезала, и обратилась к оставшимся двум воительницам: – Отведите молодого человека в храм удовольствий!

Балкис непроизвольно вскрикнула и бросилась к Антонию, но крепкие руки удержали её, оттащили. Антоний растерянно улыбнулся ей и примирительно поднял руки.

– Тебе нечего бояться, – заверила его командирша, – покуда ты будешь вести счёт дням и если сумеешь уйти вовремя – до того, как истекут отведённые тебе девять дней.

– Но ведь мне понадобится сорок два дня, чтобы пересечь вашу страну! Мне нужно будет вернуться сюда!

– Ты что же, вправду возражаешь? – с циничной улыбкой поинтересовалась командирша.

– Да, вправду! Мне нужно идти на север, и я не вправе расслабляться и терять дни!

– Ты покоришься закону нашей страны, – заявила командирша непререкаемым тоном. – Если ты в самом деле желаешь продолжить странствие, так или иначе ты обязан покинуть Великую Феминию через девять дней. – Она повернулась к Балкис. – Пойдём, сестричка. Ты по крайней мере будешь принята с почётом.

– На что мне почёт, когда я буду волноваться и бояться за моего Антония?

Антоний резко обернулся, вытаращил глаза.

– Ах, он твой, вот как? – прищурилась командирша. – Если это воистину так, то тебе нечего бояться. Воительницы чтут и высоко ценят тех, кто хранит верность.

– Но я… На самом деле у меня нет прав на него, – растерянно, смущённо пробормотала Балкис и потупилась.

– Не бойся, милая, – проговорил Антоний растроганно, дрогнувшим голосом. – Я тоже ценю верность.

– Помни о святом Фоме, мой дорогой спутник, – сказала Балкис. – Мы вместе увидим его!

– Обязательно, – пообещал Антоний, повернулся и последовал туда, куда его повели женщины.

А Балкис, сопровождаемая эскортом, шла и гадала, когда же Антоний стал для неё «её Антонием».

Дом для гостей оказался чисто прибранным и уютным. Здесь пахло цветами, а окна были занавешены шторами. В остальном же обстановка здесь была спартанская – несколько стульев, два из них – с подлокотниками, но все жёсткие, без обивки, между ними – низкий стол, у стены – невысокий комод для постельного белья и одежды. У другой стены – узкая кровать. Балкис подумала, что кровать почти наверняка такая же жёсткая, как стулья.

Две молодые женщины и Балкис уселись на стулья. Вошла девушка с подносом, на котором стояли чайные принадлежности. Балкис вдохнула ароматный пар, и ей стало немного веселее, но мыслями она все время возвращалась к Антонию, и ею овладевал страх за него. Она знала, что он добродетелен и порядочен, но как любой мужчина мог бы противостоять тому искушению, с которым предстояло столкнуться этому юноше?

Сев, воительницы сняли шлемы, облегчённо тряхнули головами, и по их плечам рассыпались пряди роскошных волос. Балкис изумилась: у одной из женщин волосы были цвета лесного ореха, у второй – медно-рыжие, и у обеих – длинные, до середины спины.

– Мы убираем волосы под шлемы, – объяснила первая воительница, – и получается что-то вроде подушечки.

Балкис поняла, что неприлично вытаращила глаза, и, смущённо потупившись, стала разглядывать столик, накрытый к чаю. Сердце у неё болезненно сжалось. Теперь, когда её охранницы предстали перед ней без шлемов, она увидела, что они очень хороши собой. Она догадывалась, что если бы они сняли латы, оказалось бы, что у них и фигуры хороши. Как же Антоний удержится от искушения?

– Быть может, сама нальёшь чаю? – предложила рыжеволосая. – Ведь на те дни, что ты пробудешь здесь, это – твой дом.

«Ну да, вот только гостей выбирать не придётся», – с горечью подумала Балкис.

– Благодарю тебя, воительница, но на самом деле дом ваш. Налейте вы, прошу вас.

– Зови меня Алантой, – сказала рыжеволосая женщина, наклонилась и разлила чай в маленькие пиалы. – Надеюсь, тебе нравится китайский чай.

– Думаю, он мне придётся по вкусу, – ответила Балкис. Прежде ей доводилось пробовать китайский чай, но она предпочитала индийский. Однако она решила, что говорить об этом сейчас не стоило. – Меня зовут Балкис.

– А меня – Иллиор, – представилась шатенка, взяла чашечку и пригубила. – Зачем ты идёшь на север?

– Меня похитили. Там мой дом, и я хочу вернуться.

– Вот оно что! – Аланта сверкнула глазами и сердито спросила: – Кто же тебя похитил?

– Колдун, – ответила Балкис.

Воительницы широко раскрыли глаза и нахмурились.

– Мужчина, естественно, – заключила Иллиор.

– Да, верно… Но очень может быть, что он стал орудием в руках женщины.

– Почему бы и нет? – язвительно усмехнулась Аланта. – Ведь мужчинами так легко вертеть, правда? Ну, то есть – насколько мы слышали.

– Сама я не пробовала, – призналась Балкис, но вспомнила о том, как проникла в семейство королевы Алисанды, и ей стало немного стыдно.

– Почему же он похитил именно тебя? – поинтересовалась Аланта.

Балкис пожала плечами:

– Могу лишь догадываться.

– Ну так скажи, какие у тебя догадки?

Балкис вздохнула.

– Быть может, этот колдун или та женщина, что послала его, боялись, что я лишу наследства моего двоюродного брата.

– Брата? Не сестру?

– Брата. Но есть немало женщин, которые мечтают выйти за него замуж.

– Алчность! Тщеславие! – брезгливо фыркнула Аланта, а Иллиор сказала:

– Не стоило бы им добиться высокого положения своими силами?

– В нашей стране это не так уж просто, – ответила Балкис.

– А где на свете это просто?

– Что верно, то верно, – кивнула Балкис, нахмурилась и взглянула на Аланту. – Правильно ли я поняла, что воинам нелегко продвинуться по службе?

– Воинов много, – просто объяснила Иллиор, – а военачальников мало.

Балкис сочувственно кивнула:

– Воинов много, и все вы храбры и отчаянны. У себя на родине я, бывало, слышала кое-что о вас, но, признаться, слухам не верила.

– А я думаю, слухи верны, – удивлённо проговорила Иллиор. – Но что же говорят о нас?

– Говорят, что вы неудержимы в бою, что вы так отважны и опытны, что никому не удаётся одолеть вас.

Аланта довольно улыбнулась:

– Это чистая правда.

— Так-таки никому? – настойчиво спросила Балкис. – Но пазве пресвитер Иоанн владеет не всеми землями в Центральной Азии?

– Владеет, – кивнула Аланта. – Но даже его воины не могут одолеть нас на состязаниях, когда он таковые устраивает. И все же все три королевы Великой Феминии заключили союз с Иоанном и присягнули на верность ему, ибо сочли его образцом добродетели, честности и справедливости. Говорят, будто бы не так давно нашлась его давно потерявшаяся племянница и будто бы он относится к ней точно так же, как к родному сыну.

Балкис прикусила губу и поспешно проговорила:

– Союз есть союз, но, как я понимаю, ваши королевы все равно остаются данницами пресвитера?

– Верно. А дань, которую они платят, такова: время от времени наши властительницы посылают Иоанну по дюжине женщин-воинов, которые служат у пресвитера телохранительницами.

Так вот, оказывается, откуда были родом телохранительницы! Балкис знала, что они исполняют только приказы своей начальницы, почти не разговаривают с другими воинами, но с готовностью вступают в беседы с купцами и иноземными посланниками. Она сразу поняла, что они не только охраняют пресвитера Иоанна, но также обучаются искусству торговли, изучают законы и тонкости управления государством. Нечего было дивиться тому, что три королевы с готовностью посылают в Мараканду новую дюжину воительниц каждый год!

– Не уравнивает ли подобная дань ваших королев с прочими царями, хранящими верность пресвитеру Иоанну? – спросила Балкис.

Иллиор кивнула:

– Так и есть, и вследствие этого наша страна является частью самой могущественной империи Востока. Другие царства не боятся, что их кто-то завоюет, ибо мы всегда готовы выступить на их защиту. Своё воинское мастерство мы постоянно оттачиваем в учебных поединках.

– И наверное, только и мечтаете о том, чтобы где-то началась война? – чуть насмешливо поинтересовалась Балкис.

Аланта усмехнулась:

– Я бы не сказала, что мы ищем войны, но, быть может, мы порой торопим её своей гордыней и тем, что не готовы к примирению. Когда нам суждено идти на войну, мы идём с готовностью и ищем чести и славы, которые нам нужны для того, чтобы стать матерями. Да, мы на самом деле не ведаем страха в бою.

Балкис была готова поверить в это, если воительницы действительно могли завоевать право родить детей только своими ратными подвигами. И все же ей ужасно любопытно было узнать, только ли материнский инстинкт так силён у этих женщин.

Разговор затянулся до самого вечера. Балкис все время была настороже – не представится ли возможность улизнуть и отправиться на выручку к Антонию, но приставленные к ней Аланта и Иллиор были слишком бдительны. Аланта сидела так, что преграждала путь к двери, а Иллиор следила за тем, чтобы девушка приносила из соседней комнаты еду и напитки при малейшем желании Балкис. А Балкис чувствовала себя так, словно её связали по рукам и ногам бархатными верёвками. Это был приятный плен, ласковый и уютный, но все же плен. Она старалась скрывать своё нарастающее отчаяние, а когда за окнами заалел закат, твёрдо решила придумать и произнести охранное заклинание – но так, чтобы Аланта и Иллиор не догадались, что она говорит, либо догадались бы слишком поздно и не смогли бы ударить её и заставить замолчать.