Текст книги "Маг и кошка"

Глава 15

– Добро пожаловать, странник!

– Отдохни, поешь и попей!

– Испытай восторг и наслаждение!

Все двенадцать были в коротких тонких туниках, изготовленных из одного куска ткани. Ткань перебрасывалась через шею, перекрещивалась на груди, оборачивалась вокруг талии, а потом превращалась в юбку. Выглядели эти наряды очень привлекательно, тем более что плотно облегали фигуры красавиц. Они шли к Мэту, ступая по мягкому полу босыми ступнями. Улыбались, протягивали руки.

– Позволь, мы поможем тебе снять сапоги, странник?

– Что? Да… да, да, пожалуй, это было бы замечательно, – промямлил Мэт и тут же пожалел, что согласился. Две девицы подступили к нему с обеих сторон, обняли его за плечи, а третья опустилась на колени и стащила с него один сапог, потом другой. Не поднимаясь с колен и показывая, какой низкий вырез у её туники, она взглянула на Мэта из-под полуопущенных длинных ресниц.

– Смею ли я чем-то ещё услужить тебе, о гость?

Только теперь Мэт впервые задумался о том, куда угодил. Он облизнул пересохшие губы и сказал:

– Нет-нет, спасибо. Мне хорошо.

– Конечно, хорошо, – проговорила девица, полуприкрыв глаза. – Желаешь принять ванну?

Ещё две женщины раздвинули занавеси, скрывавшие альков. Там стояла большая медная ванна с деревянными краями, наполненная горячей пеной и распространяющая аромат сандала.

– Да! – радостно воскликнул Мэт. – Это было бы очень славно. Если вы мне позволите на несколько минут остаться одному, я бы с удовольствием забрался в ванну.

Он направился к алькову, не дав хозяйкам покоев ответить.

– Ты не позволишь нам помочь тебе снять одежды? – спросила одна из тех двух, что раздвинули шторы алькова.

У Мэта в сознании сработала аварийная сигнализация, но он побоялся возражать, поскольку знал, как важно чтить местные традиции.

– Пожалуй, – кивнул он. – Так я быстрее окажусь в ванне.

Нежные руки расстегнули его ремень, другие сняли куртку, третьи – рубаху, но как только женщины собрались приступить к штанам, Мэт воспротивился:

– Гм… Спасибо, тут уж я сам справлюсь, если только вы на и минуточку отвернётесь.

– Пожалуйста, если ты так хочешь, – недовольно вздохнула старшая из женщин, подала другим пример и пробормотала: – Глупая скромность!

Мэт вылез из штанов и плюхнулся в ванну. С такой скоростью он ещё никогда в жизни не раздевался. Услышав плеск, женщины обернулись. До Мэта доносились фразы, в которых содержались похвалы его телосложению. Затем нежная рука приложила к его лбу сложенную в несколько раз прохладную ткань, послышался шёпот:

– Ложись поудобнее, насладись теплом и влагой.

Этот совет Мэту пришёлся по душе. Он запрокинул голову, вытянулся, но тут же понял, что был неправ. Женщины собрались возле ванны и пожирали его глазами. Из-за этого Мэт почувствовал себя в роли бифштекса на витрине в мясной лавке.

– Выпьешь вина, о усталый путник?

– А? Да, да, благодарю. Очень мило.

Мэт поднял покрытую пеной руку, но женщина поднесла кубок к его губам. Мэт пригубил вино и вытаращил глаза. Оно оказалось креплёным, лишь вдвое слабее коньяка! По его телу разлилось тепло. Больше греться смысла не имело.

– Испей побольше, – стала уговаривать Мэта та, что поднесла кубок, и Мэт послушно выпил, опять-таки руководствуясь желанием не нарушать традиций.

Затем он вновь запрокинул голову, упёрся затылком в бортик ванны и сказал:

– Спасибо, пока достаточно. Может быть, попозже я выпью ещё немного.

– Как пожелаешь. Лишь бы тебе было приятно, – пробормотала женщина и отодвинула кубок. Голос её прозвучал с хрипотцой, тихо. Она словно обещала Мэту наслаждения больше тех, что способно было даровать вино. Мэт с ужасом обнаружил, что его тело реагирует-таки на женские ухищрения. Не было ли чего подмешано в это вино?

И вообще – что-то тут слишком много говорили о наслаждениях. И наверняка эти стройные красотки с такой гладкой кожей не могли быть воительницами, получившими увольнительную! Однако, приглядевшись к женщинам внимательнее, Мэт понял, что они все же достаточно крепко сложены и потому в самом деле могут быть воинами. Если так, то расслабляться стоило только до известного предела.

Одна из женщин подошла ближе и приложила к груди Мэта мягкую намыленную тряпицу.

– Позволь, мы вымоем тебя, странник.

– О… Очень хорошо, спасибо.

Но рука женщины тут же скользнула под воду, и Мэт запротестовал:

– На самом деле… не нужно, благодарю вас.

– Но ты же хочешь, чтобы все твоё тело стало чистым, не правда ли? – проговорила женщина, стоявшая у него за спиной – Сядь прямее, я вымою твою спину.

Что она и сделала, и линия поверхности воды её не остановила. Когда она добралась до пояса, Мэт вздрогнул.

– М-м-м, спасибо, больше не нужно, – сказал он строго и добавил: – Не нужно, – на этот раз адресовав свои слова тем двум, что уже добрались до его пупка.

Женщины весело хихикнули и подняли руки с тряпицами чуть выше.

– Тебе не нравится? – спросила одна из них.

– Нравится, но дело не в этом.

Дело, на взгляд Мэта, было в том, что все это ему даже слишком сильно нравилось, но он не желал, чтобы женщины это поняли.

Сквозь дверной проем проник свет. Мэт обрадовался хоть какой-то перемене в создавшейся обстановке.

– А, моя провожатая! – радостно воскликнул он, но осёкся: Адонитей и её подчинённые были одеты в точности так же, как другие женщины. В белых коротких туниках они смотрелись намного более женственно и привлекательно. Теперь можно было не сомневаться: обитательницы розовых покоев и вправду были в увольнении. Вот только время они проводили как-то не по-военному.

– Наши сестры хорошо приняли тебя? – спросила Адонитей.

– О, пожалуй, даже слишком хорошо, – ответил Мэт, но улыбнулся, чтобы капралша не обиделась. Увы, улыбка подействовала на Адонитей, как некий знак.

Она протолкалась к ванне и забрала у одной из женщин мыльную тряпицу. Та отдала тряпицу крайне неохотно.

– Подними ноги, – предложила Адонитей, – чтобы мы могли вымыть их.

Мэт опасливо выставил из пены ногу. Женщины тут же защебетали, стали восхищаться его мускулатурой, формой голени, умеренным количеством волос, а потом принялись намыливать пальцы, ступни, лодыжки, икры, колени. Кожу приятно пощипывало, но погруженные в воду части тела Мэта неизбежно реагировали на прикосновения. Как только женщины вздумали намылить его ноги выше коленей, Мэт поспешно проговорил:

– Все, все, благодарю, хватит. Дальше я сам.

– Но нам хочется сделать это для тебя, – проворковала Адонитей.

– Спасибо большое, но я вообще люблю во всем полагаться на себя, – промямлил Мэт, взял мыльную тряпицу и торопливо закончил мытьё. – А теперь, если вы отвернётесь, я выйду из ванны.

– О, но сначала испей ещё вина, – взмолилась та, что поднесла ему кубок. Край кубка тут же прижался к губам Мэта, и он заметил, что сосуд вновь полон до краёв.

Стараясь не сердить женщину, Мэт выпил половину налитого в кубок вина.

– А теперь отвернитесь, ладно?

– Как пожелаешь, – вздохнула Адонитей, и все женщины отвернулись – кроме одной, которая развернула большое банное полотенце, но подняла его высоко – так, что его край прикрыл её глаза.

Мэт выскочил из ванны и бросился к полотенцу. Увы, он был не слишком проворен, и женщины все же подсмотрели за ним. Они гортанно рассмеялись, принялись перешёптываться, а Мэт, заворачиваясь в полотенце, был готов сгореть со стыда. Он начал вытираться, но его плеч и спины тут. же коснулись другие полотенца – мягкие и нежные, а негромкие голоса зашептали:

– Позволь, мы поухаживаем за тобой, о отважный странник.

С этим Мэт ещё готов был смириться. Больше его заставляли нервничать те полотенца, которыми женщины вытирали его лодыжки.

– А… О… Спасибо большое, дорогие девушки, но я, пожалуй, завернусь в большое полотенце, как в саронг, и обсохну.

Он ухитрился проворно обернуть бедра полотенцем, но Адонитей, в это время сидевшая у его ног, капризно надула губы и с укором проговорила:

– Почему ты отвергаешь нас, Мэтью? Таков закон Великой Феминии: всякий мужчина, дерзнувший пересечь границу нашей страны, может испытать здесь любые наслаждения, каких только ни пожелает. Если же мужчины отказываются от этого, женщины-воительницы перестанут появляться на свет. Позволь же нам ублажить тебя!

– О, я вам чрезвычайно благодарен, – неловко вымолвил Мэт. – Но я не знал о вашем законе, и когда согласился воспользоваться вашим гостеприимством, вовсе не имел в виду… все это.

– Но почему нет? – Адонитей смотрела на него с искренним изумлением, как и большинство женщин. Правда, некоторые откровенно разозлились. – Разве мы не хороши, не желанны? Или тебе неловко, что раздет, а мы одеты? Если так, то сейчас мы станем равны!

С этими словами она ловко сбросила тунику. Мэт ахнул.

– По-поверь мне, дело вовсе не в том, что вы не хороши собой! Вы все очень, очень привлекательны!

– Я так и думала, что ты нас оценишь по достоинству. – Адонитей коснулась бедра Мэта. – Если так, то что же ты медлишь?

Мэт окинул её взглядом, и у него мелькнула совершенно неадекватная мысль: о том, что военные учения способствуют гармоничному телосложению у женщин. Его дражайшая супруга, красавица королева, была сложена примерно так же. Он всегда догадывался, что дело именно в воинской закалке, и теперь порадовался тому, что не ошибался.

Мысль об Алисанде спасла его. Да, он по-прежнему был возбуждён, его пронзала дрожь, но теперь все его чувства устремились к другой женщине, которой не было здесь.

– Я растерян, потому что женат, прекрасная дева. Женат давно и навсегда. Но верность супруге не означает, что любовь и порядочность волшебным образом защищают мужчину от чар всех других женщин. Есть ещё такая малость, как сила воли. Верный супруг замечает красавиц вокруг себя, и их красота очаровывает его, но он все же желает сохранить верность жене.

Адонитей несколько секунд смотрела на Мэта не мигая. Другие женщины зароптали. Одни сердито ворчали, другие разочарованно постанывали.

А потом Адонитей натянула тунику и поднялась. Её лицо стало бесстрастным.

– Я понимаю тебя и готова рукоплескать твоей решительности. Мы – воительницы и ценим верность во всех её проявлениях. Верность и честь. Мы много раз слыхали о браке, но большей частью знаем о супружестве по тем мужьям, которые являлись сюда, дабы нарушить свой брачный обет. Редко, очень редко сюда приходят те, что готовы сохранить верность жене, невзирая на все наши чары.

Мэт вдруг почувствовал себя виноватым.

– Вряд ли мужчины слишком часто попадают в ваше царство случайно.

– Да, такое бывает редко, – насмешливо скривившись, отвечала Адонитей. – Просто нам сильно не повезло, что за неделю попалось двое таких.

– Двое? – переспросил Мэт, но тут же вспомнил о недавнем разговоре. – Ах да – ты говоришь о молодом человеке, который отказался от своего счастья.

– Как и ты, – сухо проговорила Адонитей.

– Пожалуй, что так, – смущённо ответил Мэт. – Мне очень жаль, что я вас так разочаровал.

– Да уж, обманщик, – сверкнула глазами Адонитей. – Что ж, странник, возвращайся к своей жене и передай ей наши поздравления, ибо ей достался не супруг, а бриллиант чистой воды. Мало кому удаётся отказаться от услад, предлагаемых обитательницами Великой Феминии. Не сомневайся: ни одной из нас, пожелавшей родить младенца и доказавшей своё право на это, не пришлось долго ждать возможности зачать. – Она обвела взглядом своих сестёр, каждая из которых напоминала сейчас грозовую тучу. – Но похоже, этим придётся ещё некоторое время подождать. – Она снова обратилась к Мэту: – Ступай своей дорогой, и если тебе придётся идти по нашей стране хоть целый месяц, ничего не бойся. Никто не тронет тебя, ибо мы должны вознаграждать по заслугам тех мужчин, которые знают, как хранить верность.

Балкис шла рядом с Антонием. Она смущённо молчала и старательно гасила раскалённые угольки гнева. Не так уж сильно она злилась, конечно, – да и злилась только потому, что Антоний, молча шагавший рядом с ней, все ещё выглядел как пришибленный – смотрел перед собой и словно ничего не видел. Балкис догадывалась, какое безумное искушение ему довелось испытать, как, наверное, его телу хотелось поддаться этому искушению!

Но ещё она думала о том, какой силой воли надо обладать, чтобы отказаться.

Конечно, если воительницы сказали правду и если Антоний прежде никогда не возлежал на ложе с женщиной, то отказаться он мог из страха перед неизведанным. Да, да, конечно, только из страха он не уступил изголодавшимся по любовным утехам женщинам-воительницам – так думала Балкис. Уж наверняка не настолько глубока была в его сердце любовь к ней, чтобы только из-за этого чувства он отказался от услад.

Так она шла и пыталась справиться со злостью, и всеми силами гнала от себя воспоминания о том, что ей говорили воительницы, – о том, что Антоний по уши влюблён в неё – настолько влюблён, что не в силах был совершить ничего такого, что причинило бы ей боль.

Вернее – причинило бы ей боль, если бы и она была влюблена в него. Но ведь она не давала ему повода думать так! Наверняка не давала! Он был всего-навсего неотёсанным деревенским парнем, если на то пошло, непросвещённым и наивным простаком. Вот придут они в Марканду – и там он совсем растеряется, когда окажется посреди хитросплетения улиц большого города, когда столкнётся с интригами при дворе пресвитера Иоанна!

Однако Балкис была вынуждена признать, что здесь, в далёких странах, Антоний ориентировался лучше её и вовсе не уступал ей в сообразительности. Да, она имела опыт дальних странствий, но и Антоний был не новичком в путешествиях по пустыне, он кое-что знал о тех местах, что им предстояло посетить, из разговоров с караванщиками. К тому же он был довольно хорош собой. Эта мысль пришла к Балкис сама собой. В самом деле, ей не нужно было долго вспоминать то странное тепло, что разгорелось в её груди, когда он впервые увидела Антония, то, как часто тогда забилось её сердце. Намного труднее ей было забыть об этом чувстве, потому что оно было ей слишком знакомо и напоминало то, что она переживала в обличье кошки в пору течки. Увы, стоило ей взглянуть на Антония – и это чувство вновь овладевало ею. Одного воспоминания о первой встрече было достаточно для того, чтобы сердце девушки забилось чаще.

Балкис решительно отбросила эти мысли, заставила себя разозлиться. Да как он вообще мог смотреть на другую женщину с желанием! Как он смел созерцать обнажённое женское тело! Да, да, у него не было иного выбора – но все равно! Пусть он отказался от утех, но все же…

Конечно, на неё в этом смысле он и надеяться не мог, но разве дело в этом? Если он был в неё влюблён, то любая Другая женщина должна была бы оставить его совершенно равнодушным.

Так ли?

Но тут Балкис пришли на память настоящие кошки в состоянии течки – то, как они были готовы спариться с любым котом. Она не могла избавиться от подозрения, что некоторые женщины могли вести себя точно так же и что только любовь к мужьям удерживала их от такого поведения.

И все же, несмотря на злость, Балкис все больше и больше поддавалась сомнениям. А сомнения эти проистекали из уверенности в том, что женщины-воительницы лучше её поняли Антония – поняли, что он влюблён в неё, влюблён глубоко и страстно. Мало того: как ни старалась Балкис уверить себя в обратном, она все сильнее убеждалась в том, что и сама питает к Антонию более серьёзные чувства, нежели хочет. Чем можно было ответить на эти сомнения – конечно, злостью.

Балкис сердито покачала головой и попыталась выбросить из головы все мысли, что мучили её. Тут-то она и увидела впереди реку.

– Антоний, посмотри! – воскликнула она. – Это наверняка граница! Перейдём реку – и покинем это царство ведьм! Нам не придётся пересекать всю страну!

– Перейдём? – Взгляд Антония наконец стал более или менее осмысленным. – Реку? – Он окинул взглядом широкую полосу серо-зеленой воды. Наконец то, что сказала Балкис, дошло до него. Он встряхнулся. – Граница…

Он обернулся и посмотрел на девушку. В конце концов он избавился от транса. Балкис была готова поклясться, что слышит, как включился в работу мозг её спутника, и постаралась мысленно убедить себя в том, что столь целительно на Антония подействовало не то, что он видит её, а мысль о том, что они могут покинуть Великую Феминию, прошагав по ней всего один день, а не сорок два.

– Точно! Мы уйдём из этой страны! Прекрасная мысль! – воскликнул Антоний и решительно зашагал к реке.

Потом он долго молча ходил по берегу, поглядывал на быстрый поток и хмурился – о чем-то сосредоточенно размышлял. Балкис начала нервничать и наконец не выдержала.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О судьбе того бедолаги, которого мы встретили на дороге, – признался Антоний. – Как ему не повезло, что у него не было такой мечты, как у меня. Мечта спасла бы его.

Балкис чуть было не поинтересовалась, что это за мечта, но в последнее мгновение прикусила язык, испугавшись того, что в ответе будет упомянута она. Она задала спутнику другой вопрос:

– И ещё ты, наверное, думаешь, что и тебя могла ожидать такая же страшная судьба?

– О нет, этого бы ни за что не случилось, – с непоколебимой уверенностью ответил Антоний.

Это успокоило Балкис, и она проговорила немного резко:

– Почему же? Ты так уверен, что не потерял бы счёт дням?

– Нет, – покачал головой Антоний. – Я уверен в другом: я бы и не начал их считать. – Он умолк, задумался. – Конечно, я не догадывался о том, какая кара может ожидать меня за отказ, но оказалось, что это не кара, а награда. Так что все к лучшему.

Балкис смотрела на него, не мигая, потрясённая тем, с какой лёгкостью он произнёс эти слова. Скорее всего в то время Антоний и не помышлял ни о наказании, ни о награде. Что же заставило его столь решительно отказаться, если он даже не подумал о последствиях?

Она решила, что не желает знать ответ, и требовательно вопросила:

– Что ты ищешь?

– Мост или брод, – ответил Антоний. – Нашёл!

Балкис посмотрела туда, куда показывал юноша, и увидела место, где дно реки подступало к самой поверхности по всей её ширине.

– Вроде бы там порог. Как думаешь, глубоко там?

– Фут-два, наверное. Главное – не сильно отклоняться влево и вправо, – сказал Антоний. – Видишь, по обе стороны вода намного темнее? Мы пойдём там, где мелко. – Он обернулся и посмотрел на девушку с такой искренней, обезоруживающей улыбкой, что она не смогла обвинить его в задней мысли, когда он спросил: – Может, перенести тебя?

Но Балкис за последние часы столько передумала, что мгновенно встревожилась.

– Спасибо, мой добрый спутник, – сказала она, – но я вполне могу перейти сама.

– Как хочешь, – пожал плечами Антоний, уселся на песок, стащил сапоги, закатал штаны до колен, встал и спросил: – Пойдёшь первой? Если оступишься, я смогу поддержать тебя.

Всего днём раньше Балкис не имела бы ничего против того, чтобы идти впереди Антония, подняв подол юбки до середины бёдер. Пожалуй, она бы даже радовалась тому, что он с восторгом смотрит на её ноги. Но сейчас от одной мысли об этом девушка содрогнулась.

– Спасибо, но лучше я пойду за тобой. Если ты угодишь в яму или поскользнёшься, я пойму, что туда ступать нельзя.

– Неплохо придумано, – смущённо проговорил Антоний. – Мне стоило подумать об опасности. – Он вошёл в воду.

Балкис покачала головой, сняла шлёпанцы, подобрала подол сорочки и вошла в реку. Она старалась идти по следам Антония.

Выбравшись на противоположный берег, Антоний сел на траву, прислонился спиной к стволу дерева и устало вытянул ноги.

– Если ты не против, я посижу немного. Ноги обсохнут – тогда надену сапоги.

– Это ты правильно решил, – проговорила Балкис и села рядом с ним, но не слишком близко. К счастью, соседнее дерево росло футах в шести от того, под которым устроился Антоний. Девушка тоже решила обсушить ноги, но накрыла их подолом чуть ниже колена. Отчаянно думая, о чем бы заговорить, она вымолвила:

– Я думала, что такие широкие реки тебе не знакомы. Ведь у вас в горах только ручьи текут.

– Один из этих ручьёв шириной в десять футов, – объяснил Антоний. – А весной он разливается шире, наполняясь талыми водами. Нам от этого потока никуда не деться, потому что он течёт между нашим домом и верхним пастбищем. Утром и вечером мы перегоняем через эту речку коров, и потому я привык искать броды и переходить на другой берег, следя за течением.

– Наверное, там течение быстрее.

– Это точно, – кивнул Антоний. – Особенно весной.

Вот так, легко и ненавязчиво, за разговором они вернулись к прежним дружеским отношениям, но все же в их непринуждённой болтовне нет-нет да и проглядывало что-то потаённое, чего не было раньше, осознание иных чувств, чувств друг друга. Балкис поняла, что теперь они никогда не смогут остаться просто друзьями, спутниками.

Когда ноги у них высохли, они обулись и отправились дальше по дороге, уводившей от реки. Луг вскоре сменился лесом, а когда потемнело, Балкис произнесла заклинание, призванное не подпустить к ним разбойников и волков. Она была готова прочесть последнюю строчку, как только кто-нибудь встанет у них на пути. Однако ни разбойники, ни волки путникам не встретились. Миновал час. Балкис вдруг остановилась и озадаченно сдвинула брови.

– Тут неподалёку течёт ещё одна река?

– Судя по звуку, похоже на то, – отозвался Антоний. – Слышится плеск волн… но что это за крики?

– Это кричат люди! Они тонут! – воскликнула Балкис и, бросившись вперёд, обогнала юношу. – Скорее! Может быть, мы ещё сумеем им помочь!

Антоний побежал за ней. Чем дальше они бежали по лесной тропинке, тем ближе слышался плеск воды. А вот крики зазвучали сердито.

– Неужели люди сражаются с водой? – удивилась Балкис.

Они выбежали из леса, и перед ними предстали виноградники. Кусты были привязаны к шестам верёвками, а по этим верёвкам вверх взбирались лозы, увешанные гроздьями темно-красных ягод. Но полюбоваться чудесными плодами Антоний и Балкис не успели, потому что над виноградником вилась большая стая птиц. Птичий клёкот и шум крыльев создавали звук наподобие шума водопада. То и дело птицы пикировали вниз и пытались клюнуть ягоды. Удача им улыбалась редко, поскольку в каждом междурядье толпились люди. Они были малы ростом – не выше шестов, но храбро сражались с птицами, будучи вооружены луками, копьями и щитами, и обороняли свой урожай.

– Конечно же, эти люди поливали виноградник и ухаживали за кустами! – воскликнула Балкис. – И вот теперь, когда близок сбор урожая, явились эти птицы и хотят отобрать у людей плоды их трудов!

– Мы не допустим этого! – Антоний выхватил кинжал и бросился вперёд.

– Нет, погоди! – Балкис схватила его за руку. Ей вдруг стало страшно, что она его потеряет. – Мы более успешно сразимся с птицами, если ты поможешь мне сочинить стихи! С их помощью мы прогоним птиц прочь!

Антоний нахмурился и вернулся к девушке.

– Но ведь волшебница здесь ты, ты и должна знать заклинания.

– Да? – подбоченилась Балкис. – Заклинание, с помощью которого можно прогнать сотни птичьих стай? Я никогда такого не заучивала, да и не знаю, есть ли такое вообще! Придётся выдумывать по пути, а ты же знаешь, что со мной бывает, когда я дохожу до последней строчки!

Балкис говорила об этом нехотя. Она не желала признаваться Антонию в своей слабости, но этот юноша был наделён величайшей врождённой тактичностью. Он только кивнул и сказал:

– Ты права. Если я останусь с тобой, проку будет больше. Балкис облегчённо вздохнула и проговорила:

– Возьми меня за руку! Быть может, так нам легче будет придумать стишок!

Антоний сжал её пальцы и выжидательно посмотрел на неё.

– Здесь у речки ягоды зреют ароматные, – начала Балкис и растерялась.

Антоний проворно добавил следующую строку:

– Их сожрать хотят враги очень неприятные.

– Пусть сомкнутся клювы их, острые и жадные! – выкрикнула Балкис.

Птицы каким-то образом почуяли, что кто-то собрался помешать им. Одна из стай развернулась и помчалась к девушке и юноше.

Антоний поспешно затараторил:

– Поищите червяков, мушек половите! Но от ягод поскорей, птицы, прочь летите!

Балкис восхитилась его сообразительностью, но тут же в тревоге сильнее сжала его руку.

– Антоний! Они все равно летят к нам!

Юноша в ужасе вытаращил глаза. И точно: все птичье войско последовало примеру первой стаи. Клювы у всех были плотно сжаты, как и повелела Балкис, но радоваться этому не приходилось.

– Это не какие-нибудь певчие пташки, а просто живые стрелы какие-то! – вскрикнула Балкис.

– Быстрее! Превращайся в кошку!

Балкис стало страшно. Как оставить Антония одного на растерзание громадной стае рассерженных птиц? Девушка сказала не о том, о чем думала:

– Да ты что! Наверняка каждая из них затаила обиду на кошку! Как же я справлюсь с ними одна?!

– А сейчас как мы с ними справимся? – возразил Антоний. – Подумай, что бы ты им сказала, будь ты кошкой?

Балкис и подумать не успела – и издала свирепое мяуканье.

 
Надоели, право, мне
Птицы злые эти!
Дали б волю – я бы всех
Их поймала в сети!
Есть у птиц, как у людей,
Царь свой, повелитель.
Вы владыке поскорей
Верность докажите!
Царь с царицей к вам летят…
 

Балкис запнулась, не в силах подобрать рифму. Антоний не заставил себя ждать и выкрикнул:

 
К ним примкнуть они велят!
 

– Ну как? То, что нужно? – взволнованно спросил он.

– Лучше не бывает! – выдохнула Балкис и изможденно припала к его плечу.

Тут в небе появились две птицы с огненно-алым оперением, длинными хвостами и белыми плюмажами. Они горделиво парили над лесом и издавали мелодичные трели, которые, как ни странно, сумели перекрыть шум сражения, разыгравшегося над виноградником.

Птицы дружно вскричали, и их крик прозвучал на редкость приятно – он напомнил журчание горного ручья. Вся огромная стая развернулась, устремилась к царской чете, собралась возле неё в полукруг, затем – в круг. Некоторые птицы взяли на себя роль глашатаев и криками предупреждали тех, что летели навстречу.

Коротышки, сгрудившиеся в междурядьях виноградника, выпучили глаза, выронили оружие и стали любоваться удивительным зрелищем. Наверняка они старались запомнить его во всех подробностях, чтобы потом, через много лет, поведать о небывалом происшествии своим внукам.

Птицы заполнили собой все небо. Балкис поняла, что к стае присоединяются все новые и новые пернатые со всех сторон света. Величественная стая летела на восток, и на землю внизу ложилась тень, как от гигантской тучи, но закатное солнце подсвечивало оперение птиц, и оно красиво золотилось. Но вот стая удалилась к горизонту, и небо очистилось. Посередине летели птичьи царь и царица, пели горделивую песнь и созывали к себе все новых и новых подданных.

Антоний был не в силах пошевелиться и зачарованно следил за полётом гигантской стаи. Балкис тоже застыла на месте. Царственная птичья чета была настолько великолепна, что девушка забыла обо всем на свете и растворилась в созерцании великолепного зрелища. Она старалась навсегда запечатлеть его в своей памяти.

А потом птицы исчезли, чары развеялись, и остались только двое странников посреди чужеземного виноградника, в окружении множества местных жителей. Коротышки, вооружённые копьями и луками, один за другим разворачивались лицом к пришельцам, посмевшим ступить на их землю.