Текст книги "Блуждающий бумеранг"

22

Тем временем Потапов в городской больнице допрашивал пострадавшую от взрыва Зинаиду Казакову. Напуганная женщина с повязкой на глазах лежала на кровати и тихо причитала, что теперь она ничего не видит и, по всей вероятности, останется слепой на всю жизнь. Она по-прежнему пребывала в шоке:

– Почему молодая погибла, а не я?

– Не волнуйтесь, Зинаида Андреевна, врач сказал, что видеть вы будете, он только очистил вам лицо и роговицу от серы, несколько деньков полежите, отдохнете. Успокоитесь, все заживет! Еще плясать на свадьбе дочери будете!

– У меня сын…

– Значит, у сына на свадьбе. Вы мне расскажите поминутно, что случилось. Это очень важно.

– Ох… Утром я пришла к 8 часам на работу, как обычно, в это время мы почту отправляем на район. Во двор заехала машина, я выдвинула транспортер, машина подъехала к люковому окну и начала грузиться. Почему молодая погибла, а не я?

– Кто был в машине?

– Водитель Гришка, Григорий Пантелеев, и наша новенькая девочка, только практику прошла, ой, мамочки, ей всего девятнадцать исполнилось! Светочка Королева… Хорошая такая девочка, веселая… Царствие небесное… Почему молодая погибла, а не я?

– Как она в машине оказалась?

– Так по транспортеру посылки отправляешь, а в машине кто-то должен принимать. Вот она, бедняжка, и нашла там свою смерть…

– Я так понимаю, вы стояли у транспортера? Сколько посылок успели поставить на ленту?

– Штук пять, не больше… А потом этот взрыв… Я не сразу поняла, что это посылка взорвалась. Думала, бомба упала сверху и все здание разорвало… Что-то в глаза попало, и я перестала видеть… А боль адская, хоть по полу катайся… На улице крики… Я кричала, а потом меня кто-то отнес в комнату для отдыха водителей, а там уже Сергей Иванович скорую вызвал… Мне укол сделали…

– Посылка эта где стояла?

– Там же, где и все. Как только почтовый состав из Минска приходит, у нас сортировочная вся заставлена ими.

– Ничего особенного в посылке на заметили?

– Нет, посылка как посылка… Белой тканью обшита… У нас же много посылок, мы их не тихонько кладем, могли быстро бросать на тележку, чтобы успеть вовремя. Представляете, мы ее взяли с вагона, бросили на тележку, привезли в здание, минут десять ехали. Приехали, пока разгрузили, опять же ее бросили, в сортировочной на пол положили, ночь еще была, а утром, когда мы ее начали грузить, на транспортер поставили, и она взорвалась. Это могло случиться когда угодно! Почему молодая погибла, а не я?

– Спасибо вам, Зинаида Андреевна, выздоравливайте.

– Спасибо, милок, ты уж убийцу этого отыщи и накажи за нашу Светку!

– Обязательно, я постараюсь…

Потапов вернулся в кабинет, чтобы ознакомиться с результатами экспертизы взрывного устройства, переданными Молчановым по факсу, из которых следовало, что в посылке сработало самодельное взрывное устройство, его автор – дилетант во взрывном деле. И еще бывший однокурсник передал заключение судебно-медицинской экспертизы по факту смерти Светланы Королевой.

– Приветствую! – недолго думая, Потапов набрал номер телефона Молчанова. – Получил от тебя результаты экспертиз. Думаешь, версия теракта отпадает?

– Конечно. Дело передают в городскую прокуратуру. Мы же установили адрес получателя. Оказывается, посылка была адресована карточному шулеру и могла взорваться в любой момент, потому что это самодельное взрывное устройство, изготовленное кустарным способом неким Кулибиным. Обладая некоторыми навыками, он смастерил такую штуку из металлической трубы, запаянной с двух концов, поместил внутрь взрывное устройство с круглыми электрическими батарейками, присоединенными проводами, сработать оно должно было в момент вскрытия посылки.

– Почему же тогда произошел взрыв на транспортере?

– Посылки сортировали Королева и Казакова. Одна поставила посылку на транспортер, который двигался под углом 30 градусов и подавал посылки через люковое окно в стоящий во дворе автомобиль. При этом направляющие валики транспортера создавали тряску, так что все подаваемые на ленту посылки и бандероли тряслись. Примерно на середине транспортера и произошло замыкание цепи. Таким образом, взрыв прогремел раньше времени, в результате погибла Королева. Молодой девушке просто не повезло: большой металлический осколок трубы попал ей в грудь и причинил травму, несовместимую с жизнью. А Казакова осталась жива только потому, что оказалась чуть дальше, поэтому и повреждений особых у нее нет.

– Ну что ж, понятно, дело за малым – найти Кулибина.

– Правда, искать его тебе уже не придется. Не менее важный сотрудник городской прокуратуры принимает дело, а ты, наконец, выспишься…

– Это вряд ли. Работа дураков любит, на мою голову тут же что-то другое найдется.

23

На заседании вновь созданной следственной группы городской прокуратуры во главе с опытным следователем Владимиром Георгиевичем Морозовым, без малого пятнадцать лет отдавшим служению Фемиде, оперативный сотрудник Латышев, которого перевели из Могилевской области за какую-то провинность, доложил, что у заядлого карточного игрока Никиты Мазовецкого, известного по кличке Маза, множество должников.

На третий день после чрезвычайного происшествия на почтовом узле связи версия карточного долга вышла на первый план, окончательно вытеснив теракт.

– Первым делом надо выяснить, с кем шулер играл в карты. Выигрывал ли большие суммы? Вымогал ли карточные долги? – Морозов давал наставления Латышеву. – Поедешь по этому адресу, познакомишься…

– А вам, товарищ Смирнов, – обратился руководитель оперативно-следственной группы к неповоротливому ленивому сотруднику прокуратуры, которого приходилось терпеть из-за высокопоставленного папаши в Министерстве юстиции БССР, – надо выяснить все телефонные контакты этого Мазовецкого и, соответственно, адреса проживания лиц, с которыми он общался.

– Слушаюсь!

– Это надо сделать сегодня!

– Почему, неужели горит? Рабочий день на исходе!

– Смирнов, я сказал сегодня, и без рассуждений, иначе мне придется жаловаться вашему отцу…

– Да иду я! – великовозрастный балбес с показным безразличием дернул пухлыми плечами, заправил взмокшую от горячего майского солнца помятую рубашку и нехотя встал с неудобного стула.

– Выполнять!

– Слушаюсь!

Старший лейтенант Александр Латышев без труда нашел дом Мазовецкого и остановился перед подъездом поговорить с пригревшейся на солнышке бабулькой с авоськой, потому как давно известно, что никто так объективно не наговорит всякой всячины, как соседи.

– Простите, вы из какой квартиры будете? – широко улыбнулся старший лейтенант, присаживаясь на скамейку.

– А тебе зачем, мил человек?

– А вот зачем, – Латышев показал бдительной старушке служебное удостоверение.

– Понятно, милиционер, значит… Я на третьем этаже живу, в тридцать второй квартире. Вот что я тебе скажу, милок, в тридцать пятую квартиру, как только съехали в деревню Тамара с Иннокентием, их сын, такой красивый, молодой, прям как барин расхаживает в белом длинном плаще, все водит кого-то в дом.

– И кого?

– Мужиков в основном. В наше время девок водили…

– Шумят?

– Да нет, не шумят. Тихо сидят, но по ночам.

– Чего ж вы не спите по ночам?

– Так бессонница у меня. Вот и не сплю. А они, молодые, почему не спят?

– А Тамара с Иннокентием давно в деревню уехали?

– Вот как сын вернулся, так и уехали… И тоже странно, как будто и не соскучились вовсе.

– Где ж он был-то?

– Да Бог его знает. Картежник, ходят слухи, он.

– Да что вы говорите?

– Точно.

– И где ж играет в карты?

– Кто его знает! Только пьет больно много, и все шампанское, бутылок пустых выносит почти каждый день пруд пруди, а пьяным не видела… Какой-то странный он, точно…

– Ну, спасибо вам, давайте помогу до квартиры авоську донести!

– Спасибо, милок, а то и правда, тяжко мне, ноги больные…

Латышев подхватил авоську, а потом и саму старушку под руку и дотащил до самой двери.

24

Дверь 35-й квартиры долго не открывали, но Латышев чувствовал, что там кто-то присматривается в глазок.

– Мазовецкий, открывай, чего затихарился, я же знаю, что ты дома. Из милиции я, старший лейтенант Латышев. Или мне дверь ломать?

Наконец дверь распахнулась, на пороге стоял молодой холеный человек в длинном махровом халате.

– Так вот ты какой, Мазовецкий-младший… – с неподдельным интересом разглядывал Латышев знакомые черты лица.

– Почему младший? Я один в семье.

– Шампанское с утра пьешь? – не обращая внимания на вопрос, Латышев по-хозяйски прошелся по стандартной хрущевской квартире с настенным ковром, цветным телевизором и секцией из крашенного шпона, остановившись у круглого стола, заставленного полупустыми бутылками из-под шампанского.

– А вы как будто не слышали, что меня пытались убить? – истерично завопил Никита.

– Так ты уже знаешь… Тем лучше.

– Что лучше? Я просто в шоке! Как вы можете так спокойно говорить об этом?

– Я за этим и пришел. Мне надо выяснить, кому ты мог так сильно насолить. Кто осмелился лишить жизни такого полезного для общества человека, как ты? И почему из-за тебя погибла девятнадцатилетняя девчонка, не успевшая даже познать, что такое настоящая жизнь.

– Понятия не имею, кто мог это сделать. И потом, мне соседка сказала, посылочка та из Минска была. Почему вы убийц в Минске не ищете?

– Ищем там, где надо. Если ты хочешь помочь следствию, милости просим. А ты похож на Вениамина…

– Вы знаете дядю Веню?

– Да… Приходилось пересекаться, давненько, правда… По его стопам пошел, говорят?

– Шампанского?

– Спасибо, я на работе.

– А я выпью. Мне что-то тошно…

– Выпей и рассказывай. С кем играл?

– Здесь или вообще по Союзу?

– Давай ограничимся пока ближним кругом. Но если не найдем убийцу, то, не волнуйся, дойдем и до Москвы, Ленинграда, Ростова-на-Дону и Одессы.

– Смотрю, вы хорошо владеете темой.

– Приходится, но ты не отвлекайся. Хотя нет, можешь отвлечься… Сделай-ка мне чайку! Зеленого! На улице жара, в самый раз испить горяченького.

– Так вам же еще жарче станет! – Маза принес чашку с благоухающим свежезаваренным напитком.

– Нет, дорогой, видно, мало ты физику в школе изучал, – как раз наоборот, но я не за тем пришел, чтобы тебя просвещать. Итак, с кем играл?

Латышев достал карманный блокнот, шариковую ручку и начал записывать.

– Марк Наумович Грассман, Николай Ведерников, Лёва из Питера, фамилию не знаю…

– Ты с ними здесь играл?

– Да, они приезжали… Сеня Скорпион из Москвы, мастер международного класса Толян Барбакару из Одессы, Маэстро из Баку, Евгений Абрамович Фурман, этот местный… Кто еще… Да, Фома из Петропавловска…

– Я смотрю, серьезные люди к тебе приезжали… И во что играли? В дурачка? В очко?

– Зачем? В преферанс. Хорошую игру надо долго и тщательно готовить.

– Выигрывал?

– По-разному бывало, но по-крупному я никогда не проигрывался, надо вовремя остановиться.

– Карточные долги возвращал?

– Всегда. Это же моя репутация. Кто потом со мной сядет играть, слухами земля полнится! Я не сажусь играть, если у меня в кармане нет пятидесяти штук.

– А тебе крупно проигрывали?

– Бывало… Вот Фурман не так давно проигрался, не смог совладать с азартом.

– Расплатился по долгам?

– Конечно, правда, не сразу.

– Хорошо, давай я по-другому поставлю вопрос: кто тебе не отдал карточный долг?

– А… эти калеки…

– Это кто?

– Да есть тут местные недоумки: Гарик Василевич и Федоров.

– И много должны?

– Так, пустяки, но сам факт: долг платежом красен, особенно карточный.

– Выбивал долги?

– А что толку, с них как с гуся вода, нищеброды…

– Ты же понимаешь, что я могу сейчас тебя арестовать?

– За что? Вы можете меня штрафануть рублей на пятьдесят и только.

– Я тебя за тунеядство могу посадить!

– Напугали! Мне тюрьма сейчас как спасение, коли убить кто-то надумал. Вы же не думаете, что убийца остановится на первой неудаче? – расстроенный Маза открыл бутылку шампанского и жадно приложился к зеленому горлышку. – Уж лучше быть тунеядцем, чем вкалывать за 30 копеек в день, как раб на галерах. Мне же игра дает свободу, вот что самое главное, а деньги – тьфу, бумажки, которые сегодня есть, а завтра нет.

– Главное, чтобы эту свободу ты не отнимал у других, когда долги выбиваешь. Ладно, заболтался я с тобой. Сиди пока дома, никуда не высовывайся, будет какая-то новая информация – звони, вот тебе мой номер. И закусывай хоть иногда, Мазовецкий-младший!

25

Поданный Морозову список телефонных абонентов от неповоротливого отпрыска министерского начальника Смирнова решительно отличался от списка Латышева лаконичностью и скудостью. Номера вызываемых абонентов потерпевшего Мазовецкого в основном были из числа администраторов гостиниц, ресторанов, диспетчеров таксопарков, вокзалов и прочей справочной информации.

– Шифруется, картежник, соблюдает конспирацию, из телефонных автоматов звонит, – предположил Латышев, сидя на очередном совещании у начальника оперативно-следственной группы Морозова.

– Поступим так: Смирнов, свяжись с Минским аэропортом и вокзалом и выясни по списку Латышева, когда к нам прилетали или приезжали эти заезжие гастролеры из Москвы, Ленинграда, Одессы, Петропавловска-Камчатского и Ростова-на-Дону. – А ты, Латышев, по местным адресам.

– Есть!

Первым в списке искомых местных фигурантов значился адрес Фурмана. Неказистую, утопающую в зелени деревянную постройку за высоким забором Латышев отыскал не сразу. Несколько раз поднимался на пригорок извилистой улочки, но заметил одноэтажный дом лишь остановившись покурить у разросшегося куста сирени. Латышев постучался в фигурную кованую калитку, но вскоре понял, что в стареньком доме с резными наличниками никого нет. Перелез через забор, заглянул в окошко и тут услышал окрик из соседнего двора:

– И чего вы там забыли? Нету их, уехали.

– Давно? – Латышев подошел поближе к соседскому забору, за которым коренастая женщина в белом платке развешивала постельное белье. – Давно, говорю, уехали?

– Так с месяц уже поди.

– Куда, не знаете?

– Понятия не имею. Собрались как-то внезапно, словно удирали от погони.

– А дети?

– А что дети? Вместе с ними, и я говорю мужу: куда это они намылились, не дождавшись конца учебного года?

– В какой, говорите, школе дети учились?

– Так ведь на соседней улице, в третьей школе, мой сын с их Аркашей в одном классе учился. Так, говорит, даже документы из школы не забрали… Он ведь, Евгений Абрамович этот, – торгаш, на базе продовольственной работал, накрал, поди, вот и сбежал от тюрьмы, окаянный…

– Спасибо вам! Пойду я!

– Вы часом не из милиции?

– С чего вы взяли?

– Так похож больно: и костюмчик серенький, и взгляд пронзительный, цепкий, да и выискиваете что-то… Вот я и решила, а что, не права?

– Да нет, как раз в точку…

– Товарищ милиционер, у меня третьего дня козу украли, помогите, а?

– Чем же я вам помогу, это надо к участковому обратиться с заявлением.

– Так я была у него, только он не телится, на кой ему мою козу искать, ему, видите ли, убийство раскрывать нужно. А кто ж мою козу искать будет?

– Так и мне, голубушка, тоже надо убийство раскрывать…

– Ой, мамочки, неужели Фурман этот убивец?

– Нет, что вы, не пугайтесь так! Спасибо, я пойду.

– Может, все-таки козу мою поищете? Уж больно много молока давала… Жалко Анфиску…

– Я зайду к участковому, потолкую с ним.

– Вот спасибо! Уважил бедную женщину!

Латышев по дороге в контору заглянул на соседнюю улицу в третью школу, в которой еще совсем недавно учились дети Фурмана, и узнал у директора, что, действительно, семья неожиданно куда-то уехала, не удосужившись забрать документы, ограничившись лишь уведомительным телефонным звонком.

– Такой скоропалительный отъезд Фурмана с семьей, похожий на бегство, свидетельствует, что ему есть что скрывать. Не мог он отправить посылку с Минского почтамта? – рассуждал Морозов после рапорта Латышева о проделанной работе.

– Мог, конечно, только под описание свидетелей, которые стояли в очереди перед отправкой злополучной посылки, не подходит. Там были молодые парень с девушкой, а Фурману уже сороковник стукнул.

– Он мог попросить кого-нибудь, – не отступал Морозов.

– Так ведь Мазовецкий говорит, что с ним Фурман расплатился. Мотив какой у него в таком случае?

– Саша, ты веришь этому шулеру? Кстати, я бы его арестовал, а то сбежит…

– Владимир Георгиевич, вы бы видели, как он напуган, сидит в доме тихо, как мышь. Давайте не будем спешить с арестом, он пока в полном бездействии, а на преступника может вывести. Так что успеем еще!

– Ладно, чеши к Федорову, а я возьму на себя Василевича.

Скорей бы отпускная кампания закончилась – работать не с кем…

26

Солнечным утром Вениамина Мазовецкого разбудил местный почтальон, принесший срочную телеграмму от жены родного брата Иннокентия: «никита беде тчк сможешь приезжай тчк тамара». Новость эта, хоть и мало было в ней приятного, вовсе не огорошила известного катранщика, ибо он давно предрекал нечто подобное своему племянничку, вздумавшему идти по рискованной тропе шулера. Вениамин поблагодарил за чашку крепкого кофе старика Михаила Спиридоновича, своего помощника по дому, быстро собрал походный кожаный саквояж и облачился в любимую белоснежную шелковую рубаху.

– Михаил Спиридонович, я уеду на несколько дней по делам, вы приберите тут, немного пошалил вчера, и про Рея моего не забудьте, кормите вовремя, воду меняйте, больно жарко нынче, да и на поводок не сажайте. Пусть бегает по травке сколько вздумается!

– Не волнуйтесь, Вениамин Александрович! Будет сделано! Вы уж поаккуратней в поездке-то! Берегите себя!

– Да буду, буду, не волнуйся, Михаил Спиридонович! Вызови-ка мне такси…

– На какое время? – старик бросил взгляд на остатки вчерашнего бурного застолья.

– А прямо сейчас и вызови. Я готов уже, только с Реем попрощаюсь…

Вениамин вышел в тенистый двор с развесистой виноградной лозой у высокого забора, отвязал любимого ризеншнауцера по кличке Рей и отправился к морю. Несколько крутых лестничных пролетов вниз пес мчался во всю прыть, увлекая за собой хозяина, но после команды «Рядом!» пару минут послушно шествовал чинно и благородно, чтобы, почуяв морской бриз, рвануть с еще большей прытью. Отпустив пса с поводка, Вениамин несколько минут наслаждался тем, как черный кудрявый любимец резвился в море, то и дело выскакивая и отряхиваясь, возвращался в морскую волну, выскакивал и вновь отряхивался, подбегая к хозяину все ближе и ближе.

– Ну все, молодец! Молодчина, Рейка! Пора! Пошли домой!

У желтого трехэтажного каменного особняка с высоким забором уже поджидало такси, и Вениамин, прихватив приготовленный саквояж с плащом, попрощался со стариком и собакой.

– В Симферополь? – приветствовал пассажира таксист.

– Пожалуй.

За окном замелькали высокие кипарисы, «Волга» понеслась вверх по витиеватому серпантину крымских дорог, оставляя в низине старый уютный Гурзуф и синее-синее Черное море.

В последнее время Вениамин отошел от дел, прикупив приличный особняк за высоким забором у самого моря, чтобы наслаждаться размеренной жизнью одинокого холостяка в обществе любимого пса и немногословного трудолюбивого помощника по дому Михаила Спиридоновича.

Три года он посвятил своему единственному племянничку, жаждущему обучиться карточному мастерству. И Никита благодаря Вениамину освоил, пожалуй, все премудрости этой тонкой профессии, преуспев не только во множестве шулерских приемов, но и в психологии игроков, в хладнокровном обуздании азарта и организации настоящих незасвеченных катранов на просторах необъятного Советского Союза. И все же пути их разошлись. Дядя Веня еще в самом начале пути предсказывал Никите не самые лучшие университеты и слишком дорогую цену, которую придется заплатить за приобретенный опыт изощренного мошенничества.

В тот вечер они играли в Одессе в одном шикарном катране, до которого пока еще не добралась милиция. За фасадом дорогого ресторана тянулся длинный коридор, ведущий в так называемый банкетный зал с глухими занавесами и старинными канделябрами на стенах. За большим круглым столом, покрытым бордовой бархатной скатертью, собрались известные люди в карточном мире, и только авторитетное поручительство Вениамина позволило некоторое время Никите вести себя в этой благородной компании непочтительно и крайне дерзко.

Безусый юнец предложил Лёве из Питера сыграть в одни руки, и когда тот помог проиграть потерявшему бдительность сопернику, повесил на него и этот долг. Лёва возмутился, не желая признавать подыгранные деньги, и Никита, пребывая в добром подпитии, устроил скандал и сбежал, а между тем приличным обществом карточный долг Лёвы признан не был. Удовлетворенный решением игроков тот не стал более рисковать и отправился восвояси. Казалось бы, конфликт исчерпан.

И все же темное пятно легло на плечи Вениамина, поскольку существование договора на игру в одни руки было не только не в его правилах, таких же принципов придерживался и самый авторитетный игрок Маэстро из Баку.

Уладив неприятный осадок штрафом и последующей филигранной игрой в покер, рассерженный дядя Веня вернулся в съемную квартиру под утро, тут же нетерпеливо сорвав одеяло с сонного Никиты.

– Ты чего, дядя Веня?

– Спишь, наглец?

– А что я сделал?

– Где Лёва?

– Надеюсь, на том свете…

– Что ты с ним сделал?

– Ножичком пырнул. Он же долг не признал… Значит, фуфлыжник…

– Ты забыл, в какое общество я тебя привел? Фуфлыжник не он, а ты! Никто не признал нечестный выигрыш! А ты, похоже, мой последний урок не усвоил.

– Почему это?

– Урок был в том, что не вся наша жизнь – игра. Надо уметь вовремя выходить из игры, чтобы не стать настоящей скотиной. Я не желаю более тебя знать. Убирайся! И моли Бога, чтобы Лёва остался в живых.

Выгнав зазнавшегося племянника, Вениамин отправился к Лёве в больницу скорой помощи.

– Ты как, старик?

– Бывало и лучше… Но жить буду, племянник твой – неопытный мочила…

– Тем лучше… Вот тебе на скорое выздоровление и короткую память, – Вениамин положил на тумбочку тысячу рублей. – Не держи зла на придурка…

– Постараюсь… Иногда мне кажется, что не иметь родственников – это счастье…

– Однако родню не выбирают.

– И то правда.

– Бывай, Лёва, и не болтай об этом инциденте.

Прилетев в Минск, первым делом Вениамин наведался в глухую деревню на хутор к родному брату Иннокентию и его жене Тамаре, которые поведали, что Никиту кто-то пытался убить, отправив на его адрес посылку со взрывным устройством. Вениамину и самому было интересно, чьих рук это дело, поскольку «талантливый» отпрыск мог напакостить где угодно и кому угодно. Но прикрывать нерадивого родственника он более не намерен…