Текст книги "Привет из прошлого"

– Заходьте, – хрипло прокаркала бабка, убирая руку.

– Да мы, собственно… – стушевался Арвин.

– Заходьте, – так же монотонно повторила женщина. Я успела разглядеть, что и рубаха её, и длинная юбка, и передник, и даже наголовный платок, скрученный каким-то оригинальным узлом на затылке, покрыты сложной вышивкой, изображающей не популярные у женщин цветы и бабочек, а какие-то загадочные символы. Что они означают, знали, наверное, только сама вышивальщица да ещё вот бабка.

Мужчина вновь взял на себя роль первопроходца и отважно шагнул за ворота. Вот честно, если бы Вэл пошёл за ним – я бы без тени сомнения развернулась и пустилась наутёк, таща за повод лошадь. Далеко ли убежала б, с моей-то ногой, да по местным буреломам-буеракам – другой вопрос. Но попытаться определённо стоило.

Увы. Мальчишка бдел. Поэтому я передёрнула плечами и последовала за паладином. Вэл заторопился следом – бестолковому ученичку явно не хотелось оставаться за забором в одиночестве. Знай он наперёд, что нас ожидает в поселении, наверняка б перед воротами так сел, что и бешеными конями бы не сдвинули.

«Жутковатое местечко», – подумала я, оглядываясь по сторонам. Деревня состояла из низких домов-землянок, заросших травой и мхом по самые крыши. Узкие двери без створок, проёмы занавешены вышитыми кусками ткани, полное отсутствие окон, маленькие дырки-дымоходы в крышах… Страх-то какой, я будто перенеслась лет этак на пятьсот назад. На улочках, мощённых булыжниками, не было ни кур, ни свиней, ни другой какой живности, характерной для крестьянских поселений. Да и детских голосов не зря я не слышала – не было тут детей. И никакого намёка на них – разбросанных игрушек, сушащейся после стирки маленькой одежды – не было.

На первый взгляд казалось, что хатки-землянки раскиданы совершенно хаотично. Правда, потом я разглядела, что располагались они по спирали, берущей начало у ворот и скручивающейся к самому большому строению. Видимо, там проживал местный царёк – строение имело даже деревянную, а не земляную крышу с чем-то, отдалённо напоминающим печную трубу (потом, впрочем, выяснилось, что никакая это не труба, а нечто совершенно непонятное). Кусок ткани, прикрывающий вход в этот «дворец», был расшит особенно богато.

Именно туда нас и завела всё та же бабка-привратница. Правда, до этого она притворила и тщательно заперла ворота на несколько засовов и гигантский замок (ключ, кажется, проглотила; впрочем, утверждать это я всё же не берусь, ибо однозначной уверенности не имею). По дороге наша милая сопровождающая, не говоря ни слова, ухитрилась нагнести атмосферу до такого состояния, что сопротивляться её безмолвной настойчивости не было никакого желания.

Селение будто вымерло – не то что детей, даже взрослых не было видно. То ли все на промысел ушли, то ли попрятались по домам. Но от кого?.. Ну не от нас же, таких мирных и добродушных, право слово…

Ткань, служащая дверью в дом местного главы, поражала воображение. Я взялась за неё, чтобы отодвинуть в сторону и пройти, и замерла. Вышивка, даже издали показавшаяся мне красивой, просто изумляла. Мастерицу, что над ней потрудилась, Луноликая наградила не то что золотыми – бриллиантовыми руками: у ткани не было лица и изнанки, с обеих сторон её украшал поразительно тонкий и подробный узор. Однако же… За одну эту входную тряпицу можно выручить столько, что хватит на дом в небольшом селе относительно недалеко от столицы. А если устраиваться где-то в Отдалённых провинциях, то ещё и хозяйством крепким обзавестись получится. Как же мастер, с таким-то талантом, в этом гадюшнике прозябает?

От входа шёл коридор, точно так же, как и улица, закручивающийся спиралью противусолонь, и так же, как располагались снаружи по спирали дома, здесь были обустроены комнаты, опять-таки занавешенные вышитыми тканями в дверных проёмах. Странные тут, однако, понятия о гармонии…

Старуха, ненавязчиво подталкивая в спины сухонькими пальцами, завела нас в большой зал. Очевидно, это был местный культурный центр и обиталище самого важного человека: вдоль стен стояли шкафы, заполненные рукописными книгами (с виду они были очень старыми… вот бы там порыться!), полы устилали вышитые ковры с кистями, а в центре, прямо в луче света, бьющего из идеально круглой дыры в потолке, восседала неимоверно полная женщина, при виде которой мои бравые похитители даже отступили на шаг назад: шеи у важной особы, кажется, не было вовсе, щёки и пять подбородков лежали на необъятной груди, руки у запястий вполне потягались бы толщиной с добрым окороком, а живот под белоснежным передником казался гигантским сугробом, в котором вполне может поиграть в снежный дом с десяток ребятишек. Из-под подола кокетливо высовывался край лаптя величиной с небольшую лодчонку. На голове у почтенной дамы красовалась сложная рогатая кика, богато расшитая бусинами и мелким речным жемчугом; материалов на отделку этого убора пошло никак не меньше мешка. Заплывшие жиром глазки, опушенные удивительно длинными густыми ресницами, смотрели сурово и недоверчиво. Губы были брюзгливо сложены куриной гузкой, точно такой же, как у встретившей нас старухи.

М-да… Сия красота неземная хоть встать-то без посторонней помощи сумеет?

При виде незваных гостей узкие глаза женщины едва заметно округлились. Вероятно, это долженствовало означать крайнюю степень изумления, потому что бабка с поразительной для её возраста прытью выскочила из-за наших спин и бойко что-то залопотала.

Не понятно было ни слова.

Это насторожило меня ещё больше. Волею судеб я получила отличное образование и прекрасно знала языки всех соседних держав. Так уж вышло, что и столичный говор, бывший в употреблении в Арнехельме около двухсот лет назад, был мне знаком не понаслышке. Жизнь заставила неплохо разбираться и в диалектах, ещё встречающихся в разных уголках Отдалённых провинций. Поэтому я небезосновательно считала себя человеком, который вряд ли столкнётся когда-нибудь с незнакомой речью и всегда сможет понять окружающих или объясниться с ними. Однако вот поди ж ты.

Паладины тревожно переглянулись. Похоже, они тоже никак не могли взять в толк, о чём или о ком идёт речь. Вернее, именно это-то как раз понятно – о нас, о ком же ещё, – но в каком контексте?

Прислушавшись, я уловила только часто повторяющееся слово «мат’иах». Бабуся выделяла его интонационно, чуть повышая голос. Это явно было обращение. Вероятно, вот эта монументальная женщина и есть тот самый «мат’иах».

Поняв, что уяснить суть монолога старухи у меня не получится, я ушла в себя. И тут же мысленно ахнула. Искоса глянула на паладина, бочком подсеменила к нему поближе, как можно незаметнее толкнула локтем:

– Как тебе кажется, тут чернокнижников нет?

– Да от тебя так тёмной магией и мертвечиной смердит, что я вообще уже ничего не различаю, – любезно прошептал в ответ мой галантный похититель.

Да и не очень-то и хотелось, подумаешь! В принципе, в подтверждении от воина света я не нуждалась. Был здесь чернокнижник. Или чернокнижница. Или даже чернокнижники. Ибо тут недавно творили какие-то ритуалы и что-то поднимали. Я явственно чувствовала запах неживого и немёртвого. Впрочем, замаскировать его, кажется, даже не пытались.

Кроме того, в посёлке хватало душ. Неприкаянных человеческих душ, так и не отошедших в объятия Луноликой. Что же тут происходило?

Как правило, после смерти бренного тела в нашем мире, души надолго тут не оставались – возносились к Прекраснейшей. Задержать их могло лишь что-то очень значительное – необъятный груз грехов, например. Или жестокая насильственная смерть и желание отомстить своим убийцам. Зачастую они инстинктивно стремятся к чернокнижникам – мы едва ли не единственные, кто может услышать стенания неприкаянной души и помочь ей вознестись в объятия богини.

Неужто местные обитатели столь грешны?

Или…

Я посмотрела на паладина. Он посмотрел на меня. После моего тычка мужчина всё-таки дал себе труд приглядеться-прислушаться-принюхаться. И то, что он учуял, Арвину явно не понравилось.

Я же судорожно перебирала в памяти культы и верования, о которых когда-либо читала. Высоченные неприступный забор, странная организация застройки в поселении, ни намёка на домашнюю живность, неприкаянные людские души и явственный запашок чернокнижной магии, обилие всевозможных вышивок, непонятный диалект, женщина на месте главы, и к ней с почтением обращается человек куда более старшего и уважаемого возраста, называя странным словом «мат’иах»…

Догадка ударила меня, как молния. Не мат’иах, а упрощённое, потерявшее звонкие «Р» «матриарх»! Вера в Мать всего сущего и её земное воплощение в женщине! Жестокий культ, не чурающийся жертвоприношений, проповедующий вегетарианство и ненависть к мужчинам!

Мне стало неописуемо жутко. Кровь бросилась в лицо, я почувствовала, как расширяются зрачки, и матриарх, видимо, что-то ощутив, подозрительно уставилась на меня, одним взмахом руки остановив лопотание старухи. Рот её слегка приоткрылся – кажется, женщина силилась заговорить, но слова застревали где-то в горле. В заплывших жиром глазках зажглись недобрые огоньки – и я нутром почувствовала, что она сообразила, кто именно стоит перед ней. Женщина со свистом втянула воздух через стиснутые зубы, и я поняла, что выдохнуть она может уже заклинание. Или ещё что-нибудь нехорошее.

Например, приказ схватить и расчленить нас всех.

Поэтому мне стало уже совсем не до политесов.

– Бежим! – изо всех сил завизжала я, кидаясь к выходу из зала. Воистину, любой человек, даже самый слабый и немощный, со стёртыми в кровь ногами и больной спиной вполне способен развить весьма впечатляющую скорость, главное – достойный стимул!

Толстуха, справившись с замешательством, грозно рявкнула что-то мне в спину и даже, кажется, попыталась встать, бабка заголосила, будто её режут, а умный Арвин перед матриархом застыл столбом, вытаращив округлившиеся глаза. Он явно не мог определить, куда ему смотреть, и потому бестолково переводил взгляд с такого же опешившего Вэла на старуху и женщину. Впрочем, паладин быстро сообразил, что с таким трудом изловленный объект долгой охоты убегает со всех ног, и рванулся за мной.

В коридор мы вывалились практически вместе.

– Куда?! – взвыл Арвин, хватая меня за рукав. Я, не будь дура, тут же выдернула его из алчных пальцев и жарко выдохнула в лицо воину света:

– Быстрее! Бегом!

– Ааааа… – нараспев, будто готовясь к исполнению сольной партии в хоре, затянул Вэл из-за наших спин. Мальчишка, даром что не слишком умён, обладал какой-то феноменальной чуйкой на опасность. Голема в моей избушке он, например, увидел-унюхал первым. Поэтому, мысленно велев себе никогда не пренебрегать его воплями и всегда выяснять причину, по которой голосит ученик паладина, я быстро развернулась на каблуках.

И невольно охнула.

А вот и местный чернокнижник. Вернее, то, что когда-то им было…

Где там затерялась старуха, я уже не видела. Матриарх, и без того немаленькая, вспухала на глазах, как поднимающееся в квашне тесто. Кика свалилась с её головы, из-под неё на плечи упали соломенного цвета локоны, практически тут же ставшие дыбом. Белое платье сначала взбугрилось, потом, не выдержав напора, с треском лопнуло по швам. Плоть, цветом не слишком отличающаяся от наряда, стремительно заполняла зал, а бабка всё причитала, всё голосила, как по покойнику, где-то за всей этой грудой стремительно разрастающихся телес.

– Бежим… – уже не завизжала (сил на громкий крик просто не было), а застонала я, не в силах оторвать глаз от завораживающего в своей омерзительности зрелища.

Паладин глянул назад, ахнул и разом признал мою правоту. Выразилось это в том, что он, изо всех сил вцепившись в мои запястья поверх верёвок, поволок меня по спиральному коридору к выходу из дома. Я, кривясь от боли (пальцы у него – как клещи, наверняка синяки останутся), старалась не отстать, мысленно проклиная свою бестолковость и недальновидность. И как я посох при седле оставила? Вежливой же хотела показаться, хозяев не желала смущать или пугать таким своеобразным предметом. Вот она, вежливость да воспитанность мои! Боком мне же и вышли!

Вэл за спиной завывал так, что с лёгкостью перекричал бы набат. При этом он ещё и не забывал споро перебирать ногами, чтобы не отстать от наставника. Воистину, изумительной силы лёгкие ему Прекраснейшая даровала, да ещё и глотку лужёную от щедрот присовокупила! Надо будет при случае посоветовать мальчишке какую-нибудь другую работу выбрать, поспокойней, чем паладинская стезя. Скажем, вместо того же набата орать. Или в глашатаи пойти, указы там всякие на площадях выкрикивать, оповещения. А что? Профессия уважаемая, востребованная. Голодным никогда не останется.

Разумеется, на такой шум и гам просто не могли не понабежать местные обитатели. К счастью, строение, в котором проживала матриарх, и впрямь было пусто. Зато когда мы выскочили на улицу…

Женщины. Одни только женщины. Все как одна худые до истощения, большеглазые, с выступающими скулами и обветренными губами. В простых домотканых платьях, с вышитыми платками на головах. Босиком. А в руках – косы, вилы да серпы… И что-то мне подсказывало, что местные хозяюшки не для уборки урожая их похватали.

А сзади напирала матриарх. Остаётся только догадываться, сколько лет она копила силу и плоть, убивая случайных путников, забредших в её царство. Судя по грохоту, стены зала уже сдались, и теперь необъятная красавица заполняла собою коридор, безжалостно сминая всё, что может помешать ей разрастаться вширь.

– О Прекраснейшая, обереги! От зла да от скверны, от тьмы да от чужой веры, – речитативом зачастил мальчишка начало обережной молитвы. Сзади пронзительно взвизгнуло, и треск усилился. Паладин, не глядя, смазал ученику по губам ладонью, и Вэл поперхнулся следующей строчкой.

Я невольно вздохнула. Вот они, последствия слабой теоретической подготовки! В таком возрасте, да умея к тому же щит и меч материализовывать, не понимать, что чернокнижника, вошедшего в транс, молитва только обозлит да подстегнёт, – это, знаете ли, уже ни в какие ворота не лезет.

Толпа перед нами несколько стушевалась. Видимо, не привыкли женщины, чтобы по их поселению вот так вольно чужаки разгуливали. Кроме того, их явно смутило то, что происходило в центральном доме с их многоуважаемой «мат’иах».

А там грохнуло совсем уж оглушительно, и я поняла, что оставаться в непосредственной близи от стен крайне неразумно – недолго им осталось. Паладин пришёл к таким же выводам.

– Поберегись! – гаркнул он, из ниоткуда выхватывая свой молот. Женщины с визгом порскнули в стороны и заметались, как мыши, застигнутые в ларе. Но, по крайней мере, путь теперь был свободен, и Арвин, не раздумывая, огромными скачками понёсся к воротам. Я собачонкой на привязи болталась за ним – руки мои мужчина выпустить так и не соизволил. Последним, воя благим матом, отступал Вэл. Сил он, похоже, растратил на свои вопли преизрядно, иначе в этом забеге наверняка вырвался бы вперёд.

– Не… уйдём… – двумя выдохами вытолкнула я из горла. Оно уже невыносимо саднило – я, в отличие от Вэла, конечно, не орала почём зря, однако столь стремительные пробежки отнюдь не способствуют спокойному дыханию. Спину уже начала угрожающе подёргивать боль – я никогда не была сильна в физических упражнениях, да и выносливость моя всю жизнь оставляла желать много лучшего.

– Почему? – с таким же трудом поинтересовался Арвин.

– Ворота… – коротко пояснила я.

М-да, ворота. Здоровенные толстые створки, методично закрытые на засов, запор, гигантских размеров замок и кучу крючков-защёлок давешней бабкой. Она, помнится, ещё и метлой изнутри припёрла, чтоб уж наверняка никто не прорвался. Конечно, можно попробовать быстренько сломать их или перескочить с разбегу, но я даже не знаю, какой вариант выглядит более фантастическим и невыполнимым.

– И бабы… – жалобно простонал из-за спины Вэл. Оглянувшись, я поняла, что женщины, так испугавшиеся молота паладина, потихоньку приходят в себя и начинают как-то уж слишком пристально поглядывать в нашу сторону. Вилы да серпы свои они, как ни прискорбно, в беготне да толчее не растеряли. И то – справная хозяйка утварь домашнюю да инструменты никогда не бросит.

Окончательно пошатнула наши позиции матриарх: обиталище её наконец-то не выдержало страстного напора этой решительной женщины. Глядя, как падают целиком глинобитные стены, я отстранённо подумала, что принимать самое непосредственное участие в разрушении домов входит у нас с паладином в дурную традицию.

Вывалившееся на свежий воздух чудовище уже мало походило на человека – оно казалось (да и было, в принципе) безбрежным океаном рыхлой колышущейся плоти; увидеть очертания чего-либо в этой массе практически не представлялось возможным. Голова и конечности тоже росли, но не так стремительно, как тело. В результате к гигантской туше, которая своими габаритами смогла своротить немалых размеров дом, оказались приделаны крохотные ножонки и ручонки. Крохотными они, впрочем, выглядели лишь в сравнении с телом матриарха – на самом же деле каждая конечность длиной вполне равнялась моему росту, а уж в толщину и вовсе превосходила меня многократно.

– Что? Это? Такое? – Ошарашенный Вэл ухитрился передать вопрос каждым словом своей коротенькой фразы.

– Результат неоднократных ритуалов умножения плоти, – так же потрясённо отозвалась я (будучи знакомой с вышеупомянутым ритуалом только теоретически, я и помыслить не могла, что он может привести к такому чудовищному результату). – Это чернокнижница, Вэл. Слабенькая чернокнижница, разжиревшая на чужой крови и страданиях.

– Разжиревшая – это ещё мягко сказано, – вздохнул паладин. Глаза его загорелись недобрым огнём, и я, поняв, над чем сейчас размышляет мужчина, прикрикнула:

– И думать не смей! Ты эту тушу как до столицы потащишь?

Видимо, самому Арвину идея изловить вторую чернокнижницу тоже не казалась такой уж соблазнительной, и мужчина, мотнув головой, с явным сожалением её отбросил. Ну, хвала Пресветлой, а то неизвестно, чем бы всё закончилось, вздумай он эту жуткую бабу вязать да в Арнехельм волочь. Хотя, с другой стороны, это было бы даже забавно. Своим ходом матриарх явно не пойдёт; я бы охотно повеселилась, глядя, как паладин впрягается тащить её необъятные телеса, а потом пыхтит и надрывается, пытаясь сделать хоть шажок.

Явление гигантской горы плоти сразило местных жительниц наповал: они дружно отбросили свои вилы-косы и повалились на колени, слаженным хором завывая нечто религиозно-малопонятное. Ну хоть это хорошо; как-то недолюбливаю я острые предметы в руках тех, кто настроен ко мне агрессивно.

Пользуясь всеобщей заминкой, Арвин подскочил к воротам и с оттяжкой лупанул по ним своим молотом. Эффекта сей красивый жест не возымел никакого – разве что метла упала с прямо-таки неприличным грохотом. Вряд ли, конечно, именно этот звук различила матриарх в общем шуме и гаме, но туша неуклюже развернулась к нам и на своём неведомом языке проревела приказ своим почитательницам.

Бабоньки послушно свернули свои молитвенные песнопения, подхватились и кинулись к нам. Поняв, что с такими недобрыми лицами они явно не хлебом-солью нас потчевать бегут, я мысленно потянулась ко всему, что когда-то было здесь живо, а теперь мертво. И на мгновение окаменела.

Покойников своих местные жительницы предпочитали хоронить где-то далеко. А вот чужаки… Я ошеломлённо таращилась в пространство, чувствуя, как откликаются на мой зов гребни, украшения и подсвечники, сделанные из человеческих костей, обтянутые кожей абажуры светильников, черепа-шкатулки и прочие жуткие вещи явно религиозного назначения, развешанные по стенам землянок.

Ну что ж, у вас есть отличный шанс отомстить своим хозяйкам!

Матриарх явно тщилась возглавить своё агрессивно визжащее бабье войско. Правда, получалось у неё из рук вон плохо – ножки, крошечные и тоненькие по сравнению со всей этой горой жира, давно уже скрылись под наслоениями плоти и не могли нести свою хозяйку. Поэтому туша где ползла, а где и перекатывалась с оглушительным пыхтением, медленно и трудно. Такими темпами до ворот она доберётся только к ночи, разворотив к тому же по дороге половину поселения. Во всяком случае, в первом же рывке чернокнижница раздавила сразу несколько своих почитательниц.

– Я возьму на плечи Вэла, – бросив настороженный взгляд в сторону жуткого монстра, распорядился паладин. – Ты с нашей помощью влезешь на забор, потом по очереди затянешь нас. И чтоб без глупостей мне!

Какие уж тут глупости! Я и сама рада-радёшенька была бы унести ноги от агрессивно настроенной сестры по ремеслу. Как ни крути, а безмозгла была она сверх всякой меры. Это ж надо – до такого состояния себя увеличить! Впрочем, и паладин многоуважаемый тоже особым умом не блещет. Как он себе представляет практическую реализацию своего гениального плана? Я, слабая, хилая и болезненная, да ещё и со связанными в запястьях руками, сначала должна вскарабкаться на высоченный забор по чужим плечам и спинам, а потом затащить снизу наверх мускулистого мужчину и далеко не самого низенького и тощенького подростка!

– Погоди. – Я на секунду замерла, прислушиваясь, и коротко высвистала заклинание. Потом прикрыла глаза, дабы не отвлекаться на разбухшую до неприличия матриарха.

Ну же, вставайте, вставайте!

– Есть! – Я улыбнулась, несмотря на то, что авангард босоногого бабьего ополчения был совсем уже близко и Вэл (я не видела, но чувствовала) раз за разом безуспешно пытался материализовать своё оружие, и крикнула ожившим вещам: – Защищайте меня!

Воинственные дамы стушевались: атаки от предметов быта они не ожидали. Гребни слетелись из всех домов, собрались в огромную стаю, изрядно напоминающую роящихся пчёл, и дружно атаковали своих хозяек. Вроде бы безобидные вещи для ухода за волосами оказались страшным оружием – они бросались прямо в лица женщинам, царапали им щеки, норовили воткнуться в глаза и шеи. Подсвечники кидались под ноги, бабы с разбегу наступали на них, подворачивали ноги и падали, увлекая за собой соседок. Вилки, ложки… О Луноликая, сколь же извращённой фантазией обладают местные жительницы! Ну зачем им столовые приборы с черенками из человеческих костей?!

И, главное, ни одного более-менее целого покойника в обозримой близи, чтобы поднять до кучи и его!

– Ну? – нетерпеливо затеребил меня паладин. Я понимала его беспокойство: увидев, какой разлад в рядах её отважного воинства внесли поднятые моей волей вещи, матриарх зашевелилась куда активнее. Этак, глядишь, и доберётся до нас, пока мы решим, каким путём покинем негостеприимное поселение. А то и выдаст на-гора какое-нибудь неприятное заклинание.

Внезапно меня осенило:

– Это чернокнижница! Чернокнижница, понимаешь? Ударь её! Ударь своим молотом или светом или ещё чем-нибудь!

– И откуда такая кровожадность, да ещё по отношению к… – завёл было Вэл, но Арвин коротко рявкнул на него и окинул приближающуюся к нам тушу совсем другим взглядом. Я невольно поёжилась.

Но на сей раз агрессия была направлена не на меня. Арвин, наклонившись к своему ученику, начал ему быстро что-то нашёптывать – видать, делился великой паладинской мудростью, рассказывал, с какой стороны сподручнее чернокнижниц богомерзких молотом отоваривать. Я, не желая вмешиваться в учебный процесс, мысленно обратилась к поднятым мною предметам. Их воинские успехи впечатляли – гребни, столовые приборы, шкатулки и прочая хозяйственная мелочёвка гоняла своих хозяек по всему поселению, уже не столько даже стремясь причинить вред, сколько донимая, отвлекая от нас внимание и не позволяя даже минутку передохнуть. Я почувствовала, как губы невольно кривятся в жестокой усмешке. Эти садистки ещё слишком дёшево расплачиваются за свои преступления!

– Понял? – поинтересовался тем временем паладин, видимо, закончивший инструктаж. Вэл судорожно закивал, набычился и набрал в грудь побольше воздуха, как перед нырком.

– Тогда вместе. Раз, два…

Разумеется, «три» мальчишка не дождался. Вякнул что-то агрессивное, замахал руками, будто назойливую осу отгоняя, зажмурил глаза… С ладоней его покатилась россыпь светящихся шариков, похожих на набравших объём солнечных зайчиков. Они стремительно поскакали по земле в разные стороны, и я поспешила, зажмурившись, отпрыгнуть подальше – мало ли что. Получиться этот прыжок у меня мог куда как лучше – нога в чужом сапоге подвернулась, я закачалась и, не удержавшись, с размаху села на землю. Да так и осталась сидеть, завороженно наблюдая за происходящим.

У паладина шарики вышли куда как крупнее – с коровью голову. И не скакали они бестолково по земле, а вполне целеустремлённо понеслись к матриарху. Туша оглушительно взревела, когда первопроходец ударил её в… ну, я решила считать, что это бок. Пришлось даже зажмуриться и заткнуть уши – свет паладинской магии неприятно резал глаза, а уж с голосищем матриарха не равняться было даже крикливому Вэлу.

Шары не прожигали, а будто выплавляли дыры в плоти необъятного чудовища. Оно ревело уже непрестанно, не прерываясь даже на вдохи, и я как-то отстранённо подумала – а много ли человеческого осталось в моей сестрице по магическому ремеслу? Хотя, если вдуматься, чего так орать-то? Насколько я помню, после ритуала умножения плоти чужие части тела остаются нечувствительными и не передают боль хозяину. Впрочем, судя по всему, матриарх – не слишком умелая чернокнижница, кто знает, чего и как там она себе наприживляла…

Паладин был явно очень горд собой. Ещё бы – такую тушу напугал да остановил! Я, впрочем, победу торжествовать не спешила – забор по-прежнему оставался для нас непреодолимой преградой. Идея лезть по плечам наверх, потом надрываться, затаскивая к себе мужчин, а потом ещё каким-то образом сползать-спрыгивать вниз меня так и не прельстила, и я судорожно соображала, как ещё можно избавиться от толстенных, окованных металлом ворот, запертых на уйму задвижек и гигантский замок.

Внезапно меня осенило.

– Крылья! – изо всех сил крикнула я, потянувшись разумом к оставленным за забором лошадям. Вернее, к сумкам.

– Чего?! – Вэл вытаращился на меня так, будто я сморозила чудовищную непристойность. Даже глазеть на матриарха перестал.

Мне было не до бестолкового мальчишки. Я чувствовала, как составные части крыльев, напугав лошадь, вылетают из сумки и начинают собираться в единое целое.

– Это ещё что такое?! – во весь голос возмутился паладин, не обративший внимания на мой крик, но почувствовавший магию чернокнижника.

Я не ответила. Крылья – вещь очень сложная, их пробуждение и сборка требуют особого внимания. Кроме того, где-то на самом краю сознания у меня копошилась не оформившаяся пока, но весьма занимательная мысль. А что, если попытаться выбраться одной, без паладинов? В конце концов, я им ничем не обязана. Это они разломали мой дом, связали меня и силком поволокли в столицу. Это они, не послушавшись дельного совета обойти десятой дорогой странный забор, полезли в поселение. Неужели я ещё и спасать их должна, после всех проблем и неприятностей, что эти двое мне причинили?

В конце концов они собрались. Мои крылья. Красивыми их, конечно, смог бы назвать разве что большой оригинал, но… Не в красоте тут дело. А в практичности. Кости крупных птиц добыть всегда тяжело – ни ястребов, ни орлов никто специально не промышляет. На сов у селян вообще рука не поднимается – в Отдалённых провинциях многие считают их земными глазами Прекраснейшей, благодаря которым она присматривает, что в нашем мире делается. Поэтому материал для крыльев я собирала очень долго – как и сторожевой голем-защитник, были они составными, из частей тел разных птиц. Чары на них накладывать – тоже дело небыстрое и весьма непростое.

Впрочем, я справилась. Пару лет назад закончила ритуал, успешно провела серию испытаний, напугалась сама до одури (всё-таки не дело человеку между небом и землёй болтаться, даже женщине, даже чернокнижнице) и засунула разобранные на косточки крылья подальше в погреб, с глаз долой. При отъезде вот прихватила – мало ли что. И, как оказалось, не зря.

Явление крыльев не прошло незамеченным. Матриарх заревела ещё пуще, её бабья армия завизжала на разные голоса, Вэл вытаращился, как на самую большую диковину в своей жизни, а Арвин, выразив испытываемую им брезгливость коротким плевком в сторону, лишь поинтересовался:

– Зачем?

– А как ты думаешь выбираться? Или собираешься до зимы сидеть в этой приятной компании? – Я красноречивым жестом указала и на матриарха, и на женщин. Вэл тоже попал под взмах моих рук и немедленно надулся.

– Смотри у меня! Чтоб без глупостей! – Паладин пригрозил мне молотом, потом развернулся и очередным световым шаром пуганул безбрежный океан телес. Я тем временем поманила пальцем крылья и постаралась, как могла, выпрямить спину. Кости бесшумно подлетели ко мне и закружились рядом, примериваясь и прилаживаясь. Вэл беспардонно таращился на них и на меня, и под этим пристальным взглядом мне было до чрезвычайности неуютно. Впрочем, чтобы помешать чернокнижнику, нужно что-то посерьёзней, чем любопытный, скверно воспитанный мальчишка.

Костяные крылья вплотную приблизились к спине, потёрлись о неё неуверенно, нащупывая точки соприкосновения…

– Смелее! – крикнула я, стягивая на груди рубаху в узел, чтобы ткань плотно облегала лопатки. Крылья, подстёгнутые моим голосом, дёрнулись и крепко прижались нижней частью к спине. Я пошевелила плечами, помогая им устроиться половчее, и зашептала заклинание.

На позвоночник будто ковш кипятка плеснули – вязкая обжигающая боль потекла вниз, к пояснице, и я охнула, невольно прикусывая нижнюю губу. Ничего-ничего, надо потерпеть. Придётся на своих запасах силы вывозить – паладины, разумеется, отобрали у меня все ножи, так что даже кровью своей я сейчас себе не помогу.

Жар быстро сменился холодом. От лопаток побежали колкие ледяные мурашки, запрыгали к рукам и плечам, скатились до рёбер. Свернулись в морозный ком в грудине, поворочались немного, обжигая льдом и стужей, и разом скакнули вверх – по шее, к головному мозгу. Остро укололи в основание черепа, поднялись ещё, закопошились в голове. Я рванулась к крыльям и телом, и разумом, и они, наконец, встали на своё место: прямо через рубаху дотянулись до лопаток, и кожа послушно собралась вокруг них, формируя некое подобие суставных сумок и принимая в себя края чужих костей. Дыхание перехватило, резко налилась тяжестью грудь – там сплетались, нарастали, набухали мощью дополнительные мышцы, за счёт которых крылья поднимут меня вверх. Готовясь, я не забывала жадно заглатывать воздух, стремясь как можно лучше насытить кровь кислородом, – мой опыт полётов был весьма скуден, однако я отлично помнила, что человеческое тело для них совершенно не приспособлено, а значит, наверняка будет испытывать трудности с некоторыми своими функциями. Магия магией, конечно, однако физиологию они никогда полностью заменить не сможет.