Текст книги "Привет из прошлого"

– Батюшки… – глухо пробормотал Вэл, глядя, как я потягиваюсь и хлопаю новыми частями тела. Жаль, конечно, что на них нет перьев – тогда для полёта пришлось бы прикладывать куда как меньше усилий. Но такие крылья намного труднее сделать – пришлось бы продумывать систему креплений перьев к костям, да и хранить их было бы сложно – в погреб не запихнёшь, так запросто не разберёшь на составные части, да ещё только и знай следи, как бы пухоед или клещ какой не побил, как бы гниль да плесень не попортила…

Я, прислушиваясь к себе, осторожно повела сначала одним крылом, потом другим, и невольно скривилась. Больно, неприятно, непривычно… Ничего. Это ненадолго.

Глубокий вдох. Пробный взмах. Новые мышцы и подобия суставов слушаются пока ещё не очень хорошо. Не страшно. Мне не в столицу лететь.

Грудь и плечи ноют, спина буквально визжит от боли – моё и без того не самое здоровое тело не слишком любит модификации. В висках шумит кровь, перед глазами слегка подрагивает мутная дымка, язык и слизистая рта мгновенно высыхают, зато глаза, наоборот, набухают слезами и начинают подёргиваться. Мощное, ой мощное заклинание.

Сдюжить бы без крови да без посоха…

Вэл на секунду оторвал взгляд от необъятной туши, стремящейся добраться до наставника Арвина, перевёл глаза на чернокнижницу и замер. Женщина, только что уверенно стоящая на ногах и взмахами связанных рук направляющая в атаку армию гребней, упала на колени. Кровь разом отхлынула от щёк, и лицо её, и без того не слишком румяное, стало откровенно отдавать зеленью. Тоненькие пальцы-веточки переплелись между собой под немыслимыми углами и стиснулись так, что под кожей проступили явственные очертания сосудов и суставов.

А из спины женщины теперь вырастали… Кости. Жуткие, белые. Таких крыльев не бывает ни у одного живого существа – слишком большими они были даже для крупной хищной птицы, слишком странным и в то же время удивительно гармоничным казалось их строение. Кости, составляющие непонятную конструкцию, перетянуты были между собой каким-то кожаными ремнями, обрывками иссушенной плоти и жил и проворачивались в этих путах с едва слышным, но пробирающим до дрожи скрипом. Там, где жуткие крылья соединялись с лопатками Дженлейн, постоянно проскакивали едва видимые глазу зеленовато-синие искорки – видимо, та самая магия, что заменила собою мышцы и сухожилия, встроилась в нервную систему женщины, обтянула чуть заметным мерцающим каркасом костяное сооружение на её спине.

Дженлейн как-то совсем не по-человечески повела головой влево-вправо, резко выдохнула и шевельнула крыльями. Сначала неуверенно и робко, потом всё сильнее, взбивая пыль и поднимая ветер. Да что ж она творит, окаянная? Где это вообще видано?!

Вэл до последнего не верил, что у неё получится. Поэтому, несмотря на то, что глядел во все глаза, сам момент, когда ноги чернокнижницы оторвались от земли, он пропустил. Сначала взмахи крыльев сидящей женщины из бестолковых и дёргающихся стали равномерными, синхронными и чётко выверенными, потом она с явным трудом выровняла дыхание, а потом мерзкая чернокнижья магия медленно и плавно подняла её тело в воздух.

Выглядело это непередаваемо жутко. Растрёпанные волосы кулём свалились вперёд и даже, кажется (но это же невозможно, это ведь только лишь кажется, правда?), стали короче на треть. Спина, и без того не самая ровная, окончательно выгнулась горбом, к высшей точке которого крепились крылья. Ноги и руки бестолково висели, голова, словно влекомая вниз своей тяжестью, опустилась и безжизненно моталась туда-сюда, подбородок уткнулся в грудь, и лишь алые капли, падающие в пыль из прокушенной губы чернокнижницы, давали понять, что под страшными крыльями болтается не марионетка-переросток, а живой человек. То ли Дженлейн была не в состоянии управлять и костяным заклинанием, и своим телом одновременно, то ли на неё так действовала магия, но она обвисла под крыльями, как тряпочная кукла, и не подавала признаков жизни.

– Она… Она улетает! Наставник! – во весь голос закричал ученик паладина, понимая, что ещё чуть-чуть – и пойманная с таким трудом чернокнижница уйдёт по воздуху.

Наставник Арвин обернулся и спал с лица.

– Держи, дурак! Держи!

Ни на мгновение не задумавшись, Вэл отбросил свой меч и щит и прыгнул. Метил ухватить женщину за талию. Промахнулся. Удалось поймать только ноги.

Под двойной нагрузкой крылья сначала резко нырнули вниз (Вэл согнул колени, но всё равно пребольно ударился ступнями оземь), потом, выправившись, с новой силой забили в воздухе и опять повлекли свою хозяйку в небеса. На сей раз уже с довеском.

Тут-то чернокнижница и ожила.

Парень, получив коленом в подбородок, почувствовал, как из глаз брызнули искры вперемешку со слезами. Свою добычу он, правда, не бросил, лишь сильнее сжал руки, стараясь прекратить брыкания обозлённой женщины. И тут же огрёб по затылку.

– Наставник!.. – беспомощно крикнул Вэл, морщась от боли. Дженлейн извивалась, как червяк, насаженный на крючок рыболова, дёргалась, шипела и яростно колотила его по голове и плечам связанными руками. Столь активно сопротивление не шло на пользу полёту – взмахи крыльев стали резкими, рваными и неравномерными, в результате чего повисшую под заклинанием парочку швыряло из стороны в сторону, как опавший лист во время урагана. Похоже, лишь воля Прекраснейшей не позволила людям, болтающимся под жуткими костяными крыльями, вписаться в забор, который они так стремились преодолеть.

– Иду! – отозвался паладин. Уж ему-то хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию и сделать правильные выводы. Мужчина небрежно отшвырнул в сторону свой молот, попутно распыляя его на ослепительные искры, и прыгнул. Нет, не к чернокнижнице и ученику – он всё равно бы уже не достал и прекрасно понимал это, – а на забор.

– Луноликая, помоги мне!

И богиня снизошла. Руки и ноги паладина окутал молочно-белый свет; кладка, старательно выглаженная до едва ли не зеркального состояния, внезапно стала податливой и мягкой – в неё было очень удобно вцепляться пальцами и засаживать носки сапог.

Арвин, как гигантский четырёхлапый паук, легко и быстро взобрался до середины забора. И прыгнул к ученику и чернокнижнице уже с этой высоты. Если бы не помощь Прекраснейшей, свалился бы бесславно в пыль. Но божественная благодать и покровительство не покинули верного слугу Луноликой. Тот же белый свет подхватил уже прошедшего высшую точку прыжка и сорвавшегося в падение паладина и бережно, как материнские руки, поднёс его к Вэлу и Дженлейн.

– А! Ещё один… на мою голову… – с лютой злобой и ненавистью прохрипела женщина. Лицо её выцвело до слепящей белизны, на которой кровь из прокушенной губы казалась неумело нанесённой ярко-красной помадой, глаза запали и подёрнулись алой вуалью лопнувших сосудов, кожа туго обтянула череп, обрисовывая заострившиеся скулы и хрящи носа, и было непонятно, как в этом иссушенном магией теле остаются силы на такие бурные эмоции.

– Скорее на плечи, – ехидно хохотнул наставник Арвин, цепляясь частично за своего ученика, частично за чернокнижницу. Будь у него такая возможность – именно на плечи он бы и сел, или навалился на спину – это было бы намного удобнее. Но к спине женщины крепились крылья, и трогать их без лишней на то необходимости паладин не рискнул – именно они, хлопая и загребая воздух, сейчас довольно-таки уверенно тащили всю троицу в небеса, и уж лучше не мешать заклинанию делать свою работу. Всё же магия – штука тонкая, малейший просчёт или незапланированное движение – и неосторожный костей не соберёт.

Вэл, по-прежнему страстно сжимавший в объятиях ноги Дженлейн, кое-как вывернул голову и глянул на оставшуюся внизу матриарха. Увиденное ему совсем не понравилось.

– Наставник… – беспомощно позвал парень. Будущий паладин каждой клеточкой своего тела ощущал враждебную чернокнижью магию, исходящую и от матриарха, и от Дженлейн, мучился от неё, как от физической боли, и, очутившись в непосредственной близи от костяного заклинания, даже дышал тяжело, через раз.

– Чего тебе? – с явным трудом пропыхтел Арвин. Держаться ему было нелегко, что, разумеется, не добавляло мужчине ни благодушия, ни радости. Что касается Дженлейн, то она и вовсе уже обвисла трупом и прекратила все свои трепыхания – видимо, на попытки избавиться от повисшего на ней Вэла чернокнижница бросила последние силы и теперь уже не могла предпринять вообще ничего.

– Там эта…

«Эта», поняв, что возмутители спокойствия убегают (вернее, улетают), разродилась каким-то слабеньким заклинанием, отдалённо напоминавший тот рой мух, с которого началось знакомство бравых паладинов и Дженлейн. Впрочем, мушки матриарха явно каши мало ели: они весьма резво взвились в воздух только для того, чтобы мелким чёрным градом осыпаться наземь в непосредственной близи от своей создательницы.

– Плюнь на неё, – устало предложил мужчина, прекрасно понимающий, что болтающемуся меж небом и землёй опытному паладину и его старательному ученику такая неумеха-чернокнижница – не угроза.

Вэл привычно послушался своего наставника и плюнул.

Не попал, разумеется.

Туша не устрашилась. Что, впрочем, совершенно не удивительно.

Арвин пробормотал что-то, весьма напоминающее «дурак», однако тему развивать не стал. В тот момент его волновали не умственные способности ученичка, а состояние Дженлейн, на которой, как ни крути, повисли двое мужчин.

Вэлу тоже стало ясно, что посадку придётся совершать на забор. Иначе есть весьма неиллюзорная возможность рухнуть всей компанией с немалой высоты – женщина была уже белее снега и висела под своими крыльями безжизненной куклой. Рот её приоткрылся, из уголка правого глаза медленно вытекала кровавая слезинка, дыхание почти не чувствовалось. Веки не опускались, зрачки со страшной неподвижностью уставились в одну точку чуть повыше плеча Вэла. Заклинание, чувствуя, что создательница его впала в беспамятство, вело себя совсем уж своевольно: крылья загребали воздух неравномерно и бессистемно, сильно забирая вправо, вибрировали, потрескивали в сочленениях и мотали висящих под ними людей туда-сюда с тем же рвением, с каким деревенская баба вытрясает за порогом пыльный половичок.

– Спрыгнешь, когда над забором пролетать будем. Он широкий, поместишься, – сквозь зубы выдохнул наставник – его силы, и душевные, и физические, тоже уже были на исходе. – Я постараюсь её не упустить. Если что – лови…

– Нееееет… – простонал Вэл, которому верх забора был виден куда как лучше. Возводившие сиё сооружение зодчие при строительстве, как видно, грезили о неприступных замках и эпических осадах крепостных стен: в раствор, скрепляющий камни, были вбиты вперемежку остро отточенные деревянные колья и металлические шипы длиной с палец. Спрыгивать на всё это богатство парень не имел абсолютно никакого желания.

Но мерзкое заклинание чернокнижницы выбрало именно этот момент для того, чтобы выдохнуться окончательно. Мелкие искорки, опутывающие крылья мерцающей сетью, разом погасли. Кости, в ту же секунду потерявшие всю свою жутковатую грацию, бессильно обвисли в путах, и чернокнижница начала заваливаться вниз. А с ней, разумеется, полетели к земле и мужчины.

– Я… Я держусь… – Вэл, мгновенно сообразивший, чем может окончиться такое падение, разжал руки и изо всех сил дёрнулся в сторону забора. Риск пропороть ладонь о штыри или бесславно рухнуть наземь был велик, но Луноликая смилостивилась над будущим паладином – парень ухитрился зацепиться за самый верх забора и повис на нём, беспомощно загребая ногами. Потом кое-как упёрся ступнями в каменную кладку и, более-менее утвердившись таким образом, посмотрел вниз.

Паладин и чернокнижница падали красиво. Наставник, прижимая к себе женщину локтями, ещё пытался что-то сделать – его ладони оплёл дрожащий серебристый свет, – но не сильно преуспел, Дженлейн же, потерявшая сознание, уже никак не сопротивлялась. Со стороны они гляделись парой влюблённых, бросившихся с отвесной скалы в объятиях друг друга навстречу смерти.

Оная, впрочем, не торопилась – по счастливой случайности незадачливые летуны свалились не на утоптанную до твёрдости камня землю у ворот, а на подступающие к забору грядки, прямо в густую картофельную ботву и хорошенечко взрыхлённую почву, что позволило им сохранить все кости в целости и на положенных природой местах.

– Вэл! – прохрипел паладин, с трудом выползая из-под Дженлейн (она рухнула на него сверху) и тупо крутя головой в разные стороны. Убиться он, конечно, не убился, но был здорово оглушён падением и близким присутствием магии чернокнижников.

– Я тут, – с достоинством сообщил парень, не торопясь разжимать руки.

– Что ты там делаешь? – абсолютно нелогично возмутился наставник. Он пытался поднять женщину, но, не слишком твёрдо стоя на ногах, не особенно в этом деле преуспевал, и потому искал, на кого бы излить своё негодование. – Слазь немедленно и помоги мне!

Вэл привычно подчинился. Спуститься до самой земли у него не получилось – уже на первой пяди парень сорвался и с придушенным вскриком рухнул всё в ту же многострадальную картошку.

– Ну… – Арвин явно хотел обозвать как-то своего ученика, но потом решил не тратить сил и коротко велел: – Найди лошадей!

Вэл, весь в зелени и раздавленных полосатых жуках, послушно рванулся за транспортом. По счастью, у кобыл хватило ума не разбредаться: они дожидались именно там, где легкомысленные хозяева их оставили, и развлекали себя планомерным уничтожением всего, растущего на огороде. Поймать их не составило труда, и парень со всех ног ринулся обратно к наставнику – за воротами постепенно нарастал и концентрировался неприятный гул, и выяснять, что именно затеяли лесные обитатели под предводительством жуткой матриарх, не хотелось совершенно.

Нет, знакомство с паладинами определённо не идёт на пользу моему здоровью и самочувствию!

Я пришла в себя в седле. Оно слегка покачивалось – лошадь брела медленным, монотонным шагом. Кое-как разлепив веки (в глаза будто песка от души сыпанули), я осмотрелась и невольно поморщилась – увы, приключение в лесном селении оказалось не дурным сном, а произошло на самом деле. На это явно указывала и нестерпимо болевшая спина, и саднящая грудь, и нывшие плечи. М-да, не повезло мне быть похищенной такими неординарными личностями, определённо не повезло…

В голову (тоже, кстати, болевшую) начали закрадываться крамольные мысли: уж не лучше ли было бы свести мне знакомство с обычными паладинами, которые без размышлений и сомнения отправили бы меня на костёр? Хоть и помучили бы, да недолго. А то тут конца-краю моим страданиям да дурацким ситуациям не видать.

– Живая? – хмуро поинтересовался Арвин. К его вчерашним побитостям на фасаде добавились новые, одежда тоже здорово пострадала. В мрачном, ободранном мужчине, ведущем за повод мою лошадь, не узнать было того щеголеватого похитителя чернокнижниц и женских сердец, какой предстал передо мной накануне.

Я попыталась ответить, но не смогла – из горла вырвался только слабый сип. Очень похожие звуки издают умертвия, не желающие спокойно лежать в своих могилках и выбирающиеся из них на поиски приключений.

Да уж, похоже, недёшево мне крылья обошлись.

– Чего?

Я повторила всё тот же жутковатый свист и для наглядности помахала руками (всё ещё связанными, кстати). Вернее, попыталась помахать. Тело слушалось плохо, и с лошади я ещё не свалилась только благодаря какому-то светло-оранжевому, пахнущему паладинской магией кокону, который поддерживал меня в вертикальном положении.

– Что за чернокнижницы пошли… Хилые, дохлые… Вэл, у тебя осталась вода?

Ага, значит, и Вэл цел и невредим. Не могу сказать, что эта новость меня сильно обрадовала, особенно в свете того, что за стену жуткого поселения наглый мальчишка выбрался на моём горбу. Пресветлый его наставник, кстати, тоже.

Лошадей остановили, меня с почётом сняли с седла и устроили в каких-то кустах. Пейзаж вокруг не сильно изменился – мы всё так же шагом продирались по древнему лесу, разве что памятного забора в пределах видимости не наблюдалось. И хвала за это Луноликой.

Попив воды, я наконец-то смогла прокашляться и сглотнуть терпкий ком, намертво ставший поперёк горла.

– Живая? – озабоченно переспросил Арвин. Я неопределённо передёрнула плечами. Сказать по правде, ощущала я себя в тот момент какой угодно, только не живой. Слишком уж много сил взяло заклинание. Ещё удивительно, что я так долго смогла его удержать под контролем без посоха да свежей крови. Впрочем, судя по синякам да ссадинам, обильно украшавшим моих компаньонов, посадка у нас получилась не совсем мягкая. А я её и вовсе не помнила.

– Что это там было такое, а? – Видимо, это вопрос давно не давал паладину покоя. Кажется, он уже воочию представлял себе армию гигантских баб, всей массой наваливающихся на столичные крепостные стены, и пытался придумать, чем от такой орды обороняться.

Я поморщилась. Рассуждать о неразумной сестре по ремеслу не хотелось.

– Ты не кривляйся. Ты объясни по-человечески, – не отставал Арвин.

– Ритуал умножения плоти несложен и доступен самым слабым чернокнижникам, – мрачно отозвалась я. – Ничего там трудного нет совсем – нужно только вырезать из свежего трупа мышцы и кожу и пришить к себе. Есть одно простенькое заклинание специально для этого ритуала – оно и обезболивает, и помогает прижиться новой плоти, и сводит на нет опасность заражения или отторжения. Ну и желательно, конечно, хоть как-то соблюдать анатомические особенности – на грудь приживлять куски с груди, например, а не с рук-ног. Ещё одно заклинание скрывает результаты телесной модификации от взглядов окружающих, а высвобождаются они одним лишь усилием воли. Только вот меру, конечно, надо знать, а не то получится… вон то, что мы видели.

– Я читал что-то об этом… Но давно.

– Неудивительно. Этот ритуал редко используется. Он прост, но и не слишком эффективен, поэтому берутся за него обычно совсем уж слабые чернокнижники.

– А зачем?

Я посмотрела на бледного мальчишку и вздохнула. Похоже, обед, съеденный им пару часов назад, после моего рассказа активно просится наружу (и как только Вэла в паладины взяли, с такими-то нервами?). Мне же встречаться с ним не хотелось совершенно, поэтому пояснение я постаралась дать как можно более мягкое и невинное:

– Это защита, Вэл. Чужая плоть, даже приживлённая, нечувствительна к боли. Её повреждение или уничтожение никак не сказывается на боевых качествах чернокнижника. Ну, всё равно что разрезать на человеке свитер, не повредив при этом кожу, – ему не будет больно, он не истечёт кровью, не ослабеет и будет двигаться так же легко, как и раньше… Ты сам видел – Арвин жёг ту жуткую бабу атакующими заклинаниями, а она ползала, не останавливаясь и даже не замедляясь.

– Но она так ревела… По-моему, ей всё-таки было больно, – мгновение подумав, хмуро подметил паладин. Надо же, а я-то и не заметила, как та чернокнижница безумная голосила, ага!

– Дилетант… Слабенькая эта матриарх совсем, у неё ж даже посоха при себе не было. И неумная. Поди, напутала что-то. Может, заклинание как следует вычитать не смогла, может, подействовало оно не так, – отмахнулась я. – Наставника, наверное, рядом не было толкового, чтобы объяснил, что к чему. Отсутствие хорошего наставника – главная проблема всех чернокнижников. Да и не только их. – Я красноречиво упёрлась взглядом в Вэла. Но мои похитители предпочли этого не заметить начали шумно готовиться к продолжению пути.

– Крылья вы, конечно, не сподобились подобрать? – безо всякой надежды поинтересовалась я. Но спросить было надо – уж очень жаль такой ценной и сложной в изготовлении вещи. Авось да сохранили её паладины.

Ага, сохранили. Аж десять раз.

– Пф, вот ещё – дрянь эту трогать, – высокомерно скривился воин света. – Там, в логовище той мерзкой бабы, ей самое место.

– Да уж конечно, – не сдержав разочарования, прошипела я. Как выбираться с помощью «этой дряни» – так они первые, чуть друг друга не спихнули вниз, пока на мои плечи лезли. А как прихватить спасший их предмет с собой – так это сразу фу-фу-фу! Обидно до слёз: столько сил и времени на крылья потратила, а полетала только два раза (и то если считать неловкую тренировку)! Той толстухе от них никакого проку – у неё даже пробудить эту сложную конструкцию ума не хватит!

Арвин моё возмущение величественно проигнорировал и с видом умудрённого жизнью наставника обернулся к своему ученичку:

– Вот видишь, не зря мы в Отдалённые провинции приехали, – торжествующе сообщил он, подбирая поводья. – Тут чернокнижницы прямо кишмя кишат, только руки пошире расставляй да успевай хватать!

Вэл закивал так экспрессивно, что я испугалась, что у него отвалится голова, и пристроился в арьергард.

На большак мы вышли (вернее, почти что выползли) к вечеру следующего дня – грязные, злющие, уставшие как собаки, искусанные комарьём и слепнями, с мхом, паутиной и сухими ветками в волосах. Арвин рвал и метал и клятвенно обещал не сворачивать больше с тракта ни при каких условиях. Вэл виновато жмурился и сулил больше никогда не вносить конструктивных предложений и изменений в наш маршрут. Я лишь лениво улыбалась.

Мне в тот момент хотелось просто поспать в кровати.

К большому городу Вестену, столице и культурному центру провинции Осхор, наша разношерстная троица прибыла через месяц. Он был очень нелёгок, этот месяц, один из самых трудных в моей жизни.

Я задыхалась. В присутствии пресветлого паладина лёгкие отказывались работать правильно, иногда я ловила себя на том, что вынуждена прикладывать усилия для очередного вдоха или выдоха.

Ходить было неудобно. Арвин предпочитал нигде особенно не задерживаться, поэтому просто зайти в обувную лавку и заказать пошив новых сапог я не могла. Пришлось донашивать вэловы, а они плохо мне подходили – я слишком привыкла к каблукам разной высоты. В результате хромота моя, и без того заметная, теперь бросалась в глаза так, что я удивлялась – и как меня до сих пор за попрошайку убогую не принимают и милостыньку не подают? Образу нищенки очень соответствовала и моя причёска – без регулярного мытья в травяных отварах и должного ухода, который весьма трудно обеспечить в походных условиях, волосы свалялись, перепутались и напоминали теперь потемневшую прелую солому. С огромным трудом продирая гребень через всю эту копну, я с ужасом думала, скольких трудов мне будет стоить приведение её в божеский вид. Проще, конечно, не выхаживать, а обрезать будет, вот только чернокнижники волос никогда не стригут.

Болели ноги и то место, что расположено чуть повыше. Как ни крути, я была непривычна к долгим конным путешествиям и теперь расплачивалась за поездку стёртыми об седло внутренними сторонами бёдер и отбитой попой. Болела голова – я долгое время жила в одиночестве, и теперь дружная компания мужчины и подростка, освобождавшая меня от своего общества на жалкие мгновения, регулярно доводила до мигреней. Болела спина. Болела сильно и постоянно. Ночёвки на земле, на тонком, не предназначенном для путешествий одеяле явно не шли ей на пользу. Я то и дело выпрямлялась, поводила плечами, пыталась вдохнуть полной грудью, но вязкая, тягучая боль, угнездившаяся в позвоночнике, никак не хотела сдавать позиции и отвечала сериями прострелов и периодическим нудным нытьём. «Не в том мы возрасте, хозяйка, чтоб по дорогам безо всяких удобств шататься», – без слов не то что намекала, а говорила уже прямым текстом моя многострадальная спина.

Желудок явно был с ней солидарен. Когда я увидела, чем питается паладин и чем он кормит своего ученичка, я сначала даже глазам своим не поверила. Это же ужас какой-то! В дороге они безостановочно грызли чёрные сухари с чесноком (и откуда только их брали?!), запивая слабеньким светлым пивом или элем. Ну или просто луком да чесноком хрустели, безо всякого хлеба. Оно, конечно, зело пользительно, я понимаю, но запах… Изловив дичь, – утку или неудачника-зайца, не сумевшего вовремя спрятаться от новоявленных охотников, – паладины жарили свою добычу над огнём до углей, щедро посыпая со всех сторон солью, натирая всё тем же чесноком и смазывая маслом. Ели руками. Как-то раз я отняла жизнь у излишне храброй лесной курочки, подошедшей слишком близко к нашему лагерю, но и эту тушку мужчины у меня отобрали, с победным улюлюканьем отволокли на костёр и пожарили в своей манере, при этом Арвин снисходительно назвал меня добытчицей. Учитывая его тон, скорее обозвал.

Мне волей-неволей приходилось поддерживать гастрономические варварства моих похитителей – ни круп, ни даже котелка для варки супов или каш пустившиеся в долгий путь мужчины не прихватили не то от бестолковости, не то по недомыслию. А может, не забивали они свои премудрые паладинские головы такими бытовыми мелочами. Не было у них с собой ни вяленого мяса, ни сушёных овощей и фруктов, ни какой ещё дорожной, а главное – хоть сколько-нибудь удобоваримой еды. Просто не брать в рот результат не слишком старательной мужской готовки я не могла – желудок, привычный к внимательному отношению и регулярному питанию хорошей пищей, начинал жестоко мстить мне за любую попытку голодовки. Впрочем, точно так же буянил он и после оригинальных блюд, которыми щедро потчевали меня пресветлые паладины. Будучи человеком не слишком здоровым и молодым, я не могла не прислушиваться к протестующим воплям своего организма, но изменить что-то была не в силах – я не умела ни на дичь охотиться, ни собирать ягоды и грибы в количестве, достаточном для собственного пропитания. Да и не останавливались мы в лесах так подолгу, чтобы набрать ягод и наесться ими досыта. А готовить по-своему Арвин мне не позволял – не то чтобы он думал, что я попытаюсь всех отравить, просто паладин находил что-то неправильное в самом факте активной возни у костра свежепойманной чернокнижницы. Ну и не доверял он мне по-прежнему, это да.

Я ему, впрочем, тоже.

Облегчение наступало, если мы останавливались на ночлег в какой-нибудь деревушке. Зачастую в них не то что постоялого двора – даже трактира не было, и крестьяне по очереди пускали путников на отдых и постой. Конечно, пуховых перин и кроватей с балдахинами они не предоставляла, но я хотя бы получала возможность поспать под крышей, на войлочных подстилках, соломе, а то даже и на печи – невиданная роскошь в моём нынешнем положении! Тогда же можно было и съесть хоть что-то приличное. Видя мой жадный интерес к молочным продуктам, селяне беззастенчиво ломили несусветную цену за творог и сметану, но я с радостью расплачивалась и наконец-то ела что-то нормальную еду, а не осточертевшую дичину с угольями, и даже прикупала с собой твёрдые груши, огурцы и прочие овощи-фрукты, способные выдержать дорогу. Паладины же продолжали упорствовать в своём неумном желании загубить желудки и активно наворачивали жирное мясо с острыми приправами, сало и прочую малополезную еду.

«Ничего. Доживут до моих лет – поймут. Вернее, с таким-то рационом точно не доживут. Ну и Всесущая с ними», – мысленно утешала себя я, злобствуя от беспомощности. Уж кому-кому, а самой себе врать удавалось из рук вон плохо: мне тоже ужасно хотелось копчёной колбасы, отбивных с острым перцем, жирной густой сметаны или жаренных на масле пирожков. Живя одна, я с лёгкостью усмиряла свои нездоровые желания, теперь же, видя все эти вкусные продукты и их аппетитное уничтожение воочию, сдерживалась с большим трудом. Ведь… желудок. Ведь… неполезно. Вернее, вредно. Даже очень. Поэтому нельзя. Поэтому – творог, и овощные бульоны, и отварная курица, и молочные каши. Впрочем, по сравнению с блюдами от отвратительно готовящего Арвина, всё это – настоящие лакомства. Ничего. Я прожила уже немало. И, назло всем паладинам мира, проживу ещё дольше. А для этого надо правильно питаться.

Кроме того, продолжал волновать вопрос, столь озадачивший меня в первый день встречи с наставником и его ученичком. Забери меня Всесущая, я так и не смогла сообразить, чьими же глазами смотрит на этот мир Вэл. Но что они – буквально копии глаз какого-то дорогого мне человека, я не сомневалась. Только вот какого?

Не так-то много дорогих людей было в моей жизни, по правде сказать.

Вот так, впроголодь, задыхаясь, мучаясь от загадки, которую подкинул мне мальчишка, и почти не отдыхая по-человечески, я в сомнительной компании пресветлых паладинов добралась до Вестена, одного из самых больших городов Отдалённых провинций. Он по праву издревле считался настоящей столицей ткацких промыслов. Народу в Осхоре живёт сравнительно немного, так что места для выращивания хлопка, льна и шелковичных червей здесь самые подходящие – бескрайние поля порой уходят за горизонт, сколько хватает глаз. Даже шерсть горных коз, так и не сумевших прижиться в предместьях Вестена из-за слишком тёплого климата, везут для прядения и вязания именно сюда, в руки местных мастериц. Они ухитряются изготавливать лёгкие, но необыкновенно тёплые шали, которые вполне могут уместиться в сложенном виде в крохотную детскую чашечку.

Надо ли говорить, что на каждой улице Вестена расположено сразу несколько магазинчиков готового платья и тканей? Вышивальщицы, портнихи и кружевницы со всего королевства мечтают попасть в этот город – повысить своё мастерство, других посмотреть и себя показать. Здешний мэр весьма разумно облагает ткачество, вязание и прочее рукоделие совсем крохотным налогом, привлекая в город мастеров с золотыми руками. А те, в свою очередь, – настоящий магнит для купцов, перекупов и прочего торгового люда, а также придирчивых богатых дам и их разношерстных сопровождающих.

Ни к кому из вышеперечисленного мы с паладинами не относились. Поэтому и встретил город нас весьма неласково.

Я уж, было, размечталась об отдыхе на хорошем постоялом дворе и обязательном визите к сапожнику. Пусть хотя бы готовую какую обувку по ноге попробует подогнать, раз шить некогда. А вэловы сапоги давным-давно пора вернуть их законному хозяину.

Ага, какое там! Уж лучше б я парочку прокажённых себе в спутники взяла! И то шуму да проблем меньше бы было!

Весь этот месяц Вэл был напряжён и встревожен как никогда. Можно даже смело сказать, что это были худшие дни в его жизни.

Пленная чернокнижница смущала до невероятности. Нет, вела она себя на редкость спокойно и мирно – не пыталась применять свою богомерзкую магию, беспрекословно выполняла все указания, не бросалась с распростёртыми объятиями к каждому встреченному по дороге кладбищу и вообще была сама покладистость. Даже спорила, язвила и пререкалась она с какой-то ленцой, словно бы безо всякого желания, лишь из чувства долга. За словом в карман женщина не лезла, но и конфликт старалась не раздувать, прекрасно понимая, что если дело дойдёт до открытого столкновения, то плохо будет всем.