Текст книги "Солнце в огне"

«Зачем ты тратиш-ш-шь время на то, в чём не смыслиш-ш-шь?» – взвыл имуги внутри Йонг.

«Я и в звёздах не-Чосона мало смыслю, – отбилась она. – Но нас же это не останавливает».

«Глу-у-упая девчонка».

«Тупой змей».

– Некоторые считают кобуксон мифом, – усмехнулся Тэ Нагиль. – Ну, знаете, такое сооружение, технологически опережающее своё время на несколько столетий… Некоторые говорят, что записи о нём – это выдумка для устрашения японского флота.

– Вы удивитесь, Тэ Нагиль-щи, – скривила губы Йонг, – сколько всего люди готовы списать на выдумку и мифы, лишь бы не чувствовать себя уязвлёнными.

Они прошли вдоль рядов с экспонатами, Йонг заметила на одной из стоек модель корабельной пушки, по форме напоминающей шею и голову дракона. Такая могла бы украшать кобуксон в не-Чосоне. Она могла бы выдыхать огонь из горла настоящего Дракона и пугать японцев до обморока.

«Тебе нужно найти мес-с-сто! – со злостью шипел имуги. – Ищи звёзды, а не корабли!»

Интересно, думала Йонг равнодушно, а Дракон в Нагиле тоже не затыкался?

«Много болтаешь, – отрезала Йонг. – Нет бы подсказал, что нам может понадобиться в не-Чосоне из моего мира».

«Ты, ты можешь понадобитьс-с-ся, девчонка!»

«Ага, и чертежи кобуксона».

«Зачем?»

«Я хочу выиграть войну с Японией».

«Зачем?»

«Ты совсем глупый? Я хочу в безопасной стране жить, рядом с живым человеком, а не наблюдать, как он погибает от рук Тоётоми!»

Она возьмёт с собой чертежи и записи Ли Сунсина – и всё, что может пригодиться Нагилю и его войску.

«Разве ты не вериш-ш-шь Дракону? – съязвил имуги. – Он с-с-сильный, он вс-с-сех победит».

«Он причинил мне много боли, – возразила Йонг, чувствуя, что в груди сжимается уставшее ныть сердце. – И он не такой уж сильный, у него есть… ограничения».

«С-с-смертный капитан, – злорадно усмехнулся имуги. – Человек, подверженный страс-с-стям человечес-с-ским. Если бы он позволил Дракону владеть с-с-собой полнос-с-стью, то не знал бы пощады, не ведал бы ус-с-сталости, владел бы вс-с-семи землями Чос-с-сона».

«Это твои фантазии», – ответила Йонг и разозлилась, потому что имуги был прав. Возможно, будь Нагиль более амбициозен, он бы наплевал на то, сколько разрушений принесёт его тесный союз с Драконом, и позволил тому захватить и тело, и разум. Слился бы с ним, выиграл войну одним взмахом огромного хвоста, а потом остался бы сидеть на руинах своей страны, считая себя её властелином.

«Столько с-с-силы, – стонал имуги. – С-с-столько с-с-силы, которую можно ис-с-спользовать в с-с-своих целях-х-х!»

«Да ты ему завидуешь», – удивилась Йонг.

«Я хочу с-с-стать таким же. И с-с-стану, если ты поможеш-ш-шь».

«О, наконец-то мы говорим правду! Так вот зачем ты хочешь вернуться в не-Чосон – чтобы стать Драконом! Тебе для этого нужно спать на дне Великого моря тысячу лет?»

«Глупая девица, верит с-с-сказкам, да не тем, что с-с-следует».

«Тогда тебе нужна жемчужина? А я смогу как-то от тебя избавиться, если достану жемчужину?»

Имуги шевельнулся в теле Йонг, ощутимо, впервые с того момента, как открыл свою пасть и стал постоянно говорить внутри её.

«Хочеш-ш-шь заключить со мной сделку?»

Нет. Йонг самолично убедилась, что сделки с Великими Зверями не приводили человека ни к чему хорошему. Они дарили надежду, а потом отнимали её, а вместе с ней отнимали часть тебя и делали слабым, безвольным, пустым существом.

– Сон Йонг-щи? – позвал её Тэ Нагиль, и Йонг вздрогнула и обернулась, выныривая из собственных мыслей. – Музей скоро закрывается, нас попросили покинуть зал. Правда, вы не нашли, что хотели…

– Ничего, – кивнула ему Йонг. – Я вернусь сюда позже.

У неё было время, чтобы отыскать нужные карты и вычислить место на небе, под которым откроется последний Глаз Бездны. И у неё был план.

За то время, что ей придётся прожить в невыносимом мучительном ожидании, она соберёт все возможные записи Ли Сунсина и других полководцев времён Имджинской войны своего мира, чтобы принести это в не-Чосон и помочь Нагилю вырвать страну из загребущих лап японского генерала.

Если к тому моменту, когда она вернётся, не-Чосон ещё не погибнет.

Надо было взять с Дракона обещание, что он любым способом сохранит жизнь Нагиля на долгие-долгие годы вперёд, зло думала Йонг, медленно пересекая мемориальный парк вокруг музея Пусана, чтобы прийти к автобусным остановкам. Тогда бы она не просыпалась среди ночи в слезах, потому что ей снова приснилось, как Нагиль умирает. Тогда бы она не сомневалась, что сможет вернуться к нему и найти не погребальный костёр с его телом, исколотым мечами и вилами, а найти его, живого.

«Он жив», – прошипел имуги. Несмотря на то что страдания питали змея, такие мысли его злили не меньше, чем Йонг. Потому что после них у неё опускались руки и делать она ничего не хотела, боясь надуманных картин, которые могла увидеть в не-Чосоне.

«Я не собираюсь сдаваться и всё равно вернусь в не-Чосон», – возразила Йонг, почувствовав, что имуги снова хочет шипеть ей в уши о доверии. Верить змею себе дороже.

«И поможеш-ш-шь с-с-своему капитану, да-а-а. Зря. Больше войн – больше с-с-смертей. Больше с-с-смертей – больше с-с-страданий».

«Не стать тебе Драконом с таким мировоззрением».

«Ты ничего не знаеш-ш-шь о Драконе. Ему больше лет, чем ты можеш-ш-шь с-с-себе представить. Мне больше лет, чем ты можеш-ш-шь вообразить».

«Я знаю тебя всего пару месяцев, и ты уже меня бесишь», – огрызнулась Йонг.

Она остановилась у выхода из парка, чтобы подождать отставшего Тэ Нагиля. Тот нагнал её и, виновато улыбнувшись, предложил поужинать.

– Почему вы со мной возитесь, Тэ Нагиль-щи? – спросила Йонг. Она спрашивала без претензий и надеялась, что вопрос звучит так же, хотя порой Тэ Нагиль говорил ей, что она хочет казаться злее, чем есть на самом деле.

– Простите?

– Я вечно витаю в облаках, работник из меня сейчас так себе… Опыта вы со мной не получаете, веселья не видите, так отчего же?

Он пожал плечами, в глазах отразился искажённый свет фонаря, на мгновение показавшийся Йонг огоньком от костра или факела. Она несколько раз моргнула, чтобы прогнать видение.

– За вами интересно наблюдать, Сон Йонг-щи, – ответил Тэ Нагиль. – Вы витаете в облаках, но мне бы хотелось знать, о чём вы всё время думаете. Потому что тогда вы улыбаетесь.

– Улыбаюсь? – нахмурилась Йонг. Она-то думала, что выглядит несчастнее всех девушек планеты.

– Точно так. Должно быть, вы думаете о хорошем.

Он мог бы ошибаться… Но всё было правдой. С тех пор как Йонг послушала имуги и нащупала себе яркую, точно драконово пламя, цель, ей хотелось только одного: поскорее прийти к ней. Видимо, это дарило ей больше сил, чем она полагала.

– Тэ Нагиль-щи, а вы не знаете, где у нас в городе учат верховой езде? – спросила Йонг, прикусывая нижнюю губу. Тэ Нагиль замялся, ему пришлось моргнуть, чтобы отвлечься от лица Йонг.

– Вы хотите научиться ездить верхом?

– Да, – кивнула она. – И желательно в кратчайшие сроки.

А ещё записаться на курс тайцзи, чтобы в будущем (в прошлом, Сон Йонг, это будет в прошлом!) Дэквану не пришлось тратить на неё силы и объяснять базовые техники дыхания.

Два начала

8

Ульджин, Чосон, середина осени 1592 года, год Водяного Дракона

Если бы Ли Хон знал, что японский плен будет похож на праздное времяпрепровождение рядом с действительно интересными людьми, он бы, может, сдался противнику раньше. Во всяком случае, в Ульджине, куда его доставили в компании небольшого отряда асигару во главе с Рэвоном, он чувствовал себя свободнее, чем в том же дворце Хансона.

– Как ты думаешь, – спросил Ли Хон, когда к нему с очередным визитом наведался злой и уставший Рэвон, – как долго я пробуду здесь гостем?

– Прежде чем вас казнят в назидание всему Чосону, выше высочество? – проворчал тот в ответ. – Не волнуйтесь, пока в планы генерала подобное мероприятие не входит.

– Говоришь, как одна известная нам обоим госпожа из другого мира.

Рэвон поморщился. Сел на циновку, положил рядом с собой меч – японский, изогнутый чуть больше, чем чосонский. У самого Ли Хона отобрали всё оружие и давали в руки разве что миски с рисом. Кормили его лучше, чем обычного пленного, но без разнообразия, и Ли Хону оставалось только наблюдать, как с каждым днём закусок на его столе становится всё меньше. Японское войско испытывало трудности, и неурожай, пришедший со сменой сезонов, сказался на захватчиках тоже.

Как, должно быть, страдали от голода жители его страны…

Его держали в небольшом доме, ранее принадлежавшем советнику Южной Фракции Чхве Сувону. Ему отвели павильон в задней части двора, примыкающий к крохотному саду, за которым долгое время никто не ухаживал. Ли Хону позволялось гулять там по два часа в сутки. Остальную часть дня он проводил в доме и либо спал, либо ел скудные обеды и ужины, либо принимал гостей в лице Рэвона и самураев Тоётоми. Сам генерал командовал флотом, собирающимся у берегов Ульджина, и Ли Хона к себе ни разу не потребовал.

В тот день, когда это случится, нехотя думал Ли Хон, его и убьют. Потому увидеться с генералом он и сам не рвался.

– Какие новости, господин Рэвон? – спросил Ли Хон, кривя губы в горькой усмешке. – Сколько людей успели убить с момента нашего последнего чаепития?

– Прекратите язвить, ваше высочество, – выдохнул Рэвон. – Ваши шутки совсем не к месту.

– Это не шутки. – Усмешка сошла с лица принца и превратилась в гримасу. – Пока я сижу тут, наблюдая, как опадают листья на этой липе, моя страна корчится в агонии из-за ваших с генералом набегов.

– Я не принимаю в них участия.

– Но вы и не останавливаете кровопролития.

Рэвон посмотрел на принца пустым взглядом и ничего не сказал. Им принесли чай – прехорошенькая девушка, одна из немногих молодых служанок среди немногочисленной прислуги, что осталась в доме советника: то ли им не разрешили покинуть город, то ли они не успели сделать этого до прихода японцев и теперь вынуждены были выполнять приказы японских стражников, угрожающих им расправой. Тех было куда больше, и Ли Хон гадал, зачем к нему приставили такое войско, если асигару могли бы с большей охотой участвовать в сражениях за Чосон. Казалось, даже во дворце отца его охраняли меньше, хотя псы Тоётоми редко показывались и вели себя скрытнее того же капитана Има. Ли Хон понимал, с чем это связано: ему не хотели выдавать сведений о количестве японцев в городе и в доме советника Чхве.

– Спасибо, Харин, – улыбнулся Ли Хон служанке. Та кивнула, не поднимая глаз, и ушла, мягко прикрывая за собой бумажную дверь. Пока она уходила, Рэвон разложил между ним и Ли Хоном деревянную доску с игральными фишками для Дракона и Феникса, расставил позиции, на которых они закончили в прошлый раз. Зелёных камешков Ли Хона на доске было меньше, чем красных Рэвона, но и проигрыши теперь радовали наследного принца, поскольку при дворе ему не позволяли даже смотреть в сторону игры бедняков.

– Я так понимаю, – заговорил Ли Хон, дождавшись, когда Рэвон сделает ход, – генерал пока не придумал, что со мной делать.

– На ваше счастье, – ответил Рэвон.

Его красный камень лёг в угол доски: слабая позиция, и Ли Хон мог бы решить, что Рэвон ему поддается, но он успел изучить тактику своего оппонента и знал, что тот был хитёр и верить его слабости не следовало.

– Сейчас гораздо важнее сохранить вам жизнь, а вы нарываетесь на скандал при любом удобном случае. Я и так убрал от вас всю свою стражу, чтобы вы не создавали нам обоим проблем.

– О, так я создаю проблемы? – Ли Хон почесал лоб под повязкой с ёнкихо, знаком дракона, единственной вещью из, казалось бы, прошлой жизни, которую у него не отобрали сразу после пленения, и хмыкнул: – Нам обоим, говоришь? Тебе-то чего переживать за мою жизнь?

Рэвон снова посмотрел на него так, будто Ли Хон говорил о чёрных дырах, стеклянных штуках, через которые можно смотреть на звёзды, о летающих железных кораблях – о том, в чём совсем не разбирался.

– Чосон не может остаться без наследника, ваше высочество, – ответил Рэвон, цедя слова сквозь сжатые зубы. – Почему я должен напоминать вам об этом чрезвычайно важном факте?

– Потому что тебя это мало волнует, но ты прикидываешься, – отбился Ли Хон, махнув рукой в воздухе. Его зелёный камешек присоединился к трём другим в окружении красных соперников.

Было прохладно, сезон Белого Тигра[22]22
  Осень в понятиях Великого Цикла.


[Закрыть] забирал силы у лета, высушивал листья деревьев и траву, переживших летнюю засуху. Ветра задували с севера, несли смерть живому, природа впадала в анабиоз – новое слово, которое Ли Хон подцепил из словаря Сон Йонг и с удовольствием катал на языке, вызывая недоумение у Харин и других слуг, что соглашались его послушать. Случалось это редко: прислуге запретили общаться с наследным принцем, но пока никого за мимолётные разговоры не наказали – по крайней мере, насколько Ли Хон знал.

– Вы ошибаетесь, – возразил Рэвон. – Чосон не выстоит без короля, страну сожгут дотла, и на пепелище невозможно будет построить будущее. Поэтому вы должны думать о том, как сохранить свою жизнь – и свою страну. И поменьше болтать с прислугой.

– Они мне всё равно не отвечают, – обиделся Ли Хон. – И я всё ещё не понимаю, почему тебя это должно волновать. Ты привёл Тоётоми в Чосон. Ты показал ему, куда бить и как бить. А теперь строишь из себя спасителя государства, доверия которого давно лишился.

– Мне не нужно доверие, – зло выплюнул Рэвон. Чашка в его рука качнулась, чай выплеснулся через край и намочил циновку. Рэвон раздражённо поморщился. – Чтобы защищать что-то, необязательно доказывать свою преданность.

– Так ты защищаешь Чосон? О, избавь меня от своей лжи.

Рэвон посмотрел на Ли Хона поверх камешков и поджал губы.

– Я защищаю не Чосон. А то, что Чосон хранит.

Он вдруг вскинул подбородок и высокомерно спросил:

– Вы знаете, откуда взялись Великие Звери, ваше высочество? – Ли Хон осторожно мотнул головой, и тогда Рэвон фыркнул. – Мой младший брат говорил, что вы умны и достаточно сообразительны, чтобы не стать пешкой в руках Совета. Но я вижу, что мозгов у вас меньше, чем у индюка.

– Индюки неглупые птицы, – буркнул Ли Хон. Его камешек зажали красные воины Рэвона, и он поставил рядом с ним камешек с изогнутым иероглифом двойки, Дракона. Рэвону пришлось убрать два своих камня.

– Вы разбрасываетесь своими силами, – заметил Рэвон. – Атари[23]23
  Позиция в игре, при которой три камня соперника закрывают ваш камень, оставляя незакрытым четвёртый пункт, и, чтобы избежать захвата, вы выставляете рядом со своим камнем второй такой же.


[Закрыть] можно было избежать простым камнем.

– У меня своя тактика, – уклончиво заявил Ли Хон.

– Вот эта? Выставить Дракона в середине партии, когда у вас на доске осталось меньше половины камней?

– Дракон – мощная защита для последующих ходов.

Рэвон вздохнул, провёл ладонью по усталому лицу.

– Как же вы уповаете на силу Дракона, – простонал он. – Вы все. Совет, страна, наши мастера, внушившие мне и Нагилю, будто кроме Великих Зверей над Чосоном нет иной мощи. И посмотрите, где мы сейчас.

– Я в плену, – ответил уязвлённый принц. – Ты приставлен ко мне смотрителем, пока твой генерал воюет на чужой территории. Совет предаёт всех, доверять никому нельзя. И только Нагиль следует по тому пути, который он выбрал. И не сдаётся.

Рэвон выставил камень Феникса на своей половине доски, отсекая три камня Ли Хона. Принц снова проигрывал.

– Нагиль умрёт, если будет упорствовать с обещаниями, – сказал Рэвон. – Раздаривает их, словно те ничего не значат, а потом сам же страдает. Не потому ли ему пришлось вернуть Йонг обратно в её родной мир?

– Не потому ли, что ты привёл её к нам? – огрызнулся Ли Хон. – Не забывайся: только обещание Нагиля спасло нашу госпожу от змея. Из-за тебя всё началось.

И когда он говорил «всё», то имел в виду и войну тоже, хотя стоило признать, что такие рассуждения никуда не вели: они были ошибочными, и Ли Хон знал это с тех пор, как первые корабли Тоётоми высадились у Тоннэ. Генерал пришёл бы в Чосон с Рэвоном или без, завоёвывал бы его страну – с помощью предательских планов Рэвона или без них.

– Вы слепы, ваше высочество, – сказал Рэвон, снимая ещё один камень принца с доски. – Совет слеп, и Нагиль, действующий по их указке, тоже слеп.

– Один ты у нас умный!

– Да. – Рэвон поднял голову и посмотрел прямо на принца, так что тот стушевался. – Ваш могущественный Совет боится Дракона, а потому запирает его всеми возможными способами, нанизывает нити на руки моего брата, заставляет играть по своим правилам. Знаете, к чему это привело?

Принц покачал головой. Рэвон осклабился недоброй, раздосадованной усмешкой. Она перекосила его лицо, и Ли Хон углядел в ней – впервые, должно быть, хотя она крылась во взглядах Рэвона всё время, – печаль.

Тот опустил голову обратно к доске, взял отвоёванный зелёный камешек и повертел его между пальцами, наблюдая, как он скачет с костяшки на костяшку.

– Мой брат становится чудовищем, – сказал Рэвон просто. – Нам доносят, что Дракон летает над небом Хансона целыми днями, а к ночи возвращается на север. Наутро всё повторяется. К Хансону нам теперь не подобраться, но меня тревожит не то, что проклятая война затягивается и сил у генерала становится всё меньше, как и терпения. Нагилю нельзя отдавать Дракону столько власти над своим телом.

– Давно тебе об этом известно? – тихо спросил Ли Хон. Об игре он позабыл и теперь тоже вертел в руках красные камешки, будто те могли его успокоить.

Рэвон мотнул головой:

– С конца лета. Не понимаю, какую игру ведёт Совет, но то, что Нагиль теперь ему подчиняется, я знаю наверняка. Не стал бы он отдавать столько сил Дракону, будь свободен принимать решения.

Ли Хон нахмурился, сердитым взглядом обвёл сад за широким окном своей комнаты. Собирался дождь, густые облака сбегали с Единых гор и злились, норовя разразиться ливнем с грозой уже к вечеру.

У Нагиля были развязаны руки, Ли Хон сам вручил ему приказ от своего нового имени и считал, что Совет, пусть и нехотя, будет следовать его указаниям. Генерал Мун Нагиль приравнивался к советникам Фракций и мог от своего имени решать, как действовать и куда направлять войско. Новости Рэвона поселили в сердце Ли Хона сомнения, хотя прежде он и не думал об этом: мог ли Нагиль оставить королевские указы при себе и не донести до Совета волю нового короля Чосона?

Что бы это дало ему?

Чем его прижали, что сейчас он срывал с себя слой за слоем, обнажая Великого Зверя?

Ли Хон подумал, что готов прямо сейчас жениться на дочери советника Лю, если это вытащит его из плена немедленно и даст Нагилю свободу, которую он заслуживает. Как иначе спасти страну? Без Великого Зверя, который подчиняется генералу драконьего войска, а не делает из него свою игрушку, им не выиграть войну.

Рэвон был прав, с неудовольствием заметил Ли Хон, и он, и все люди в Чосоне слишком полагаются на одного Дракона, забывая о собственных возможностях. Говорить о своих выводах вслух он, конечно, не станет.

– Страдания заставляют нас действовать необдуманно, – сказал Рэвон, врываясь в тягучие, точно тёмная вода в Жёлтом море Черепахи, мысли Ли Хона. Он вновь обратил внимание на собеседника.

– Много ты знаешь о страданиях, господин предатель.

– Достаточно, ваше высочество, чтобы понимать, в каком отчаянии находится мой брат.

Он называл так Нагиля с тех пор, как они стали вести регулярные беседы, и Ли Хон не в первый раз отмечал, как преображается лицо Рэвона, когда он говорит о Нагиле. В нём не было злости, не было зависти, которую принц пытался там найти. Рэвон говорил, и разочарование сочилось из каждого его слова, точно мёд из приторных сладостей, которые ему подавали в детстве во дворце матери. Ли Хон никогда не любил те конфеты, от них слипался рот и сводило зубы.

– Я не спрашивал прежде, – заговорил Ли Хон после паузы. Рэвон оторвал руку от лица и посмотрел на принца. – Ты позволил Нагилю забрать его упрямую госпожу. Почему?

Он скривил губы, надменно, лишая себя образа сострадательного старшего брата. Впрочем, при Ли Хоне Нагиль никогда не называл его хёном[24]24
  Обращение младшего брата к старшему по корейскому этикету или младшего коллеги, друга к старшему.


[Закрыть], хотя, должно быть, продолжал так о нём думать. Их связывало слишком многое, и это многое было сильнее очередной войны за власть.

– Ваше высочество, – усмехнулся Рэвон самодовольно, – раньше она была моей госпожой.

Ли Хон прыснул, не поверив его словам, но секундный взгляд, задержавшийся на лице Рэвона, остудил его пыл.

– Врёшь! – воскликнул он. Потом потянулся к Рэвону через доску, сбивая рукавом тонкой чогори расставленные там камешки. – Правда? Великий Лазурный Дракон, а Нагиль знает об этом?

– Зачем мне врать о таком? Вы думаете, у меня были бы шансы привести Йонг в наш мир, если бы она не доверилась мне целиком и полностью?

Последнее хотелось стереть из памяти, как ухмылку с губ Рэвона, чтобы он прекратил позорить Сон Йонг.

– Фу, – выплюнул Ли Хон. – Это тебе надо было становиться имуги, ты заслуживаешь участи сосуда для змея.

– К сожалению или счастью, ни дух мой, ни тело моё не подходят Великому Зверю, – ответил Рэвон серьёзно.

И пусть имуги Великим Зверем никогда не был, и пусть прежде Чосон не знал змея в обличье человека, Ли Хон вдруг понял, что говорят они о другом. Он никогда не спрашивал, почему вместо Рэвона, которого готовили с детства к тому, чтобы быть Хранителем Дракона, им стал Нагиль. Судьба была коварна со всеми, и Ли Хон был тому наглядным подтверждением – он и сам не должен был стать наследным принцем Чосона.

Не должен был стать королём.

– Неловко всё получилось, – договорил Ли Хон вслед за своими мысленными рассуждениями. Рэвон удивлённо вскинул бровь, и принц указал на него и потом на себя. – Ты и я. По сути, мы оба в плену, только я пришёл сюда по своей воле, потому что защищал тех, кто мне дорог, а ты оказался в руках Тоётоми, потому что хотел ту силу, которой тебя лишили.

– Ваше высочество, – устало вздохнул Рэвон, – вы смотрите, но не видите. Прямо как в Драконе и Фениксе – стремитесь к тому, о чём не знаете, теряя опору. Для того чтобы достигнуть цели, нужно уметь оглядываться и следить за теми, кто стоит у вас за спиной.

– За моей спиной Совет, которому нельзя доверять.

– Вот именно. – Рэвон кивнул и стал собирать камешки от игры. Аудиенция окончена, время вышло: теперь он вновь собирался покинуть принца до завтрашнего вечера. – Я оставлю вас на несколько дней, мне нужно встретить важного гостя.

– Кого это? – наудачу спросил Ли Хон.

Рэвон усмехнулся:

– Человека, которому Нагиль с удовольствием бы свернул шею, если бы не упустил из виду. Впрочем, я тоже не питаю к нему никакой любви. Думаю, вы и сами вскоре познакомитесь с ним.

Кто бы это мог быть? Ли Хон проследил за Рэвоном, пока тот убирал игральную доску, и отвлёкся: в комоде лежала карта, которую Ли Хону пришлось отрисовывать по памяти.

– Кто стоит за твоей спиной, Рэвон? – спросил он, когда камешки спрятались в холщовых мешочках, а доска – в ящике, непозволительно близко к карте. Рэвон выпрямился.

– Зло, ваше высочество. И его стрела метит промеж лопаток не мне.

Он ушёл, оставив Ли Хона в раздумьях, но эту загадку принц раскусил быстрее, чем затихли шаги Рэвона.

Стрела метила в Нагиля.

Мишенью всегда был Дракон. И Ли Хон был для него приманкой.

* * *

Начался месяц сосоль[25]25
  Начинается 7–8 декабря по восточному календарю.


[Закрыть], сезон малых снегов. Ли Хон теперь старался проводить в саду больше времени, наблюдая, как медленно и тихо падают с неба первые снежинки. Серые из-за стоящего над Ульджином смога от регулярных залпов из пушек с кораблей Тоётоми. Редкие из-за нагретого взрывами воздуха.

Знал он катастрофически мало, но из подслушанных разговоров асигару понял, что отвоёванные японцами территории медленно освобождались под напором вдвое увеличившегося чосонского войска. Ли Хон делал выводы, которые его обескураживали: похоже, к Чосону присоединилась Империя Мин, но на каких условиях они договорились, если Нагиль передал указ нового короля в руки Совета? Он переживал, хоть и старался не показывать вида, что Совет всё же бросил его и отказался от законного наследника Чосона.

Тогда действия Нагиля обретали смысл: не получив помощи у Совета, он обратился к Дракону и теперь на своих условиях вершил суд. И отдавал Великому Зверю власть большую, чем тот должен был получить над его телом. И не хотел возвращаться в смертный мир, где его вновь предали.

Ли Хон приходил в свои скромные покои, садился перед столом и долго сидел без света, думая, как скоро японский генерал решит выставить его перед войском, чтобы дразнить Дракона и угрожать Нагилю.

Хорошо, думал он, Нагиль не стал дарить ему обещание о спасении. Ли Хон не вынес бы снова наблюдать зрелище того, как Дракон пожирает изнутри человека всего лишь за попытку того сохранить честь.

– Вы опять ничего не съели, – посетовала пришедшая к нему Харин. Она собрала полупустые миски с рисом и смоченными в рассоле листьями капусты и поставила перед замершим принцем досочку с жареной рыбой.

Ли Хон удивлённо охнул.

– Поймали сегодня в озере, – объяснила служанка. – Три больших рыбины, японцы съели почти всё, но я спрятала для вас хвостик. Поешьте, ваше высочество, вы исхудали.

Ли Хон улыбнулся. От редкой заботы даже исподтишка он начинал думать, что не всё для него потеряно.

Плохие мысли, скверные мысли. Он зажмурился, представляя, какими словами обругал бы его Нагиль за потерю надежды, и кивнул Харин, чтобы отвлечься.

– Присядь-ка. Давай вместе съедим, тут хватит обоим.

Харин покосилась на закрытые двери, за которыми ближе к ночи начинали ходить асигару, и сердито поджала губы.

– Ваше высочество, мне же нельзя…

– Скажем, что ты прибиралась в комнате, потому что его нахальное высочество разбросал все вещи, как капризный ребёнок, – быстро ответил Ли Хон и потянул упирающуюся служанку на пол.

Дом согревался, как и прочие, углями, которые засыпали в котлы прямо под полы комнат, но с приходом первых заморозков холода становились всё ощутимее, поэтому Ли Хон старался как можно реже сидеть, а на ночь даже не раздевался. Мылся он тоже редко: купальни наполняли водой и топили крайне неохотно, и ему оставалось только виновато смотреть на заляпанную одежду Харин и спутанные от пыли и пота волосы.

Она села, не поднимая взгляда от стиснутых на коленях рук. Ли Хон придвинул к ней доску с рыбой, положил рядом палочки.

– Ешь. Держу пари, ты тоже сегодня голодала.

Харин промямлила слова благодарности и потянулась к рыбе. Ли Хон наблюдал за тем, как медленно и нерешительно она кладёт каждый кусок в рот, как дрожат от голода её бледные губы.

Как-то, когда Сон Йонг проводила вечера в его домике в деревне призраков и рассказывала небылицы из Священного Города, она поведала, что сюжетов о том, как принцы влюбляются в служанок, в её мире полным-полно. Ли Хон никогда не поверил бы в эту дикость, если бы не понимал, насколько далёкими от реальности Чосона были её сказки. Сон Йонг звала его страну не-Чосоном и утверждала, что всё здесь течёт не так, как должно бы.

Теперь же, проводя в запертом пространстве столько дней и ночей, пребывая в неведении, отрезанный от большого мира, Ли Хон думал, что сам попал в сказку. Страшную, одну из тех, что рассказывают королевы-матери своим сыновьям, чтобы те не вздумали влюбляться в служанок из дворца и крутить интрижки, не согласованные с королевским Советом.

– Мне неловко, что вы смотрите, ваше высочество, – тихо сказала Харин. Ли Хон моргнул и совсем просиял.

– Прости, ничего не могу с собой поделать. Ты единственная, кто позволяет мне хотя бы смотреть на себя.

– Ваш друг тоже позволяет, – ответила Харин и покраснела. Она не называла Рэвона по имени, боясь разгневать, но Ли Хон знал, что среди прислуги тот заработал себе нелестное прозвище бэсинджа-ёнг, предатель драконов. Его не любили в доме советника Чхве, зная, какие «подвиги» он совершил для страны. Его не любили и асигару, и Ли Хон терялся в догадках, какая сила удерживает Рэвона в стане Тоётоми, мешая вернуться в Чосон, покаяться и примкнуть к правильной стороне.

Поистине, душа Рэвона была темна и полнился странными мыслями его разум.

Харин скромно отложила палочки и подвинула доску с рыбой обратно Ли Хону.

– Подожди-ка, – остановил он. – Пока у тебя не появилось повода уйти отсюда…

Он повернулся к комоду, достал оттуда игральную доску, и Харин уже вскинулась, чтобы возразить, – она ни разу не согласилась сыграть с принцем, как бы он ни умолял её. Но Ли Хон положил доску рядом с собой, а из забитого книгами комода добыл спрятанную карту.

Харин вспыхнула. Она жутко боялась, что о действиях наследного принца узнают японцы и выпорют его, как прислугу, на что они вполне могли быть способны. Ли Хон уже получал по спине от командира охраны, когда его застукали у кухни, где он пытался подслушать, о чём толкуют слуги, пока их никто не видит. Спина до сих пор ныла от палки, которой его огрели, но Ли Хон с тех пор поднабрался опыта и теперь попадался на глаза только Харин. Остальная прислуга сдавала его всякий раз, когда видела неподалёку от своей части дома. Ли Хон не винил никого из них. Одного парня, совсем молодого, выпороли до обморока за то, что он остановился в коридорах, когда мимо проходил принц, и осмелился задать какой-то простой вопрос.

Асигару показалось, что мальчишка говорил с Ли Хоном про драконов.

Драконы были под запретом. Война была под запретом. Обсуждать с наследником Чосона можно было только погоду и планы на ужин.

– Ваше высочество! – зашептала Харин. Ли Хон приложил палец к губам, указал на бумажную дверь, за которой стоял японец.

– Снега, говорят, в этом году не предвидится, – сказал он громко и развернул карту. На ней он отметил передвижения войск японцев из Чосона, достал из-под оконной рамы обточенный кусочек угля и провёл несколько новых линий.

Из разговоров асигару, которые до сих пор не догадались, что наследный принц знает чужой язык, он понял, что японцы оставили за собой Конджу и отступили в Пустые земли. Теперь они занимали Единые горы рядом с Ульджином, а с западной стороны не решались подступить к полуострову: в заливе, куда в начале лета Тоётоми притянул флот, сейчас царила разруха. Её Дракон устроил ещё во время битвы при Конджу, спалив все японские корабли, и к заливу было не подступиться из-за баррикад, сооружённых там войском Хигюна.

Ли Хон нарисовал кривую дугу, идущую от Ульджина вдоль торговых путей к Пустым землям.

– Я принесу вам ещё одеял, если станет совсем холодно, – говорила Харин, наблюдая за принцем. Тот улыбнулся, кивнул ей. Она опустила на символ Конджу на карте крохотный бумажный лист, и Ли Хон стёр улыбку с лица.

«Городские врата закрыли, никого не выпускают», – написала Харин неуверенным почерком – видно, торопилась, чтобы никто ничего не заметил. Ли Хон нахмурился. Рэвона тоже давно не видели, и это смущало принца. Он достал из выпавшего из комода мешочка камешек, положил его перед Харин.

Она быстро сообразила: игральные камни означали бэсинджа-ёнг, – и мотнула головой. Ли Хон вытряс из мешочка камень с символом Дракона, положил рядом с первым. Когда Харин не поняла, он быстро нацарапал на её листе бумаги пару слов.