Текст книги "Солнце в огне"

«Где пропадает Рэвон?»

На этот вопрос у Харин ответа не было, и она пожала плечами.

– Знаешь, – сказал Ли Хон намеренно громко, – хорошо бы полы топили как следует в этом клятом доме. Углей вам, что ли, мало? Или огня?

Бледная от страха Харин попыталась хихикнуть, но её ответ потонул в нарастающем громе с улицы. Ли Хон прислушался и чуть не ахнул в голос.

То был не гром.

Он вскочил, распахнул окно, выходящее на внутренний двор, из которого можно было увидеть снежные шапки Единых гор. Ночное небо над ними опалил яркий оранжевый свет, и склоны потемнели. К Ульджину в полной темноте прямо с небес стекала могучая сила.

– Ох, чтоб меня… – прошептал Ли Хон, не веря своим глазам.

К нему плыл, разрезая воздух огромным телом, красный дракон с белоснежной гривой.

9

Хансон, Чосон, конец осени 1592 года, год Водяного Дракона

Ночь была безлунной и студёной. Звёзды скрылись за облаками, те пучились, готовясь пролиться очередным ливнем. Сезон дождей подходил к концу, ему на смену шли суровые зимние месяцы. Лан предсказала тяжёлую зиму, и Нагиль уже ждал приходящих с ней холодов, голода и смерти. Зима нынешнему Чосону сулила смерть, в этом можно было не сомневаться. Крестьянские угодья приходили в негодность, урожай из-за летней засухи был скудным, и уповать на Великих Зверей было поздно.

Нагиль прошёл своим обычным путём вдоль дворцовых стен, проверяя патрули. Здесь оказалось много новеньких, несмотря на то что в столицу пришло всё войско Дракона. Армия генерала Хигюна оставалась под Конджу, и за них можно было беспокоиться не так сильно: генерал знал, на что шёл, когда отпускал воинов Нагиля в Хансон, да и японцы больше не стремились нападать всем огромным войском на беззащитный город, взятие которого им выгоды не принесло бы. Тоётоми целился в столицу, и вот её-то охранять следовало втрое основательнее.

– Мунсу. – Нагиль кивнул начальнику городской стражи, который теперь занял место при королевском дворе. Боым встречался с ним раз в неделю, собирал скудные сведения, что доносила дворцовая стража, и отпускал на пост. Вести переговоры в открытую, когда вокруг сновали китайские солдаты и подслушать их могли даже стены, стало небезопасно.

Нагилю не нравилось нынешнее положение дел, но он сам на всё подписался и винить теперь мог только себя. Чунгунэс, воины империи Мин, заполонили столицу, но пока вели себя скромно и во вспыхивающих по всему городу скандалах не принимали участия. Жителям Хансона не нравилось, что рядом с ними теперь живут старшие братья из Империи, и это они нарывались на неприятности в общественных местах. На той неделе, Нагиль слышал, кто-то напился в Дансаране, доме кисэн, и чуть не напоролся на китайский меч. Его вовремя выгнали, дело замяли, но дама Сан с тех пор ограничила посещение и допускала к своим девушкам только знатных господ.

Нагиль знал, что так будет. Что китайские солдаты придут в столицу, что будут жить в домах чосонцев, что будут порождать подозрения и склоки. Но сейчас в их руках была сила, что защищала Хансон, потому что один Дракон не мог справиться с армией Тоётоми, подступающей к городу.

Ему пришлось потратить несколько недель на то, чтобы усмирить в себе и Металл и Дерево сразу, и сейчас днём его тело не охватывал холод, а по ночам жар мучил не так сильно, чтобы лишать сна. Но когда Нагиль впервые обратился, ему не удалось даже подняться с земли.

Это произошло в конце лета. Он, Чунсок и Боым вернулись в Конджу, чтобы забрать с собой всё войско Дракона, и намеревались отправиться в Хансон, где Нагилю обещали новых людей, еду и оружие, привезённое из Империи. Нагиль пришёл к Лан, чтобы сказать об этом, но та встретила его в буддийском монастыре непомерно злой.

– Твоего патриарха, – сказала она, – которого ты велел казнить, потеряли.

Нагиль замер в дверях, окутанный дымом от благовоний – жжёный рис, смоченные в ячменном жмыхе бобы и пшеница, – и весь вспыхнул.

– Что значит «потеряли»? – повторил он. Лан посмотрела на него, как на дурака, сомневаясь, что разум генерала ещё не покинул их бренный мир.

– Он сбежал, – пояснила она. Перед ней на циновке лежали талисманы из минералов, она водила рукой над картой. – Думаю, направляется в Ульджин.

– Как его могли упустить! – разозлился Нагиль; от мгновенной ярости всё перед глазами полыхнуло, на шее проступила чешуя. Он почувствовал, как удлиняются во рту клыки, превращаясь в драконьи. Зубы заныли.

Что-то новое. Неприятное. Болезненное. Чужое для его тела.

Лан бросила на него короткий взгляд и кивнула на место рядом с собой.

– Сядь, генерал. Надо поговорить.

Хигюн тоже ждал его на разговор, а у Нагиля не было времени вести светские беседы. Он хотел уже огрызнуться, но Лан прошипела что-то – ругаясь, японское слово, – и Нагиль не стал спорить. Злая шаманка была хуже злого генерала Хигюна, даже тот мог признать это.

Нагиль сел, скрестил ноги, меч положил рядом с собой. Лан посмотрела на это с таким осуждением, будто он привычным для себя действием пообещал ей казнь на месте за любое скверное слово.

– В твоём войске будет бардак, – сказала шаманка, всматриваясь в клубы дыма, витающие над картой и камнями. – Тебе обещали людей?

– Да.

– Плохо.

Нагиль выгнул бровь, и Лан, не обратив внимания на его недоверие, равнодушно продолжила:

– Чужие люди в чужой стране, на которую уже наложили лапу их правители. Никогда это добра Чосону не приносило.

– Скажи мне что-то, чего я не знаю, – сердито вздохнул Нагиль. Лан кинула на него единственный взгляд, в котором угадывалось что-то большее, чем недовольство его текущими действиями.

– Твоя госпожа вернётся.

Он замер, в одно мгновение застыло всё тело, сердце разбухло в груди и упёрлось в решётку из рёбер, словно пойманное в костяной капкан.

– Не может этого быть, – он ответил, но сам не осознал, что это его губы шевелятся, его язык ворочается во рту, цепляясь за острые зубы, его горло сжимается, выплёвывая наружу хриплые звуки.

Не может этого быть. Нагиль сделал всё, чтобы этого не случилось.

Лан качнула головой, и тонкие ниточки с камнями в её заколках качнулись следом. В гранях маленького изумруда блеснул луч света, Нагиль зажмурился. Прочь, прочь эти мысли, он столько времени потратил, чтобы запереть их в глубинах своего разума и не дать им просочиться в каждое его движение, в каждое решение, которое принимал на протяжении лета.

– Моджори-ёнг, – протянула шаманка со снисхождением, – это неизбежно, как смена сезонов. Белый Тигр сменит Жёлтого Единорога в Великом Цикле, потом передаст год Чёрной Черепахе. И госпожа из Священного Города вернётся, как только…

– Прекрати!

Нагиль вскочил, хватая ртом воздух. Она снилась ему всякую ночь, когда удавалось поспать больше пары часов, она виделась ему в каждой девушке, которую он встречал на улицах Хансона, её голос мерещился в разговорах Дочерей. Всё это время Нагиля спасало осознание, что она живёт в своём мире, куда он её самолично отправил, живёт в безопасности и радуется мелочам Священного Города. Всем тем вещам, о которых она говорила ему раньше, – летающим железным машинам, острой еде, обуви с иглой на пятках, в которой абсолютно точно неудобно было ходить…

Если она вернётся, что он будет делать? Что он будет делать с тем страхом, что проник в его кожу, словно яд, и остался там, даже когда Бездна закрыла Глаз?

– Генерал Мун Нагиль, – позвала его Лан, голос Нагиль услышал глухо, будто шаманка говорила с ним из-под толщи воды. Это так громко стучало его сердце, так шумела в ушах кровь. – Генерал, – повторила Лан, – разве не этого желает твоё сердце?

Нет. Он мог мечтать об этом и тут же запрещать себе любые мечты, он мог просить об этом в минуты отчаяния и тут же забирать все мольбы Великим Зверям обратно. Но желать…

Желание росло в нём вместе со страхом, страх занимал всё тело, и это из-за него днём Нагиль чувствовал такой холод, будто Дракон Металла дышал в нём и призывал зиму.

Он открыл рот, в котором пульсировали вместе с дыханием зубы зверя.

– Ещё полгода назад я мог бы сказать уверенно: я защищу её во что бы то ни стало, уберегу от опасностей, – сказал Нагиль медленно, пробуя на язык хриплое, болезненное признание. – Лишь бы она осталась, лишь бы была рядом.

Он вспомнил, как подумал об этом впервые: в тот день, когда прикоснулся к её руке при переходе от деревни призраков до Конджу. Она болела, её бледная кожа выделялась на фоне чёрной вытоптанной земли точно луна в небе. Он обещал защитить её, а потом она стала змеёй, когда его не было рядом.

Нагиль опустил голову, выдохнул – зло и устало, и в горячем воздухе, пропахшем жжёными злаками, угадывались его мысли – тягучие, мрачные, давние.

– Я должен признать, – заговорил он не сразу, – моих сил недостаточно. Сколько бы я ни старался, как бы ни тренировал плоть и дух – всегда будет риск, что её заденет стрелой, украдут среди ночи, убьют у меня на глазах.

Нагиль представлял это много раз. В кошмарах и наяву. И только эти видения, навеянные злым тхэджагви[26]26
  В корейской мифологии дух умершей от оспы девочки, который предсказывает будущее.


[Закрыть], должно быть, держали его в узде, не давали расслабиться и забыться. Некогда мечтать, генерал драконьего войска.

– Позволить ей подвергать себя такой опасности только ради того, чтобы остаться со мной? – спросил Нагиль, не особо надеясь на ответ молчаливо слушавшей его шаманки. – Кто я, по-твоему? Чудовище?

– Человек, – возразила ему Лан, но Нагиль дёрнул губой, сопротивляясь. Моджори-ёнг, ты всего лишь глупый человек, решивший, что именно твои плечи несут груз всего мира.

– Я не должен хотеть её возвращения, – повторил Нагиль. – Если я позволю себе подобное, значит…

Он не закончил фразу. Развернулся и вышел из павильона, оставив после себя слабый отклик – дуновение воздуха подхватило его жар и унесло следом.

…значит, я чудовище, желающее её смерти.

Значит, я зверь, мечтающий о недозволенном.

Значит, я человек.

Человек.

Нагиль вылетел из монастыря так быстро, что чуть не сбил с ног идущего за ним Чунсока.

– Кто следил за патриархом? – прорычал он. Пуримгарра вытянулся.

– Генерал?

– Не заставляй меня повторять вопрос. Почему этого человека ещё не повесили?

Чунсок огляделся, будто ожидал увидеть рядом с собой тех несчастных, что должны были выполнить приказ ёнгданте ещё в прошлом месяце.

– Узнай, кто следил за преступником и почему он сбежал из-под стражи, – шипел Нагиль, слова вываливались изо рта, искажённого звериным оскалом, и падали в ноги бледнеющего Чунсока. – Найди тех, кто недоглядел за ним, и выпори.

– Генерал… – с сомнением заговорил пуримгарра, но Нагиль вскинул голову, прожёг его полыхнувшим во взгляде огнём. – Чэу щимвер, ёнгданте[27]27
  Я понял, командир (драконий язык).


[Закрыть]. Хальсера[28]28
  Будет сделано (драконий язык).


[Закрыть].

Нагиль пошёл в сторону дворца, где его должен был ждать Хигюн, Чунсок последовал за ним, и это тоже его разозлило. Преданность своему генералу должна была вызывать уважение, так и было прежде! Но сейчас Нагиль чувствовал, как собственное тело разваливается, с каждым тяжёлым шагом обнажая плоть Дракона, и, если даже он не в силах был обуздать Великого Зверя, преданность Чунсока казалась безотчётной верой.

Слабый человек со слабым сердцем. Как тебе доверять?..

Нагиль свернул к пустырю, где днём Дэкван обучал новичков, и упал на колени, протаранив ими сухую землю.

– Генерал! – воскликнул Чунсок. Нагиль не слышал его, в голове рычал Великий Зверь.

«Наконец-то ты злишься, – говорил Дракон Металла. – Наконец-то ты злишься достаточно, чтобы я мог вырваться из твоего тела».

Рот порвался, кожа на лице, шее, груди пошла трещинами, в них заблестела в сумраке наступающей ночи чешуя. Белая, точно снег. Твёрдая, точно сталь.

Нагиль почувствовал, как его охватывает боль, так больно ему не было и при первом своём обращении. Он попытался стиснуть зубы, но те больше не помещались во рту, челюсть сместилась сразу вперёд и вверх, и вниз, вывалился длинный язык. Нагиль закричал; из горла вырвались клубы пара, осыпавшиеся на землю мелкой крошкой льда.

Мышцы руки и ног лопались, ломались кости. Вытягивались пальцы, обращаясь в когти. На спине позвонки удлинялись, превращаясь в хребет с острыми костяными пластинами, – они тоже были белыми, но из-за брызнувшей во все стороны крови становилось трудно различить цвет и поразиться изменениям в теле.

«Ослабь контроль, – рычал Дракон Металла, – дай мне свободу, глупый смертный генерал слабого войска!»

На полигон сбегались потревоженные криками люди, столпились вокруг Нагиля-зверя. Кто-то закричал, чтобы тащили цепи, Чунсок прорычал всем оставаться на месте, но из-за паники мало кто его слышал и слушал.

«Отдай мне тело! – бесновался Дракон Металла. – Отдай мне тело, и я закрою твой разум, уберу то, что тебя пугает! Ты забудешь о своей смертной женщине!»

«Не забуду», – из последних сил ответил Нагиль, и его утянуло в темноту.

Белый Дракон Металла поднялся во весь свой немалый рост, его тень накрыла и пустырь, и половину войска, и рядом стоящие дома. Рога, борода, острые когти – всё было в крови, тёмно-алая лужа расползалась под ним и утекала в землю.

«Теперь пришло моё время, – пророкотал Дракон. – Смертный человек не может одолеть врага, если им управляют сомнения».

10

Хансон, Чосон, конец осени 1592 года, год Водяного Дракона

Рэвон прислал гонца с посланием, но Нагиль ждал его и потому встретил ещё на подступе к Хансону. В короткой записке значилось одно слово, выведенное знаками на ёнглинъ.

Хаксендор. Последователь. Рядом Рэвон пририсовал цветок сливы, и значение считывалось однозначное.

Последователь Ордена Сливы. Патриарх. Преступник, избежавший наказания.

Нагиль сжёг ханджи прямо в руке – занимался вечер, в нём вновь бушевал огонь, и Нагиль мог бы спалить заготовленные для лошадей стога сена, но обошёлся только запиской Рэвона.

– Чунсок! – позвал он.

Ему выделили половину во дворце, ходить сюда разрешалось только пуримгарра и остальной Лапе Дракона, все остальные были предупреждены, что соваться к ёнгданте не стоит ни под каким предлогом. Повсюду висели талисманы от Лан, в купальню, примыкающую к жилым комнатам, каждый вечер носили ледяную воду и добавляли туда травы. Ночи Нагиль проводил, перемещаясь между купальней и спальней, под которой не грели пол.

С тех пор как Дракон Металла в нём пробудился, ночной жар стал вечным спутником Нагиля. Днём он остывал, обращался Великим Зверем и летал над Хансоном, пугая японские войска издали. Те боялись подступать к столице. Нагиль выжидал, когда под Хансоном соберётся больше людей, чтобы нанести по ним удар и отвоевать Пустые земли.

– Генерал? – Чунсок вошёл с мягким стуком и опустился на стул перед столом Нагиля. Нагиль кивнул на карту перед собой.

– Ульджин, – сказал он кратко. Чунсок вспыхнул.

– Пора?

– Давно пора. Его величество, должно быть, заждался нас.

Пуримгарра не позволил себе даже тени улыбки. Теперь он редко улыбался и смотрел на Нагиля так, будто тот в любой момент мог приказать ему отрезать свою руку в качестве платы Дракону. Нагиль не сомневался, что Чунсок выполнит его волю, какой бы ужасающей она ни казалась, но не думал, что Первый Коготь поддастся страху перед Великим Зверем.

Дракон Металла был страшнее, чем Дракон Дерева. Беспощаднее, жаднее. Но Нагиль научился контролировать его настолько, чтобы не позволять управлять своими мыслями. Чунсок должен был знать это.

– Я соберу Чешую… – начал пуримгарра. Нагиль дёрнул губой.

– Нет, я сам отправлюсь.

– Генерал, вы не можете!..

– Мы уже обсуждали это не раз. Люди нужны в Хансоне. Воины дракона нужны городу. Ты и без меня знаешь, как неопытны новички Дэквана. Лишать их защиты, чтобы спасти одного человека…

– Это король! – возмутился Чунсок. Нагиль хмыкнул. Как он мог забыть об этом, если одно присутствие в Хансоне наместника Империи напоминало о долге перед Ли Хоном…

Наместник, Ван Юцзяо. Он прибыл в столицу Чосона с первыми воинами от Империи и передал Совету указ Императора. Теперь он следил за каждым действием Нагиля, будто ждал подвоха, и докладывал Императору о том, как продвигается война, как живут люди столицы, как генерал драконьего войска следит за своими воинами и что он им говорит.

С Лапой Дракона они перешли на ёнглинъ. С теми, кто готов был довериться Нагилю, они говорили по ночам или через посредников. Действовать приходилось скрытно, и даже в столице родного государства Нагиль теперь чувствовал себя, как в тюрьме.

– Вернусь утром. Надеюсь, с его величеством. – Нагиль сделал паузу, покатал в уме мелькнувшую было мысль и отбросил её. – Наместнику можно сообщить, что я осматриваю границы.

– Стандартная процедура, – коряво выдал Чунсок, и Нагиль замер над картой. Опять он за своё. Прежде за пуримгарра не водилось привычки повторять брошенные Сон Йонг слова, значение которых он понимал смутно.

– Что я говорил про слова из Священного Города, Чунсок?

Тот вспыхнул, стыдливо опустил голову. Нет, понял Нагиль, не стыдливо. Он прячет что-то во взгляде – понимание, насколько бесполезны попытки генерала драконьего войска сделать вид, что он злится и не ждёт госпожу из Священного Города. Что он мечтает уничтожить Глаз Бездны, а не открыть проход собственными руками и вытащить Сон Йонг из её мира в свой.

– В тальщим тебя, – бросил Нагиль и встал, растирая горячие ладони. Он уже гнал Чунсока из комнат, когда тот остановился в дверях и, не оборачиваясь, сказал:

– Меньше месяца осталось, ёнгданте.

Нагиль стиснул зубы. Он знает. Он считает дни до появления Глаза Бездны и с трудом не поддаётся панике.

И все в его адском войске знают. Знают и радуются. Отродья вонгви.

Госпожа из Священного Города вернётся к генералу и принесёт ему удачу. Как же.

Она принесёт такую радость, что Нагиль не сможет дышать. Она принесёт такой страх, что Нагиль не сможет жить.

Он хотел видеть её так сильно, что тряслись руки и расползались, точно змеи, все мысли.

– Вы подготовили то, о чём я просил?

Чунсок старался скрыть наползающую на лицо улыбку, но не сумел.

– Сэ. Ильсу нашла нужные вещи, Дочери распустили по дворцу слухи. Всё готово.

– Убедитесь, что Храм Дерева надежно защищён, – сказал Нагиль. – Пусть Дэкван проследит за подступами к Алмазным горам. Никто не должен знать, что Глаз Бездны снова откроется.

– Японцы знают, – возразил Чунсок нехотя. – У них есть Рэвон.

– Вот пусть Рэвон думает, что мы сторожим Храм, а не чёрную дыру.

Снова болела голова. Нагиль сжал переносицу двумя пальцами, сердито поводил головой из стороны в сторону.

– Все. Хаша, – процедил он Чунсоку. Тот вышел, аккуратно прикрывая за собой бумажные двери.

О Рэвоне и его послании пуримгарра не знал, на счастье Нагиля, потому что стал бы снова спорить и не отпустил бы его в одиночестве. Как будто Нагилю нужно было дозволение правой руки, чтобы отправиться через полстраны за Ли Хоном.

Ранним летом они уговорились о встрече, и теперь пора было возвращать долг новому королю Чосона.

Нагиль вышел на главную дворцовую площадь – прежде здесь стояла золотая статуя Лазурного Дракона, теперь в центре высился пустой постамент, – и стянул турумаги с тела. Вдохнул полной грудью, набирая холодный воздух в лёгкие.

Дракон Металла в нём заворочался, с привычным уже щелчком распахнулась челюсть, обнажая острые зубы. Крови больше не было, мышцы смирились с силой Великого Зверя и расходились и сходились куда охотнее, местами оставляя на коже рубцы, которые не исчезали со временем. На спине у Нагиля теперь красовались два длинных шрама вдоль позвоночника – следы хребта, так и не зажившие с первого обращения Драконом Металла.

Он открыл рот ещё шире, помогая челюсти перестроиться, тронул длинным языком воздух. Вытянулись кости рук, на пальцах выросли когти, икры ног удлинились, подстраиваясь под звериное тело, кожа на груди и спине расползлась. Нагиль помог Дракону высвободиться из смертной оболочки.

Дракон проник в разум, заполнил его собой, и Нагиль выплюнул в ночь столп ледяной гари.

«Лететь долго, – сказал Дракон. – Наберись сил, генерал».

Зверь взмыл в небо, махнул хвостом с шипами вдоль спины и оставил на дворцовой площади борозду. Его когти резали камни точно масло, и многим во дворце это не нравилось, но они мирились с неудобствами, зная, что Дракон охраняет столицу.

«Ты мог бы обходиться аккуратнее с тем, что строили люди», – отозвался в теле Дракона смертный генерал. Дракон зарычал.

«Не учи меня, как обращаться с людскими творениями. Это люди прогнали со своих земель моих братьев и сестру, и люди отказались от нас, получив всё, что хотели. Мы могли бы дать им больше, много больше, умей они благодарить за знания и применять их для соблюдения гармонии в мире».

«Люди умеют быть благодарными».

«Глупый человек. Ты сам в это веришь?»

Они летели над разрушенными деревнями – Дракон сам выбрал путь не вдоль Единых гор, а над отвоёванной у японцев территорией, чтобы осмотреть земли Чосона, и открывающееся печальное зрелище было красноречивее слов.

«Не все люди несут разрушение», – сказал внутри его генерал.

«Не все, – согласился Дракон. – Ты и твои люди, возможно, знают, как брать и отдавать, но остальные… Посмотри, что делает с миром толпа – она глупа, необузданна, она не умеет ценить природу, не умеет жить в согласии с ней. Мы оставили вас, и вот что вы натворили».

Нагиль редко обращался Драконом ночью, и чаще в небе Чосона люди видели покрытого красно-коричневой чешуёй Дракона Дерева, но сейчас, зная, сколько сил потребуется, чтобы вызволить из плена его величество, Нагиль почувствовал эту перемену в их немом соглашении: тело Дракона было покрыто красной чешуёй с вкраплениями белых пластин, когти были белыми, а рога – красными, его борода была белой, а глаза – красными, и шаткий баланс двух стихий разрывал на две неравные половины сущность Нагиля-человека.

«Спокойнее, генерал, – шипел в нём знакомый голос Дракона Дерева. – Мы не для того учили тебя балансу, чтобы ты так быстро сдавал позиции. Трепет перед Великим Зверем – то, что должно присутствовать в человеке с рождения. Страх перед ним – показатель трусости».

«Я не боюсь», – отвечал Нагиль.

«Нет. Ты нам не веришь, это другое», – шипели ему два Дракона в унисон.

Как им верить? Дракон сжёг половину чосонского войска, Дракон противился каждому решению генерала, Дракон превратил его в чудовище, которое каждый день сомневалось в том, что отпустить юджон-ёнг было правильным решением.

«Ты боишься, – понял Дракон Металла. – Но не нас. Ты боишься своей госпожи из Священного Города. Когда она вернётся, у тебя будет больше сил».

«Когда она вернётся, – возразил Нагиль, уже не сопротивляясь грядущему, – у меня будет больше страхов».

«Глупый человек», – прошипел Дракон Дерева.

«Трусливый человек», – согласился Дракон Металла.

Они пересекли хребет Единых гор и спустились к Ульджину ближе к полуночи, и их всё равно встретили крики людей и небольшое войско, охраняющее бывший дом советника Чхве.

«Мало людей, – заметил Дракон Металла. – Плохо же они сторожат вашего правителя».

Ли Хон, может, и не ждал гостей, но японцы во главе с Рэвоном – наверняка. Дракон опустился на землю, коснувшись лапами и брюхом широкой главной улицы города, аккурат перед воротами дома советника.

Рэвон с лицом бледным, точно луна, вышел вперёд и встал в шаге от притихших вооружённых асигару.

– Ты пришёл, – сказал он, голос выдал испуг. – Я рассчитывал поговорить с тобой, Мун Нагиль.

«Ни капли уважения в этом мальчишке!» – зарычал Дракон Металла.

«Не зря мы отказались и не стали делить с ним это жалкое тело», – добавил Дракон Дерева.

«Сожжём его?»

«Я хочу обратиться и поговорить с ним, – прервал их Нагиль. – Нам хватит на это сил?»

«Хватит ли сил? За кого ты нас принимаешь, мы не слабые смертные, которые разваливаются, едва пересекают порог в пятьдесят лет!»

Нагиль пожелал Великим Зверям провалиться в Бездну, где им было самое место, и потянулся к своей Ци, сосредоточенной в дань-тяне[29]29
  Область чуть ниже пупка, своеобразный энергетический резервуар Ци.


[Закрыть]. Пока он возвращал себе тело, Рэвон повелел своим воинам отойти дальше и первым шагнул к человеку, сгорбившемуся над холодной землёй городской улицы.

– Принесите ему одежду!

– Но это же Дракон!..

Несмотря на сопротивление, приказ Рэвона выполнили, и тот опустил на плечи Нагиля длинную чогори. Он помог Нагилю подняться, потащил к дому. За ним вдоль улицы тянулся длинный след – покрытая коркой льда борозда с выжженным центром, что почти упиралась в торговую площадь Ульджина.

Он стал больше, тяжелее. Справляться с Великим Зверем было непросто и раньше, но теперь Нагиль чувствовал, как тот высасывает из него силы и не даёт передышки, сковывает даже в человеческом обличье.

Рэвон привёл его в дом, приказал нести еды, словно Нагиль был тут желанным гостем.

– Пока его высочество не сломал все двери в попытках до тебя добраться, – усмехнулся Рэвон, сажая Нагиля на нагретый пол в главной комнате, – давай обсудим текущее положение.

Нагиль тяжело дышал, восстанавливая свою Ци, Рэвон понял, что ему нужно время, – и тоже замолчал. Когда им принесли чай и рис, довольно скудное угощение, которое вызвало лёгкое раздражение Нагиля – если так встречали Дракона, то чем кормился принц? – Рэвон совсем расслабился.

– Как видишь, похвастаться богатым столом не могу, – сказал он.

– Как и все в этой стране, пока твой генерал выжигает земли, – бросил ему Нагиль.

Рэвон похудел, прорезались на лице скулы, ещё больше, чем Нагиль помнил. Теперь он смотрел прямо, в глазах появилась решимость, которой прежде там словно не было, или же она пряталась в глубине и не давала о себе знать. Что изменилось? То ли действия Тоётоми больше не вызывали у него сомнений, то ли ему нравилось наблюдать, как Чосон голодает и гибнет в затяжной войне.

– Ты писал о монахе, – напомнил Нагиль. – Если мы будем говорить не об этом никчёмном человеке, то веди сюда принца и распрощаемся.

Рэвон хмыкнул. Между ними стоял низкий столик, асигару сторожили комнату и мерили шагами двор перед домом. У Рэвона был меч, но Нагиль знал, что он не посмеет его обнажить, понимая, что в схватке с Великим Зверем не выиграет.

– Его увели у тебя из-под носа, – сказал Рэвон. – Готов поспорить, ты казнил вместо него тех, кто его охранял, не так ли?

– Нет, – отрезал Нагиль.

Выпорол, это другое. Все в войске Нагиля знали, что законы войны были жестокими и однозначными, что преступников следовало лишать головы, рук и ног за содеянное, и трёх человек, которые отвечали за патриарха, он наказал в назидание остальным.

– Его нашли мои люди и помогли укрыться, – поделился Рэвон. – Ушлый человечишка, договорился с нами о похищении Йонг, а потом доверился, будто ожидал, что мы станем его покрывать.

– Ты его убил?

– Нет.

– Зря.

Злость боролась в Нагиле с разумом за контроль над телом, разговор и без упоминания Сон Йонг давался ему тяжело. Но Рэвон знал, куда бить, и знал, что говорить, чтобы Нагиль его слушал.

Раньше они понимали друг друга без слов. Теперь слова ранили, точно стрелы.

– Я решил оставить патриарха в живых, – сказал Рэвон. Нагиль посмотрел на него, желая испепелить прямо на месте. – Не вспыхивай, словно пламя в ночи, Нагиль. Он ещё сыграет свою роль в большом плане.

– Твой план – выжечь Чосон дотла, не оставив простым людям надежды.

Лицо Рэвона перекосила гримаса, в которой угадывалось разочарование. Нагиль не счёл нужным допытываться, отчего его названый брат чувствует горечь, будто они всё ещё находятся на одной стороне конфликта.

– Мой план – сохранить Великого Зверя, – ответил Рэвон твёрдо.

– Чтобы передать его Тоётоми? – процедил Нагиль. – Цель, достойная благородного воина.

– Нет, нозэкки[30]30
  Кретин, чокнутый (драконий язык).


[Закрыть]. Чтобы не дать ему уничтожить то немногое, что ещё осталось в тебе человеческого.

Нагиль разозлился прежде, чем понял Рэвона, и удивление достигло его не сразу. Он выпрямился – с лёгким щелчком встали на место позвонки в шее – и посмотрел на Рэвона внимательнее. Тот сидел перед ним в той же позе, расслабленный и спокойный. Верить ему больше было нельзя, и Нагиль не знал, что думать.

– Позаботься о своей шкуре, ты прекрасно справлялся с этой задачей прежде, – огрызнулся он. – Что изменилось теперь?

– Ты, – просто сказал Рэвон. – И Йонг.

Её имя ударило Нагиля прямо в грудь, сердце заныло. Рэвон заметил, как исказилось его лицо, и осклабился.

– Что? Думал, у меня совсем сердца нет, раз я раскидываюсь бывшими девушками направо-налево, чтобы удержать своего глупого брата от огня?

– Она чуть не умерла из-за тебя, – напомнил Нагиль.

– Твоя правда. А потом я её спас, хотя мог убить.

– Ты это сделал, чтобы я не умер, – прорычал Нагиль. Рэвон кивнул, не отрывая от него взгляда.

– Верно. О чём это говорит, отальбо?[31]31
  Дурак, идиот (драконий язык).


[Закрыть] О том, что я заинтересован в твоей жизни. В твоей и её жизнях, если уж говорить откровенно.

Он протянул Нагилю наполненную чаем чашечку, дождался, когда Нагиль примет её, и взял свою, точно такую же. Они пили из одного чайника, и Нагилю пришлось смотреть, как Рэвон делает глоток и не морщится, прежде чем отпить самому.

– Давай начистоту: ублюдок монах, что сдал Йонг, должен был сыграть в её истории роль предателя с чистыми помыслами, но я бы и сам его придушил, – сказал Рэвон спустя некоторое время. Напряжение между ними растворялось в нагретом воздухе, Нагиль пытался думать о принце, но брат возвращал его к Йонг, и это всё путало, перемешивало в нём, мешало сосредоточиться.

– Так придуши, – легко согласился он. – Я печалиться не стану.

– Ну, брат, теперь я не могу себе такого позволить. – Рэвон отставил чашку и склонился над столом, потянувшись к Нагилю. – Этот человек знает много полезного, и я решил, что вам стоит поговорить.

– Я убью его, как только увижу, – отрезал Нагиль. Рэвон кивнул.

– Нисколько не сомневаюсь в твоей злости, но призадумайся. Он патриарх Ордена Сливы, самого древнего монашеского ордена. Даже твоя шаманка скажет, что у него есть знания, которые могут пригодиться Дракону.

– Не нужна мне помощь этого жалкого выродка! – Нагиль поставил на столик чашку, та истерично звякнула, задевая дном ребристое дерево.

Рэвон скривился.

– Да неужели? Сам справишься с двумя Драконами сразу? Успехов, посмотрю, как к лету ты умрёшь в муках.

– Я не… – Нагиль хотел возразить, но его остановило молчание Дракона. Зверь притих, только пульсация крови выдавала волнение.

– Будешь так растрачивать себя, точно умрёшь, – отчеканил Рэвон и разозлился. – Позволь себе помочь, а? Ты же не настолько глуп, чтобы бросать себя в костёр войны, словно ничего более значимого в мире не осталось! Даже если Сон Йонг…

Дальнейшие слова потонули в шуме: к гостевой комнате направлялся кто-то очень сердитый и громкий. Ли Хон.

– Время вышло. – Рэвон прищелкнул языком и внезапно улыбнулся. – Его высочество крайне нетерпеливый человек. Ты играл с ним в Дракона и Феникса? Он ставит Дракона в поле в первой же партии, представляешь?..