Текст книги "Синий маяк"

Возможно, Эйка предпочла жить на воле или отправиться восвояси. Но об этом она могла сказать. Или записку оставить. Правда, она только что буквы выучила, но суть не в этом. Просто тогда я бы надеялся, что с ней всё хорошо. А теперь надо принимать меры. Зря, что ли, я её вылавливал из волн?

Я проверяю свои запасы, отбираю самое необходимое и прихватываю мешок из-под сухарей. Если пришить лямки, можно нести его на спине и сложить туда всё нужное. А что мне нужно? Книжки – обязательно, в них заклинания. А ещё что-нибудь попить и поесть. Я не собираюсь отходить далеко. Полдня туда, полдня обратно в разных направлениях. Оставаться на ночь в лесу – безумие. Я просто хочу понять, куда она подевалась?

Я ни разу не спрашивал Эйку, где и на кого она охотится. Ведь с этим пришлось бы что-то делать. А я, честное слово, не знаю, что. Мне всё равно не справиться с ней. А надо ли? Эйка и раньше что-то ела, в этом мире все друг друга едят. Разница в том, что она со мной, а остальные – нет. Так что, надо было этим воспользоваться? Почему бы тогда не начать с той стаи, что приходит под маяк каждую ночь? Почему я так не поступаю?

Потому что это бессмысленно, и вообще мне кажется, это уже их мир. Мне туда хода нет, да и что бы я стал там делать – перевоспитывать волков? Убивать их за то, что они волки? Я совсем не уверен, что должен что-то менять. Почему я должен? И что я могу? Только безвестно сгинуть, а это неприятно. И главное, кто станет зажигать маяк?

Да, маяк.

Я намерен вернуться к вечеру, но лампу заполняю до отказа. Сколько-то, но протянет. Потому что, если честно… Если честно, мне кажется, что из-за этой нечисти, Эйки, меня быстро сожрёт другая нечисть. Я не выдержу и дня в этом лесу, это совершенно бессмысленное безумие.

Я её ненавижу. И ненавижу Связь.

В последний раз я плакал, когда закапывал отца. После этого как-то повода не было. Когда живёшь один и с тобой всё в порядке. А ничего не в порядке, оказывается, и если бы я плакал, то сейчас. Надеюсь, это не значит, что она умерла. Больше сокрушаться не о чем, я же вернусь к закату!

Но на всякий случай я перешиваю тёплое одеяло так, чтобы его можно было носить, как плащ. Наверняка в этом проклятом лесу холодно, а меня и так шатает после простуды. Синюю воду я тоже беру – целую бутыль, больше в мешок не влезет. За сборами незаметно наступает вечер, но нет нужды подниматься наверх и зажигать маяк. Лампа и так будет гореть всегда.

Но отправляться надо завтра – не позже. Я понимаю это, глядя на чёрный океан, по которому блуждает синий луч, ища давно затонувшие корабли. Волны так разбушевались, что бьют в основание маяка. Даже оборотни не смеют подступиться. Огоньки их глаз мечутся на границе леса, там, где ветер гнёт в темноте деревья. Ещё немного, и вода затопит узкую косу, и как тогда перебраться на берег?

Это ещё что! Во время зимних штормов волны, бывало, перехлёстывали маяк. По неделям нельзя было носу высунуть, а в окна всё время стучали волны. Хорошо, что магия не давала погасить лампу! Надеюсь, и теперь не даст. Полночи я лежу без сна, глядя, как бледный свет скользит по книжным полкам и развешенным на стене платьям. Каждый промельк кажется мне ударом ножа. Нож бы не забыть, кстати… Я закрываю глаза, чтобы не следить за синим лучом, и в полной темноте становится легче. К счастью, в этот раз мне ничего не снится.

* * *

Я начинаю собираться затемно, когда чёрные глазастые тени ещё рыщут вдоль прибоя. В непогожие дни волны докатываются до леса, но сегодня удача на моей стороне. Ветер стих, дождь прервался, и даже океан поджал кудрявые уши. Тк я им и поверил!

Я протираю лампу – в последний раз. Выбрасываю всё, что может испортиться, запираю всё, что может храниться. И выбираю в дорогу ножик подлиннее. Лучше два ножика! Под конец я перетряхиваю чёрную шкуру, не зная, как с ней быть. Она тёплая, но слишком тяжёлая. Осенью в ней взмокнешь, а зимой… Доживу ли я до зимы? Особенно, если потащу такую тяжесть.

Не знаю, всерьёз я думаю об этом или дурака валяю? Покидать маяк уж точно первостепенная глупость! Такая же глупость, как играть в кораблики с тёмной тварью. Ладно, в сущности, все мы твари. Вероятно, я ищу повод присоединиться к своим.

Пока мои мысли блуждают в заклятых далях, из складок звериной шкуры выпадает нитка с ракушками. Она не порвана, так что, видимо, это и есть послание. Прощание… Что там Эйка хотела этим сказать?

Что она не намеревалась возвращаться. Или она так развлекается? Но мне-то как быть, раз я уже собрался? Поди пойми её чуждый разум! Тут себя-то не поймёшь… Я стою с этими дурацкими бусами и думаю, что на деле они ничего не значат. Кроме одного – если с Эйкой что-то случилось, виноват я. Я что-то не так сделал или всё не так сделал. Но если бы она умерла, я бы почувствовал, верно? Ведь тогда распалась бы Связь! Вот с какого перепугу я должен за неё отвечать?! Проклятие какое-то!

Я плохо разбираюсь в Связи, но определённо она действует. Потому что с первым лучом солнца я запираю маяк и иду к лесу. Не оборачиваясь.

Да, лучше не оборачиваться. Неуёмные волны бесятся, обгладывая песчаный перешеек. Мне приходится ступать ровно посередине, чтобы не унесло в пучину. И плащ запахнуть поплотнее, светящейся стороной внутрь. Всё равно вода заливается в сапоги, но это ерунда, раз я благополучно добираюсь до берега. Я вытираю с лица солёные брызги и опасливо наступаю на тень дерева у самого края леса. Мне кажется, что эта тень – тоже часть неведомой магии и живёт сама по себе. Она даже колышется не в такт с ветками. Но я стараюсь не превращать тревогу в безумие.

На поверку лес не выглядит жутким. Непонятно, откуда выползают по ночам оборотни и злобные бабочки, но сейчас тишина, застывшая меж стволов, кажется прозрачной. Слышно, как с тихим звоном падают серебристые осенние листья. Пахнет близким снегом и горечью увядания. И птицы как вымерли. Всё время орали так, что сердце замирало, а теперь их не слыхать! Или они меня испугались?

Я и сам боюсь. Мне надо помечать пройденный путь, но я не смею оставлять засечки ножом. Поэтому разрисовываю стволы белой краской. Другой у меня нет – маяк же белый! В первую очередь я ищу следы Эйки. Например, борозды от её когтей на коре. Но всё тщетно, и однообразное блуждание среди пасмурного дня быстро нагоняет на меня сон. Но время до полудня ещё есть, и я потихоньку углубляюсь в чащу. Волн здесь не слышно, я вообще ничего не слышу, кроме собственного дыхания.

Я иду и понимаю, что это и есть она – Связь. Я уже не буду знать покоя, буду вечно жить в полусне, бродить с утра до ночи по сонному лесу и искать, искать… Пока не умру. Сам или с чьей-то помощью. И во сне, наверное, тоже буду видеть эти чёрные стволы на фоне белого неба. Я различаю их даже на изнанке век: закрываю глаза, и попадаю в ту же паутину.

Какая-то магия в этом месте всё-таки есть. Или место не виновато? Никто не гнал меня сюда. Я даже не решил, как поступлю, если найду Эйку. Попрошу её вернуться? И что это изменит? Всё равно у меня за душой нет ничего, кроме маяка. А маяк на дух никому не сдался. Я и не думал никогда о том, чтобы жить с кем-то. Я вообще не загадываю дальше, чем на день вперёд. Вот разве что к походу готовился, а так… Если говорить про мечты, то я надеялся дождаться кораблей. То есть почему – надеялся? И сейчас надеюсь!

А если рассуждать здраво, то последние корабли ушли сорок лет назад. В лучшем случае, я бы дожил свой век на маяке, а потом прыгнул бы в волны, чтобы не достаться оборотням. В свете такого будущего любая девушка – подарок. Пусть и плотоядная. Да и Связь – полезное изобретение. При нехватке настоящих привязанностей.

Ровно в полдень я сажусь передохнуть под дерево и черчу на нём последнюю на сегодня метку. Раз до сих пор ничего не случилось, можно убрать краску и перекусить. А то мне ещё обратно тащиться. Я открываю бутылку с компотом (из абрикосов, из чего же ещё?) и раздумываю, какой дорогой возвращаться. Дорога – это одно название. Здесь нет ни одной тропы. Непонятно, как раньше добирались до маяка?

Я жую печенье, кручу головой и вдруг понимаю, что мне казалось странным в этом лесу. Если смотреть с определённой стороны – изнутри, а не снаружи – оказывается, что деревья стоят ровными рядами. Будто их специально так посадили! Прятаться в таком лесу – гиблое дело, и мне хочется оказаться дома. Сейчас же. Как будто уже вечер и вот-вот набежит нечисть. А за надёжной дверью сухо и безопасно. Можно развести огонь в жаровне, дремать и листать книжку. И вовсе не обязательно прыгать в океан прямо сегодня.

Я не понимаю, откуда берётся этот испуг. Я ведь так и хотел: день проводить в лесу, а ночью укрываться за родными стенами. И пока ничто не мешает этому плану. Если шторм не разойдётся к вечеру, я смогу вернуться. По крайней мере, в этот раз. Я вернусь. И ничего не случится.

Чтобы не напутать с направлением, я достаю Перо. Хочу начертить простенькое заклинание для определения сторон света. Но ничего не успеваю изобразить. Совсем ничего! Я только опускаю глаза, поднимаю их – и деревьев как не бывало!

Вместо леса меня обступает… наверное, город… Очень много очень высоких домов из красно-оранжевого камня. Все дома круглые, как маяк, и кажутся необитаемыми. Вокруг никого. Я стою один посреди широкой улицы, и ветер гонит мимо меня песок – вниз, к океану.

Я как то так… обалдеваю от этого, что Перо вырывается из пальцев. Его несёт вместе с песком, я кидаюсь за Пером и едва успеваю его схватить. Это немного приводит меня в чувство, и я, наконец, замечаю, как опасно удлинились тени домов. Неужто вечер?! Когда он успел обрушиться?! Я выхватываю из кармана будильник – и стрелки уже не там, где были минуту назад. Половины дня как не было! Вернее, день прошёл – не случайно я устал и проголодался. Но что-то случилось со мной и с часами.

Я невольно пячусь с открытого места и натыкаюсь спиной на стену – холодную и шершавую, ничем не похожую на древесный ствол. Стена так изъедена ветрами, будто простояла не одну сотню лет. Как и всё вокруг. Мне некогда гадать, мираж это или нет. Я просто хочу знать, есть ли тут волки? Я думал, что в крайнем случае отсижусь на дереве, но раз деревьев нет…

Я крадусь вдоль округлой стены, пока не нахожу вход на тёмную лестницу. Дверей нет. Вообще ничего нет, кроме камня. Лестница тоже каменная и поднимается вверх спиралью. Очень долго. Я бегу по ней, потом по гулким внутренним коридорам, засыпанным мелким красным песком, потом по другим лестницам. Бегу и понимаю, что всё без толку. Волки легко поднимутся наверх. А на нюх они наверняка не жалуются.

Неожиданно для себя я оказываюсь на крыше, под пронзительно синим вечерним небом. Редкие звёзды проступают над головой в то время, как на горизонте догорает закат. О смерть моя, он догорает! Меня начинает трясти от страха и я хватаюсь руками за парапет на краю крыши. По крайней мере, здесь только один вход – удобно будет отбиваться!

И зачем только она меня укусила, и зачем она поцеловала меня?!

Волки появляются как бы ниоткуда – из узких теней, перекинутых через улицы, из чёрных закоулков, в которых бесприютно вихрится песок. Я не вижу этого, но словно бы слышу, как трутся друг о друга песчинки, и этот звон кажется знакомым. Точно – это шорох песка, а вовсе не сухих листьев! Этот город явился из леса также, как бабочки являлись из дождя.

Волков становится больше, они заполоняют всю улицу – живая чёрная река, посверкивающая оранжевыми огнями. Прямо подо мной, вокруг здания это течение образует водоворот. Оборотни кружат там, как всегда вились у маяка, наскакивают друг на друга, но не заходят внутрь. В какой-то момент мне приходит в голову: вдруг они не видят дверных проёмов? Вдруг им кажется, что они в лесу и кругом деревья?

Я понимаю, что лучше сесть и не высовываться. Но не могу оторвать взгляд от чёрной стаи. Сколько же их! Как всегда, они торопятся к маяку. Значит, и я сумею туда вернуться. Если идти днём, а ночь пережидать в пустых домах. Я уже не уверен, что попаду на тот же берег, и это пугает больше всего. Но океан как будто на месте – за городом простирается беспросветно-чёрное пространство. По одну сторону. С противоположной стороны улицам нет предела.

Я провожу на крыше несколько часов, пока не убеждаюсь в том, что ждать нечего. Надо подыскать закрытое от ветра помещение и отдохнуть перед дневным переходом. Наверное так, да?

Я не представляю, кто может прятаться в этих каменных скелетах, но всё-таки спускаюсь этажом ниже и забиваюсь под лестницу. Если полезут, побегу наверх. Или вниз – смотря, откуда полезут. Утешившись этим безупречным расчётом, я заворачиваюсь в плащ и неожиданно ощущаю себя дома. Всё в порядке: ветер, тьма и оборотни. Мне становится почти смешно. Я натягиваю на голову капюшон с блуждающими по изнанке картинками, прижимаю к груди Перо и засыпаю с надеждой, что назавтра морок развеется.

* * *

Ничего подобного. Я пробуждаюсь в том же царстве песка и камня от того, что ноют все кости. И тут же поражаюсь своей вчерашней беспечности. А если бы меня сожрали ночью? При свете Пера я давлюсь печеньем и листаю книжки, пытаясь выловить из текстов какое-нибудь полезное заклинание. Чтобы сделать дверь, например. Вчера я целый город сделал – разве нет? Я великий маг! Кому бы теперь похвастаться?

На самом деле я не думаю, что нечаянно наколдовал город. Однако же, все эти дома откуда-то взялись. Или всегда тут были. И почему мне никто не сказал об этом?! Причём, вся эта красота появилась не случайно, а когда я достал Перо. Но сколько бы я ни крутил его в руках, убирая и вынимая снова, картинка больше не меняется.

Н-да. Видимо, вход без выхода. Я закладываю в книгах пару страниц, которые могут пригодиться, и снова выбираюсь на крышу. В зябком розовом свете раннего утра предо мной расстилаются те же мёртвые улицы. Или слегка другие, но такие же. Что-то постоянно меняется в этом зыбком городе. Океан никуда не делся, но теперь его отделяет высоченная каменная стена. Вряд ли я сумею по ней вскарабкаться, но берег сегодня ближе, чем накануне. Впрочем, в потёмках я мог неверно оценить расстояние.

Основательно поразмыслив, я решаю двигаться по главной улице. В надежде, что на другом её конце есть ворота. Если идти прямо, вряд ли я заблужусь. Заодно буду искать Эйку.

Если она рыскает среди развалин, то днём должна прятаться. Поэтому днём я обхожу дома – сперва опасливо, потом монотонно.

А по ночам Эйка охотится. Ночью я вынужден спать и прятаться от волков. Но я регулярно поднимаюсь на крыши и выглядываю на улицу: не мелькнёт ли в чёрных небесах чёрная тень? Пока не мелькает.

В пасмурную погоду высовываться из окон ещё терпимо. К кровожадным стаям на улицах я притерпелся. Они всё так же воют и бесятся, и оставляют следы крови на мостовой и на стенах. Но ни разу не просились в гости.

Но в ясные ночи город страшит иным, неведомым образом. При лунном свете становятся видны чёткие тени домов. Не развалин, а стройных высоких зданий со шпилями, балкончиками и флажками. В окнах этих зданий брезжит неверный свет, а иногда мелькают человеческие фигуры. Даже в том проёме, у которого я стою. Это нагоняет дрожь – словно жители до сих здесь, навеки вписаны в этот город, которому я не знаю названия. Я понимаю, что это магия, а не повод сходить с ума. Но всё равно жутко. Если задержать дыхание, я слышу, как переговариваются те фигуры в окнах. Или это снова звенит песок? Или листья… Запах здесь такой же, как в лесу – холода и горькой гнили. Пропади оно всё.

Не следует ночью подходить к окнам. А тем более шататься по лесу. Ночью надо спать в своей постели, вот что. Я убеждаюсь в этом через пару недель скитаний. Когда нахожу на одной из стен свой же знак, нарисованный белой краской. Я помечал деревья, а не дома, но какая разница? Выходит, что улица вовсе не ведёт на другой конец города. Она вообще непонятно, куда ведёт.

Это меня удручает, но я ведь не задавался целью пересечь город! Найду Эйку, и можно возвращаться! Запасов мне хватает, в домах сухо и…

И тут, пока я сижу под белой закорючкой и думаю, как вырваться из лабиринта, мне в горло упирается клинок. Поразительное дело! Я понятия не имею, откуда взялась новая напасть. Я просто поднимаю голову и вижу маленькую фигурку, до ушей замотанную в тряпье того же оттенка, что и стены. Даже ресницы у этого явления присыпаны пылью, а глаза очень светлые, почти прозрачные. И чрезвычайно настороженные.

– Ты – человек, – выдыхаю я потрясённо.

Обалдеть! Они существуют. Я бы меньше удивился дракону.

– Ты – идиот? – подозрительно уточняет фигурка, и клинок больно царапает кожу.

По-моему, это даже не меч – больше похоже на шампур, такие штуки, на которых жарят мясо. Но всё равно лезвие колется, и я осторожно проталкиваю ладонь между остриём и своей шеей.

– Не пускай здесь кровь, – предостерегаю я. – Мало ли, кого приманишь.

Этот резон действует. Лезвие немного отодвигается и застывает, чуть подрагивая, на уровне моих глаз.

– Что ты такое? – спрашивает суровый незнакомец. – Я давно иду по твоим знакам, имей в виду.

И что тут иметь в виду? Отдельные слова я разбираю, но суть ускользает. У незнакомца какой-то странный выговор. У него – у неё. Мне кажется, это ребёнок. Но здесь в упор не различишь, что кажется, а что есть.

– Я живу на маяке, – отвечаю я как можно яснее. – Я впервые ушёл с берега. Знаки рисовал, чтобы не заблудиться.

Фигурка – наверное, это всё-таки девочка – прячет шампур в ножны у себя за спиной и делает шаг назад.

– Маяков не осталось, – говорит она убеждённо.

– Один остался, – уверяю я. – Он стоит на самом краю песчаной косы.

– Там только сухая сосна, – бросает незнакомка.

Что? А!

– Это он и есть, – объясняю я. И заодно сам это понимаю.

Незнакомка подозрительно щурится.

– Ты волшебник?

– Конечно, – подтверждаю я, косясь на шампур. – А то как бы я зажигал маяк?

Трудно угадать намерения по её замотанному лицу. Мне кажется, она пребывает в смешанных чувствах, но в итоге кивает.

– Если хочешь, идём со мной. Повидаешься с другими… людьми, – неохотно предлагает она. – Или будешь здесь сидеть, пока песком не занесёт?

Не худший, кстати, вариант. Но я поднимаюсь, отряхивая плащ. Мне не терпится разузнать про Эйку, но как бы ни обострить этим отношения. Надеюсь, удастся выведать о ней там, куда мы пойдём. Не то чтобы этот городской житель вызывал большое доверие, но я так мечтал встретить людей! В конце концов, что они мне сделают? Не покусают же! Убить могут, но с этим не угадаешь.

– Зачем вам волшебник? – спрашиваю я, сворачивая в боковой переулок – следом за моим проводником.

Сам я ни разу не отклонялся с главной дороги, боялся заблудиться. Улицы такие узкие, что неба не видно, а дверные проёмы попадаются редко. Но мой спутник легко находит уцелевшие мосты и хитрые проходы под каменными арками, до половины засыпанными песком.

– Я не станут отвечать, чтобы не наболтать лишнего, – разделывается он сразу со всеми вопросами. И ныряет в очередную щель.

Ещё бы мне туда протиснуться с моим мешком! Ребёнок ждёт с неодобрительным сопением, а потом проводит меня сразу сквозь несколько домов. Пока мы движемся по длинному гулкому коридору, я пытаюсь наладить диалог, но, видимо, Эйка права – мне не дано. Поводырь упрямо молчит – кажется, это всё-таки мальчик.

Я ступаю следом за ним в огромный, насквозь продуваемый зал и мысленно пересчитываю варианты. Убежать от него – не убежишь. А если убежишь, всё равно он про меня расскажет кому-нибудь, и те уже выследят. Ну что – убить его? Связать и таскать с собой в надежде, что никому больше не попадёшься? Тогда уже точно отступать будет некуда.

– Темнеет, – предупреждаю я, глянув на низкие тучи в оконном проёме. – Если нам ещё далеко, стоит подняться повыше и заночевать здесь. Оборотни всё равно не дадут идти ночью.

Он смотрит на меня с недоумением, и меня посещает тревожное сомнение, что один из нас не в себе.

– Чёрные волки, – уточняю я на всякий случай. – Или тебе не приходилось их видеть?

– Разумеется, приходилось, – отвечает он с ещё большим недоумением. – Глаза у меня на месте! Поэтому мы начнём бежать от этого окна. Иначе не успеем. А ты точно волшебник? – судя по тону, я вызываю у него серьёзные сомнения.

– А ты? – спрашиваю я в ответ.

Он медленно качает головой – нет. Надо понимать, ему в этом мире ещё веселее, чем мне.

– Есть хочешь? – интересуюсь я.

Он равнодушно пожимает плечами:

– Все хотят.

– Джем будешь?

Про джем он тоже не знает. Но я достаю одну банку, потом другую – с крольчатиной, не ведаю, что за зверь. И убеждаю своим примером, что содержимое можно кушать. Мальчик не убеждается. Действительно, что подходит для одних, для других – отрава. Но всё-таки он решается взять на кончик ножа немного оранжевой кашицы и, наконец, убирает от лица тряпку. Наверное, всё-таки девочка.

Пока садится солнце, она всё ест и ест. Я устраиваюсь в проёме окна и наблюдаю за улицей. Чёрные вот-вот нагрянут и, должно быть, окажутся совсем близко – только руку протяни! Не уверен, что стоит располагаться вплотную к ним. И доверять ребёнку. Мне всё больше не по себе, и когда девчушка пихает меня под локоть, чтобы вернуть банки, я хмуро отмахиваюсь:

– Оставь себе.

– Да ты что! – пугается она. – Давай тебе мясо, а мне варенье.

– Давай, – соглашаюсь я со вздохом. – Ты объяснишь, чего мы тут дожидаемся?

– Утра, – отвечает она, чуть подняв белёсые брови. – Ложись, я подежурю.

– А дежурить зачем? – теперь уже я удивляюсь. – У меня будильник есть. Заведём и спать ляжем.

Про будильник ей понятно и, немного поколебавшись, она соглашается прилечь. Но заворачиваться в мой плащ наотрез отказывается. Магия какая-то непонятная, ну её! Ну, так ну. На всякий случай я устраиваюсь между ней и окном – мало ли, если чёрные полезут? Чёрные пробегают мимо нескончаемой свирепой рекой. Рычат, грызутся, но нас не трогают.

Лишь перед рассветом становится чуть потише, но весёлая трель будильника не даёт разлёживаться. Я тянусь, чтобы снять его с подоконника, и едва не остаюсь без руки – косматая морда заглядывает в пустой оконный проём. Я застываю, а девочка кидается ко мне и ударяет по будильнику. Звон обрывается, и оборотень теряет к нам интерес. Должно быть, на звук среагировал. Вот же свихнутое место!

– Пора! Да вставай же – не успеем! – бормочет моя спутница, запихивая в капюшон свои песчаные волосы.

– Куда? – поражаюсь я.

– За мной беги, – она швыряет будильник в мешок, а мешок бросает мне. – Скорее, а то сожрут!

Твою же…

– Умеешь быстро бегать? – запоздало справляется она, когда мы несёмся через двор.

Разумеется, я умею бегать. Особенно, если могут сожрать. Но за ней я поспеваю с трудом. Или за ним. Кажется, всё-таки за ним. Мне, наконец, надоедает гадать.

– Как твоё имя? – спрашиваю я, когда мы на секунду притормаживаю за углом.

Отлично – он опять смотрит с подозрением! Тут-то что подозрительного?

– Сейчас, – говорит он очень чётко, – мы быстро бежим вон туда. Не оглядывайся а, главное, не падай.

Туда – это шагов сто по песку, а солнце ещё не встало. И укрытия я не вижу. Впереди только стена с каменной лесенкой, а дальше пустое пространство, вроде площади. И очень далеко до домов. Но мой спутник срывается с места, не дожидаясь первого луча, и у меня не остаётся выбора. Волки пока что в дальнем конце улицы – если у этой улицы вообще есть дальний конец. Мы успеваем домчаться до стены, взлетаем по лесенке, и здесь мой провожатый испускает горестный вопль.

– Ведь был же мост! – объявляет он с ужасом. – Вчера ещё был!

Хм. Похоже, тут текла речка. Даже не речка – ручей. Но русло давно пересохло, и обломки узкого мостика отлично видны на дне.

– Назад давай, – командует мальчишка, но я не двигаюсь с места.

Куда – назад? Твари уже роятся под стеной! Я надеюсь, что лестница для них недоступна, но в этот раз везёт им, а не нам. Один волк, а за ним и второй начинают взбираться наверх. Медленно и неуверенно, словно у них под лапами что-то очень шаткое или очень горячее.

Мальчишка рядом со мной швыряет в них осколками кирпичей. Волки отскакивают назад, но ясно, что ненадолго.

– Давай руку, попробую спустить тебя вниз, – предлагаю я, кивнув в сторону бывшего ручья.

Глаза моего спутника округляются. Нет, всё-таки девочка.

– Ты что! – содрогается она. – Потонем!

А! То есть, мы ещё в лесу. Если верить её глазам. А если верить моим, до рассвета мы не дотянем.

– Ты же волшебник! – напоминает он, отбивая ногой новый камень. – Ну хоть что-нибудь сделай!

Сделаю. Что-нибудь.

– По-твоему, на тот берег они не сунутся? – уточняю я, задумчиво следя за волками. Волки быстро наглеют, теперь уже целый десяток карабкается к нам. Они пригибаются под ударами камней, но назад не поворачивают. Остальные мечутся вдоль стены, свирепо щерясь.

– Разумеется, не сунутся! – убеждённо подтверждает мой провожатый.

Чудно. Я спихиваю вниз груду щебня, а потом хватаю загадочного ребёнка поперёк туловища. От неожиданности он начинает вопить и брыкаться, и даже пытается обнажить свой шампур, но я всё-таки швыряю его на другую сторону. Добросовестно заточенное лезвие чиркает меня по щеке, и волки мигом оживляются, почуяв кровь. Я достаю нож – тот, что подлиннее – но всё ещё не могу решить, куда прыгать: вниз или на тот берег? Так и так поломаешь ноги. И проводник, как назло, пропал! Хотя куда бы ему пропасть? Там голое место!

Больше я ни о чём не успеваю подумать: чёрная тень кидается на меня из предрассветной мглы, и мы катимся с лестницы. От удара головой в глазах темнеет, но всё же я успеваю воткнуть нож. Почему-то лезвие погружается в пустоту и в тот же момент вместо дня настаёт кромешная ночь.

Глава 4

Я прихожу в себя у подножия лестницы. И, по-моему, не совсем в себя, я себя как-то не чувствую. Рот полон крови, перед глазами багряный туман, правое плечо горит огнём. Но главное, волки здесь. То есть, они уже не волки, а… А ещё неизвестно, что хуже. Зато стало понятно, почему я не попал в зверя ножом! И хорошо, что не попал. Нож отобрали, теперь потрошат мешок. Вся свора разбежалась, кроме этих десятерых. У них звериные движения, оранжевые глаза и чёрные всклокоченные волосы. И куртки из волчьего меха. Прочая одежда тоже связана из собственной шерсти. Занятный народ.

Туман перед глазами обращается розовой рассветной дымкой, но голова всё равно трещит. И на меня опять направляют меч. О! Сразу пять мечей! Эти похожи на настоящие, из угольно-чёрного металла. Кажется, меня о чём-то спрашивают, но слов я не разбираю. То ли оглох, то ли опять чужой язык: гул, глухое ворчание – и ни тени смысла. Поневоле я сосредотачиваю внимание на самом свирепом оборотне. Наверное, вожаке – судя по тому, что у него шрам через всё лицо, и всего один глаз, и скалится он особенно выразительно. В этот момент остальные почтительно замолкают и избегают встречаться с ним взглядами.

Но я не могу отвернуться, потому что в руке у него Перо. А это единственная вещь, с которой я не готов расстаться. Одноглазый отчаивается договориться со мной, идиотом, по-человечески, и показывает жестами, что я должен взять у него Перо. Мечи при этом придвигаются ближе, и я трясу головой: спасибо, обойдусь. Получаю кулаком в челюсть – чтобы лучше сосредоточился – и Перо подсовывают снова.

Они, видимо, хотят, чтобы я что-то сделал. Но если сделаю не так, меня убьют. Затея неплоха, но непонятна. Для понимания я медленно повторяю то заклинание с хитрой загогулиной на конце. Золотистые знаки тают в воздухе, и Перо опять отбирают. Вся десятка начинает горячо спорить, опасно размахивая мечами. Они не хотят верить, что я волшебник, им не нравится, что я волшебник, надо меня убить и сбросить в канал.

– Не надо, – говорю я, поспешно сглотнув кровь. – Мёртвый я бесполезен.

Все разом утихают, а вожак застывает на корточках перед моим лицом. Перо снова у него, и я стараюсь смотреть в единственный оранжевый глаз.

– Стало быть, понимаешь по-нашему, – он усмехается, но усмешка перетекает в оскал. – А зачем глухим притворялся?

– Я не притворялся, – объясняю я устало. – Это магия. Вы же сами меня проверяли. Для чего?

Опять получаю в челюсть, уже с другой стороны. Если они хотят, чтобы я говорил, то зачем лишают такой возможности? Видимо, это у них тоже элемент общения! От удара мысли проясняются, и я озираюсь по сторонам. Я хочу понять, что с моим спутником? Кажется, они вообще не обратили на него внимания. Иначе спросили бы, где второй, да?

– Так что? – продолжает вожак, не меняя тона. – Корабли вернулись?

Я ощупываю языком внутреннюю поверхность щеки, рассечённую ударом в зубы. И зубы потом надо пересчитать.

– Приплыла целая армада, – отвечаю я охотно. – Сейчас камня на камне не оставят от ваших развалин!

– Врёт, – сообщает из-за моей спины надтреснутый голосок.

Тощая лохматая девчонка деловито листает одну из книжек. Любопытно, на какой странице она это вычитала? Учитывая, что книгу она держит вверх тормашками.

– Вру, – соглашаюсь я, чтобы не сразу замахивались. – Это и ребёнку понятно! Никому вы не сдались. И других волшебников у вас не будет.

Девчонка недовольно кривится и переворачивает книгу нужной стороной – видимо, дошла там до картинок.

– Не похож он на волшебника, – убеждённо заявляет она. – Какой-то тощий и конопатый. Старый Уркис, тот ещё ладно! А этого надо съесть ночью.

Стерва. Зато я ей нравлюсь. Хотя бы как еда.

– Помолчи, Шустрая, – ласково ощеривается вожак. – Если нет кораблей, то откуда ты взялся? – на меня он смотрит ещё ласковее, но взгляд леденеет.

– С берега, – отвечаю, – я там живу.

– Больше не живёшь, – решает одноглазый. – Поднимайся и потопали.

Легко сказать! Помогать мне не собираются. Я осторожно отодвигаюсь от мечей и встаю, держась за лестницу. Меня ведёт в сторону, но очередной тычок помогает устоять на ногах.

– Книжки откуда? – подозрительно уточняет вожак.

Оборотни из его свиты настороженно принюхиваются и косятся на стену с лестницей, но мне их опасения непонятны. Там же нет никого – голый пустырь! Я медлю с ответом только потому, что пытаюсь проглотить кровяной сгусток.

– Из дома, – сообщаю я, наконец.

Вожак недоверчиво щурит глаз.

– А с собой зачем их таскаешь? На обмен?

– Читать люблю, – я пытаюсь пожать плечами, но выходит только одним. – Я ничего не продаю и не меняю. Книги мои.

Он усмехается. Понятно, почему. И тем не менее.

– Еду я могу отдать даром. Раз магия вам без надобности, – предлагаю я в виде компромисса.

– Да мы не едим, – сообщает он, с сожалением почесав свою гриву. – Шустрая, верни его писанину! Всё равно нам не разобрать их каракули.