Текст книги "Киноспекуляции"

Одна из самых знаменитых кинореплик того времени была сказана Деннисом Хоппером в «Беспечном ездоке»: «Один человек пошел искать Америку, да никак не мог найти».

Отличная реплика, но не совсем честная. Если вы были на стороне Малыша Билли (Хоппер) или Капитана Америки (Фонда), а не уродливых реднеков в кафе, то вам не нужно было искать единомышленников. Они были повсюду: в музыке, в кино, по ТВ и в журналах.

Зато поколение, в 1940-е воевавшее во Второй мировой, а в 1950-е покупавшее дома в пригородах, действительно искало свою Америку, «да никак не могло найти».

Те, кого Ричард Никсон окрестил «молчаливым большинством», были напуганы. Они боялись Америки, которую не узнавали, и общества, которое не понимали.

Молодежные движения захватили всю поп-культуру.

Если вам было меньше 35, в этом были одни плюсы.

Если вы были старше – спорный вопрос.

Многие люди в то время смотрели новости в состоянии угнетения и ужаса. Хиппи; боевые организации чернокожих; кровожадные секты зомбируют детей из приличных семей, чтобы те накидались кислотой и убили своих родителей; молодые люди (сыновья ветеранов) сжигают свои повестки или бегут в Канаду; твои собственные дети называют полицейских «свиньями»; на улицах насилие, какие-то серийные убийцы; наркотики, свободная любовь, нагота, похабщина в фильмах Нового Голливуда, Вудсток, Альтамонт, Стоунволл, Сиело-драйв.

Для многих американцев все это складывалось в картину, которая пугала их до усрачки.

Они и были целевой аудиторией «Грязного Гарри».

В глазах несогласных американцев Гарри Каллахан был решением проблемы шокирующей жестокости, с которой они внезапно вынуждены были мириться. Непримиримый коп в «Грязном Гарри» и народный мститель Пол Керси в исполнении Чарльза Бронсона в «Жажде смерти» стояли на одной стороне культурного разлома в предстоящей финальной схватке. А на другой стороне стояли «Билли Джек» (Том Лафлин), босоногий защитник хиппи и любитель начистить рожи, и Джон Шафт (Ричард Раундтри), суперзлой и суперкрутой чернокожий частный детектив и неутомимая секс-машина.

Уже много лет идут споры о том, считать ли Гарри Каллахана расистом, а «Грязного Гарри» – расистским фильмом. В книге «Цирк знаменитостей» Чарльз Хайэм публикует интервью, взятые у Иствуда и Сигела на площадке «Грязного Гарри». Сигел описывает персонажа Иствуда так: «Расистский сукин сын… который во всем винит черных и мексиканцев». Но это описание не подходит к герою снятого им фильма. В фильме Гарри не всегда политически корректен, но он вовсе не «расистский сукин сын».

Будь он таковым, фильм мог бы стать еще лучше – или, по крайней мере, серьезнее. Но тогда на выходе мы бы имели «Таксиста». Именно он, а не «Кобра» и прочие клоны, – настоящий внебрачный сын «Грязного Гарри» и «Жажды смерти». Но не факт, что «Грязный Гарри» имел бы такое мощное воздействие на публику, если бы настолько растягивал рамки жанра. В фильме Сигела есть искусство, и это искусство эффективной творческой провокации. Гарри – прекрасный персонаж, Скорпион – тоже прекрасный персонаж, сюжет отлично работает (фильм можно пересматривать хоть десять раз), но только благодаря элегантному почерку мастера все это взлетает на новый уровень. «Челюсти» Стивена Спилберга – один из величайших фильмов на свете, потому что один из самых талантливых режиссеров на свете в молодости наткнулся на хороший материал, понял его ценность и убился, чтобы сделать из него максимально хороший фильм. Но «Грязный Гарри» – обратный случай: работа бывалого ветерана, снявшего к тому времени 27 фильмов (из них четыре – со своим лучшим актером); работа, которую он выполняет так красиво, что она превращается в мощное произведение искусства.

Если бы «Грязный Гарри» был боксером, он был бы Майком Тайсоном на пике формы.

Попробуйте поставить его в двойной сеанс с любым великим фильмом 1970-х.

«Грязный Гарри» снесет любой фильм с экрана и отправит на хуй в нокаут!

Бум!

Но, в отличие от всех подражателей «Грязного Гарри» (включая все его сиквелы), есть в творении Сигела что-то, вызывающее беспокойство, – и в фильме, и в персонаже Каллахана.

Да, «Грязный Гарри» не расистский фильм и не фашистский, несмотря на утверждения многих критиков того времени. Но он явно реакционный.

Агрессивно реакционный.

И он выражает реакционный взгляд на реальность, иногда косвенно, а порой и прямым текстом. Потому что аудитория, которой хотели понравиться создатели фильма, глядя на быстро меняющееся общество, испытывала нечто вроде футурошока.

«Грязный Гарри» озвучил их страхи, сказал, что их чувства совершенно справедливы, и подарил им героя с револьвером 44-го калибра, который будет сражаться за них. Этот подтекст исчезнет из сиквелов «Гарри». Потому что он, хоть и находил отклик у публики, превращал фильм в мишень для общественного мнения.

Крайне жестокий сиквел Теда Поста «Сила Магнума» не просто избегает этого реакционного подтекста, но пытается вывернуть его наизнанку.

Вся сюжетная основа фильма (Гарри вступает в противостояние с бандой полицейских-мотоциклистов в черных кожаных куртках, которые расправляются с преступниками, избежавшими суда) являет собой редкий для Голливуда случай – сиквел, спорящий с оригиналом.

Я знаю, что надо сделать. Давайте отменим все, что в первом фильме задевало за живое, и пусть теперь и фильм, и сам Гарри будут бороться с таким типом мышления.

Фильмом, который оправдал ожидания публики от «Силы Магнума», в конце концов стала «Жажда смерти». (Есть еще одна картина, с той же завязкой, что и «Сила Магнума», но гораздо лучше: телефильм канала АВС «Эскадрон смерти» с Робертом Форстером, Мелвином Дугласом и Клодом Эткинсом.)

Все бесконечные имитации Каллахана, вдохновленные успехом Сигела, копируют манеру Иствуда, его упёртую крутизну, независимость, презрение к правилам, безжалостность к негодяям. Но при этом всеми силами стараются не затрагивать по-настоящему больные темы. Объектом гнева этих упёртых крутых парней служат, как правило, стандартные кинозлодеи: крупные мафиозные шишки (Аллен Гарфилд в «Еще одном аресте», Джек Крашен во «Фриби и Бине», Витторио Гассман в «Команде Шарки») или персонажи настолько нереалистичные, что существовать они могут только в измерении комиксов. Секта мотоциклистов в «Кобре» внешне и по манерам напоминает постапокалиптическую банду мародёров из итальянской подделки под «Безумного Макса». Единственное заметное исключение из правила – фильм Дж. Ли Томпсона «За 10 минут до полуночи» с Чарльзом Бронсоном, где главный злодей, которого играет Джин Дэйвис, тоже вдохновлен реальным маньяком. Он срисован с Ричарда Спека, знаменитого убийцы медсестер, и жестокое и тошнотворное воспроизведение этих убийств производит довольно мощный эффект.

Но, как правило, схема настолько же механична, как в любом закосе под «Челюсти» или «Чужого». Берется чувак, максимально похожий на Грязного Гарри, ему даются шуточки в том же духе, такой же орущий, замученный босс той же внешности и в том же костюме и второсортные актеры на роли негодяев: даже в следующих фильмах из цикла про Грязного Гарри (например, в «Блюстителе закона» и «Внезапном ударе») психованные злодеи словно пришли из второсортных видеорелизов, где главные роли, как правило, играют бывшие футболисты, какие-нибудь Джон Матушак или Брайан Босворт.

Там, где все остальные выбирали банальность, фильм Сигела смело озвучивал реакционную позицию.

Лучшее и самое яркое тому подтверждение – одна из самых запоминающихся сцен фильма. Та, в которой Каллахан срывает ограбление банка, расстреливая грабителей из своего огромного «магнума», при этом хладнокровно жуя хот-дог.

Что придает этой сцене политическую окраску? Выбор трех чернокожих актеров на роли грабителей. Если бы бандитов играли белые актеры, в сцене не было бы никакого политического контекста. Гарри просто увидел бы, что какие-то люди грабят банк, и помешал бы им. Как Супермен, который тысячи раз проделывал это в комиксах. Если бы грабители были белыми, их бы воспринимали (более или менее) как профессионалов (Уилли Саттон, Паркер Ричарда Старка, Док Маккой Джима Томпсона). С тех пор как в мире появились банки, их обносят профессиональные грабители, так что эта сцена ничем бы не намекала ни на какие перемены в обществе. Но давайте примерим сюда другие расовые или этнические группы. Могли бы грабители быть азиатами? Да, конечно, могли бы. Но, поскольку банк находится не в Китайском квартале Сан-Франциско, это смотрелось бы странно. Зрители заметили бы это и задумались: «Почему вдруг азиаты?» Они бы стали ждать развития этой сюжетной линии («Это банда Тедди Вонга, Гарри. Китайские громилы, начинали с банков в Китайском квартале, теперь перекинулись на весь город»). Та же история с мексиканцами. Да, всегда можно объяснить зрителю, почему «Короли-латиносы» расширили свою территорию до всего Сан-Франциско, но это потребует усилий. Во всем этом есть некая искусственность, потому что в вечерних новостях не так много сюжетов о мексиканцах или азиатах, грабящих банки по всей Америке. С другой стороны, ограбление банка – не тот тип преступлений, который ассоциируется с чернокожими.

Но это если не брать во внимание один особенный подвид Черной Америки, расцветший именно в то время: боевые революционные отряды, грабившие банки ради закупки оружия. Одного взгляда на грабителей из «Грязного Гарри» достаточно, чтобы понять: в костюмном департаменте Warner Bros. их гардероб висел в шкафу с пометкой «Черная Пантера». Многие белые американцы среднего возраста боялись черных подпольщиков больше, чем «Семьи» Мэнсона, Зодиака и Бостонского душителя вместе взятых. К хиппи они просто испытывали отвращение. Потому что хиппи были их детьми, а они презирали своих детей. Глядя, как хиппи сжигают американский флаг в знак протеста против войны во Вьетнаме, они бесились от злости. Но черных подпольщиков они боялись до усрачки. Боялись их гнева, их речей, их политической программы, их униформы, их позерских фотографий с автоматами, их ненависти к полиции, их отрицания Белой Америки (ведь белые ребята не в состоянии понять, почему нельзя элементарно простить их за былые прегрешения).

Но рядом был Гарри Каллахан.

Он не боялся.

До такой степени не боялся, что подходил к вооруженному дробовиком чернопантеровцу, не переставая жевать хот-дог. Гарри расстреливает трех чернокожих грабителей, не поведя бровью (он даже не ищет укрытия), а к последнему приближается с разряженным револьвером и дерзкой, издевательской, типично белой по природе речью («Чувствуешь себя везучим? Подумай… Чувствуешь, мразь?» Спасибо уже на том, что «мразь», а не «ниггер»).

Благодаря всем этим деталям фильм Сигела несет в себе неоднозначную мораль и легкое подсознательное беспокойство, чего не скажешь о низкопробных сиквелах про «супергероя Гарри».

У Сигела Гарри Каллахан и сам тревожный, и другим вселяет тревогу.

Это делает его классическим героем Сигелини (так режиссер в шутку называл свое авторское «второе я»). Сигел любил озадачить зрителей, предложив им главного героя, который вызывает симпатию, даже несмотря на явные тревожные звоночки и сомнительные поступки. Поначалу таким героям трудно сопереживать, но вы сами не заметите, как начнёте. Что еще раз доказывает мое давнее убеждение: «Только выдающийся режиссер может как следует развратить публику». Гринстрит в роли Гродмана в «Вердикте», Маккуин в роли Риза в «Аду для героев», Элвис в роли Пейсера в «Пылающей звезде», Уидмарк в роли Мэдигана, Маттау в роли Чарли Вэррика, продажные копы (Стив Кокран и Говард Дафф) в «Частном аду 36», заключенные в «Бунте в 11-м блоке» (ну не за директора тюрьмы же там болеть?), Джон Кассаветис в роли жестокого уличного бандита в «Преступности на улицах», Илай Уоллак и Роберт Кит, играющие убийц в «Линейке», куда симпатичнее бесцветных полицейских из одноименного телесериала. То же касается Ли Марвина и Клу Гулагера, играющих киллеров в черных очках в «Убийцах»: они вызывают больше симпатии, чем Джон Кассаветис в роли мягкотелого Джонни Норта на гоночной тачке. В «Незнакомце в бегах» вы, может, и пожалеете Генри Фонду в роли несправедливо обвиненного простака, но по-настоящему вас захватит история продажного законника Винни Маккея, которого играет Майкл Паркс. И, чью бы сторону вы ни заняли в «Обманутом» – хитрого, расчетливого раненого солдата (Иствуда) или коварных мстительных женщин, – вам в любом случае не остаться чистеньким. Даже если Сигел изо всех сил старается создать по-настоящему омерзительного персонажа – как, например, в случае с грубым, звероподобным картёжником (Рип Торн) в последнем фильме режиссера, «Сглазили!», – все равно, когда он идет ва-банк, мы невольно оказываемся на его стороне (а как же иначе? быть на стороне казино?).

И, естественно, когда Рип Торн покидает фильм, весь зрительский интерес он забирает с собой.

The New York Times, Полин Кейл, Роджер Эберт – все заклеймили «Грязного Гарри» фашистским фильмом. И (почти на уровне самопародии) утверждали, что он политически опасен и вопиюще легкомысленен, поскольку мошеннически играет на чувствах общества (Эберт, хоть и утверждал, что фильм несет в себе «фашистскую нравственную позицию», списывал это на контекст времени, а не на моральное разложение авторов). Иствуда такое отношение будет раздражать еще долгие годы, но Сигел был готов к нему. В своей книге «Кто, черт возьми, это сделал» Питер Богданович вспоминает, как на закрытом студийном показе «Грязного Гарри» Сигел волновался, что все либеральные друзья от него отвернутся. На самом деле Дон, как режиссер старой школы, был аполитичен. Его задачей было увлечь публику всеми возможными средствами. Если для этого нужно было поставить под вопрос надежность американской системы правосудия или наличие прав у подозреваемого – да пожалуйста. В ответ на упреки, уверен, старина Дон бы хитро прищурился, улыбнулся и показал на сборы.

Но самое смешное, что мастерство Сигела в «Грязном Гарри» было так очевидно, что даже самые суровые критики не могли его не заметить. Кейл не удержалась и написала: «Глупо было бы отрицать, что „Грязный Гарри“ – потрясающе сделанный образец жанра, который, безусловно, возбуждает публику». Или в другой, более поздней статье: «Есть определенное эстетическое удовольствие от высокого уровня техники; некоторые экшн-сцены способны привести в восторг просто потому, что они так ловко выстроены, – даже если, как в случае с „Грязным Гарри“, сама картина вызывает отвращение».

Даже Сэм Пекинпа, друг Сигела, разделял мнение Полин: «Мне понравился „Грязный Гарри“, но то же время он привел меня в ужас. Чудовищный шлак, из которого Дон Сигел умудрился что-то сваять. Посыл отвратительный, но зал в тот день был в восторге».

Мысль противников фильма была предельно ясна. Они говорили не о качестве «Грязного Гарри», а о том, что фильм флиртует с фашистской идеологией. Но этот так называемый фашистский элемент был сильно преувеличен критиками из ежедневных газет и еженедельных журналов. Полвека спустя фильм Сигела по-прежнему считается выдающимся достижением жанрового кино. Зрители, которые наслаждались им все последние 50 лет, не были реакционерами. И им не нужно было разделять «фашистскую нравственную позицию», чтобы получать удовольствие от фильма.

Честное слово, сейчас поразительно реакционной кажется именно позиция критиков.

Можно ли хоть один поступок Гарри назвать откровенно фашистским? Нет.

Он расстреливает черных грабителей в сцене с хот-догом, но эти люди выскакивают из банка под звон сирен и запрыгивают в машину с деньгами и дробовиками.

Даже его методы в отношении Скорпиона сейчас уже никому не покажутся чрезмерными. Он продолжает за ним следить, хотя уже не имеет права? Так все знают, что он Скорпион! В этом никто не сомневается. Мать вашу, это он! Самый точный удар по фильму Кейл наносит, поливая дерьмом нелепую сцену с Йозефом Зоммером, где люди, прекрасно знающие, что Скорпион – убийца, запрещают Каллахану следить за ним. Есть грешок за этой сценой: она представляет либеральную позицию ошеломляюще абсурдной. Но дело в том, что сама сцена ошеломляюще абсурдна. Единственный момент, который можно квалифицировать как фашистский, – это когда Каллахан пытает Скорпиона, чтобы узнать, где он прячет похищенную четырнадцатилетнюю девушку.

Но скажите, разве Билли Джек действовал бы иначе?

Одна из главных причин, по которой «Грязный Гарри» больше никого не бесит, в том, что у фильма Сигела была и другая сторона; критики предпочли ее не заметить, зато публика уловила сразу. «Грязный Гарри» – не только белый фэнтези-вестерн на фоне современного Сан-Франциско: это еще и призыв к созданию Новых Законов для Новых Преступлений.

Если точнее, для феномена серийного убийцы.

«Грязный Гарри» неплохо сохранился в наши дни в том числе потому, что в вопросе поимки и ликвидации Скорпиона современное общество, наоборот, больше приблизилось к посылу фильма. С другой стороны, мы так привыкли к этому жанру – который, по сути, с этого фильма и начался, – что нам кажется устаревшей техническая сторона расследования. Получается, что Каллахан и его неопытный напарник Гонзалес – единственные, кто ведет дело психопата, терроризирующего весь город.

Сегодня смотришь на это и не можешь избавиться от вопросов: «А где спецназ? Где ФБР? Где Уилл Грэм? Где Отдел поведенческого анализа?» В условиях отсутствия всех общественных инструментов, помогающих бороться с подобными преступлениями сегодня, ни один поступок Гарри не кажется неоправданным. С 1971 года мы настолько приспособились к жизни в мире, где есть серийные убийцы, что можем создать, например, сериал «Мыслить как преступник», который на протяжении 15 лет и 323 серий поставлял нам нового маньяка-убийцу каждую неделю.

Но в 1971 году мастерская игра Энди Робинсона и поступки его персонажа были в новинку для кинематографа. Это был злодей нового типа: до Скорпиона ничего подобного не было, и ни один актер не играл так, как Робинсон. Поэтому карьеру Иствуда «Грязный Гарри» укрепил, а карьеру Робинсона раздавил в зародыше (по крайней мере лет на 15, пока постаревший Робинсон не снялся в «Восставшем из ада»). Лично от себя могу заявить, что это нечестно и несправедливо, но каждый раз, стоило Энди появиться в любом фильме, я видел только Скорпиона. Энди Робинсон напугал зрителей так, как ни один кинозлодей ни до него, ни после (мы уже никогда не будем так наивны, как в тот день, когда впервые увидели Скорпиона за его извращенными развлечениями). Но 40 лет существования маньяков в кино ни на йоту не умалили актерский подвиг Робинсона (это лучшая актерская работа во всех фильмах Дона Сигела).

Помню, как я, девятилетний, сижу в зале и чувствую в точности то же самое, что и все взрослые вокруг меня. Мне страшно, и я не могу поверить, что Скорпион может быть настолько безумным и больным. Полин Кейл в своей рецензии в New Yorker ни разу не называет по имени ни персонажа, ни актера. И ни единым словом не оценивает актерскую работу. Главного антагониста она обозначает целым рядом издевательских прозвищ («хиппи-маньяк», «многоликий злодей», «суперзлой дракон»).

Вот что она имеет в виду: чтобы привлечь зрителей на сторону Гарри, авторам фильма пришлось сочинить злодея настолько страшного и опасного, что любой поступок Гарри будет казаться оправданным.

Что ж, были времена, когда, даже зная о Бостонском душителе, Ричарде Спеке, «Семье» Мэнсона и, конечно, о Зодиаке, мы смотрели на безумие Скорпиона и не верили своим глазам.

Но теперь верим.

Мы знаем, как далеко могут завести человека злоба и безумие.

Слишком много в реальной жизни людей, которые доказали, что извращенность Скорпиона – вовсе не чья-то фантазия. Да, мисс Кейл была права насчет мотивов авторов фильма. Они действительно создали «суперзлого дракона», которого должен убить «Зигфрид»[28]28
  Зигфрид – герой «Песни о Нибелунгах», воин и драконоборец. – Прим. ред.


[Закрыть] 44-го калибра в руках у Гарри. Но она ошибалась, запихивая персонажа Робинсона в один ряд со всеми банальными монстрами из банальных фильмов о монстрах.

В «Грязном Гарри» Сигел, Риснер и в особенности Робинсон показали нам будущее: мы увидели, что́ заменит старых монстров в коллективном кошмаре грядущего общества. Во время первого выхода «Грязного Гарри» в прокат каждый зритель входил в зал с чистым, невинным взглядом. Но эту невинность нам вскоре суждено было утратить.