Текст книги "Похититель поцелуев"

Глава восьмая

Вулф

Подрыв здания, которое принадлежало Артуру и служило лабораторией по производству наркотических веществ, произошел в обычный вторник. Святоши не действуют напрямую, и кое-кто прекрасно выполнил за меня эту работу.

Следующие четыре дня я выламывал Уайту и Бишопу руки, пока они не сдались и не согласились отправить еще пятьсот копов для круглосуточного патрулирования. Улицы Чикаго необходимо было защитить от мной же устроенной заварушки. Счет взлетит до небес, но деньги отслюнявит не штат Иллинойс, а Уайт и Бишоп, в карманах которых они прочно осели.

Деньги, что дал им мой будущий тесть. Который, кстати, сменил пластинку: вместо того чтобы уговорами склонить дочь к дружбе со мной, он предпочел вернуть должок, забросав парки Чикаго мусорными кучами. На большее он не осмелился пойти, учитывая, сколько я накопал на него компромата. Ведущий игрок здесь я. Тронет мое, даже просто машину поцарапает, – заплатит внушительную цену и получит в качестве бонуса ненужное внимание со стороны ФБР.

Мусор по моему приказу собрали волонтеры и выкинули в сад Росси. Тогда и посыпались звонки. Дюжины звонков. Словно от навязчивой пьяной бывшей в День святого Валентина. Я не отвечал. Я же сенатор. А он – гангстер с огромным количеством связей. Может, я и женюсь на его дочери, но слушать его бред не стану. Моя задача – расчистить улицы, которые он замарал наркотиками, оружием и кровью.

Я старался как можно реже бывать дома, а это было нетрудно, учитывая частые разъезды между Спрингфилдом и Вашингтоном.

Франческа продолжала упрямиться и ужинала в своей комнате. Плевать. Однако она выполнила свои обязательства: продегустировала торт, примерила платья и занималась остальной предсвадебной хренью, которую я на нее свалил. Хотя мне было все равно, даже появись она на свадьбе в огромном чертовом полотенце. Меня не интересовала симпатия невесты. От нее я хотел лишь внести поправки в условие не трахаться с другими до того, как у меня отвалятся яйца. И пусть живет на своей половине дома или – еще лучше – на другом конце города до самого последнего вздоха.

На пятый день, после ужина, я сидел в своем кабинете, зарывшись с головой в бумаги, когда Стерлинг вдруг позвала меня на кухню. Часы показывали больше одиннадцати, а Стерлинг, как правило, хватало ума не мешать мне, поэтому я понял, что дело было жизненно важным.

Меньше всего хотелось услышать, что Немезида планировала побег. Казалось, Франческа уже поняла, что ей не разорвать наше соглашение.

Я спустился по лестнице. С кухни повеяло сахаром, хлебом и шоколадом. Сладкий, душный аромат, вызывающий воспоминания о прошлом и вонзающийся в сердце словно нож. Я замер на пороге, изучая миниатюрную решительную Стерлинг, которая ставила на длинный обеденный стол обычный шоколадный торт с сорока шестью свечками. У нее тряслись руки, и, когда я вошел на кухню, она вытерла их об испачканный фартук, избегая моего взгляда.

Мы оба знали почему.

– День рождения Ромео, – пробурчала Стерлинг и поспешила к раковине, чтобы сполоснуть руки.

Легкой походкой зайдя на кухню, я вытащил стул и сел, смотря на торт так, словно он был врагом. Я был не особо чувствительным человеком и необычайно плохо помнил важные даты, поскольку все члены моей семьи были мертвы. А вот даты их смерти помнил наизусть. Как помнил и причину их смерти.

Стерлинг протянула мне тарелку, на которую положила столько торта, что им можно было засорить унитаз. Я разрывался между желанием поблагодарить ее за то, что она отдает дань уважения человеку, которого я любил больше всех на свете, и желанием наорать за напоминание, что в моем сердце есть дыра размером с кулак Артура Росси. Вместо этого я набил себе рот тортом, даже не распробовав его. Потребление сахара не входило у меня в привычку, но было бы чересчур жестоко ни кусочка не взять в рот после всех перенесенных ею невзгод.

– Будь он жив, то гордился бы тобой.

Я сидел спиной к двери, и Стерлинг опустилась на стул напротив меня, обхватив руками запотевшую чашку с травяным чаем. Я воткнул в торт вилку, размазывая по тарелке слои шоколада, словно они были человеческими кишками.

– Вулф, посмотри на меня, – попросила она, и я поднял на нее взгляд, чтобы успокоить ее по не совсем понятной мне причине.

Не в моем характере быть милым и вести задушевные беседы. Но каким-то образом ее просьба вызвала во мне отклик, не похожий на презрение. Стерлинг округлила глаза небесно-голубого цвета и явно пыталась что-то мне сказать.

– Будь с ней помягче, Вулф.

– Это даст ей ложную надежду, что отношения между нами могут стать настоящими, а подобное слишком жестоко даже по моим стандартам, – процедил я и отпихнул от себя торт.

– Ей одиноко. Она юна, оторвана от прежней жизни и очень напугана. Ты обращаешься с ней как с врагом, словно она уже тебя предала. Франческе известно лишь, что ты влиятелен, ненавидишь ее семью и не хочешь иметь с ней ничего общего. И все же ты ясно дал понять, что не отпустишь ее. Она узница, – бесхитростно подытожила Стерлинг, – за преступление, которого не совершала.

– Это зовется залогом. – Я сплел пальцы, положил их на макушку и откинулся на спинку стула. – И мало чем отличается от той жизни, что у нее была бы с другим мужчиной. За исключением того, что в отличие от мафиози я не стану ей лгать, когда изменю.

Стерлинг поморщилась, будто я ударил ее по лицу, а потом перегнулась через стол и взяла меня за руку. Я еле сдержался, чтобы не отпрянуть. Потому что ненавидел чужие прикосновения, если только не был задействован мой член, а Стерлинг была последним человеком на планете, которого я бы трахнул. Не говоря уже о том, что я особенно недолюбливал, когда она открыто проявляла эмоции. Это было неприемлемо и противоречило ее должностным обязанностям.

– Одно дело – самой выбрать злосчастную судьбу, и совсем другое – насильно оказаться в нее втянутой. Если проявишь к ней милосердие, это не сделает тебя слабее. Напротив, тем самым ты убедишь Франческу в том, что уверен в своей власти.

Она говорила как Опра.

– Что ты задумала? – усмехнулся я.

Если бы я мог кинуть Франческе денег и отправить ее в Европу в загул по магазинам вместе с ее кузиной Андреа, лишь бы на глаза мне не попадалась, то сделал бы это не задумываясь. Сейчас я даже Кабо рассматривал как вариант: и на одном континенте, и достаточно далеко отсюда.

– Отвези ее к родителям.

– Ты пьяна? – Я непонимающе посмотрел на нее. Надеюсь, нет. Стерлинг и алкоголь – смертельно опасное сочетание.

– А почему нет?

– Потому что ее отец стал причиной, по которой я праздную день рождения Ромео без самого Ромео.

– Франческа не ее отец! – Стерлинг вскочила со стула и стукнула ладошкой по столу.

Я даже не подозревал, что она способна произвести такой взрывной звук. Вилка на моей тарелке брякнула и свалилась на стол.

– В ее жилах течет его кровь. Этого хватит, чтобы отравиться, – сухо ответил я.

– Но не хватит, чтобы уберечь тебя от желания дотронуться до нее, – упрекнула Стерлинг.

– Порча его дочери – приятный бонус, – улыбнулся я.

Я встал и услышал, как за моей спиной упала ваза. Не сомневаюсь, что ее сбила моя будущая супруга, когда побежала обратно в свое крыло, застучав босыми ногами по ступенькам из темного дерева. Я оставил Стерлинг на кухне томиться от гнева и нарочито неспешно пошел за своей невестой. Поднявшись на второй этаж, я остановился между западным и восточным крылами и решил все же вернуться в свой кабинет. Нет смысла пытаться ее угомонить.

В три часа утра, ответив лично на каждое письмо и дав обратную связь на вопрос сознательных граждан о томатах штата Иллинойс, я решил проведать Немезиду. Меня бесило, что она была совой, тогда как я вставал каждый день в четыре часа. Ей словно нравилось вылезать по ночам из своей тюрьмы и регулярно трясти ее решетки. Зная свою ушлую невесту, я не исключал, что она попытается сбежать из клетки. Я неспешно подошел к ее комнате и без стука распахнул дверь. Спальня оказалась пуста.

Я вскипел от злости и еле сдержался, чтобы не начать материться, но потом подошел к окну. Разумеется, Франческа была внизу. С ее розовых пухлых губ свисала сигарета. Моя невеста прополола огород, которого раньше, когда я только бросил ее на произвол судьбы в восточном крыле, здесь не было.

– С капелькой надежды и большой любовью ты продержишься до зимы, – говорила она с… редисом? Франческа о себе или о нем?

Беседа с овощами была чем-то новеньким и стала тревожным звоночком в ее и без того странном характере.

– Будь ко мне добрее, договорились? Потому что он не будет.

Нем, ты и сама не прошла отбор на звание лучшей невесты года.

– Думаешь, он когда-нибудь расскажет, у кого сегодня день рождения? – Франческа присела и потрогала головки лука.

Нет, не расскажет.

– Да, я тоже так думаю, – вздохнула она. – Но ты в любом случае пей побольше воды. Завтра утром я тебя навещу. Мне и так нечего делать. – Она хихикнула, встала и вдавила сигарету в деревянный настил.

Нем каждый день отправляла Смити за пачкой сигарет, и я сделал мысленную пометку сказать ей, что жене сенатора не дозволено дымить на людях как паровоз.

Я подождал несколько минут, а потом вышел в коридор, думая, что сейчас откроются двери балкона и Франческа поднимется по лестнице. Подождав еще несколько долгих минут, что взбесило меня от души, я спустился и вышел на террасу. Мне действовали на нервы ее игры в кошки-мышки. Сначала Франческа разбила фотографию Ромео, а теперь шныряет по дому и болтает с будущим салатом. Я резко распахнул дверь, собираясь наорать на нее, чтобы шла спать, как вдруг обнаружил ее в дальнем углу сада. Франческа была в открытой пристройке, где мы держали мусорные баки. Отлично. Теперь она разговаривает с мусором.

Направившись к ней, я заметил, что под ботинками больше не хрустят листья: сад находился в гораздо лучшем состоянии. Франческа стояла ко мне спиной и склонилась над одним из зеленых баков в окружении мусорных пакетов. Не было смысла представлять происходившее здесь в розовом свете. Моя невеста рылась в мусоре.

Я вошел через открытую дверь и прислонился к ней, засунув руки в передние карманы. Понаблюдав, как моя невеста роется в мусорных пакетах, я прочистил горло, дав знать о своем приходе. Нем подпрыгнула и ойкнула.

– Ищешь, чем перекусить?

Она приложила ладошку к груди и покачала головой:

– Я просто… мисс Стерлинг сказала, что тут одежда, которую я… эм…

– Испортила? – подсказал я.

– Да, она еще здесь. Во всяком случае, некоторая часть. – Она показала на гору одежды, лежащую у ее ног. – Завтра ее отправят на благотворительные нужды. Большинство можно восстановить, поэтому я подумала: если одежда еще здесь, то, может…

Фотография тоже еще здесь.

Увидев, как мы со Стерлинг празднуем день рождения Ромео, Франческа пыталась спасти фотографию, не зная, кто на ней изображен. Она еще не знала, что не найдет ее, потому что я спросил у Стерлинг и она подтвердила: контейнер с фотографией уже увезли. Я провел рукой по лицу. Мне захотелось что-нибудь пнуть. Удивительно, но она оказалась непростой штучкой. На лице Франчески отпечатались грусть и раскаяние, когда она повернулась и посмотрела на меня глазами, полными скорби. Она поняла, что порвала не только ткань – к черту ткань, – она надорвала что-то и в моей душе. На ее ресницах застыли слезы. Забавно, я всю сознательную жизнь выбирал в качестве любовниц бесчувственных, не склонных к сентиментальности женщин, а теперь женюсь на настоящей неженке.

– Забудь, – отмахнулся я от нее. – Мне не нужна твоя жалость, Немезида.

– Я не собираюсь тебя жалеть, Подлец. Лишь пытаюсь утешить тебя.

– Этого мне тоже от тебя не нужно. Я ничего от тебя не хочу. Только твоего повиновения, а, может, в дальнейшем и киски.

– Обязательно быть таким пошлым? – От слез у нее заблестели глаза. А еще она была плаксой. Можно ли найти более негармоничную пару? Вряд ли.

– Обязательно быть такой эмоциональной калекой? – резко парировал я и, собравшись уходить, открыл дверь. – Мы те, кто мы есть.

– Мы те, кем выбрали быть, – поправила она и кинула в ноги предмет одежды. – И в отличие от тебя, я выбираю чувства.

– Ложись спать, Франческа. Завтра мы едем в гости к твоим родителям, и я буду признателен, если ты сопроводишь меня и не будешь при этом хреново выглядеть.

– Правда? – Она распахнула от удивления рот.

– Правда.

Мой способ принять ее извинения.

Мой способ показать ей, что я не чудовище.

Во всяком случае, не сегодня ночью.

Не в ночь, отмеченную рождением человека, научившего меня быть хорошим. В знак почтения я допустил небольшую брешь в своем щите и подарил Франческе немного тепла.

Мой умерший брат был хорошим человеком.

Что до меня? Я был отменным подлецом.

Глава девятая

Франческа

– Просто скажите, кто там был. Бывшая девушка? Пропавшая кузина? Кто? Кто?! – докапывалась я до мисс Стерлинг на следующий день, пока ухаживала за садом, без остановки курила и перебирала мусор в поисках разбитой рамки, которая оказалась единственной вещью, что была дорога моему будущему супругу и которую мне каким-то образом удалось уничтожить.

В ответ мне доставались суровые, отрывистые фразы. Фыркая, звоня по телефону и в который раз покрикивая на клининговую службу, мисс Стерлинг объяснила, что если я хочу узнать побольше о жизни Вулфа, то для начала мне нужно заслужить его доверие.

– Заслужить его доверие? Он меня даже улыбкой ни разу не удостоил!

– А ты в самом деле пыталась заставить его улыбнуться? – Она покосилась на меня, желая уличить во вранье.

– А должна была? Он меня практически похитил.

– А также спас от твоих родителей.

– Я не хотела, чтобы меня спасали!

– Есть две вещи, за которые люди должны испытывать благодарность по умолчанию: любовь и спасение. Тебе даровали обе. Так что, моя дорогая, ты ведешь себя поистине невежливо.

Я сделала вывод, что мисс Стерлинг страдает серьезным видом старческого слабоумия. Словно не эта женщина убеждала вчера моего будущего мужа проявить ко мне милосердие, когда я их подслушала. Я ее раскусила. Она пыталась растопить лед между мной и Вулфом, постоянно играя в адвоката дьявола.

Думаю, она напрасно тратит время. И на меня, и на него. И все же перепалки с мисс Стерлинг были самым приятным времяпровождением. Она проявляла больше энтузиазма и участия в моей жизни, чем Вулф и мой отец, вместе взятые.

В шесть вечера мы с женихом собирались в гости к моим родителям. Наш первый ужин в качестве помолвленной пары. Мисс Стерлинг сказала, очень важно показать моим родным, что я счастлива и обо мне заботятся. Она помогла мне надеть длинное желтое платье из шифона и такого же цвета босоножки от Джимми Чу на высоком каблуке. Пока мисс Стерлинг поправляла мне перед зеркалом прическу, меня осенило, что наша шутливая беседа о погоде, о моей любви к лошадям и ее любви к романам сильно напомнила мне о моей привязанности к Кларе. В груди появилось что-то, очень напоминающее надежду. Друг в этом доме сделал бы жизнь здесь терпимее. Однако мой новый кавалер, должно быть, почувствовал мой сдержанный оптимизм и потому решил загубить его на корню отправленным сообщением.

Вулф: Опоздаю. Встретимся на месте. И без фокусов, Нем.

Вулф даже на первый ужин с моими родителями не удосужился прийти вовремя. И, конечно, он по-прежнему считает, что я попробую сбежать.

Всю дорогу в жилах кипела кровь. Черный «Кадиллак» остановился перед домом моих родителей, и на улицу вылетели мама и Клара, встречая меня с объятиями и поцелуями, словно я только что вернулась с войны. Отец в безукоризненном костюме стоял в дверях и хмуро смотрел, как я, взяв под руки обеих женщин, подхожу к своему бывшему дому. Я не осмеливалась посмотреть ему в глаза, а когда поднялась по ступенькам к входной двери, отец попросту отошел в сторону, не предложив ни объятия, ни поцелуя, ни банального обмена любезностями.

Я отвела глаза в сторону. Наши плечи соприкоснулись, и возникло ощущение, будто он только что порезал меня на ломтики своим суровым, равнодушным взглядом.

– Выглядишь чудесно, vita mia, – прошептала за спиной мама и потянула за подол моего платья.

– Свобода идет мне на пользу, – с горечью выпалила я и, отвернувшись от папы, пошла в столовую, где налила себе до прихода Вулфа бокал вина.

Следующий час я вела пустую беседу с матерью, а отец попивал бренди и смотрел на меня с другого конца комнаты. Клара бегала по гостиной, принося закуски, напитки и зепполе[6]6
  Зепполе – традиционный итальянский десерт.


[Закрыть], чтобы утолить наш голод.

– Чем-то пахнет, – наморщила я нос.

– Наверное, твой жених явился, – сказал отец из своего кресла, и мать рассмеялась над его фразой.

– На заднем дворе у нас случилась небольшая оказия. Но все уже улажено.

Так прошел еще один час ни к чему не обязывающей болтовни, пока мать посвящала нас с отцом в последние сплетни отчаянных домохозяек Синдиката. Кто женился, кто развелся, кто изменил, кому изменили. Младший брат Анджело хотел сделать предложение своей девушке, но Майк Бандини, его отец, посчитал это затруднительным, тем более что Анджело не планировал в ближайшем будущем жениться. Благодаря мне.

Мама прикусила губу, поняв, что это скорее прозвучало как обвинение, и затеребила край рукава. Она часто так делала. Я списывала это на ее низкую самооценку после долгих лет брака с моим отцом.

– Разумеется, Анджело забудет о случившемся. – Она взмахнула рукой.

– Сперва подумай, потом говори, София. Это сослужит тебе добрую службу, – посоветовал отец.

Когда старинные часы прозвонили во второй раз за этот вечер, оповестив, что наступило восемь часов, мы перешли в столовую и приступили к закускам. Я не стала придумывать Вулфу оправданий, поскольку все мои сообщения ему остались без ответа. Сердце пропиталось стыдом и разочарованием от унижения, которому подверг меня человек, вырвавший до этого из лона семьи.

Мы втроем ели с опущенными головами. На фоне царящей в комнате тишины звяканье солонки с перечницей и столовых приборов звучало невыносимо громко. Я размышляла о записках в деревянной шкатулке и пришла к выводу, что все это было ошибкой. Сенатор Китон просто не может быть моей истинной любовью.

Объектом ненависти на всю оставшуюся жизнь? Безусловно. Но что-то большее станет серьезным преувеличением.

Когда Клара подала нам повторно разогретые основные блюда, раздался звонок в дверь. Вместо облегчения я почувствовала, как мои вены, подобно жидкому свинцу, заливает страх. Втроем мы отложили вилки и переглянулись. И что теперь?

– Ну вот, какой приятный сюрприз, – хлопнула в ладоши мама.

– Такой же, как рак, – бросил отец и промокнул рот салфеткой.

Минуту спустя вошел Вулф в строгом костюме. Черные как смоль волосы были до неприличия растрепаны, а на лице застыло решительное выражение, граничащее с угрозой.

– Сенатор Китон, – насмешливо улыбнулся папа, не отрывая взгляда от тарелки с домашней лазаньей. – Вижу, вы наконец-то соизволили почтить нас своим присутствием.

Вулф небрежно поцеловал меня в макушку, и мне стало мерзко, когда шелковистые атласные ленты обернулись вокруг моего сердца и сжали его удовольствием. Я возненавидела Китона за опоздание и беспечность, а себя – за то, как таю от одного его прикосновения к моим волосам. Отец краем глаза следил за развернувшейся сценой, и уголок его рта приподнялся в потешном довольстве.

«Ты несчастна, Франческа?» – провоцировал он взглядом.

Да, папа. Несчастна. Ты молодец.

– Почему ты так задержался? – шепотом прокричала я и пихнула ногой твердое бедро Вулфа, как только он сел.

– Дела, – отрезал он и резким движением положил себе на колени салфетку, щедро отпив вина.

Отец откинулся на спинку кресла, положил скрещенные в замок руки на стол и с жаром вступил в разговор:

– Значит, вы не только работаете целыми днями, но и отправляете мою дочь учиться. Вы планируете подарить нам внуков в ближайшем десятилетии? – сухо поинтересовался он, явно не парясь ни на ту, ни на другую тему. Я видела отца насквозь и поняла, что проблема не только в моем обучении.

За то время, что прошло с моего отъезда из дома и до сегодняшего вечера, у него появился шанс все обдумать.

Будущие дети Вулфа Китона, несмотря на то что в их венах будет бежать кровь Росси, никогда не унаследуют дело папы. Сенатор Китон этого не допустит. И потому мой брак с Вулфом не только положит конец отцовским мечтам о том, как его идеальная дочурка будет растить красивых благовоспитанных детишек, но и прикончит его родословную. Постепенно отец стал эмоционально отдаляться от меня, чтобы защитить свое собственное сердце от горя, но между делом разбил мое на множество осколков.

Я метнула взгляд на Вулфа, который посмотрел на свои часы «Картье», явно ожидая, когда закончится ужин.

– С этим к вашей дочери. Она заведует своим учебным расписанием. И маткой.

– К моему великому разочарованию, совершенно верно. Женщинам нужны настоящие мужчины, которые будут говорить им, чего они хотят. Предоставленные самим себе, они непременно натворят опрометчивых проступков.

– Настоящие мужчины не срут кирпичами, когда жены получают высшее образование и основные познания, как выжить без мужей. Пардон за мой французский. – Вулф разжевал лазанью и жестом попросил передать ему перец. Он находился на вражеской территории, но притом был спокойный, как удав.

– Отлично, – сдавленно засмеялась мама и похлопала отца по лежащей на столе руке. – Вы слышали недавнюю сплетню о последней подтяжке жены губернатора? По городу ходят слухи, что у нее теперь постоянно удивленный вид, и дело не в его скандалах из-за налогов.

– Что будешь изучать, Франческа? – перебив маму, папа обратил внимание на меня. – Ты же, разумеется, не думаешь, что тебе по силам стать юристом?

Я нечаянно уронила вилку в лазанью. Брызги томатного соуса попали на мое желтое платье, и я промокнула пятна салфеткой, проглотив скопившуюся во рту слюну.

– Ты, черт тебя побери, даже поесть не можешь, не испачкавшись, – указал отец и с откровенной злостью воткнул вилку в лазанью.

– Потому что мой отец унижает меня на глазах у моих жениха и матери. – Я распрямила плечи. – А не потому, что я недееспособна.

– Франческа, у тебя средний уровень интеллекта. Ты можешь стать юристом, но, наверное, не самым хорошим. И ты ни дня в жизни не работала. Станешь ленивым стажером, и тебя уволят. Напрасно потратишь время и средства, включая свои собственные. Не говоря уже о том, что возможности, которые ты получишь, став женой сенатора Китона, могли бы отойти тому, кто действительно достоин работы. Болезнь номер один в Америке – кумовство.

– А я полагал, что это организованная преступность, – бросил Вулф и сделал глоток вина.

– И вы… – Отец посмотрел на моего будущего мужа с выражением, которое меня бы пригвоздило к месту, но мой жених был, как всегда, невозмутим. – Я бы настоятельно советовал прекратить эти выходки. Вы получили что хотели. Напомнить вам, что я поднялся с самого низа? Так что я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как вы все рушите. У меня нет недостатка в изобретательности.

– Угроза принята к сведению, – хохотнул Вулф.

– Выходит, я должна сидеть дома и строгать детишек?

Я отпихнула от себя тарелку, сытая по горло едой, разговором и компанией. Мать метала взгляд между всеми сидевшими за столом, а ее глаза были круглыми, как блюдца. Творилось черт-те что, и мне из этого никак не выбраться.

Отец бросил салфетку на тарелку и подал сигнал слугам убрать. Двое из них подлетели к нему, кивая как болванчики.

Испугались.

– Неплохое бы вышло начало. Хотя с таким мужем, как твой, одному Господу известно, когда это случится.

– Мужа выбрал ты. – Я подцепила вилкой кусок еды, представив, что это его сердце.

– До того, как узнал, что он собирается заставить тебя работать, как какую-то…

– …современную женщину? – резко подняв брови, закончила я за него. Вулф хихикнул в бокал с вином и задел меня трясущимся плечом.

Отец опрокинул бокал до дна, а потом снова наполнил его до краев. Нос у него покраснел и припух, а щеки порозовели под желтым светом люстры. Отец всегда знал меру в выпивке. Но не сегодня.

– Твоя школа-пансион представляла собой дорогой, усовершенствованный детский сад для богатых детишек со связями. И твои успехи в Швейцарии еще не говорят о том, что ты можешь выжить в реальном мире.

– Потому что ты прятал меня от реального мира.

– Нет, потому что тебе не справиться с реальным миром! – Отец схватил полный бокал вина и швырнул его в другой конец комнаты. Тот ударился о стену, и стекло разлетелось на мелкие осколки. Красное вино, словно кровь, разлилось по коврам и обоям.

Вулф встал, оперся о стол и наклонился к папе, смотря ему в глаза. Мир перестал вращаться, и все в комнате будто уменьшились в размерах, затаив дыхание и смотря на моего жениха. У меня в легких кончился воздух.

– В последний раз ты повышаешь голос на мою невесту и тем более швыряешь вещи, как убого обученная цирковая мартышка. Никто, ни одна душа на всем белом свете не будет разговаривать в подобном тоне с будущей миссис Китон. Единственным человеком, чей гнев ей предстоит познать, буду я. Отвечать она будет только передо мной. Единственный, кто поставит ее на место – если это понадобится, – тоже буду я. А ты станешь почтительнее, покладистее и вежливее. Дай знак, если не понял, и я обязательно уничтожу все, что тебе так дорого.

Атмосфера в комнате вдруг накалилась от прозвучавшей угрозы, и я уже не была уверена, кому принадлежит моя верность. Я ненавидела обоих мужчин, но одного поддержать была обязана. В конце концов, на кону мое будущее.

– Марио! – позвал отец охранника.

Он выгоняет нас? Мне не хотелось быть здесь, когда это произойдет. Не могу пережить унижение быть выдворенной из собственного дома. Я посмотрела отцу в глаза. В те самые глаза, которые еще не так давно сияли гордостью и уважением при виде меня, когда отец лелеял мечты выдать меня в сильную итальянскую семью чикагской мафии и наполнить свой дом счастливыми привилегированными внуками. Эти глаза были пусты.

Я вскочила со стула и неслышно побрела прочь куда глаза глядят. Из-за пелены слез ничего не было видно, но ноги сами понесли меня в гостиную на первом этаже в другом конце дома, где стоял рояль.

Я быстро утерла лицо, спряталась за пианино и подобрала подол платья, чтобы никто меня не заметил, если войдет в комнату. Детская выходка, но я не хотела, чтобы меня нашли. Я обхватила ноги руками и, спрятав лицо в коленях, зарыдала. Все мое тело дрожало от слез.

Через несколько минут я почувствовала, как кто-то зашел в комнату. Бесполезно смотреть: кто бы это ни был, я его не ждала.

– Подними голову.

Господи. Сердце подскочило от звука его голоса. Почему он?

Я оставалась неподвижной. Его шаги прозвучали в комнате и стали громче, в то время как Вулф подошел ко мне. Когда я все-таки глянула на него, не поднимая головы, то увидела, что жених присел передо мной на корточки и смотрел с мрачным выражением на лице.

Он нашел меня.

Не знаю как, но нашел.

Не моя мать. Не отец. Не Клара. Он.

– Почему задержался? – кинулась я на него, проводя подушечками пальцев по щекам.

Я чувствовала себя ребенком, который ищет его союзничества, но он единственный, кто мог бы мне помочь. Мама и Клара имели благие намерения, но не обладали достаточной силой тягаться с моим отцом.

– Работа.

– Работа могла подождать до завтра.

– Могла бы, если бы не вмешался твой отец. – Вулф заскрежетал зубами. – У меня была встреча в баре под названием «Мерфи». Я оставил там свой портфель. Он стоял рядом и исчез, а потом на кухне начался загадочный пожар и быстро распространился по всему пабу. Угадай с первого раза, что случилось.

Я внимательно посмотрела на него:

– В этом городе итальянцы и ирландцы соперничали с начала двадцатых годов.

Вулф приподнял бровь.

– Твой отец украл и сжег мой портфель. Он хотел уничтожить собранный мной компромат на него.

– Ему удалось?

– Какой идиот будет хранить самое ценное в одном месте, не сделав для страховки копии, и разгуливать с ним средь бела дня?

Люди, с которыми водится мой отец.

– Ты ему скажешь? – всхлипнула я.

– Предпочту, чтобы он гадал. Это крайне занимательно.

– Тогда он не остановится.

– Хорошо. Значит, я тоже.

Я понимала, что Вулф говорит правду. А еще понимала, что он рассказал мне больше правды, чем я могла бы выжать из своего отца.

Картина постепенно собиралась целиком. Папа планировал, чтобы этот вечер стал сущим кошмаром. Он хотел уничтожить улики Вулфа, и для него стало большим приятным бонусом, что, пока моему жениху пришлось заминать очередной потенциальный пиар-скандал, я сидела и ждала его тут.

– Я его ненавижу, – сказала я, уставившись в пол. Во рту стало горько от этих слов, но я готова была поручиться за них всем своим естеством.

– Знаю.

Вулф уселся передо мной, скрестив длинные мускулистые ноги, и я посмотрела на крой его брюк. Никаких носков. Костюм идеально скроен под его рост и телосложение – как и все, что его окружает. Такой продуманный мужчина, решила я, нанесет неслабый ответный удар, как только решит наказать моего отца.

А мой отец ни перед чем не остановится, пока не разгромит Вулфа. Кто-нибудь из них обязательно прикончит соперника, а я, бедная дурочка, застряла прямо посреди их войны.

Я закрыла глаза, собираясь с духом выйти из этой комнаты и предстать перед родителями. Какой кошмар. Нежеланный щенок, что бегает от двери к двери под проливным дождем и ищет пристанища.

Медленно и вопреки здравому смыслу я залезла на колени будущего мужа, прекрасно понимая, что тем самым поднимаю белый флаг. Уступаю ему. Ищу у него защиты от своего отца и от собственных душевных терзаний. Я влетела прямиком в свою клетку и попросила запереть меня на замок. Потому что прекрасная ложь намного желаннее самой отвратительной правды. В клетке было тепло и безопасно. Ни одно зло на свете тут меня не найдет. Я обхватила шею Вулфа руками и спрятала лицо на его стальной груди, задержав дыхание, чтобы снова не разрыдаться.

Он замер, и тело его вдруг застыло от нашей внезапной близости. Я вспомнила совет мисс Стерлинг прикончить его добротой. Победить его любовью.

Сломайся. Сдайся. Почувствуй меня. Прими меня.

Я почувствовала, как он медленно обвил меня руками, словно признал мою капитуляцию, открыл ворота и впустил мою израненную и умирающую от голода армию укрыться в его королевстве. Вулф наклонился и, обхватив мои щеки ладонями, заставил меня поднять голову. Наши взгляды встретились. Мы сидели так близко друг к другу, что я увидела бесподобный серебристый оттенок радужки его глаз. Бледная и пугающая, как планета Меркурий с льдистыми голубыми крапинками внутри кратеров. Я тотчас же поняла, что в его равнодушной маске есть лазейка, и моя задача – пробраться сквозь трещинки и посадить там свои семена. Взрастить их, как взрастила свой огородик, и надеяться изо всех сил, что они пустят корни.