Текст книги "Детский мир: перезагрузка. Реальная история компании, без которой у нас было бы другое детство"

Разве что промоакций и товаров по сниженным ценам в магазине в 1990-е не было. Слишком велик еще оставался дефицит современных форматов торговли. Можно было конкурировать не с другими детскими магазинами, а с ярмаркой в Лужниках или точками в подземных переходах, торговавшими зачастую некачественными игрушками и одеждой. А тут уже битва шла не за низкую цену, а за качество.

Поскольку основу коммерческого блока «Детского мира-Центр» составили два поставщика, две основные компании, то поставки по большей части у них уже были налажены. Руководство нового магазина не нужно было силком гнать на заграничные выставки. Они сами привыкли туда ездить.

Поездка на выставки преследовала две цели. Во-первых, сориентироваться в тенденциях и новинках, которых в этой сфере каждый год появляется очень много. Во-вторых – лично получить представление об уровне цен.

Витрина «Детского мира». 1979 г.

Борис Кавашкин, Юрий Лизунов / ТАСС

Почти все игрушки поставляли из-за рубежа. Доля российского товара на полках была в те годы минимальной. Встречались разве что куклы фабрики «Кругозор» и пластмассовые игрушки завода «Огонек». В сегменте детской одежды и обуви отечественных поставщиков было больше. Прежде всего в России шили одежду для школьников. Зачастую этим занимались те же фабрики, что поставляли товары еще в советский «Детский мир». И связи с ними поддерживали те же товароведы, которые работали с ними в 1980-е. Просто теперь они были трудоустроены в новой компании.

Команда «первого этажа» смогла изменить облик «Центрального Детского мира». И «Детский мир-Центр» стал флагманом, который показывал совершенно иную, новую эффективность работы.

Отдел колясок.1979 г.

Борис Кавашкин, Юрий Лизунов / ТАСС

Даже кризис 1998 года магазин пережил без больших потерь. Да, на какое-то время пришлось сократить ассортимент. Некоторые товары просто временно сняли с полок. «То, что покупали по 10 долларов, продавать по 1 доллару совсем не хотелось», – объясняет Варламкин. Были перебои с поставками. Но в течение года все выправилось.

– В торговле очень важны два показателя – это средний чек и оборачиваемость капитала. Очень быстро мы поняли, что в «Детском мире-Центр» эти показатели в разы больше, чем в «Детском мире». Не на десятки процентов, а на сотни. Из этого мы сделали важный вывод: операционную деятельность можно оптимизировать, – констатирует Сергей Дроздов.

В общем, эксперимент на первом этаже признали удачным. И в новую структуру начали постепенно вовлекать всё новые и новые части главного детского магазина страны. При открытии в «Детском мире-Центр» было всего четыре секции: товары для мальчиков, товары для девочек, мягкие игрушки для малышей и сезонные товары, где в разное время года продавали надувные мячи, елочные шарики и роликовые коньки. Во всех отделах работали 60 человек. Еще новой структуре выделили целиком один из складов на пятом этаже здания. С самого начала в магазине сконцентрировали почти все игрушки, кроме сборных моделей и детских железных дорог.

Потом в новый магазин постепенно включили секцию книг, за ней – канцелярские товары. Передали одежду, товары для новорожденных. Вместе с присоединявшимися секциями переходили и почти все продавцы. Зарплата в новой структуре сразу становилась больше, а текучки практически никакой. Например, Ирина Гуринова не может даже вспомнить, чтобы при ней кого-то уволили.

* * *

К 2000 году первые два этажа здания на Лубянке полностью отошли к «Детскому миру-Центр». И все эти два этажа были связаны единой информационной системой, которую тоже впервые внедрили в 1997 году. До этого товары в магазине учитывали по старинке. Товаровед шел с блокнотом в торговый зал, смотрел, чего не хватает на полках, формировал заказ. Теперь эта работа происходила в компьютере. Покупателям это тоже здорово облегчало жизнь, ведь расплатиться за любой товар можно было в любой кассе магазина. Правда, люди об этом зачастую не знали.

– Еще в 2001 году, в период пиковых продаж, один из инженеров техподдержки обязательно назначался дежурным. Он гулял по первым двум этажам и перенаправлял покупателей к незаметным и пустующим кассам, – рассказывает руководитель группы технической поддержки «Детского мира» Петр Холодов, в ту пору работавший именно таким инженером. – Предположим, за сезонной детской одеждой стоит огромная очередь на кассы. А ты им говоришь: пройдите в детское питание, там свободно. Покупатели, конечно, удивлялись: а что, разве можно одежду там пробить? Мы объясняли, что можно. Нам это было важно, ведь от того, сколько люди купят, непосредственно зависела наша зарплата.

КАК СТАЛО ПОНЯТНО, ЧТО ДАЖЕ САМАЯ ВЕЛИКАЯ НЕДВИЖИМОСТЬ НЕДВИЖИМА

Магазин был настоящей точкой притяжения. Туда часто заглядывали знаменитости.

– Владимир Жириновский заходил к нам за радиоуправляемой игрушкой, – Ирина Гуринова перечисляет знаменитостей. – Как-то раз Александр Карелин, олимпийский чемпион по греко-римской борьбе, заглянул с другом. Они были в Москве проездом, и друг покупал игрушки для детей. Тогда многие покупатели бросились брать автографы.

– Я запомнила Филиппа Киркорова, он пришел покупать внуку Аллы Пугачевой машинку, – добавляет Гульшат Шульц. – А один раз ко мне подошел Константин Кинчев, фронтмен рок-группы «Алиса», и спросил, как пройти в какую-то секцию. От таких встреч, признаюсь, у меня замирало сердце…

В 1998 году «Детский мир» снова оказался на развилке. Он чуть не превратился в торговый центр с корейским уклоном. Тогда обсуждался проект его реконструкции совместно со строительным подразделением корпорации Samsung. Переговоры вел Станислав Арбиев, который возглавлял в ту пору «Систему-Галс» – часть АФК «Система», работающую с недвижимостью. И пока «Система-Маркет» экспериментировала с новым форматом торговли детскими товарами, другая структура корпорации рассматривала альтернативный вариант.

– Тогда встал вопрос о коренной реконструкции здания, а собственных средств в таком объеме у «Системы Галс» не было. АФК «Система» тоже платить не могла, у нее были другие задачи, – объясняет Станислав Арбиев. – С Samsung же мы до этого успели построить пару объектов. И речь шла о том, что они войдут в новый проект в качестве инвесторов. Они это не без труда согласовывали со своей головной компанией. Обсуждался объем вложений порядка 100 миллионов долларов.

То была весьма крупная по тем годам сумма инвестиций в российские проекты. Планировался суперсовременный торговый комплекс, но уже не сугубо детский, а смешанного назначения. Корейцы рассчитали, что если сохранить направление чисто детских товаров, то в разумные сроки вернуть вложения не получится. Samsung потребовала контрольный пакет акций в совместном проекте на период возврата средств. Вот только никто в России не позволил бы иностранцам владеть зданием на Лубянской площади, рядом с ФСБ. Корейцам это объяснили. Они попросили 51 % не в объекте недвижимости, а в торговом доме. Но проект отверг совет директоров «Системы». В строительном подразделении Samsung полетели головы. Зато «Детский мир» остался детским.

И дело опять же не в какой-то особенной любви акционеров «Системы» к детям, а в разумном прагматизме. За детской торговлей уже тогда виделся серьезный бизнес. Чуть позже появился другой проект по превращению здания на Лубянке в современный объект торговли. На этот раз – от «Системы Маркет» и с полностью детским функционалом.

– У нас с Сергеем Киселевым была идея сделать на пятом этаже игровой центр на основе российских аттракционов, чтобы туда приходили развлекаться дети, – рассказывает о несбывшемся, но ярком проекте Вячеслав Коровин. – Мы целый альбом подготовили. Многие аттракционы должны были быть познавательными, объяснять научные законы. И мы даже предполагали, что к нам на автобусах будут приезжать целые классы с учителями химии и физики. Я нечто похожее видел в свое время в Финляндии. Даже договорился в Англии купить часть подержанных аппаратов. Но проект уперся в недостаток средств. Сам «Детский мир» говорил: у нас денег нет. Идти к Евтушенкову в то время было бессмысленно, потому что корпорация росла и там были другие вопросы, которые невозможно было не финансировать. Собственные деньги я вкладывать не мог. Так что проект так и остался на бумаге.

Ну а здание по-прежнему использовалось нерационально. Было множество пустующих коридоров, огромных лестниц. Торговля занимала только первые два этажа. Выше расположились офисы. При этом не было, например, парковки, и даже топ-менеджерам порой приходилось вызволять свои автомобили со штрафстоянки. А ведь тогда был самый разгар стремительной московской автомобилизации, когда горожане привыкали ездить за покупками за рулем. И конечно, «Детский мир» для этого оказался совершенно не приспособлен.

В историческом здании проблемой становились самые обычные вещи. Например, как протянуть слаботочную сеть? Сисадминам приходилось либо клеить провода на скотч к мраморной отделке, либо забираться в вентиляционные короба. Они вылезали оттуда черные от полувековой пыли.

«Центральный Детский мир» стремительно ветшал, и проблемы становились всё острее. В натянутой вдоль фасада сетке (для защиты прохожих от падающих предметов) то и дело находили фрагменты облицовки. Постоянного ремонта требовали подвалы.

– Вечным рефреном шла история о том, что подвалы подвержены дополнительным проблемам, поскольку соседние здания на Лубянке тоже имеют подвалы и там есть свои коммуникации. А еще – из-за того, что рядом проходит метро. И что все это влияет на устойчивость фундамента, всех конструкций. Отсюда непрерывные ремонты, – говорит Алексей Буянов.

– Руководство «Детского мира» настаивало, что фундаменты надо постоянно укреплять. И туда постоянно уходили колоссальные суммы, – добавляет Вячеслав Коровин. – То есть компания вроде и не была убыточной. Но почти вся прибыль уходила на нужды предприятия.

Действительно, смотрелось все парадоксально. С одной стороны – отличный современный детский магазин с хорошо отлаженными бизнес-процессами. А с другой – для «Системы» этот актив годами оставался убыточным.

Торговля, по свидетельству Алексея Буянова, уже стала востребованным бизнесом. Она приносила средства, валовая выручка и оборот были велики, и «Детский мир» всегда оставался важным и денежным предприятием. А вот финансовая отчетность при этом получалась не очень красивая. Не было четкого понимания, как правильно разносить затраты, какие из них к чему относятся, где есть прибыль, где ее нет. Все шло как будто валом.

В те времена, по словам Сергея Дроздова, было непонятно: где собственная прибыль торгового оператора, обосновавшегося в некоем объекте недвижимости, а где его прибыль от того, что он на льготных условиях владеет этой недвижимостью либо арендует ее. Именно поэтому важной вехой в истории «Детского мира» стало решение о том, что нужно отделить недвижимость от операционной деятельности.

«Система» сохранила обе компании. Отдельно – старый «Детский мир», он наконец-то приватизировал здание на Лубянке, владел и управлял этим объектом недвижимости и с определенного момента больше ничем другим не занимался. А параллельно существовал и развивался «Детский мир-Центр», который и вырос в нынешнего гигантского торгового оператора, известного нам под брендом «Детский мир». И у него никогда ничего в собственности не имелось, это всегда был операторский бизнес. Его активами стали процессы, технологии, команды, бренд, но не стены и перекрытия.

И еще одна мелкая, но показательная деталь. В «Детском мире» все локальные сети были построены по одному принципу (в технические подробности мы тут вдаваться не будем), а в «Детском мире-Центр» – по другому. Так вот, когда вся торговля в здании на Лубянке оказалась сконцентрирована в руках одного оператора, компьютерную сеть переложили по единому образцу. В «Детском мире» никогда не будет «зоопарка» IT-систем, чем грешили многие быстрорастущие компании. И сейчас любые IT-решения в компании реализуют по единому принципу, будь то магазины в Казахстане, бухгалтерия в Казани или офис в Москве. Единые технологии и единые бизнес-процессы стали принципами «Детского мира» в период бурного роста, который начался в 2000-х. Но об этом вы прочтете уже в следующей главе, после рубрики «Игрушки, которые нас воспитали».

Игрушки, которые нас воспитали. Настольный хоккей. Игра поверх сознания

Shutterstock / kasakphoto

Журналист и предприниматель Дмитрий Соколов-Митрич – о том, почему союз с рассудком рождает страх, а дружба с непредсказуемостью придает смелости. И как этой сомнительной мудрости его научили маленькие железные крутящиеся человечки.

В подмосковном городе, где я вырос, у подростков в 1970–1980-е было две культовые забавы: «игра в баночки» и хоккей. Город назывался Электросталь. «Баночки» – это что-то вроде модифицированной в индустриальную эпоху игры в бабки. Костяшки животных в ней заменили драгоценные пробки от импортного пива, которые подростки отыгрывали друг у друга, формируя не только игровой капитал, но и навыки предпринимательской деятельности на всю оставшуюся жизнь. А хоккей в Электростали был представлен командой «Кристалл» (ныне – «Элемаш»), болтающейся между второй и первой лигой, но тем не менее горячо любимой всем мужским населением.

Поскольку только трус не играет в хоккей, я, разумеется, тоже играл. До сих пор помню пьянящий запах резиновых ковриков, ведущих на лед городского Дворца спорта. Но очень скоро стало понятно, что Харламова из меня не выйдет. Я патологически не чувствовал команды. Все индивидуальные упражнения, все броски, нормативы по скоростям я выполнял достойно, но разыграть с товарищами хоть сколько-нибудь приличную комбинацию мне удавалось с трудом. Из нападающих меня переместили в защитники, а потом и вовсе стали выпускать на турнирные игры только по особым случаям.

Видя мое горе-огорчение, родители как-то раз принесли домой большую и загадочную коробку. Внутри был он – настольный хоккей. Игра, которая повлияла на мою жизнь настолько элегантно и незаметно для меня самого, что я только спустя полжизни это осознал и заинтересовался ее историей. Наверное, так ненасильственно влияют на жизнь детей только кошки и собаки.

Согласно канонической версии, настольный хоккей – дитя Великой депрессии. В 1932 году житель канадского Торонто Дональд Мунро, не имея денег на подарки детям на Рождество, смастерил настольную игру из найденных дома досок, бельевых прищепок, бечевки и ручек от ящиков комода. Хоккеем это можно было назвать лишь условно, скорее он напоминал популярный в те времена пинбол. Очеловеченных игроков в ней не было, вместо шайбы по полю катался железный шарик от подшипника, но ворота все-таки стояли на своих местах и успех игры измерялся голами.

Тем не менее Мунро-младшие пришли от игры в восторг, и несколько лет она была главным развлечением семьи. Возможно, так бы им и осталась, но однажды к ним в гости зашел продавец музыкальных пластинок и, сыграв пару матчей, предложил показать изделие закупщикам сети универмагов Eaton – на тот момент крупнейшей в стране. С этого момента началось победоносное шествие игры – сначала по Канаде, а затем и по миру. Вскоре на поле появились человечки с клюшками. В дотелевизионную эпоху, когда ценились любые домашние развлечения, люди обрели в настольном хоккее инструмент для семейного досуга. А когда в домохозяйствах засверкали голубые экраны, мощный импульс популярности домашней забаве придали телетрансляции NHL. На игровой поляне стала красоваться символика «Кубка Стэнли». За следующие четыре года количество проданных экземпляров выросло со 150 тысяч до 2,3 миллиона.

Тем временем инициативу в этой истории перехватили шведы. На фоне успехов шведской сборной в хоккее реальном настольная версия игры стала завоевывать в этой стране популярность. Причем скандинавы привнесли в нее ряд принципиальных новшеств: сделали прорези для игроков, позволив им не только крутиться на месте, но и перемещаться по своей игровой зоне; заменили железный шарик карбоновой шайбой и окружили, наконец, игровое поле хоккейными бортами – в таком виде игра и существует до сих пор. А когда шведы обыграли СССР в финале чемпионата мира, продажи настольного хоккея выросли в Скандинавии в десять раз. Главным мировым производителем игры стала шведская компания Stiga, которая до этого специализировалась на производстве инвентаря для настольного тенниса. Сегодня только на ее полянах проводятся чемпионаты мира под эгидой Международной федерации настольного хоккея (ITHF).

Но вернемся на Родину. Колыбелью советского настольного хоккея стал Аничков дворец на Фонтанке – именно здесь в городе на Неве располагался Дворец пионеров. Два его сотрудника – Илларион Морозов и Георгий Мамаев – сконструировали в 1937 году первую версию игры. Причем, судя по всему, безо всякой оглядки на канадский прототип, потому что выглядел он совершенно по-другому. Так или иначе, уже в 1938 году настольный хоккей вошел в книгу «Пионерская игротека», а ленинградский Дворец пионеров создал ее передвижную версию, которую триумфально возили по Союзу и активно копировали на местах.

Далее развитие настольного хоккея в СССР пережило несколько импульсов, и в конце концов игра стала всенародной.

Импульс первый – исследования советского физиолога Николая Бернштейна, который в 1948 году выступил с утверждением, что за логическое мышление, речь и мелкую моторику отвечает один и тот же участок мозга. Его работы сильно повлияли на детскую индустрию в стране – появилось целое поколение игрушек, развивающих мелкую моторику. В том числе и настольный хоккей, который вскоре стал обязательным атрибутом во всех детских учреждениях по всему СССР. В фотоархивах того времени можно найти много фотографий, наглядно свидетельствующих, что уже тогда игра стала массовой.

Следующий импульс был чисто пиаровский. В 1961 году главным героем новостей советского телевидения стал космонавт Юрий Гагарин. В одном из выпусков значительное время занимал сюжет, в котором герой эпохи рубится в настольный хоккей с игроками сборной СССР. Кстати, Гагарин был не последним человеком и в живом хоккее, играл в команде Звездного городка и даже был ее капитаном. Неудивительно, что в стране, где каждый первый ребенок теперь мечтал стать космонавтом, настольная игра тут же стала еще более популярной, ею заполнились полки магазинов.

Наконец, примерно в то же время началось победоносное шествие по миру сборной СССР, ее ключевые игроки стали кумирами. А в 1964 году на экраны вышел мультфильм «Шайбу! Шайбу!», мгновенно завоевавший сердца советских мальчишек. Причем красная команда плохих парней с хитрыми ухмылками и большими красными носами вызывала едва ли не больше симпатий, чем синяя образцово-показательных мальчиков, которая, разумеется, всегда выигрывала. Советская легкая промышленность быстро сориентировалась и выпустила на лед настольных хоккеев эти знакомые всем мультяшные образы, придав игре дополнительную привлекательность.

Именно такую версию настольной игры и вытащили мои родители из заветной коробки, которую принесли из «Детского мира». Мама утверждает, что стоила она недорого и была одним из немногих по-настоящему востребованных и действительно бездефицитных детских товаров того времени. И едва я взялся за рычажки управления игроками, сразу почувствовал – мое!

Оказалось, что играть за всех игроков сразу, включая вратаря, гораздо интереснее, чем на реальном льду выполнять только одну функцию. Уж не знаю, что на эту тему скажут психоаналитики, но мне нравилось, что меня все слушаются. Быть богом – по крайней мере, в отдельно взятой игрушечной команде – оказалось очень легко и приятно: всё зависит только от тебя.

Параллельно с семейными турнирами начались индивидуальные тренировки. Всем игрокам я тут же присвоил имена реальных героев. В нападении бессменно играли Макаров, Ларионов, Крутов; на воротах, конечно, Третьяк[4]4
  Владимир Крутов, Игорь Ларионов, Сергей Макаров – многократные олимпийские чемпионы и чемпионы мира, представители легендарной «пятерки Ларионова», которая на Западе получила прозвище KLM-line, по первым буквам фамилий этих троих нападающих. Владислав Третьяк – легендарный вратарь, десятикратный чемпион мира и трехкратный олимпийский чемпион, член Зала хоккейной славы в Торонто (Канада), лучший хоккеист ХХ века по версии Международной федерации хоккея.


[Закрыть]. Особенно мне нравилось отрабатывать броски с боковых флангов. В этом искусстве я достиг такого уровня, что папа, в очередной раз проиграв всухую, в конце концов капитулировал, сказав, что с такими ударами-неберучками у него нет никаких шансов, – и с чистой совестью отправился смотреть телевизор.

Хорошо, что среди моих друзей тоже нашлись несколько пассионариев-интровертов, достигших в этой игре больших успехов. Наши квартиры вскоре превратились в домашние арены, мы ходили друг к другу на гостевые матчи, а когда потихоньку начали ломаться крепления у наших игрушечных хоккеистов, мы давали их друг другу взаймы. Пригодились и уроки труда: на них мы стали изготовлять замены окончательно вышедшим из строя фигуркам. Правда, на то, чтобы раскрасить их в командные цвета, энтузиазма уже не хватало, поэтому постепенно наши игры становились похожи на битвы теней. Когда же безвозвратно терялась шайба, мы вытачивали замену ей все в тех же школьных мастерских на токарных станках по дереву.

Так мы играли до тех пор, пока окончательно не разломали все доски. Можно было, конечно, купить новые, но к тому времени наш игровой пыл уже охладел: мы подросли и наступило время других интересов.

Прошло полжизни. И я сам, и мои бывшие партнеры по настольному хоккею – никто не стал неудачником. Интересно, какие жизненные навыки мы натренировали в той игре? Или это просто совпадение?

2010 год. Я работал заместителем главного редактора журнала «Русский репортер». Кто-то кому-то (уже не помню, кто и кому) подарил на день рождения настольный хоккей Stiga. На той же пьянке аппарат обкатали, и родилась идея – устроить чемпионат редакции. Со следующего дня и начали. Кабинет главного редактора Виталия Лейбина на месяц превратился в «ледовый дворец». На стену мы повесили турнирную таблицу. Каждый должен был сыграть с каждым, и по сумме очков определялись финалисты. Игра оказалась, кроме всего прочего, еще и хорошим инструментом психологической разгрузки. Пара матчей – и ты снова готов работать с текстами.

Тридцать лет без тренировок поначалу давали о себе знать, но довольно быстро я набрал форму и стал играть не хуже, чем в детстве. В финал мы вышли вместе с редактором отдела информации Андреем Борзенко. Болеть собралась вся редакция. Интриги добавляло еще и то, что пристрастия болельщиков разделились по идеологическому принципу: у меня в коллективе была репутация консерватора, Андрей же придерживался либеральных взглядов. Первый период я проиграл вчистую. Сопернику удалось навязать мне свою игру – расчетливую и выверенную, как шахматы. Мой же стиль всегда был иным: я сочетал точные броски конкретных игроков с непредсказуемостью комбинаций. А иногда и вовсе делал свою игру предельно хаотичной, ставя на скорость и удачу, безукоризненно работая одним лишь вратарем. Такая тактика обычно ломала выверенные схемы, потому что строители этих схем просто не поспевали за моей скоростью.

Придерживаясь ее, я смог дойти до финала, потому что каждая игра по отдельности не имела решающего значения и не заставляла меня волноваться, да и соперники были послабее Андрея. А тут я начал осторожничать и поэтому проигрывать. Но ровно до того момента, когда счет перевалил за 5:0 и я понял, что либо иду на риск, либо мне уже не отыграться. И тогда я вдруг вспомнил одно свое интервью.

Моим собеседником был Леонид Новицкий – гонщик на ралли «Дакар», 3-е место в мировом зачете по классу внедорожников. Когда я приехал к нему, он собирался на пробежку по горной тропе и пригласил меня присоединиться. Карабкаться вверх по склону было относительно легко, а вот на спуске я постоянно отставал или спотыкался. А Леонид повторял: «Не думай о ногах. Не думай о ногах. Пусть ноги думают сами за себя».

Когда дело дошло до интервью, Леонид признался, что на этих пробежках он отрабатывает метод гонки, который сам для себя назвал «глиссированием». Что такое глиссирование? «Ну, вот смотри – делая несколько шагов в секунду, ты каждый раз пытаешься принимать решения, куда поставить ногу. Вот на этот камень или на тот? На белый или на черный? А почему он такой черный и блестит – может, он мокрый и скользкий? И если пускать все эти вопросы в голову – обязательно упадешь или отстанешь от соперников.

Но вдруг ты замечаешь, что если перестать думать о каждом камне, то ноги несут тебя сами, у них как будто появляется собственное сознание. Это и есть правильное состояние во время любой гонки – и не важно, о ногах идет речь, о руках или о глазах. Отпуская вожжи, ты не теряешь контроля, а просто даешь возможность мозгу думать поверх рассудка, переключаешь его в более высокий режим, где действует рациональность какого-то совсем другого порядка. Ее невозможно описать при помощи аргументов и фактов, в ее существование нужно просто поверить, и тогда она начнет действовать».

В общем, я включил «глиссирование» – и выиграл у Андрея Борзенко со счетом 10:7. Но нет, я не совершил в этот момент какой-то магический прыжок. Я просто вспомнил то свое состояние, которое испытывал в детстве во время особенно яростных настольно-хоккейных атак. Но теперь я знал, как это состояние называется.

И еще теперь я понял, откуда взялся тот жизненный метод, который помог мне достичь того, чего я смог достичь (и, возможно, не достичь того, чего я не смог достичь). В ключевые моменты своей жизни я игнорировал рассудочную примитивность. Выключал ближний свет и включал дальний. Союз с рассудком рождает страх, дружба с непредсказуемостью придает смелости. Не думать о ногах. Думать только о том, куда они должны привести. Делать ставку на скорость и лишь совсем немного – на трезвый расчет. Впустить в свою жизнь столько хаоса, сколько нужно для эффективной работы порядка.

Не знаю, был ли это мой личный метод или метод эпохи. Но в любом случае спасибо вам, маленькие железные крутящиеся человечки.