Текст книги "Стихи о главном"

Повторение пройденного

 
Быть может, не тому
Мы поклонялись богу —
Быть может, потому
Теряли мы дорогу.
 
 
Быть может, оттого
Грубели наши души.
Что более всего
Мы не умели слушать;
 
 
Мы думали: само
Пройдёт лихое время.
Но в тяжкое оно
Переродилось бремя.
 
 
Мы ждали от других
Отваги и геройства.
Не находя в своих
Запасах эти свойства.
 
 
Металась на нуле
Отметка черновая
И падала к земле
На графике кривая.
 
 
Летели в темь и глушь
Надежды и партнёры
И с ними – наших душ
Творцы и гувернёры.
 
 
Набита на скрижаль
Привычка повторяться;
Истории спираль
Не хочет выпрямляться.
 

«Лошадь в яблоках раздора…»

 
Лошадь в яблоках раздора
Бьёт копытом, чует: время!
Скоро – свара! Споры спора
С сапога сбивает стремя.
 
 
Лошадь в яблоках раздора
Лезет прямо в палисадник.
Горизонт скрывает шора.
Шпорой больно колет всадник.
 
 
Грозный всадник с булавою
Едет вдоль лугов и пашен.
Над плечами головою
Неимеющейся страшен.
 
 
То отчётливей виденье.
То виденье пропадает
И такое поведенье
Население пугает.
 
 
Тонко всхлипывает зяблик.
В ржавых пятнах помидоры.
Нет ни лошади, ни яблок —
Лишь одни кругом раздоры.
 

«С перчаткой, брошенной, бывало…»

 
С перчаткой, брошенной, бывало
В один клубок сплетались вместе
И горечь оскорблённой чести,
И боль обид, и жажда мести —
И в ход с мечами шло орало.
 
 
Но время нас перековало:
И кодекс чести перекроен,
И дух народа перестроен.
Взамен пролётки мчит «Ситроен»,
С мечом в обнимку спит орало.
 
 
А секундант – в дороге к рынку;
Перчатку ловим на лету мы,
В лицо смеются толстосумы,
В чести, как прежде, тугодумы…
Нам в жизни многое – в новинку..
 

«Не смерти страшиться Россией …»

 
Не смерти страшиться Россией дышащим —
бессмертья
В глухом бездорожье учений о благе
народном,
В извечности пустопорожних речей,
в круговерти
Безудержной мысли о крови, о бунте
голодном.
Бессмертье – с бессильем понять
и измерить аршином —
Сиамский близнец гениального с глупым,
уродец.
Безжизненный отсвет луны над
безлюдной вершиной.
Без капли живительной влаги бездонный
колодец.
Не тройка, не птица… Россия —
на автопилоте
В лучах заходящего солнца надежды
и славы…
Душе уступая, послушно бессмертие
плоти
Уходит за рамки бесцельного в ложной
оправе.
 

Крылатое сердце

 
Снова яростный ветер на крыши
Напирает и злобно ревёт,
И поймёт его тот, кто расслышит
В этом рёве призывы: вперёд!
 
 
Но куда, за какие приделы.
За какие границы зовёт,
И узнаёт ли небо пределы
Неземным этим кличам: вперёд!
 
 
Сколько шару земному вертеться
Вкруг наклонной оси суждено —
Беспокойно крылатое сердце
Вслед за ветром умчится в окно,
 
 
В бесконечно кипящем просторе
Сквозь лохмотья изодранных туч
Все вулканы страданий и горя
Различит из-за облачных круч.
 
 
И подводит итоги минута:
Завершая свободный полёт
В тёмный кратер, где плохо кому-то.
Сердце Фениксом вновь восстаёт
 
 
В миг заветный – ни поздно, ни рано.
По вселенским сверяясь часам.
Чтобы к новым мертвеющим ранам
По ревущим лететь небесам.
 

«Душа в ознобе… Утренняя свежесть …»

 
Душа в ознобе… Утренняя свежесть —
Мазком новокаина нёбу дня,
И солнце, в нимбе изморози нежась.
Глядит подслеповато на меня.
 
 
До маковки во власти Кредитора,
Шепчу ему, как жертва – палачу:
– От твоего я не укроюсь взора…
Повремени ещё… Я доплачу.
 
 
Пока Вселенной правит утончённость
И праведность, и ясность до конца…
Но ждёт под дверью жизни обречённость.
Не отводя от скважины лица.
 
 
Она давно со мной играет в прятки
И каждый раз успех приходит к ней.
Но в щель дверную пепельные прядки
Тому назад я видел пару дней…
 
 
– Не угасай ещё тысячелетье.
Клуби тепло и яркий свет неси.
Чтоб правда – в слове или в междометье
Но всё же прозвучала на Руси:
 
 
В ней слишком трудно дышится народу…
Так, задыхаясь, выброшенный кит
Неведомым стремлениям в угоду
Достать его прибою не велит…
 
 
Но солнце, в нимбе изморози нежась,
С открытой грустью смотрит на меня…
Душа в ознобе… Утренняя свежесть —
Мазком новокаина нёбу дня.
 

На краю

 
Не слышен тонкий посвист сабель
И о щиты не бьют мечи.
Но не выдерживает кабель
Речей, что злы и горячи.
 
 
Мешая следствие с причиной.
Голосовые связки рвут.
Перед зияющей пучиной
На сооратора орут.
 
 
Налево фронт и фронт – направо,
И друг на друга прут фронты;
Рвут государственность и право
На одеяла и бинты.
 
 
Как потерявшийся на льдине.
Когда вокруг него – вода.
Стоит народ посередине —
И ни туда, и ни сюда.
 
 
И, обращая взоры в небо.
Всё шепчет: – Господи, спаси.
Не дай случиться зло и слепо
Кровопролитью на Руси.
 

«Над нами – лишь Бог и природа…»

 
Над нами – лишь Бог и природа,
И к ним продираемся мы.
Ни тропки не зная, ни брода
Сквозь морок обмана и тьмы.
 
 
Как с чёрного хода злодеи.
Себя обнаружить боясь —
Лжецы, торгаши, лицедеи.
Собой разносящие грязь
 
 
Толкучками рынков и блудней
Святое мельча и круша.
Где в пекле торгашеских будней
В товар превратилась душа.
 
 
А нужен – лишь тоненький лучик
В разрыве седых облаков
И ангелов стайка летучих
Над замершим вскликом дворов.
 
 
Мальчонка застынет в опаске,
В песок уронив пистолет…
Откроется старая сказка
На новую тысячу лет…
 

«В Отечестве найдётся ли пророк…»

 
В Отечестве найдётся ли пророк
Из тех – во мраке тайн дорогу зрящих.
Кто, тайн не открывая под зарок.
Предупредит о бедствиях грозящих?
 
 
И, как бы ни был знатен и умён,
В какие бы ни проникал глубины.
Он – малый квант пространства и времён
С изменчивым в крови гемоглобином.
 
 
Вино ли тайна?.. Истина в вине ль?..
Всё – в истине… Вина и обвиненье.
Груз тяжести не спал ни на мгновенье
За сотни лет на тысячах земель.
Всё – в истине… Кровавый бинт на ней —
 
 
Немой укор и веку, и Мессии,
Но пятна крови ярче и видней
На карте исстрадавшейся России…
Царапина от веточки саднит
 
 
И каплет кровь с матросской детской блузки
Предвестию безумному сродни —
Предвестию, масштабному по-русски.
 

Где богатство дороже и чище…
Капли росы

 
Равнодушны сороки-воровки
К чудодействам в рассветном лесу:
Паутинок тугие верёвки
Сушат капли росы на весу.
 
 
Неограненных капель алмазы
Торопливой ладонью не тронь —
В них, пронизанных солнцем, не сразу
Притаившийся вспыхнет огонь:
 
 
Словно отзвук из далей Вселенной,
Одолевший космический мрак.
Луч, преломлённый каплей смиренной.
Не найдёт адресата никак.
 
 
Я приму тебя, ранний посланник.
Не беги от свиданья со мной:
Все мы – братья, и каждый – странник.
Ты – космический, я – земной.
 
 
Нас связала такая малость:
Хоть росинок кругом не счесть —
Счастлив я, что мне эта досталась.
Что мы с нею сегодня есть…
 
 
Где богатство дороже и чище.
За которым – ни крови, ни слёз?
Не его ли так долго ищет
Эта пара старых берёз?..
 

Звёзды

 
На пару с вечностью стою на перекрёстке…
Погашены в домах последние огни;
Так сжато небо крышами, но горстка
Мерцающих светил виднеется – они
 
 
По крышам разбрелись отарой: молчаливо
С домов сбирают дань – где что произросло.
Обходят стояки и провода пугливо.
Чтоб непредвиденное не произошло.
 
 
Зачем же, звёзды, вы спускаетесь на землю —
Сияли бы в своём бездонном далеке —
Но мягким их шагам, дыханию их внемлю,
Мерцающим огням и фразам налегке.
 
 
Подняться на чердак, окошко слуховое.
Присутствие своё не выдав, растворить,
И, не встревожив их, не возмутив покоя.
Одну из них с руки стихом своим кормить.
 

«У истока певучей реки…»

 
У истока певучей реки,
О могучих мечтаюшей струях —
Звук один извлеки – изреки.
Что измыслить хотелось на струнах:
 
 
Будут в нём и кипящий партер,
И балкона гремящая лава,
И над сонмом угрюмых химер
Отрешённо плывущая слава.
 
 
Хрусталя чуть приметная дрожь —
Дрожь от нервов или от озноба,
И в гламурной косметике ложь,
И на нет исходящая злоба…
 
 
Царский бархат и мрамор восславь,
И худую – в заплатах – котомку —
Всё в одном помяни и оставь
Восходящему с солнцем потомку…
 

Рассвет

 
Обессинела ночь, отмолчала —
По росе босиком семеня.
Отступает за кромку причала.
Где рассвет ожидает меня.
 
 
Гладь речная недвижней паркета.
Цепь послушна в бездушном кольце;
Онемевшей улыбкой аскета
Черноротая щель на крыльце.
 
 
У холста насторожённо чутко
Дремлет красок таинственный рой,
И идёт к полотну не на шутку
Новый день, словно юный герой.
 

Эльфы

 
На кончики почек весенних берёз
И хвои мохнатой запястья
Слетаются эльфы несбыточных грёз
И недостижимого счастья.
 
 
Сникают бутоны несорванных роз
И гибнет букет в одночасье,
И зоркую душу пронзает мороз
Предвестником злого ненастья.
 
 
И время в безвременьи мёртвой строки
Глухим ожиданием длится.
Плакучая ива свой стан у реки
Уже распрямить не стремится.
 
 
Так метка с запёкшейся кровью
Запомнится долго над бровью.
 

Родные лица

Анатолию Вадимовичу Доливо-Добровольскому

 
Ещё мы здесь… Сквозь стёкла старых
рам
Привычной жизни проникают звуки
Начала дня арпеджио и гамм —
Все эти лязги, скрежеты и стуки.
 
 
Мы здесь… Но те – глядят с высоких стен,
с портретов охраняя дух жилища —
В борьбе мировоззренческих систем
Они ушли, а мы всё так же ищем
 
 
Прямой Ответ на Основной Вопрос,
Нам жизни нет без этого ответа —
Двадцатый век, как видно, не дорос,
А двадцать первый – как тоннель без
света;
 
 
Но, чуть заметён, в нём мерцает свет
И наша жизнь его мерцаньем длится:
Из прошлого немеркнущий Завет —
С высоких стен взыскующие лица.
 

Яблоневая ветвь

 
Этой ветви упругая стать так прекрасна…
Только женщина может блистать так опасно:
Красота на пределе границ напряжений
Устоит ли пред тысячью лиц разрушений…
 
 
Дети Космоса, в смутах Времён и Пространства
Мы давно друг от друга не ждём постоянства.
Постоянны в одном: каждый раз, умирая.
Нам бы видеть: открыты для нас двери рая,
 
 
И в раю – тот же свет, тот же цвет, та же ветка
И на ветке, как дальний привет, та же метка.
Сон румяных плодов-сосунков безмятежный
И под яблоней трав-ползунков шелест нежный..
 
 
Триединую сущность свою раздирая.
Нам стоять суждено на краю то ли рая.
То ли ада с кипящим котлом посредине.
Всё надеясь осмыслить потом воедине.
 

«Послушай: Женщина поёт…»

 
Послушай: Женщина поёт…
О, так – давно она не пела:
Душа ли просится в полёт
Иль жизни радуется тело?
 
 
Как птица певчая, она
Поёт, легко паря над бытом,
И вновь забыты времена.
Когда она почти убита.
 
 
И песни дивная краса
Тебе откроется не сразу.
Как в свете солнечном роса
Сверкнёт, подобная алмазу.
 
 
Послушай, женщина поёт,
А слёзы топчутся в гортани.
Так сердце к счастью вопиет
И душу слушателя ранит!..
 

неправильный сонет

 
Масть самки самости маститого поэта —
В строках, подобных льдинам, вышедшим
из поля
К свободе – в кандалах, где в рамках формы —
воля
Беспамятства о дольних таинствах сонета.
 
 
О край строки эпоха рвёт свои тенёта;
Какая для строки быть может выше доля?
Летящая строка без визы, без пароля —
 
 
Ещё один комар в объятьях Интернета.
Восстав из праха, ты, поэт, вернёшься в прах.
Но свет твоей строки, поправшей рабский страх —
 
 
Земного бытия иное продолженье.
К воронке Времени спешат песчинки лет.
На основной вопрос у каждой – свой ответ.
Но дерзкая строка всё ищет подтвержденье.
 

Сонет о сонете

 
«Сонет почил», нередко говорят
На сходках поэтического света.
Я – дорожу канонами сонета:
В нём дальних звёзд светильники горят.
 
 
Вобрать в себя готова всё подряд
Бесформица в бескормицу поэта.
Средь многих форм ищу анахорета.
Чей в должной мере выдержан наряд.
 
 
Где формы нет – там для стиха могильник:
Напрасен в нём изысканный светильник —
Он только ярче выявляет крен
 
 
В конструкции, где с трещиной основа,
С терцетом не в гармонии катрен
И гибнет поэтическое слово.
 

Фотография

Дочери Наташе

 
Бежишь, взлететь готовая,
У Зимнего дворца,
И – эра жизни новая
У твоего отца.
 
 
Над аркой штаба Главного
Узду квадрига рвёт.
Пространство плана плавного
Надвинуто вперёд…
 
 
Но, лошади! Ах, лошади!
Куда несётесь вы:
Там, за простором площади.
Холодный блеск Невы.
 
 
А ты бежишь, не ведая
Про близость колесниц,
И тает пена белая
На ярких иглах спиц.
 
 
Весёлый флаг полощется.,
И ты на много лет
Останешься на площади
Шлёпками сандалет.
 

Узоры на стекле

 
Наверное, людям на диво
К морозным узорам стекло
Готовилось неторопливо —
И вот, наконец, истекло
 
 
Безвременье и беспогодье.
Томившее нас до поры…
Зима натянула поводья
И – повеселели дворы.
 
 
От снега и солнца хмельная.
Стоит, подбоченясь, изба;
Играет в лучах пропильная
Окладом на окнах резьба.
 
 
Пройду и вернусь не случайно:
Узоров таких на окне
Не часто увижу, где тайно
Сюжеты слетают ко мне.
 
 
За лапой диковинной ели.
Застывшей на хрупком стекле.
Снегурочку вижу и Леля,
И Бабу-Ягу на метле.
 
 
Вот профиль неловкой пичуги.
Попавшей в глухой бурелом,
И звонкие кольца кольчуги,
И русский былинный шелом…
 
 
А дальше – нежней и напевней
И тоньше узорный хаос.
Размашисто в русской деревне
На окнах рисует мороз.
 
 
Причудлив порою морозной
Декабрьских фантазий полёт:
То грустной и нежной, то грозной
Отчизна моя предстаёт.
 
 
Убегу за лесные кордоны.
За глухие снега убегу.
Анальгины и пирамидоны
До грядущих хвороб сберегу.
 
 
Дам мощам костенеющим роздых.
От пустой суеты отрекусь;
Поменяю и воду, и воздух,
И страну под названием Русь —
 
 
Царство рюмок, стаканов и стопок
(О, родимое, в полной красе) —
На безмолвье заснеженных сопок
И немолчные трассы шоссе.
 
 
Дней безудержна мелкая морось:
Бьёт с извечной издёвкой в лицо,
И покой безмятежный, и скорость
Воедино смыкая в кольцо…
 
 
Не тревожьте меня, не тревожьте.
Зимним утром плечо тормоша —
Лучше душу мою растаможьте:
Тело ноет, а плачет – душа.
 

Утро первого снега

 
Мышцы сонные несмело
Разминая, день встаёт.
На лице белее мела
Снега первого налёт.
 
 
В лёгкой дрёме занавеска —
Не пугает шорох шин,
И – ни рокота, ни треска
Мотоциклов и машин.
 
 
За стеклом оконной рамы.
Задубевшее к утру.
Отбивает телеграммы
Полотенце на ветру.
 
 
Резче тень от табуретки:
Словно в фотомастерской
Проявляется в кюветке.
Проступает день деньской.
 
 
И берётся за работу.
На художества горазд —
В чёрно-белоснежном фото
Так значителен контраст!
 
 
Жизнь идёт на фоне белом,
Наползающем в проём.
Со своим привычным делом,
С вездесущим вороньём.
 
 
И, как будто чем встревожен.
День далёк от зимних нег…
Осторожен, ненадёжен
Этот самый первый снег.
 

«Отложу сигарету, но кофея строгого выпью…»

 
Отложу сигарету, но кофея строгого выпью,
В ниши будущих дней рассую старых дел мелкотьё,
А с души соскребу чешую эту скользкую рыбью,
И с балкона спущу установку на сплин и нытьё.
 
 
Парадоксами жизни займу обленившийся разум,
Обращая устои людского общения в прах.
Подхвачу из гнёзда воронёнком упавшую фразу.
Утишая её новорожденно-трепетный страх.
 
 
Каждый день, новорожден, и я припадаю на крылья,
В отражаемых озером смерть нахожу облаках
И, воскреснув, опять примыкаю к лесной эскадрилье.
Лёгкой тенью себя оставляя на тех берегах.
 
 
Эти гряды камней, отлетевших в суомские чащи —
Затвердевшие слёзы уставшего в битве Творца
За созданья свои, прожиганием жизни пропаще
На планете не раз приближавших начало конца…
 
 
Эмигрантка-душа, не тебя ли, сравнимую с ртутью.
Ускользнуть, раздробиться и слиться готовую вновь.
Кто-то ищет, крича безысходностью полною грудью.
Вызывая мобильником Веру, Надежду, Любовь?..
 

«He в споре Истина рождается, не в споре…»

 
He в споре Истина рождается, не в споре:
Неопытный боец, ты рвёшься в спор, как в бой.
Где силу знания сменяет сила в оре —
Она – то и вершит победу над тобой.
 
 
Тебе ли невдомёк: и спор, и бой – искусство;
Без жертв искусства нет, так жертвовать умей —
В решающий момент заставь умолкнуть чувство:
Ты перед ним в долгу, но знание – умней…
 
 
Где спорщики, сойдясь, себя изводят в спорах.
Как ратники в бою, где жар борьбы велик.
Что могут породить слеза, и кровь, и порох?
Каким народу явит Истина свой лик?
 

«Недоверчивы к птицам и белкам…»

 
Недоверчивы к птицам и белкам,
Озираясь по сторонам.
Мы не верим, что это «welcome!»
Адресовано прямо к нам:
 
 
Не наручником на запястье —
Дуновеньем пол локоток
Открывается разномастья
Чудодейственного поток.
 
 
Нас ли это, любимцев тюрем.
Привечает сосновый бор…
Чужедальность зрачками бурим,
Отмыкающую запор.
 
 
Что вывозим в своих машинах
Из отеческой старины? —
Виртуальный багаж ошибок
Всей истории всей страны…
 
 
Мчит авто горделивой ланью;
Заходящего солнца луч
Вседоверья горячей дланью
Золотит зажиганья ключ.
 

На покосе

 
Поседели скошенные травы.
Серебром подёрнут тихий луг.
Бахрома берёзовой оправы
Проступила явственнее вдруг.
 
 
Не пройдётся ветер, как бывало.
Ласково по волнам дивных кос —
Словно по подушке разметало
Пряди поседевшие… Покос…
 
 
Жаркий день, как сокол в светлой сини.
Над землёй простёр свои крыла:
Есть ли где откосы и низины.
Где бы петь коса ещё могла?
 
 
Но когда сгорят под солнцем росы,
В звонкий зной и злобный гул слепней
Вновь вернутся люди на покосы
С деревянным воинством граблей.
 
 
И взойдут, боками бронзовея.
Словно древних мамонтов стада.
Утомлённо горбясь и грузнея.
Новые душистые стога.
 

Встреча

 
Здравствуй, старый дворик!.
Низкое окно…
Времени топорик
Вырубил давно
 
 
Розовых мечтаний
Многоцветный куст —
Щебня испытаний
Под ногами хруст.
 
 
Но в знакомой точке —
Замечает глаз:
Вновь подобьём кочки
Корень тронул пласт.
 
 
Свежего побега
Жёсткий бугорок
Альфа и омега
Вечности дорог.
 

Янтарь

 
И муха, и комар, и лист, узорной вязью
Прожилок-волосков свою являя суть.
Прозрачной призрачности скованные связью.
Мой приковали взор, и ты не обессудь,
 
 
Что мне, как негатива тонкую пластину.
Под солнечным лучом занятно напросвет
Разглядывать янтарь, и строчек паутину
Читать, душой спеша за временем вослед.
 
 
Я на тебя гляжу сквозь прошлые эпохи —
Ты милостью моей у времени в плену.
Но руку отведу – и времени сполохи
Янтарной дымки вновь развеют пелену.
 
 
Смеёшься ты, и так легка твоя беспечность,
И снова весел взгляд, и снова голос юн,
И тень разлуки вновь уходит в бесконечность
По мокрому песку, теряясь в соснах дюн.
 

«Живу рассветом новой строчки…»

 
Живу рассветом новой строчки:
Над океаном бытия
В обличий сигнальной точки
Возникну, может быть, и я —
 
 
Упрямым высверком салюта
Скользну за дальний небосклон.
Чтоб в долгом странствии кому-то
В душе запомнился и он.
 

«Из вечности глядеть на жителей Земли …»

 
Из вечности глядеть на жителей Земли —
Безрадостно… Картин, достойных сожаленья.
Проходит стройный ряд; конца его вдали
За грядами веков не различает зренье.
 
 
Где горы, где каньон и острая коса,
И серый океан, где зной и пыль пустыни —
В прообразах времён всё те же голоса
И те же гвалт, и стон, и крик, что слышим ныне.
 
 
Натянутой струной звенящей поводок
К ошейнику Земли прилаженный светилом,
В лохмотьях, в бахроме – и бешеный поток
Губительных частиц несётся с большей силой.
 
 
И голоса Земли, и голоса иных
Созвездий и миров в слиянии едины,
В какой-то миг частот достигнут роковых —
И нет ни золотой, ни просто середины.
 
 
И только твой – один – из массы голосов.
Спокойный голос твой у детской колыбели
В решающий момент критических весов
Возвысится, чтоб всё одуматься сумели.
 
 
И может быть тогда, в тот предпоследний миг
Борьбы добра и зла возникнет дух единства.
Умолкнут гвалт и стон, растает злобный крик.
Освободив эфир для песен материнства.