Текст книги "Вам не показалось"

***

В психиатрической больнице города N был обычный вечер обычного рабочего дня. Впрочем, вечер был уже довольно поздний, и потому пациентам пора было спать. Однако неугомонная шизофреничка Пелагея Селедкина все развлекала соседей по палате пением частушек не совсем приличного содержания.

– Ну что, Пелагеюшка? По-хорошему, значит, засыпать не хотим? Укольчик тебе сделать?

Психиатр Георгий Агафонов частенько засиживался на работе допоздна. Он давно перестал реагировать на шуточки своих друзей насчет того, что «будешь со своими психами день и ночь сидеть – сам гикнешься с ними». Георгий в глубине души давно уже пришел к выводу, что каждый человек по-своему ненормальный, просто одни научились это умело скрывать, а другие – нет. Ненаучившихся считают психами и держат в специальных заведениях. А научившиеся сами себя держат в определенных рамках, собственными силами, поэтому в санитарах и таблетках для ограничения своей активности не нуждаются. В задачу психологов и психиатров, собственно говоря, как раз и входит помочь своим пациентам интериоризировать стены психиатрической клиники в собственное сознание, после чего они могут спокойно отправляться на все четыре стороны. Делиться этими своими открытиями Георгий, конечно, не спешил. Он решил, что эта истина – из разряда «умный не скажет, дурак не заметит». Или, как более навороченно сформулировал Лао-цзы, «знающий не говорит, говорящий не знает».

Потому Георгий аккуратно посещал все больничные мероприятия для сотрудников, наблюдал своих пациентов, время от времени писал статьи об особо интересных случаях из своей практики, участвовал даже в международных конференциях и трудился над диссертацией на тему «Психосемантический анализ параноидального бреда в период обострения МДП». Самое интересное, что, когда бессвязное на первый взгляд содержание параноидального бреда пропускалось сквозь мудреные компьютерные программы, бессмысленные ранее слова вдруг выстраивались в четкие фразы, несущие определенный смысл. Правда, смысл был всегда разным: иногда он относился исключительно к личной жизни пациента и его семейным дрязгам, а иногда больше походил на послание от братьев по разуму с других планет. Самое удивительное, что никакой корреляции между поведением пациентов и содержанием их бреда совершенно не наблюдалось. Они явно и не догадывались о скрытом значении своих бессвязных речей. Поначалу Георгий, обрадованный своим открытием, рассказывал пациентам о том, что сами они, того не ведая, говорят. Но те только пугались, не понимая, откуда он узнал об их жизни и тайных мыслях. Тогда Георгий решил не вламываться в их души с внезапно оказавшейся в его руках отмычкой и продолжал обычный курс лечения, используя полученные знания лишь в качестве ориентиров. Делиться своим открытием с коллегами он тоже не спешил. Мало ли среди них идиотов, которые станут калечить жизни своих пациентов ради удовлетворения собственного любопытства? Правда, какое-то время он боролся с собой, жалко было отказываться от всех лавров, которые он вполне мог бы получить. Но тут совершенно случайно в гостях у друга он посмотрел фильм «Адвокат дьявола», решил, что это знак и что не стоит поддаваться любимому искушению владыки тьмы.

Шизофреничка Пелагея меж тем все не унималась.

– Сергеич, ну дай хоть еще одну-то спеть! Из времен моей молодости, я девочкам обещала…

– Ну ладно, одну можно, – милостиво разрешил Георгий. – Но только без мата!

Он встал прямо напротив Пелагеи и строго так на нее смотрел, скрестив руки на груди. Та радостно приосанилась и заголосила:

 
Перестройка-перестройка,
Я и перестроилась.
У соседа хрен большой,
Я к нему пристроилась!
 

– А без мата, – объявила она, хитро улыбаясь психиатру.

– Так, ну все, быстро спать, – скомандовал Георгий. – Если через пять минут хоть один звук услышу – вернусь с санитарами.

Георгий неспешно шел по больничному коридору. За дверьми палат мирно спали пациенты, а из персонала остались лишь дежурные медсестры да охранники, которые сидели по своим кабинетам. Тишина и одиночество располагали к размышлениям и мечтам. А мечта у Георгия была большая и красивая. Она появилась в тот самый день, когда он решил не делиться со всем миром своим открытием. «Все, что происходит, неслучайно, – думал Георгий. – В том, что происходит со мной, есть определенный смысл, которого я пока не понимаю. Я не знаю, кому адресован смысл тех слов из бредовых посланий моих пациентов. Но когда-нибудь вдруг появится тот, чьи слова будут адресованы именно мне». Эта мысль придавала сил Георгию хранить свою тайну, вновь и вновь загонять в компьютер транскрипты бредовых речей своих пациентов.

Вообще-то, ему бы хотелось, чтобы этим человеком оказалась симпатичная девушка с большими карими глазами и задумчивым взглядом. Иногда он видел ее во сне. А в такие вот тихие ночные часы ему казалось, что она вот-вот выйдет из-за поворота больничного коридора и подойдет к нему… Но пока она не появлялась.

Георгий зашел в свой кабинет и стал листать историю болезни Пелагеи Селедкиной. Жила она с любовником – художником из числа непризнанных талантов. Когда ему удавалось продать что-то из своих картин, все деньги он пропивал, а потом принимался пропивать зарплату Пелагеи. Поначалу она пыталась его образумить, но потом махнула рукой и стала пить вместе с ним…

Зазвонил телефон.

– Георгий Сергеевич? Тут больного только что привезли, он такой бред несет, я подумала, может, вам интересно будет…

Сегодня на дежурстве была Шурочка, молоденькая медсестра, явно положившая глаз на Георгия. Тот особого значения этому не придал. Сам он к Шурочке не испытывал ни малейшего интереса, но девушкой она была бойкой и миловидной, так что без жениха не останется…

– Интересно. Давайте приводите.

Через несколько минут в дверях кабинета нарисовался могучий парень в сопровождении не менее могучего санитара.

– Вот, Георгий Сергеевич, привел. Только вы это… Чего-то он совсем… – сказал санитар, кивая на парня. – А ты смотри у меня тут! – наградил он суровым взглядом пациента.

Парень сперва стоял, потупившись, и не хотел ни присаживаться в предложенное кресло, ни говорить. Но постепенно Георгию удалось его усадить и даже напоить чаем. Когда же парень начал наконец говорить, его речь и вправду была крайне бессвязной. Он рассказал, что работает охранником в местном четырехзвездочном отеле и что он согласен, конечно, оберегать постояльцев от бандюков и всяких придурков, но воевать с драконами не нанимался.

– Не, ну нормально вообще, да? Я, значит, дверь открываю, а там – комнаты-то и нет, все черно совсем, будто бы слюда или нефть. Я внутрь сунулся, а там – вода! Но только я в ней не утонул. Я как был, так и иду все дальше и дальше внутри нее. Только чувствую – вода двигаться начинает, будто водоворот. Тут я идти не смог уже, упал и поплыл, поплыл, будто затягивает меня в воронку. И вдруг вижу – дракон. Огромный такой, стоит на задних лапах и на хвост опирается. И вот что я вам скажу, доктор. Вот можете мне не верить и совсем психом считать, но этот дракон воду-то и мутит! У него только лапы и хвост неподвижно стоят, а остальное все ходуном ходит. И голова тоже на одном месте стоит, да, так вот, он за всем и наблюдает. А вода эта черная будто бы проходит сквозь него, ну чисто прям насквозь! Я его как увидел – прям вот повис так посреди воды и слова сказать не могу. То есть не так чтобы на одном месте повис, а вместе с водой вокруг дракона вращаюсь. А дракон сперва меня даже и не замечал. Но потом вдруг вижу – он свою морду ко мне наклонил и – вот хоть режьте вы меня, доктор! – улыбнулся мне. Клыки свои, значит, показал. Тут я закричал, давай барахтаться и вот, сам не знаю как, выскочил из воды этой за дверь, в коридор. Только дверь захлопнул, смотрю – а одежда-то на мне вся сухая, ни одной капельки на ней нет. Я тогда, только дух перевел – сразу к товарищу Завьялову и так ему и сказал, что плавать я вообще не умею и убивать драконов не обучен. И еще сказал, что всем нам грозит серьезная опасность и поэтому надо поднимать армию в ружье, выводить на улицы танки и тяжелую артиллерию. Возможно, даже понадобится ядерная боеголовка. Всех жителей срочно эвакуировать – и по нему! Потому что дракон этот появился здесь неспроста и наверняка в заговоре с нашими врагами. Только в одиночку мне с ним не справиться, нечего было даже меня туда звать. Так что, если вам, доктор, небезразлична судьба нашей державы, а может, и всей планеты Земля, вы должны немедленно позвонить министру обороны и сообщить обо всем случившемся, пока дракон не залил нас всех водой и не сожрал. Я же говорю вам – чудом мне удалось спастись…

Георгию стоило немалых трудов утихомирить разбушевавшегося Ермолая (именно так представился его новый пациент). Наконец санитар отвел страдальца в палату, а Георгий собрался перекинуть запись его рассказа в компьютер…

«Не надо, твой компьютер – у тебя в голове, и так все поймешь».

Георгий даже не стал оборачиваться, он и так понял, что этот голос – внутри его головы.

«Ну вот, началось…» – подумал Георгий.

Он встал из-за стола, подошел к небольшому зеркалу и внимательно посмотрел на свое отражение. Ничего особенного не заметил. Да, вообще-то, психические расстройства на лице и не отражаются, во всяком случае поначалу, ему это было хорошо известно.

«Там ты меня не увидишь. Я внутри тебя. Я – черный дракон из племени водных драконов черного озера. Доверься мне. Я проведу тебя сквозь зеркальную поверхность. Я умею это делать. Конечно, лучше бы это была вода, но зеркало тоже подойдет». Так говорил черный дракон, а Георгий смотрел на свое отражение в блестящей поверхности зеркала и постепенно переставал его видеть…

В какой-то момент он закрыл глаза или ему так показалось, потому что наступил мрак. А когда зрение вернулось к нему, он увидел, что стоит на дне огромного озера с черной водой, вокруг него плавают рыбы, все дно устлано разноцветными водорослями и осыпано круглыми валунами. Хотя вода была черной, Георгий хорошо видел, что происходит вокруг него, причем на довольно большом расстоянии. Он сделал шаг и обнаружил, что может перемещаться по дну, причем его передвижение было чем-то средним между ходьбой и полетом. Ему каждый раз приходилось отталкиваться от дна, но при этом, оттолкнувшись, он пролетал несколько метров и снова опускался.

«Скоро ты научишься летать, и дно будет тебе не нужно», – сказал ему черный дракон внутри его головы.

Летая по озеру, Георгий увидел, как на одном из валунов сидели Ермолай и учитель восточных единоборств, очень похожий на Джеки Чана.

– Ты пойми – смысл не в том, чтобы победить дракона, а в том, чтобы самому стать драконом. Дракон – он сам по себе не злой и не добрый, просто очень сильный. Если ты боишься собственной силы, то для тебя дракон – злой. А когда перестанешь бояться – станет добрым. Это только в ваших западных сказках драконы почему-то в основном злые. А у нас, в Китае, драконы добрые, – так говорил учитель восточных единоборств и улыбался.

Георгий оттолкнулся и полетел дальше. Теперь ему приходилось опускаться на дно все реже, его тело уже почти научилось полету. Он залетел в фиолетовое буйство водорослей с разлапистыми листьями и тут среди них увидел девушку с большими карими глазами и задумчивым взглядом. Она была совсем такой, какой он видел ее в своих снах, лишь с одним небольшим отличием. Она была русалкой. Георгий залихватски крутанул мощным хвостом и выпустил из своей пасти радостный фейерверк разноцветных искр.

***

Черноокая красотка Карменсита медленно поднималась по лестнице четырехзвездочного отеля с одного этажа на другой. Было уже так поздно, что даже слишком рано. Было время той самой густой мглы, которая бывает перед рассветом. Отель спал. Весь город спал. Казалось, что спит весь мир.

Десятью минутами раньше Карменсита сидела за столиком ресторана и небольшими глотками пила уже седьмую по счету пинаколаду. Это был ее любимый коктейль. В его вкусе были летний зной, песчаный пляж, морские волны и какое-то далекое счастье, никому не знакомое, но от этого не менее притягательное… Ресторан работал круглосуточно, но дежуривший сегодня официант давно уединился у себя в подсобке, причем, судя по всему, не один. Карменсите приходилось самой отправляться в бар за очередной порцией коктейля. Именно там, возле бара, ее и заприметил припозднившийся гость. Возвращался он с какой-то развеселой гулянки и был не то что сильно выпивший, а скорее смертельно пьяный. С удивленной улыбкой на потной физиономии сидел он на стуле-гвоздике, навалившись всей своей могучей грудью на барную стойку. Очень вероятно, что у него двоилось в глазах, поскольку Карменситу он приветствовал радостным криком:

– О! Девушки пришли!

Та с невозмутимым видом подошла к бармену и заказала очередную порцию пинаколады. Стала ждать, пока он готовит, смотрела, как он смешивает ром «Малибу» со светлым ромом, потом – ананасовый сок, и сверху сливки. Вот и готово блаженство еще на целых полчаса!

Мужик тем временем все пялился на Карменситу, продолжая удивленно улыбаться. Карменсита и вправду была красивой.

Ее отец был испанцем. Еще в советские времена приехал он в N из какого-то небольшого испанского города. Он был музыкантом, играл на саксофоне, а к тому же он был чернокудрым красавцем с гордой осанкой. Весь его вид прозрачно намекал на существование какого-то другого мира, к которому он принадлежал, – мира пинаколады, джазовых оркестров и соленых морских волн… Этим он и очаровал молоденькую билетершу из местной филармонии, которая через положенный срок произвела на свет дочку, названную необычным именем Карменсита. Девочка выросла, обрела такую же, как у отца, гордую осанку, фигуру греческой богини и взгляд, устремленный в бесконечность. Существо из другого мира, случайно материализовавшееся в городе N с неясными целями, на неопределенный срок. Сейчас, с бокалом пинаколады в руке, ее принадлежность к тому запредельному измерению как-то особенно явственно ощущалась…

– Ты приходи ко мне в номер минут через десять, – изрек наконец мужик. – Я вот только немного самого себя в себя приведу… А то я чего-то сейчас совсем не…

На этом он конфузливо хрюкнул и замолчал, шумно дыша. Карменсита многозначительно посмотрела на него и отправилась в ресторан пить свой коктейль.

– Ключ я тебе здесь оставлю, сама открой! – крикнул мужик и громыхнул о стойку бара тяжелым брелком.

Карменсита не обернулась. Она знала, что ключ так и будет лежать на этом месте, пока она его не заберет.

Через двадцать минут Карменсита поднималась по ступенькам, застеленным дорогой ковровой дорожкой. Она совершенно не думала о том, куда она идет и зачем. Просто шла, и все. Это было тем более странно, что на самом деле никакой «ночной бабочкой» она не была. Продавать свое тело за деньги она не собиралась, и мужик этот был ей совершенно неинтересен. Просто ей было скучно. Смертельно скучно в этом отеле, в этом городе N, в этом мире, где она оказалась по какой-то нелепой случайности и теперь не знала, как вернуться к себе домой.

Карменсита была студенткой, училась в столичном университете, на филологическом факультете. Романо-германское отделение, конечно. Первый год было интересно, второй – не очень, на третий стало совсем скучно. Эти знания были мертвыми. Они, подобно листу Мебиуса, вели бесконечной дорогой к самим себе, а не к тому, кто шел. И тогда Карменсита ушла. Взяла академ, чтобы не рвать все и сразу, но возвращаться не собиралась. Жила то в Москве, то в городе N, зарабатывала переводами зарубежных телесериалов средней степени идиотизма – причем платили за это, надо сказать, очень даже неплохо. В Москве были друзья по универу, интеллектуальные клубы и богемные тусовки, в N – мама и немногочисленные школьные друзья. Но ей по-прежнему было скучно…

И вот, оказавшись в очередной раз в городе N, Карменсита обнаружила обновленную до неузнаваемости местную гостиницу, ставшую теперь отелем. Ярким и вычурным пятном выделялась она на фоне унылого N-ского пейзажа. Блистали иссиня-черной слюдой тонированные стекла окон, на стоянке то и дело хлопали дверцы иномарок, возле входа блуждали нелепо эротичные путаны… Будто бы неумелая пародия на те самые сериалы о счастливой жизни, о другом мире… Но и эти сериалы были не более чем пародией, неумелой подделкой другого мира – даром что были в них и черноокие красавцы, и море, и пинаколада, и иногда даже неплохая музыка с голосовым сопровождением или без.

И все же Карменсите стало любопытно (или просто забавно), и она направилась к массивной двери отеля. Ее встретил невысокий мужичок в красном камзоле, расшитом самоварным золотом, и строго вопросил:

– Вы куда?

– Хочу в ресторане у вас поужинать, – не поведя бровью, ответила Карменсита.

Одета она была по местным меркам не просто хорошо, а даже шикарно, поэтому ее намерение оставить часть своих денег в ресторане было встречено самым искренним одобрением.

Когда Карменсита вошла в ресторан, его зал был совершенно пуст. Заглянув в меню, она поняла, в чем причина, – цены здесь были по масштабам N заоблачными. Тем не менее Карменсита согласилась взять эксклюзивное блюдо от шеф-повара под загадочным названием «Песня русалки», предложенное мгновенно подоспевшим официантом Василием. Она решила, что его расположение ей совсем даже не помешает, ведь, как будут дальше разворачиваться события, неизвестно… К тому же это блюдо явно огромное и жутко калорийное, а значит, больше ничего существенного можно будет вообще не заказывать, сославшись на диету, фигуру и прочую ахинею, которой, по мнению мужчин, женщины придают огромное значение.

Пока блюдо готовилось, а Карменсита пила аперитив, в ресторане абсолютно ничего интересного не происходило. Заходил, правда, средних лет мужичок в деловом костюме, проглотил целую груду разных блюд, выпил водки и удалился, о чем-то заговорщически пошептавшись с официантом. Карменсита даже начала скучать и пожалела, что пришла. Но внезапно дверь с шумом распахнулась, и внутрь потекли разномастные девицы во главе с неприятного вида мужиком. В некоторых из вошедших Карменсита узнала тех самых «ночных бабочек», которые около получаса назад ошивались возле входа в отель. Мужик велел девицам сесть за большой стол и ждать, а сам скрылся за дверью с надписью «служебное помещение».

Через некоторое время дверь снова распахнулась, и в зал с шумом ввалилась довольно большая компания немцев с несколькими примкнувшими к ним отечественными гражданами. К неудовольствию скучающих в ожидании добычи жриц любви, среди иностранных гостей было несколько женщин. Иностранцы уселись за длинный банкетный стол, вокруг которого уже суетились несколько официантов, а приунывшие девицы остались ждать за своим столиком, время от времени лениво перекидываясь репликами о своей нелегкой жизни.

Карменсита неспешно пережевывала «Песню русалки», немцы пили водку, курили сигареты с ужасным табаком и громко гоготали, девицы все так же сидели за своим столиком, понуро насупившись. Все это было бы очень скучным и заурядным, если бы происходило где-то еще, а не в городе N. Не в том городе, где прошло детство Карменситы, где ее ругали в школе за мини-юбку, время от времени отправляли в туалет умываться, подозревая, что она красит ресницы (хотя на самом деле они были у нее такими густыми и яркими от природы) и где ее подругу на три месяца исключили из пионеров за ношение серег. Не в том городе, который умудрялся не меняться ни от перестройки, ни от дефолтов – вообще ни от чего. Этот отель был уникальной точкой, где что-то менялось на фоне общего монолита неизменности. Случайно проросшим сорняком среди мертвых развалин, свято хранящих верность тому, чем они когда-то были. Во всяком случае, у Карменситы появилось явственное ощущение какого-то раздвоения и не-совсем-реальности происходящего. Это уже само по себе было интересно, поэтому ела она очень медленно, намереваясь задержаться здесь как можно дольше.

Наконец немцы закончили ужин и начали расходиться по своим номерам. Предводитель «ночных бабочек» оживился, видимо решив, что «клиент дошел до кондиции». С таинственным видом он подходил к каждому из них и что-то нашептывал, выразительно кивая в сторону девиц. Не обошел он вниманием и тех, кто остался сидеть за столом, лениво допивая свой чай…

Карменсита без особого внимания наблюдала за происходящим. Стороннему наблюдателю показалось бы, что она и вовсе не наблюдает, а просто пьет уже неизвестно какую по счету пинаколаду, глядя куда-то в бесконечность. В общем-то, так оно и было. Она упивалась этим ощущением нездешности происходящего, внезапно вошедшего с ней в контакт. Все происходящие вокруг события сейчас не имели смысла. Обладало смыслом лишь то, что происходило непосредственно с ней.

Между тем внешний мир внезапно обратил внимание на Карменситу. Он принял облик покровителя местных «интердевочек» и замаячил возле Карменситы, продолжавшей сидеть за своим столиком в опустевшем зале. Причем намерения у него были явно не доброжелательные.

– Ты чего здесь сидишь? – мрачно поинтересовался он.

– Ужинаю, – просто ответила Карменсита.

– Ужинаешь! – повторил тот с большим подозрением в искренности ответа.

– А почему именно здесь?

– Здесь кормят хорошо. А мне дома готовить неохота, – ответила Карменсита томным голосом и улыбнулась такой невинно-придурковатой улыбкой, что подозревать ее в намерении заработать денег было бы по меньшей мере нелепо.

Торговец интимными удовольствиями моментально потерял к ней всякий интерес и удалился. А вот ощущение раздвоения реальности по-прежнему оставалось. Стало совсем тихо, и можно вслушиваться в тишину, угадывая в ней голос саксофона, растворенный в шелесте морских волн. И чувствовать горьковатый запах морского бриза, ощущать всей кожей, что он здесь. И тянуть через трубочку пинаколаду, наслаждаясь каждым прикосновением к небу ее ласкающе сладких капель.

Так и сидела Карменсита, растворяясь в открывшейся раздвоенности миров, отлучаясь только за очередной порцией пинаколады, пока не нарисовался тот самый вышедший из самого себя мужик, который оставил ей ключ…

Карменсита шла по ступенькам, и две реальности, несхожие друг с другом, как день и ночь, рвали ее на части. В одной из них она была обычной дурой, которая ищет себе приключений на одно место, и нет чтобы наразвлекавшись пойти домой – так она прет на рожон, рискует получить массу неприятностей – и ради чего? Ради сомнительного удовольствия посмотреть, что будет, пощекотать себе нервы? «Да ладно, мужик же мертвецки пьяный, он уже спит давно. Зайду, посмотрю на номер, может, даже оставлю ему любовную записку смеха ради… Ну и все», – так уговаривала себя Карменсита в этой «здешней» реальности.

А в другой реальности, «нездешней», ни пьяный мужик, ни его номер вообще сами по себе не имели значения. Они и не существовали вовсе, их просто материализовали на небольшой промежуток времени в качестве посредников между мирами, чтобы передать ключ Карменсите и создать портал в другой мир…

Она подошла к номеру пятьсот двадцать пять и открыла дверь. Она даже не удивилась, не увидев там ни гостиничного номера, ни тем более мужика, передавшего ей ключ. Сразу за дверью пестрел разнотравьем луг, а посреди него росло огромное дерево, своей вершиной уходящее в бесконечность. Карменсита сделала несколько шагов по лугу, и та, прежняя, реальность, исчезла для нее навсегда. Она шла навстречу дереву и слышала, как где-то вдалеке шумит море, посылая ей воздушные поцелуи. Музыка не была слышна, но она существовала повсюду, была растворена во времени и пространстве, и каждый, кто оказался в ее поле, становился нотой космической гармонии. Карменсита подошла к дереву вплотную и остановилась, обняв его ствол. Мировое древо, о котором гласят легенды, корни его спускаются к самому центру земли, а крона уходит в бесконечность небесных сфер. Оно приняло Карменситу, и теперь она сама стала точкой отсчета, началом начал. Несравненно малой, но при этом наделенной безграничной властью. Теперь, куда бы она ни шла и что бы ни делала, этот путь был ее, потому что она была началом этого пути. В этом не было ни ложного величия, ни гордыни. Напротив – смирение с бесконечностью, примирение с ней.