Текст книги "Счастливой быть не запретишь"

Коляску Дине действительно делали на заказ. Вадим через своих питерских приятелей заказал облегчённый вариант для худенькой и хрупкой племянницы; конструкция удобно складывалась, поворачивалась и преодолевала узкие проходы.

– И что это за «отведённые места»?.. – продолжала Дина. – Куда мне деваться со своей коляской? Мама, за что она меня так?.. – Устав плакать, девочка всхлипывала, а у Тани внутри поднималась такая волна гнева на чёрствую и жестокую продавщицу, что, казалось, будь она рядом, кинулась бы на неё с кулаками.

– Доченька, люди бывают разные, не все умеют сочувствовать и сопереживать, и, к сожалению, не все думают головой, прежде чем что-то сделать.

– Если бы я не была инвалидкой, она бы не вела себя так со мной! – с отчаянием крикнула девочка.

– Диночка, таким людям зачастую всё равно, что-то да послужит причиной их хамства: старость, болезнь или просто посетитель с маленьким ребёнком. Не плачь, моя девочка, она не стоит твоих слёз и нервов! У нас в городе достаточно книжных магазинов, в которых много хороших продавцов. – Таня гладила дочку по худеньким плечикам, успокаивая и приводя в чувство.

Вечером, дождавшись Сергея с работы, она в лицах передала ему состоявшийся разговор.

– Ты понимаешь, Серёжа, Дина только-только перестала комплексовать, и надо ж было этой гадюке попасться на нашем пути! – возмущению Тани не было предела. – Да я вообще могу с юридической точки зрения засудить их!

– Не кипятись, Танюша. Не последняя она в нашей жизни… Нужно научиться не реагировать.

– Как же «не реагировать»? Дина ведь может опять замкнуться! Помню, как мы впервые с ней отправились за одеждой… А сейчас она сама продукты покупает и вещи себе присматривает.

– Теперь у неё, кроме меня, есть семья – настоящая, любящая, а это дорогого стоит. Дина уже другая, она стала сильнее и лучше держит удар. И тебе нужно перестать рвать себе сердце, это не поможет, – теперь уже Сергей успокаивал жену, понимая, как сложно ей принять жестокую правду жизни.

Проведя бессонную ночь и спокойно обдумав варианты, Татьяна нашла выход из сложившейся ситуации. Она предложила Дине не прятаться, а написать об инциденте в газету, тем более что девочка продолжала сотрудничать с местными изданиями.

Сначала Дина наотрез отказалась:

– Мама, ты разве не понимаешь, что это как душу перед всеми раскрыть? Все кому не лень будут мусолить тему инвалидов.

– Людей с ограниченными возможностями, – мягко поправила Таня. – И потом, ты же хочешь жить полной жизнью, вот и сделай для этого всё, что ты – именно ты! – можешь сделать. Нельзя же постоянно прятаться от подобных проблем.

– Сделай это не только для себя, Динуль, а для других людей, тех, кому было так же больно, – поддержал жену Сергей.

И Дина, немного успокоившись, решила осветить тему людей с ограниченными возможностями и отношения к ним в общественных местах. Она провела опрос в интернете среди людей разных возрастов и социального статуса, взяла несколько интервью по скайпу и написала большую газетную статью. Тихое существование Великого Новгорода было взорвано откликами. А когда один из читателей разместил Динин текст на форуме в интернете, подключились и люди из разных уголков страны. Отзывы писали все: обиженные старики, мамочки с детками, больными ДЦП, молодёжь; рассказывали о том, как их не пустили в ресторан, не обслужили в магазине, нахамили в парикмахерской, выгнали из парка развлечений. Буря поднялась нешуточная. Дина и не представляла, сколько друзей по несчастью испытывают те же проблемы, что и она. Поддержала девочку и Тамара Васильевна Ивахненко. Она, как выяснилось, была на «ты» с Всемирной паутиной, вела колонку юриста в онлайн-журнале и активно чатилась на собачьих форумах. В своей обычной язвительной манере, опираясь на законодательство Российской Федерации, женщина доказала, что у владельцев магазинов, кафе и других заведений нет прав запрещать людям с ограниченными возможностями посещать общественные места. И привела примеры наказаний и штрафов за противоправные действия в адрес других граждан. После этого уже маститые журналисты подключились к злободневной теме. Многие владельцы кафе и ресторанов спешно устанавливали пандусы при входе, в некоторых магазинах расширяли проходы между стеллажами. Общественный резонанс заставил хозяина книжного магазина уволить продавщицу, обидевшую Дину. Девочка даже расстроилась:

– Мам, пап, я же только хотела, чтобы она извинилась. Зачем было её увольнять?

– Дочь, не включай заднюю скорость. Всё, что случилось, должно было произойти, это послужит ей уроком. Зато скольким людям ты помогла! Смотри, тебе каждый день пишут и благодарят, что не спряталась, не замкнулась, а открыто рассказала о проблеме. Ты стала сильной! Мы с мамой гордимся тобой!

Дина улыбалась. Она сама видела, как изменилась благодаря тому, что стала защищать интересы других людей. И желание стать журналистом окрепло ещё больше.

Очень здорово поддержала Дину Танина подруга Нина. В её имидж-студии были оборудованы пандусы, расширены места между креслами. Кроме того, Дина вместе с тётей Ниной напечатала для своих друзей-колясочников персональные приглашения посетить салон и получить скидки. Нину вообще считали почти родственницей в семье Трифоновых, и женщине не нужно было предупреждать о том, что она собирается зайти в гости одна или с Сонечкой.

* * *

Однажды вечерком Нина забежала в гости. Обычно она влетала в дом, с порога объявляя о своём приходе громким приветствием, и для каждого находила тёплые слова. Но на этот раз вид у неё был непривычно тихий и задумчивый.

– Нинок, ты чего такая? В растрёпанных чувствах, как моя мама любит говорить. А Ванька смеётся каждый раз, показывая пантомиму «о лохматых эмоциях», – попыталась Таня расшевелить подругу.

– Таська у нас объявилась… – в словах Нины прозвучала то ли досада, то ли горечь.

– А это кто – Таська?

– Сестра моя ненаглядная. Век бы не глядеть…

Таня удивлённо подняла брови:

– У тебя есть родная сестра?.. А я и не знала.

– Откуда тебе знать, Танюша? Я о ней не рассказывала никогда. Неохота было душу травить, опять в прошлое окунаться. Нахлебались мы с Таськой дерьма. На всю жизнь хватит. Ладно, – горько вздохнула она, – всё равно ведь думать больше ни о чём не могу. Перескажу тебе наш семейный фильм ужасов. В общем, у меня есть сестра. Младшая. На четыре года младше меня. Мама меня без мужа родила, я про отца ничего не знаю. Пыталась у мамы выпытать в детстве хоть что-то, но не удалось. Даже имени. А с Таськиным отцом мама в браке была. Только недолго. Гадом он оказался. Прибился к нам, поначалу нормальным вроде был: работал, даже деньги маме приносил. А потом его уволили, он и обозлился на весь свет. На маму, как Таську родила, стал руку поднимать, требовал, чтобы она «своё крикливое отродье» заткнула. Тася реально днём и ночью орала не переставая. Я до сих пор помню этот визг. Что-то врачи говорили о неправильном прохождении через родовые пути. Патология какая-то. С этого всё и началось. Вечные мамины: «Тасенька слабенькая… маленькая… болеет… нервировать её нельзя…» Мне всего четыре года было, а из меня няньку сделали. Отчим вечно орал: «Нинка твоя – нахлебница! Вот пусть отрабатывает – сестру успокаивает!» И подзатыльники мне отвешивал. А когда Таське год исполнился, он от матери сбежал. И с тех пор ни разу не появлялся. Мать первое время рыдала, ждала его. А потом с утроенной силой принялась Тасеньку свою ненаглядную жалеть. Всё причитала: «Сиротинушка при живом отце! Как она жить-то будет?..» А то, что и я не от святого духа и мой биологический папаша тоже где-то есть, в расчёт не принималось. Я же старшая, большая, что обо мне печалиться?

Вот отсюда и повелось – Тасе всё самое лучшее: игрушки, вкусняшки, обновки. А Нина – большая, обойдётся. А уж когда Таське диагноз «дислексия» поставили, она совсем на голову села. «Умная» врачиха при ней сказала, что читать-писать девочке трудно будет. Таська раз и навсегда это усвоила и ни одной книжки школьной не взяла в руки. Мама или сама ей читала, или чаще всего меня заставляла. А эта пакость ещё и кочевряжилась: «Ты без выражения читаешь, я не запоминаю! Мне сейчас неохота слушать, потом почитаешь!» Как только я гулять соберусь или к подружкам – она тут как тут: «Начинай мне читать!» И мать на её сторону всегда становилась. Училась Таська отвратительно, все рефераты и сочинения я за неё писала. А мама математику делала, задачки решала. В общем, сами девчонку избаловали.

А когда ей лет тринадцать было, после диспансеризации в школе по врачам отправили – ну, и сняли диагноз. Сказали, что никакой дислексии нет, читать-писать может, придурялась она всё детство, на шее у нас сидела. Ох и злилась сестра, что пришлось самой теперь учиться! Орала, что ненавидит нас, что её, такую умницу-красавицу, нужно было от олигарха рожать, а мать-дура от какого-то нищеброда залетела. А сама – та ещё красавица: вся вечно в прыщах, бородавки на руках, волосёнки реденькие, немытые. Но самомнение выше крыши! – Нина перевела дух. – Ты не подумай, что я всегда так к ней относилась. В детстве я её любила, жалела, возилась с ней. Это уже потом, когда она стала меня внаглую использовать, я злиться начала. Когда Таське четырнадцать исполнилось, она в разнос пошла. Школу прогуливала, девятый класс практически мать за неё оканчивала: справки какие-то липовые покупала, ходила по учителям, подарки носила, унижалась, чтобы выпустили с аттестатом. А сестрица куролесила с друзьями, приволокла домой парня, всего в наколках, песни под гитару горланили. Хорошо хоть, не пили и наркотиками не баловались. Пожрать и поспать – больше им ничего не надо было. Потом надоела кавалеру наша красавица, достала его своими выкрутасами, он и съехал.

А у неё новая фишка появилась: стала собак бродячих домой тащить. Грязных, блохастых, лишайных. Спасателем животных себя возомнила! Тянула с матери деньги на их лечение. Шавки по всей квартире бродили, на кровать ко мне залазили, гадили везде, вонь, грязь по квартире. А Таська только смеялась: ей чем хуже для нас было, тем лучше для неё. И ведь дело не в любви к животным, нет! Она так демонстрировала, что даже самые грязные собаки для неё лучше людей.

После девятого класса сестра в училище пошла, на художника учиться. У неё способности были, рисовала она и правда неплохо. Но без фантазии, в основном срисовывала. Однако возомнила себя творческой личностью, графический планшет потребовала, какие-то краски дорогущие покупала. Мать из кожи вон лезла, чтобы доченьке любимой угодить. Пару лет относительно спокойно прошли, а после окончания училища Таську подружка в Питер потащила, поближе к творческой интеллигенции. Сняли там мастерскую, картины свои в переходе продавали. Сестра с матери по-прежнему деньги тянула, но хоть над душой не стояла, гадости каждый день не говорила. И вдруг – телеграмма: «Вышла замуж, муж богатый, уезжаю в Израиль, не ищите». И пропала на восемь лет. Ни писем, ни звонков, только фотки в «Одноклассниках» выкладывала: в ресторанах, на пляжах да в казино. На сообщения не отвечала, не до нас ей было. Мама первое время плакала, горевала, что кровиночка её далеко, заболела на нервной почве сильно. Я тогда Таське длинное сообщение отправила с просьбой хоть что-нибудь написать матери, успокоить её. В ответ получила фразу из нескольких слов, в основном матерных: суть сводилась к тому, что мы ей не нужны и она нам ничего не должна. Мама потихоньку успокоилась, а когда Сонюшка родилась, совсем оттаяла. Однажды даже сказала, что через внучку мне долги за моё безрадостное детство возвращает. Поплакали мы тогда, а теперь живём да радуемся. Конечно, нет-нет да и всплакнёт мама по Таське, но редко и без надрыва.

А пару дней назад вдруг явилась наша пропажа! Упала как снег на голову, без звонка и предупреждения. И всё наперекосяк опять! Мать суетится, Таська, как всегда, принимает как должное. От мужа она то ли сама ушла, то ли выгнал он её, она не распространяется. «Спиногрызов», как выразилась, не нажила. На Сонечку только косится – слόва ей не сказала, не говоря уже о том, чтобы обнять племянницу. Выселила маму в нашу с дочкой комнату, видите ли, она не может ни с кем делить пространство! А вернулась она потому, что финансы ей нужны на квартиру, заявила: «Либо меняйте, либо деньгами отдавайте». А что там «менять»? Ты сама видела – две комнаты и кухня. Мать в шоке! А Таська как узнала, что у меня имидж-салон есть, так сразу и ухватилась за это: «Продавай и отдавай мою долю за квартиру». Единственное, что радует, так это то, что мама уже не только о Таське думает, но и о нас с Сонечкой.

– И что вы решили делать? – Таня, зная, как долго Нина шла к осуществлению своей мечты, с содроганием подумала, что будет с подругой, потеряй она своё детище. – Салон – это твоя мечта, твоя жизнь! Как же его продавать?..

– Решили мы с мамой взять кредит. И расписку у Таси, что она получила свою долю наследства. Чтобы обязательно у нотариуса заверенная, во избежание имущественных споров. Конечно, кредит – это кабала, но в сто раз лучше, чем жить вместе с моей вздорной сестрицей. Сонечка уже плакала ночью: тётя на неё так зыркнула за ужином, что дочка испугалась.

– Нинуль, у нас с Серёжей есть кое-какие деньги, небольшие, но мы тебе займём. Настолько, насколько нужно. Меньше кредит возьмёшь, меньше переплатишь.

– Нет, – тихо, но твёрдо ответила Нина, – не хочу я нашу дружбу денежными долгами портить. Ни к чему это, Танюша. И давай не будем больше возвращаться к этому. Но за предложение спасибо! – Нина обняла подругу, и Таня в очередной раз поразилась силе её духа.

– Удачи тебе, сильная моя подружка! В любом случае, я всегда помогу, если потребуется.

– Я знаю, Танечка. Рассказала тебе, и легче стало. Теперь можно и домой идти, маму поддерживать.

Эпопея с кредитом затянулась, собирали необходимые документы, ждали одобрения банка. Всё это время Нина поддерживала климат в квартире: «тушила» Тасины эмоции, утешала маму, сокрушающуюся по поводу младшей дочери, успокаивала Сонечку, так и не нашедшую общий язык с тётушкой. Тася упорно игнорировала родственников и их интересы, ни капельки не заботясь о том, что она пришла в дом со своими традициями и привычками. Она включала музыку по ночам, спала до полудня, приводила подружек, мешая остальным. Наконец через два месяца Нина забежала в гости весёлая и довольная.

– Всё, чудо свершилось! Кредит взяли, Таське деньги отдали, у нотариуса документы подписали. Претензий на квартиру она не имеет. Но и дел с нами, по её собственным словам, не хочет иметь. Сказала, что в наш «гадюшник» больше ни ногой. Толком не попрощалась, даже маму не обняла. В своём репертуаре! Правда, обещала раз в год выходить на связь. И то ладно, – вздохнула Нина. – Зато теперь мы можем жить привычной жизнью. И Сонечка опять будет улыбаться. А с кредитом справимся, я клиентов побольше возьму, мама собирается через день на работу выходить, а не через два. Прорвёмся!

* * *

Узнав историю Нининой семьи, Таня стала ещё больше ценить тёплые отношения в своей собственной – с мамой и Эдуардом Станиславовичем, Вадимом и его близкими и, конечно же, с любимым мужем и детьми.

Как и в каждой семье, у Трифоновых случались разногласия и мелкие ссоры. Дети взрослели и заявляли о своих правах, а родители, в свою очередь, старались вырастить их честными и порядочными людьми. И если Ванькины попытки проявлять самостоятельность пока ещё казались забавными: взять без спроса велик и покататься в начале марта, едва стаял снег, стереть тройку в тетрадке или «забыть» о домашнем задании по математике, то Динин бунт едва не закончился настоящей трагедией.

В одиннадцатом классе Дина вовсю отстаивала свою самостоятельность. Как и любой девушке в её возрасте, ей не хотелось зависеть от взрослых. Если раньше она всегда сообщала, куда собирается, с кем встречается, когда вернётся, то теперь дочка всё чаще уходила к подружкам или на свидание, забывая или не желая ставить в известность родителей. Татьяна поначалу даже плакала, сокрушаясь, что Дина перестала ей доверять, а потом обложилась книжками по психологии и поняла, что это обычный подростковый бунт. Только случился он не в раннем пубертатном возрасте, а в шестнадцать лет, осложнившись тем, что Дина всё-таки не обычная девушка, а человечек с ограниченными возможностями. Ей, как никому другому, хотелось доказать окружающим, что она сама справляется со всеми проблемами, сама отвечает за свои поступки.

– Вы даже Ваньку так не контролируете, как меня! – возмущалась она в ответ на очередной вопрос: «С кем идёшь гулять и когда вернёшься?» – А он мелкий ещё.

– Так Ваня мальчик, – начала было Таня, – и он…

Но Дина тут же перебила её:

– И он нормальный! Ты это хотела сказать?..

– Дочка, ты что?! – Таня даже растерялась от неожиданности. – Просто он не уходит никуда далеко, играет с ребятами на спортивной площадке. Я и не переживаю за него. А ты уже большая, у тебя много друзей и знакомых. Мы просто хотим знать, куда ты идёшь. Диночка, я, папа и Полина Ивановна волнуемся за тебя!

– Не надо за меня волноваться! Сама сказала, что я взрослая, вот и хочу жить как взрослые. Дайте мне хоть кусочек свободы!.. – обычно спокойная Дина кричала на весь дом.

Посоветовавшись, супруги решили, как сказал Сергей, «немного отпустить вожжи».

– Может, мы и правда её душим заботой? – Сергей очень переживал, но понимал, что рано или поздно их девочке придётся выходить во взрослую жизнь. – Пусть попробует, шишек, конечно, набьёт, но это лучше, чем из тепличных условий сразу попасть в арктический холод взрослой жизни.

– Серёжа, мы же вроде бы её и не ограничиваем, она давно сама по городу передвигается. Просим только сообщать, куда и насколько пошла.

– Вот её, Танюша, этот контроль и бесит, судя по всему. Давай рискнём и не будем требовать ежеминутного отчёта.

– Давай, – неохотно согласилась женщина, на душе которой скребли кошки. Уж очень боязно ей было отпускать дочь в такое свободное мини-плавание.

Единственным условием, которое поставил Сергей, было своевременное возвращение домой.

– Дина, можешь обижаться, сердиться, возмущаться, но дома ты должна быть не позже десяти вечера. Не нравится это условие, вообще никуда не будешь ходить!

Дина знала, что если отец говорит таким строгим тоном, то лучше не перечить, всё равно ничего хорошего не выйдет. Она, конечно, повозмущалась для порядка, но скрепя сердце согласилась. Теперь девушка демонстративно не говорила родным, куда и насколько уходит. Родители старались не приставать, выясняя, как раньше, где была, и только Ванька по привычке засыпал сестру вопросами, на которые она, как ни странно, отвечала. Тяжелее всех было Тане. Ей казалось, что девочка отдалилась от неё, перестала считать близким человеком, доверять.

– Нинок, может быть, я что-то не так делаю, может быть, Дине кажется, что родная мама не так бы поступала? – делилась Таня с подругой.

– Тань, не придумывай. Роднее, чем ты, уже некуда. Просто вспомни себя в её возрасте. Ты что, бунты не устраивала? Не пыталась избежать контроля? Не курила тайком, наконец?

– Нет, – Таня удивлённо посмотрела на Нину. – Ты знаешь, правда нет. Как-то меня миновала эта насыщенная сторона жизни. Чего бунтовать-то? Мне и дома жилось неплохо. Подружек моих родители знали, мы чаще всего у меня дома тусовались. Светке запрещали гостей приводить, а у Маринки с бабушкой домик на две комнатушки был, не развернёшься. Хотя курить мы один раз всё же попробовали. Маринка-то с детства смолила, уже у нас дома отучилась. А мы со Светкой решили узнать, что это такое. Ох, как плохо мне потом было! Светке полегче далось, но всё равно не понравилось. А Маринка смеялась над нами: предупреждала ведь, что гадость это, но хотелось на собственном опыте проверить.

– Вот, – перебила её Нина, – и Дине вашей хочется на своей шкуре испытать, что такое свобода, а не по рассказам подружек. Я в пятнадцать лет, когда меня Таська особенно достала, вообще из дома сбежала. Правда, оставить записку матери ума хвалило: написала, что у подружки поживу. Только сестрица мою записку первая обнаружила и спрятала. Хотела, чтобы мама на меня посильнее разозлилась. Когда я ночевать не пришла, она все больницы и морги обзвонила. А под утро у неё сердечный приступ случился, «скорую» вызвали, вот тогда Таська листок и показала. Маму в больницу увезли, а я вернулась сразу, конечно. С сестрой неделю не разговаривала, хотя виноватой всё равно я оказалась. Желание в загулы уходить сразу отпало: маму жалко было. А Дина просто хочет чуть больше свободы. Вот увидишь, ей скоро надоест.

– Твоими устами да мёд пить. Сердце у меня не на месте: как уходит, так я и начинаю думать, куда да с кем. У нас всегда в семье принято звонить, предупреждать, сообщать, если задерживаемся. А тут – полное игнорирование. Только Ваньке и говорит, где время проводит.

– Правильно, Ванёк ведь её не контролирует, вот она ему всё самое интересное и рассказывает. Потерпите, пройдёт это, всё наладится, – успокаивала Нина подругу.

Прошла пара месяцев с того дня, как Дина отстояла своё право на вожделенную самостоятельность. Стоял аномально тёплый март, снег растаял, вовсю текли ручьи. Девушка куда-то оправилась вечером, как обычно не сообщив близким. Таня вернулась с работы, она теперь могла трудиться полный день, хотя и старалась организовывать консультации так, чтобы оставалось свободное время на семью. Ванёк попросил у мамы на ужин домашнюю пиццу, и Таня возилась на кухне. Вдруг за окном резко потемнело, захлопали раскрытые форточки, потянуло холодом, по стёклам забарабанили льдинки.

– Мам, глянь, там лёд с неба падает! – завопил Ваня, влетая в комнату. На улице шёл настоящий ледяной дождь, асфальт быстро покрывался белой твёрдой коркой, дул сильный ветер.

– Ух ты! Сейчас бы прицепиться к машине и покататься, – буйно фантазировал мальчик.

– Сынок, а где Дина?

– Так она давно ещё ушла, кстати, пиццу она просила, – рассекретил он сестру.

– А когда собиралась вернуться? Где она? Не знаешь?

– Ма-а-а-ам, – протянул Ваня, – ну она же просит не выдавать её!

– Ваня, ты видишь, какая погода? Как она на коляске сама будет добираться?

Услышав в голосе матери неподдельную тревогу, Ваня сдался:

– Она у Ирки, у одноклассницы. Ушла в четыре. Сказала, к шести вернётся. Ой, а сейчас уже семь.

На улице тем временем началась самая настоящая метель. Таня бросилась к телефону. Динин сотовый не отвечал. Гудки шли, механический голос сообщал, что абонент не может ответить на звонок.

– Ваня, набирай Дину, а я буду звонить Ире. Наверное, девчонки заболтались, а телефон в сумке валяется. – Таня пыталась успокоиться, но получалось плохо.

Через пару минут выяснилось, что Дина ушла от подружки час назад, ещё до ледяной бури. Телефон её по-прежнему не отвечал. Удалось дозвониться Сергею, дежурившему в больнице.

– Не паникуем, я сейчас подменюсь и еду домой! Таня, адрес и телефон подружки диктуй, – голос Сергея успокаивал, не давал разрастись панике. – Сами сидите дома, только калитку откройте: если заметёт, Дина не заедет.

– Серёжа, я не могу сидеть сложа руки! – Таня попыталась возразить.

– Не хватало мне вас обеих разыскивать, – в голосе мужа прозвенел металл. – Я ребят своих возьму, поедем искать. Таня, ждите дома, я буду звонить.

Женщине ничего не оставалось, как открыть калитку и, сидя дома, беспрерывно набирать сотовый дочери. Ваня притих, крутился возле матери, после каждого скрипа подбегал к окну и вглядывался в непроглядную вьюгу. Баба Поля как вцепилась в свою палку, без которой не передвигалась даже по дому, так и сидела, неподвижно глядя перед собой и шепча молитву сморщенными губами.

– Всё, не могу больше ждать! – Таня вдруг решительно поднялась. – Сынок, остаёшься за старшего. Я выйду за двор, хотя бы рядом поищу.

– Мам, тебе же папа Серёжа сказал дома остаться, – начал было Ваня.

– Сыночек, Дина сейчас где-то одна, а я тут рассиживаюсь, время теряю. Нет, не пойдёт так дело, надо идти искать.

– Иди, дочка, – вдруг встрепенулась пожилая женщина. – Поспеши, – она вдруг стала подгонять Таню, хотя до этого не вмешивалась в разговор. – Иди с Богом! – И торопливо перекрестила её.

Таня вышла в метель, снег валил не переставая. Двор, ещё пару часов назад уютный, вдруг превратился в огромный сугроб; дорожек не было, только зияла пустотой раскрытая калитка, словно приглашая слиться со стихией.

Из будки нехотя выбрался Бим.

– Я про тебя и забыла, Бимка! – ахнула Таня. – Пойдём со мной, будем искать Дину. – Метнувшись в прихожую, женщина сдёрнула с вешалки дочкин шарф, выскочила обратно, зачерпывая снег сапогами. – Нюхай, ищи! – сунула она шарфик Биму под нос. Тот, заворчав, повозил мордой по вещице, не понимая, чего от него хочет хозяйка в такую непогоду, но послушно потрусил за ней к калитке.

Выбравшись на улицу, Татьяна оглянулась, прикидывая, в какую сторону двинуться. Зажмурившись, она представила себе Динин маршрут от дома подружки, прикинула, как могла ехать дочка на коляске в гололёд, и, с трудом вытаскивая ноги из мокрого снега, пошла вперёд. Бим, с его короткими лапами, и вовсе увязал в сугробах, но не скулил, а упорно спешил ей вслед. Минут через десять Таня остановилась, запыхавшись, и опять сунула пёсику под нос Динин шарфик. Вдруг собака залаяла и бросилась в сторону спортивной площадки. Через стадион проходила узкая тропинка, по которой разве что на велосипеде можно было проехать. Сейчас она была заметена, но Бим рванул туда, и Таня почти бегом поспешила за ним. Заливистый лай звал её: он удалялся, а потом вроде бы остановился в одном месте и раздался ещё громче. Таня перевела дух, и вдруг… в гул ветра вклинился еле слышный голосок:

– Бим… Бимчик… мой родной…

Это был дочкин голос, и Таня побежала изо всех сил. Через минуту женщина разглядела тёмное пятно, а ещё через несколько шагов бросилась к Дине, которая лежала рядом с тропинкой, наполовину заваленная снегом и придавленная перевернувшейся коляской.

– Динуля, девочка моя!.. – Таня бросилась поднимать её.

– Мамочка, ты пришла… – только и шептала замёрзшими губами обессиленная Дина. Таня отряхнула её, одновременно ощупывая худенькое тело, усадила обратно в коляску и накрыла своим пальто.

– Там колесо сломалось, – шептала девушка, – и что-то погнулось… Не поедет коляска.

– Не волнуйся, солнышко, сейчас мы папу позовём, он поможет! – Таня растирала замёрзшие руки дочки, а сама набирала телефон мужа.

– Серёжа, я нашла Диночку! Вернее, Бим нашёл. Мы на спортивной площадке недалеко от нашей школы! Коляска сломалась, я по снегу не донесу Дину, приезжай быстрее! – кричала она в трубку.

– Еду, девочки мои, ждите, постарайтесь двигаться, чтобы не замёрзнуть! – Сергей не терял времени на расспросы.

После этого Таня сразу же позвонила Нине. Подруга жила недалеко и, захватив одеяло и термос, рванула на помощь.

Усадив дочку в коляску, женщина со всех сторон укутала окоченевшую Дину своим пальто. Девушка пыталась протестовать:

– Мама… не надо… ты замёрзнешь… я уже почти согрелась! – А сама выбивала зубами громкую дробь.

– Динуль, мне даже жарко, – парировала Таня, – я, пока бежала, как печка стала.

– Мамочка, я тебя всё время звала, пока лежала… Ты меня услышала, да? – Дину начал колотить озноб.

– Меня что-то толкнуло, как будто сила какая-то, я и побежала. Хорошо, что Бима с собой позвала. Без него долго искала бы. – Таня содрогнулась от мысли, что её девочка всё ещё лежала бы в сугробе и её заносило бы снегом.

– Ты меня бы и без Бима нашла, я знала, что ты придёшь. Мама, я телефон потеряла! – вдруг испуганно ахнула она. – Когда на дорожку выехала, а там лёд сплошной, меня заносить начало, я телефон достала, хотела домой позвонить, – Дина говорила всё громче, – и выронила его, не удержала! Нагнулась поднять, а он по льду поехал, я ещё наклонилась и упала вместе с коляской. Ноги запутались, а руки замёрзли, выползти не смогла, – девушка срывалась на крик. – И телефон не нашла, и встать не смогла, а снег всё сильнее!.. Мамочка, как мне было страшно! – Дина уткнулась лицом Тане в грудь и разрыдалась.

– Всё, моя хорошая, всё, моё солнышко… я с тобой, сейчас папа придёт… всё уже закончилось, не плачь, – успокаивала она дочку, сама еле справляясь с рыданиями.

– Мама, надо телефон найти, он же дорогой, надо найти! – повторяла Дина.

– Динуля, это ерунда, а не потеря. Завтра Ванёк прибежит, может, и найдёт, а нет – так мы новый купим. И ещё много всего купим, давненько мы с тобой по магазинам не ходили, – говорила женщина, отвлекая девушку. Та постепенно успокаивалась, стучала руками друг о друга, пытаясь их согреть. Растирая неподвижные Динины ножки, Таня набрала домашний номер:

– Ванечка, Дина нашлась! Всё хорошо, не плачь, сыночек, уже всё закончилось. Скажи бабе Поле, чтоб не переживала. Грейте чайник, и набирай горячую ванну.

Сергей появился почти одновременно с Ниной. Дину сразу напоили горячим чаем, укутали одеялом. Сергей подхватил её на руки, прижал к себе дрожащее крупной дрожью тело.

– Доченька моя, слава богу, нашлась! – прошептал он, уткнувшись в Динино плечо.

– Меня мама с Бимом нашли, я хотела путь сократить, когда льдинки стали сыпаться. Потом упала, совсем не могла подняться, меня заметало, было страшно и холодно… – бормотала та.

– Так, девочки, всё, бежим к машине! Таня, надень мою куртку, ты синяя вся, коляску брось. Ребята мои её заберут, у них машина застряла, скоро подъедут. Нина, тормоши Таню, у неё, похоже, ступор, – Сергей отрывисто давал команды, стараясь скрыть от всех и от самого себя, как сильно испугался.

Метель всё ещё продолжалась, машину замело окончательно, пришлось идти до дома пешком. Таня еле передвигала ноги, шла вперёд, стараясь не отставать, глядя перед собой на тёмное пятно Серёжиной куртки. Нина подталкивала её сзади, подбадривая подругу, теряющую силы.

Наконец добрались до дома. Дину сразу отправили в горячую ванну отогреваться, принесли ей туда чаю с мёдом, любимое малиновое варенье и ту самую пиццу, которую она просила на ужин. Таня двигалась как автомат, отогревала дочку, кормила всех, успокаивала Ваньку, отпаивала валерьянкой Полину Ивановну.

– Таня, остановись, тебе самой нужно согреться! – Нина решительно отняла у подруги очередную тарелку.

– Да я и не замёрзла вроде, только щёки горят и спать хочется очень. Даже странно… ещё рано, а глаза слипаются. – Женщина говорила медленно, будто через силу, еле шевеля губами.

– Пойдём, я тебя уложу. Ты сейчас того и гляди свалишься.