Текст книги "Счастливой быть не запретишь"

– А это ты сердечко своё спроси.

Старушка незаметно исчезла, а Татьяна, как ей показалось, несколько часов простояла перед ликом и говорила, говорила – иногда вслух, а чаще про себя. Выйдя из собора, она удивилась, какой, оказывается, солнечный день сегодня и как хорошо на улице. А с утра дождик накрапывал и осенний ветерок пронизывал до костей.

Вряд ли что-то существенно изменилось в Таниной жизни после этого визита, разве что спокойствие какое-то в душу снизошло. Это и Паша заметил, и коллеги.

В новом учебном году закрутила, завертела работа, очередные институтские проблемы и события. Прошла волна увольнений, связанная с недобором студентов. Демографическая яма, о которой все давно говорили, докатилась и до высших учебных заведений. За абитуриентов шла настоящая война, начальство требовало, чтобы каждый преподаватель чуть ли не за руку приводил вчерашних школьников в институт. Татьяна с ног сбилась, чтобы выполнить норму по количеству поступающих по кафедре. Одновременно нужно было осуществлять научную нагрузку: писать статьи и доклады, участвовать в конференциях, привлекать студентов к исследовательской работе. К концу учебного года она совсем выдохлась. Вечером падала без сил и отрубалась, едва касаясь подушки. Паша ворчал, что жена или на работе, или спит.

– Танька, ты на себя в зеркало давно смотрела? Зелёная совсем, под глазами круги. Ведь не девочка уже, пора за собой ухаживать! – Муж, как всегда, не отличался деликатностью. – Другие бабы что-то же с собой делают, ну, там маски какие-то, примочки…

– Да я устала совсем. Вот отпуск будет, отосплюсь, похорошею, – оправдывалась она. – Ты же знаешь, какая у меня запарка во время сессии. Студенты толпами ходят, преподаватели в отпуск хотят, начальство рвёт и мечет – задолжников много. А виновата всегда заведующая.

На выходные Таня поехала к маме в Ручейки. Увидев дочку, Ирина схватилась за голову.

– Танюшка, что случилось?! Ты не заболела? Совсем бледная и заторможенная.

– И ты туда же. Меня уже Пашка заклевал. Говорит, перестала за собой следить. А я что-то по утрам еле-еле встаю, хотя обычно весна на меня хорошо действует.

– Может, тебе к врачу сходить, хоть к терапевту? Витаминчики пропишет, ещё, может быть, чего.

– Мам, какие «витаминчики»? Я вчера миску клубники умяла – куда уж полезнее после зимы.

– Ты же с детства её не любишь? Одну ягодку за сезон съешь, и всё, – удивилась Ирина.

– А вчера так захотелось, прямо до дрожи, самой странно. Шла по рынку, увидела и купила. Даже до дома не дотерпела, сразу есть начала.

– А может, тебе… к гинекологу сходить? – робко намекнула Ирина. – Ну, или тест купить?

– Мама! – взвилась Татьяна. – Сколько я этих тестов извела: каждый раз покупаю с надеждой, а потом рыдаю над одинокой полоской. Нет уж, хватит! Что Бог даёт, то и к лучшему, – свернула она разговор. – Давай лучше о тебе поговорим. Я тут санаторий один присмотрела, хочу тебя летом туда отправить, а то так и просидишь в своём огороде. Или к Маришке поедешь, они тебя ждут всегда, особенно Антошка.

Ирина слабо сопротивлялась, а сама присматривалась к дочери, отмечая её странные пристрастия в еде: вечером Таня попросила приготовить окрошку, а потом заела её селёдкой. Провожая в понедельник дочку на автобус и рискуя вызвать её гнев, Ирина ещё раз намекнула дочери на поход к доктору. Татьяна опять отмахнулась, но когда на работе чуть не упала в обморок, а потом съела полкилограмма редиски за один присест, задумалась и записалась на консультацию. Знакомый гинеколог была в отпуске, и Таня попала к другому специалисту.

– Беременны вы, милочка, девять недель уже. Что ж вы в таком возрасте проворонили? Не девочка поди. Рожать-то будете или на аборт?

– Как «беременность»?! У кого «девять недель»?.. Какой «аборт»?

– Что вы всё заладили: как да какой? – Врач листала карту Татьяны, и тон её голоса менялся. – Ты что ж, милая моя, не рожала ещё? Не беременела, что ли? А я тебе про аборт… – Гинеколог встала и налила оцепеневшей Тане воды. – Выпей, успокойся, и поговорим обстоятельно.

Таня сидела на стуле сцепив руки на животе и невидящим взглядом смотрела в окно. Казалось, до неё не доходил смысл сказанного. Постепенно она стала приходить в себя, рот растянулся до ушей.

– Я беременна?.. И у меня будет ребёнок?

– Обязательно будет, только нужно выносить его – с твоими-то проблемами. Сейчас дам направление и пойдёшь на обследование. Может быть, позвонить кому-нибудь, чтобы приехали за тобой? А то ещё свалишься от счастья по дороге.

Но Татьяна уже пришла в себя и, выйдя из поликлиники, медленно пошла домой, словно боясь расплескать радость до того, как поделится ею с мужем.

* * *

С этого момента на ближайшие семь месяцев Танина жизнь была посвящена животику. Все мысли и действия были направлены только на то, чтобы ребёночек родился на свет. Почти половину срока она провела в больнице на сохранении. Но её, такую активную и подвижную, совершенно не смущали больничные стены, капельницы и вынужденная прикованность к постели. Таня была готова вообще не вставать, лишь бы это помогло в сохранении ребёнка.

Паша тоже обрадовался тому, что скоро станет отцом, хотя и возмущался, что жена не обращает на него внимания, занятая исключительно «пузом».

– Паш, ну потерпи, вы так долго этого ждали! – успокаивала его тёща. Она практически переселилась к дочери, чтобы готовить передачи в больницу и кормить зятя.

– Другие бабы ходят беременные, и ничего – скачут как лоси. А моя лежит и лежит: если не в больнице, так дома.

Паша искренне недоумевал, почему не может вести привычный образ жизни. Его тяготили присутствие Ирины в квартире и невозможность ходить в одних трусах; но готовить себе еду самостоятельно мужчина был категорически не настроен. Поэтому из двух зол пришлось выбрать меньшее. А Таня, прежде бросавшаяся исполнять любые его прихоти, теперь в первую очередь прислушивалась к собственному организму, чтобы не навредить малышу.

Ванечка родился на следующий день после Таниного юбилея – тридцать пять лет. День рожденья отметили тихо, по-семейному, без гостей. Танюша полулежала за праздничным столом, накрытым Ириной, и рано ушла спать. А ночью малыш попросился на свет.

– Вот подарок так подарок, – смеялась новоявленная бабушка. – На денёк бы раньше, и вместе бы отмечали. А так два дня подряд всегда будете праздновать!

Родила Таня сама; кесарево, к которому женщину заранее готовили, не понадобилось. Ваня родился маленьким, хотя и доношенным. Весил около трёх килограммов, зато был длинненький – пятьдесят сантиметров.

Женщина с головой ушла в материнство. Она не жаловалась на бессонные ночи и искренне не понимала, почему другие мамочки стонут, жалуясь на то, что детки не дают спать, плачут и требуют круглосуточного внимания. Таня была счастлива вскакивать к Ванюшке по ночам, кормить его и тетёшкать. Она часто оставляла сыночка в супружеской кровати, особенно если малыш прибаливал, не замечая, как мрачнеет муж. Паша был уверен, что ребёнок должен спать на своём месте, отдельно от родителей.

– Зачем ты его балуешь? Чуть Ванька крякнул – тащишь в кровать. Дала соску, и пусть спит!

– Но он же плачет! Может, у него животик болит, газики.

– Ты в наседку превратилась: малому больше времени, чем мужу, уделяешь. Он всё равно ещё ничего не понимает, лежит себе да лежит.

– Паш, ты что, Ванечка всё понимает! Посмотри, как глазками за нами наблюдает. Возьми его на руки, сам увидишь. А то, что тебе меньше внимания, так это же ненадолго. Ванечка чуть-чуть подрастёт, и я снова буду такой, как раньше. Ну смотри, он тянет к тебе ручки, возьми сыночка!

Паша нехотя брал его на руки, но это занятие ему быстро надоедало, и он с облегчением возвращал малыша матери. Паша вообще предпочитал по минимуму принимать участие в уходе за ребёнком.

– Пацану отец нужен лет с семи, когда его можно на рыбалку взять, инструменты показать, в хоккей с ним поиграть… А до этого пусть у юбки держится.

Таню такая позиция коробила, она приводила многочисленные примеры пап, которые наравне с жёнами занимаются детьми, но Пашка лишь отмахивался и, кажется, не собирался менять свою точку зрения.

– Мой отец так делал, и я нормальным вырос. Ванька тоже вырастет.

– Паш, ну и как ты со своим отцом общаешься? Раз в месяц, а то и реже, звонишь, да ещё с праздниками поздравляешь, если я напомню. Вот и всё ваше общение. Вы с ним чужие, тебя не интересует его жизнь, а его – твоя. Разве ж это правильно?

Такие разговоры чаще всего заканчивались ссорами, оставляющими неприятный осадок у обоих.

* * *

Таня разрывалась между мужем и ребёнком, стараясь приготовить вкусный ужин, но иногда падала без сил и засыпала, не дождавшись Пашу с работы. Он приходил, видел спящую жену, бухтел, нарочно грохотал посудой и недовольно ужинал в одиночестве.

Постепенно муж перестал обращать внимание на Таню как на женщину. Началось всё с того, что он отселился на диван в зал, аргументируя тем, что Ванечка плачет и мешает ему спать. Потом, когда малыш подрос, Таня убедила Павла вернуться в супружескую постель, но ничего не изменилось: мужчина отворачивался к стенке и засыпал. На все попытки жены проявить нежность отмахивался, ссылаясь на усталость. Когда аргумент перестал действовать, сделал упор на мужское нездоровье. Таня всполошилась, стала искать врачей, но Павел упорно не желал проходить обследование, а однажды, разозлившись, высказал жене, что у него с ней ничего не получается, потому что она не волнует его как женщина.

Поначалу Таня пыталась что-то выяснять, плакала, даже кричала, но в ответ слышала только равнодушные отговорки типа «сама виновата», «ты себя в зеркале давно видела?», «в порядок бы себя привела, потом поговорим» и т. д. Обиднее всего было то, что она понимала, в чём-то муж действительно прав; но маленького ребёнка нужно было кормить грудью, и организм требовал усиленного питания. Да, после родов она располнела, килограммы упорно не хотели уходить с боков и живота, а уделить себе время для занятий спортом не получалось, ведь муж совершенно не желал подменять Таню даже в выходные дни, а просить маму приезжать ради этого не хотелось, тем более что Паша не любил, когда тёща оставалась с ночёвкой.

Когда Ванюшке было полтора годика, женщина заболела. Началось всё с банального ОРЗ: играли с Ваней в догонялки на улице, дул ветерок, и обоих просквозило. Ванька закашлял первым, закапризничал, и Таня в порыве материнской заботы не обратила внимания на себя. Сынок быстро поправился, а она к этому времени дышала уже с хрипами и температурила. Занялась самолечением, решила обойтись чаем с мёдом и малиной. А когда однажды утром не нашла в себе сил встать с постели, раздражённый отсутствием завтрака Павел вынужден был вызвать врача.

– Пневмония, – вынесла вердикт пожилая докторша, приехавшая по вызову. – Что ж ты вовремя не лечилась? Обошлась бы таблетками. А теперь помогут лишь антибиотики, причём только в форме уколов и капельниц. Госпитализировать тебя по-хорошему нужно. Но ты ж начнёшь проситься дома болеть, права я?

– Правы, – слабо улыбнулась Татьяна. – Сынок у меня маленький, куда мне в больницу? Буду дома лечиться.

– Тебе покуда вставать нельзя. Насчёт уколов – есть кому колоть? Муж сможет? У двери маячит, сердитый он у тебя какой-то…

– Да я сама справлюсь, я умею. Ему на работу надо, а он со мной тут возится, – попыталась она сгладить ситуацию.

– Какая может быть «работа», если жена болеет? И с ребёнком кто будет? Ты точно не сможешь. Так что пусть на пару деньков отгулы берёт или отпуск.

– Я маму вызову, – прошептала Таня, откинувшись без сил на подушки.

– Вот и договорились. А капельницы ставить я тебе мед-сестричку хорошую из поликлиники пришлю. Ей подработка не помешает, а тебе не нужно будет самой ходить. – Всучив недовольному Паше список необходимых лекарств и строго-настрого запретив Тане вставать без необходимости, врач ушла.

В спешном порядке больная вызвала на подмогу маму. Конечно, было бы правильнее, если бы Паша несколько дней посидел с Ванюшкой – не пришлось бы дёргать пожилую женщину, тем более что у неё пошаливало сердечко и зашкаливало давление. Но муж категорически отказался брать отпуск или отгулы. Во время Таниной болезни он демонстративно возвращался позднее обычного и, когда жена просила его подменить уставшую Ирину и уложить расшалившегося Ваню, недовольно морщился и тащился как на каторгу.

– Сколько ты ещё болеть будешь?.. Весь дом лекарствами провонял, лазарет какой-то! И тёща под ногами болтается, как будто я не дома, а в гостях! – ворчал он.

Словами не передать, как обидно было Тане слушать эти несправедливые упрёки. Она и без того чувствовала себя виноватой из-за своего недомогания. «Когда он болеет, я его лечу, капризы выполняю, горчичники ставлю, растираю, а он лежит и командует. Мне же лишний раз чаю у него попросить неловко, вдруг откажет», – с горечью думала Татьяна, но вслух старалась ничего говорить, чтобы не травмировать сына, у которого ушки всегда на макушке, да и маму, и без того переживающую за их с Пашей семью.

Лёжа по ночам без сна, Таня, уставившись сухими глазами в потолок, прокручивала свою семейную жизнь как в немом кино. И видела почему-то одни чёрно-белые картинки, среди которых лишь изредка мелькали цветные кадры. Она с грустью понимала, что вся её жизнь с мужем пронизана серостью и нелюбовью. Нелюбовью, которую ей не хотелось замечать, которую она принимала за сдержанность и неумение выражать эмоции. Взглянув правде в глаза, Таня вдруг осознала, что была очень удобна Паше своей неконфликтностью, отчаянной любовью, умением сгладить острые углы и подстроиться… И тем не менее у них маленький сын, которому нужен отец, а значит, нужно сохранить семью и попытаться наладить отношения…

* * *

В очередной раз столкнувшись с Пашиным безразличием, Таня приняла решение заняться собой, чего бы ей это ни стоило. Для начала нашла недорогую няню. Паша пытался возмущаться, узнав о непредвиденных расходах, но Татьяна проявила неожиданную твёрдость и настояла на своём. Потом записалась в фитнес-клуб, стала ходить в сауну, на массаж, исправно бегала по утрам. Результат не заставил себя долго ждать: женщина сбросила несколько лишних килограммов, заметно постройнела и помолодела. Муж по-прежнему смотрел на неё как на пустое место и только однажды заметил, что она «стала похожа на женщину», хотя тут же свёл этот скупой комплимент на нет, добавив: «Всё равно ведь долго не продержишься, начнёшь пирожки наворачивать, жир тут же вернётся».

Первое время Таня плакала от обиды, но маленький Ванюшка очень хорошо чувствовал маму, поэтому, видя её в слезах, сразу подбегал, обнимал двумя ручонками, поворачивал её голову к себе и, сморщив светленькие бровки грустным домиком, интересовался:

– То? Де боит? – что означало «Что? Где болит?», и начинал жалеть, целуя глаза и щёки.

Став чуть старше, сынок прижимался к мамочке и шептал:

– Не плачь, мамуля, всё пройдёт, я же с тобой.

Душой Таня отдыхала только в Ручейках, у мамы в гостях. Они с Ванюшкой вдвоём часто приезжали на выходные. Паша не любил деревню («наелся в детстве», как он говорил), да и супруги всё реже проводили свободное время вместе: у мужа часто находились неотложные дела, и женщине приходилось объяснять сыну, почему папа не ездит с ними. Как-то в июне, очередной раз приехав к матери, Таня оставила Ваню у бабушки на неделю и вернулась в город. Выйдя из электрички, она решила пройти пару кварталов, подышать воздухом. Неожиданно небо заволокло тучами, поднялся ветер, но, погружённая в невесёлые мысли, она не замечала изменений вокруг. Пошёл ливень. Таня еле успела добежать до остановки, спасаясь от холодных водяных струй. Хотела было переждать непогоду, но дождь затягивался. Татьяне даже в голову не пришло позвонить мужу и попросить его приехать. Чтобы не вымокнуть окончательно, вызвала такси. Через пять минут машина остановилась, и водитель обречённо прокомментировал:

– Авария. Похоже, обе полосы перекрыты, придётся постоять, пока оттащат. Здесь по сухой погоде можно было бы обочиной объехать, а сейчас развезло, застрянет. Вы очень спешите?

– Некуда мне спешить, – не задумываясь ответила Таня и вдруг поняла, что фраза эта вырвалась автоматически, подсознание само выдало ответ.

«А ведь мне действительно некуда бежать: никто не ждёт, не волнуется, где я, что со мной…» Эти мысли причиняли боль, от них хотелось избавиться, спрятаться, укрыться… Глядя на непрерывно работающие дворники, на красные огоньки впереди стоящих машин, Таня пыталась осмыслить свою жизнь, получить ответы на мучающие вопросы.

– Всё, поехали вроде, – облегчённо выдохнул водитель, – и дождь закончился. Ой, дамочка, а ты чего плачешь-то? Обидел кто? Или погода располагает? У меня супруга часто в дождь хандрит, говорит, что природа женская плаксивая. Держи вот салфетку, а то вся машина промокнет, – своей болтовнёй шофёр ненавязчиво пытался привести пассажирку в чувство.

И только тут Таня почувствовала, что это не струи дождя на лобовом стекле мешают ей разглядеть дорогу, а горькие слёзы текут по щекам. «Не плачь, – тут же проснулся внутренний голос, – нельзя показывать слабость! Ты со всем справишься, ишь разнылась. Не гневи Бога: у тебя есть сын, мама жива-здорова, есть где жить и что есть. А то, что муж разлюбил… так это не новость. Давай соберись!» И Таня вытерла слёзы протянутой салфеткой, благодарно улыбнувшись:

– Спасибо вам, отпустило. Это я так, взгрустнула немножко.

– Ну и ладненько. А мы уже приехали. Не грусти, дамочка, всё наладится!

Таня вышла из машины. Выглянуло летнее солнышко, как будто и не было противного ливня. Асфальт на глазах высыхал, парило, солнечные блики отражались в лужах. Захотелось, как в детстве, разуться и пошлёпать босыми ногами по тёплой воде, беззаботно и весело.

«Всё будет хорошо, всё будет хорошо…» – крутились в голове слова, как заезженная пластинка. Чьи это были простенькие стишки, Таня не знала, но наткнулась однажды в интернете и запомнила:

 
Всё будет хорошо весенним днём.
И вечером морозным будет тоже.
И даже под ноябрьским дождём
Счастливыми мы быть, конечно, сможем.
 

* * *

Молчаливое недовольство их с Пашей семейной жизнью нарастало, и однажды, когда Таня особенно надавила на мужа, он в пылу ссоры раскрыл карты:

– Да, у меня есть женщина! А что ты хотела?.. Я же нормальный мужик, у меня потребности. А с тобой… а, что с тобой об этом говорить! Она привлекательная, весёлая, спокойная, не истерит по любому поводу.

– Когда я «истерила», Паш? Что ты такое говоришь?.. – То, о чём Таня давно догадывалась, стало реальностью. – Теперь… ты уходишь от нас с Ваней? – в голосе послышались слёзы.

– Ну вот опять начинаешь! – раздражённо бросил он. – Что ни разговор, то слёзы-сопли. То Ваня у тебя болеет, то ещё что-то…

– «У меня» Ваня болеет… А у тебя? Паш, он же и у тебя болеет!

– Так, я всё сказал! Уходить не собираюсь. Ваньку жалко. Будем жить как жили.

Паша благополучно умолчал о том, что он пока не решил, хочет ли сходиться с любовницей. С Таней было всё привычно: всегда готов обед-ужин, постираны и наглажены рубашки, всё понятно и просто. А с новой пассией совместное будущее пока вырисовывалось неясным и туманным. Тем более что она тоже не горела желанием вести унылый быт и взваливать на себя скучные семейные обязанности.

Неделю Таня ходила как в тумане. Всё валилось из рук, голова не работала. Женщина с трудом поднималась утром с кровати, не спала ночами, стала срываться. Отвлечься пыталась извечным женским способом – шоппингом. Ходить по магазинам Таня любила, но на этот раз обновки не помогали, не радовал вид в зеркале, несмотря на то, что благодаря фитнесу и диете женщина похудела и выглядела моложе. Её выдавали глаза – потухшие и воспалённые от вечно подступающих слёз. Задержавшись как-то в торговом центре допоздна, она заново переживала свои обиды и боль; с тоской смотрела, как затухает жизнь вокруг: с грохотом опускаются решётки, гаснет свет, усталые продавцы поспешно покидают опостылевшие прилавки, и лишь кое-где неоновые буквы продолжают перемигиваться в тишине гулких холлов. Таня сидела на пустой лавочке и ощущала себя такой же одинокой, как это безлюдное в конце рабочего дня здание.

Пытка продолжалась больше года. Отношения с Пашей напоминали качели: он мог неожиданно стать ласковым, начать уделять внимание семье, повезти на выходные в парк или цирк. Но чаще всего он поздно возвращался, вяло съедал ужин и заваливался к телевизору. К сыну мужчина большого интереса не проявлял, не устраивал с ним весёлую возню, отмахивался от Ванькиных просьб смастерить что-нибудь. «Не лезь», «папа занят», «поиграй сам» – чаще всего именно эти фразы слышал мальчик, пытаясь завладеть его вниманием.

Подлила масла в огонь внезапно нагрянувшая свекровь. Людмила Сергеевна вообще-то крайне редко приезжала в гости к сыну: всё своё время женщина посвящала уходу за мужем. После перенесённого инсульта тот слёг, а обострившийся диабет усугубил его состояние. Жёлчный старик не отпускал от себя жену, требовал непрерывной заботы, капризничал и мучал окружающих. Один из младших братьев Паши женился и жил с родителями. Невестка стонала от причуд и требований свёкра, но уходить было некуда, так что приходилось терпеть. Пашина мать вырвалась буквально на несколько дней проведать любимого сыночка, который был её первенцем, желанным и любимым. Она им очень гордилась, всем рассказывала, что он выбился в люди, живёт в городе, купил квартиру и работает начальником. К Татьяне свекровь относилась ровно, поскольку видела, как женщина любит её кровиночку. Ей нравилось, что Таня обихаживает Пашу, слушается его во всём. Когда родился Ванечка, свекровь не привязалась к внуку – была скорее равнодушна и принимала факт его существования, но не интересовалась, как он растёт, чему учится, не передавала гостинцев и подарков. Приезжая в гости, бабушка отделывалась дежурной игрушкой, и на этом внимание заканчивалось. Её интересовал только Пашенька: где работает, кто начальник, отдыхает ли от трудных будней, что кушает и так далее. Поначалу Таню даже умиляла такая любовь к сыну, но когда стало ясно, что Ваня совсем не нужен бабушке, она попыталась привлечь внимание свекрови к внуку. Та отмахивалась, пару раз сажала мальчика на колени и тут же отпускала, выполнив тяжёлую дежурную обязанность. Ванюшка тоже быстро понял, что новая бабушка Люда вовсе не такая, как его любимая бабуленька Ира, и не навязывал своё общение. Даже маленьким он хорошо чувствовал людей и делил их на «тёплых» и «холодных». Бабушка Люда была для него однозначно холодной.

В очередной раз приехав в гости, Людмила Сергеевна попала не в очень хорошее для семьи время. Паша, как обычно, приходил поздно, Таня часто плакала, и разлад в их отношениях был очевиден. Свекровь предпочитала не замечать Пашино невнимание к жене и сыну, его частые отлучки, но с энтузиазмом бросилась учить невестку жизни:

– Ты почему суп второй раз подряд варишь? Мужчине нужен борщ! А Пашенька вообще украинский предпочитает. И потом, гарнир у тебя не обжаренный, как положено, с лучком, а просто варёная гречка. Куда это годится?..

– Людмила Сергеевна, Ванюшка ещё маленький, ему суп, а не борщ нужен. Я не могу две кастрюли варить.

– Почему это «не можешь»? Я вот мужу своему отдельно готовлю и не переломилась! А ты молодая и ноешь.

– Так я же работаю, вечерами подрабатываю. Тут одно блюдо успеть бы приготовить…

– Ишь ты, работает она! Что это за «работа» такая – учить студентов? Рассказываешь им одно и то же каждый день – разве это сложно? И до работы тебе двадцать минут пешком идти, а не ездить целыми днями, как Пашеньке. Ему вечером покой нужен, а ты ему Ваньку пихаешь. У меня трое было, и всё успевала.

Таня пыталась объяснить, что она тоже устаёт, что Паша совсем не помогает по дому, что Ванюшка полностью на ней… но всё было бесполезно. А когда Таня, не сдержавшись, намекнула, что Паша ей изменяет, то пожалела, что вообще рот открыла.

– А даже если и погуливает, что с того? Павел мой – мужик видный, – свекровь скептически оглядела Таню, – на него красивые девушки заглядываются, я сама видела. А ты терпи, приголубь, приласкай, он и не уйдёт никуда. Больше внимания ему уделяй, лишний раз похвали.

Таня оторопела от такой отповеди. Стало окончательно ясно, что свекровь ей не союзница, она всегда будет на стороне сына, что бы ни случилось. После такого разговора «по душам» домой идти совсем не хотелось. Таня придумывала себе дела в городе, чтобы забрать Ванюшку из садика и возвращаться уже вместе с ним. Кстати, Людмила Сергеевна не захотела, чтобы Ваня днём оставался дома, с бабушкой, аргументируя тем, что с детьми ему лучше. Да Таня и не настаивала.

* * *

В один из таких слившихся в одно мутное пятно печальных дней Таня зашла после работы в супермаркет; одурманенная привычно-горькими мыслями, что-то клала в тележку не глядя, а когда очутилась перед кассой, выяснилось, что у неё не хватает денег оплатить покупки. Стоя перед кассиршей, она вдруг почувствовала, как катятся по лицу горячие слёзы, застилая глаза и не давая дышать. Молодая женщина с бейджиком «Старший продавец Нина» решительно закрыла кассу, отправив недовольных покупателей в соседнюю очередь, и бросила напарнице:

– Я сегодня ещё на перерыв не ходила, пойду перекушу.

Взяв Татьяну за руку, она привела её в подсобку, налила горячего чая, дала в руки конфету и проговорила:

– Рассказывай, что у тебя такого страшного стряслось?

Сквозь подступающие рыдания Таня вывалила незнакомке всю свою историю, не стесняясь признаваться в таких деталях, которые прятала даже от самой себя.

– Очередной козёл! – резюмировала Нина. – Ты его так любишь?

– Да я уже и не знаю… люблю или нет. Сын у нас, семья.

– Да какая это «семья», что ты себя обманываешь? Так, видимость одна. Но пока любишь, так и будешь мучиться.

– А делать-то что? – угрюмо поинтересовалась Таня.

– А это только тебе знать, что делать. Видно, время ещё не пришло решение принимать, – философски отметила собеседница. – Успокоилась? Для начала пойдём посмотрим, что ты там в свою корзинку накидала. Сдаётся мне, что бо_́ льшая половина тебе и не нужна. К примеру, авокадо в количестве пяти штук зачем? Солить будешь?

– Авокадо?! – удивилась Таня. – Да я не брала вроде…

– Пойдём, посмотришь на свои покупки, – улыбнулась Нина.

На следующий день Таня забежала в супермаркет и пригласила женщину на чай в небольшое кафе.

– Моя очередь тебя угощать вкусняшками! – улыбнулась она.

– От пирожных и тортиков никогда не отказываюсь, силы воли не хватает, – согласилась Нина.

Женщины проговорили больше двух часов. Казалось, что они знают друг друга сто лет, так легко было делиться наболевшим. А его оказалось немало с обеих сторон. Нина, по профессии парикмахер, а по призванию классный стилист, вынуждена была уйти из салона красоты из-за начавшейся аллергии.

– Причём, представляешь, на краски для волос раздражения у меня нет, а вот на лаки для ногтей, ацетоны – жуткая реакция: чешусь вся, чихаю как проклятая, а под конец отекать и задыхаться начала. Терпела до последнего, таблетки пила, думала, пройдёт всё.

– А раньше не было? Ну, ты же не вчера работать начала.

– Первые годы не было, немного почихивала, если маникюрша рядом работала, а потом, когда шеллак и «Винилюкс» появились, резко обострилось всё. Я кучу салонов сменила, пыталась найти место, где только парикмахерская работает. Рано или поздно появлялись услуги маникюра-педикюра, и всё начиналось заново. Мучилась страшно, в маске работала, не хотела бросать любимое дело.

– А как ты на кассе очутилась?

– Это долгая история, я не очень люблю её вспоминать, но тебе расскажу. Я на очередном конкурсе по парикмахерскому делу познакомилась с одним из спонсоров. Вернее, – усмехнулась Нина, – он со мной познакомился. Ну и закрутилась любовь-морковь. Всё как обычно: женат, жену не любит, с ней не спит, развестись не может, меня обожает, мечтает жить со мной до конца своих дней. Я, дура наивная, думала, что женится в итоге, поэтому и аллергию терпела, и по конкурсам ездила. Начиталась книжек психологических, запомнила, что мужчины любят успешных женщин, вот и старалась. Думала, что его жена – клуша домашняя, поэтому неинтересная, а тут я – такая звезда расчёски и фена! Ну а дальше всё по сценарию – забеременела, летела к нему на крыльях, а он… просто исчез из моей жизни.

– Как «исчез»?.. А телефон, а конкурсы?

– Сразу всё и закончилось. Телефон сменил, общих друзей у нас не было, да и не стала я его искать, гордость не позволяла. Работать совсем не смогла, задыхалась, как только входила в салон. Стригла дома старых клиентов, пока живот мешать не стал. Спасибо, мама меня поддержала – и морально, и материально. Она меня тоже ведь в одиночку вырастила, отца я не видела никогда. Сказала, сами справимся, вот мы и справились.

– А его видела потом когда-нибудь?

Нина усмехнулась:

– Это тоже классика жанра. Я с коляской гуляла, а он навстречу идёт с женщиной, эффектной такой брюнеткой, и двумя детьми, младший чуть старше моей Сонечки. И знаешь, хоть бы как-то в лице переменился что ли, хоть какая-то реакция! Нет, на меня как на пустое место посмотрел, хотя явно узнал. Ну а я к тому времени уже переплакала, пережила всё и решила: Бог ему судья, сам от такого чуда, от Сонюшки, отказался. И вычеркнула даже из воспоминаний. Когда доченьке годик исполнился, стала думать, что с работой делать. В парикмахерскую нельзя, а больше я ничего не умею. Мама предложила к ним в супермаркет пойти. Она там давно работает, лет пять уже. Магазин рядом с домом, начальство вменяемое, график удобный: два дня работаешь, два дня дома. Так что мы и подменить друг друга можем, и Соня присмотрена после садика.

– А с любимым делом как? Совсем бросила или нет?

– Дома стригу и крашу. Кстати, хорошая мысль! Таня, тебя нужно срочно привести в порядок, а то, извини меня, стог какой-то на голове.

– Да знаю я… Всё некогда дойти до салона.

– Вот и славненько, так и запишем: одним клиентом стало больше, – рассмеялась Нина. – А если серьёзно, Тань, мечта у меня – накопить денег и открыть свой салон, где будут только парикмахерские услуги, но не просто стрижка и окрашивание, а лечение волос, подбор причёсок и имиджа.

– Какая ты молодец, Нина! – искренне восхитилась Таня. – Бьёт тебя жизнь, а ты только сильнее становишься. Не то что я. Буду брать с тебя пример! Кстати, в новый салон у тебя уже есть первый клиент.

– А я к тебе на консультацию приду, чтобы у меня с юридической точки зрения всё было правильно оформлено, – не осталась в долгу Нина.