Текст книги "Как живется вам без СССР?"

– Что делает Фарук, который учился на философском? Он в Хартуме? – поинтересовалась Анна.

Когда-то студент с философского предал русскую девушку, испугавшись, что Рая не будет ему верной женой, если вдруг он окажется в изгнании. Но идеалам своей юности Фарук, судя по рассказам Рахмана, не изменял, никогда не выходил из компартии, хотя она уже много лет была в подполье и переживала не самые лучшие времена.

– Фарук выступает против утверждений Корана, что «воистину, неверующие являются вашими явными врагами», – рассказывал о своем соотечественнике Рахман. – Он ненавидит такие утверждения, как вот это: «О те, которые уверовали! Не берите неверующих себе в помощники и друзья вместо верующих. Мы приготовили для неверующих унизительные мучения»…

– Почему уготовлены мучения тем, кто далек от мусульманской религии? Как принять такой «добрый» совет?

– В общем, влез наш философ еще в тот террариум!.. – подтвердил Рахман и рассказал, что, конечно, братья-мусульмане не простили ему того, что он открыто заговорил о средневековой зловредности некоторых религиозных утверждений. Положим, древние авторы не предвидели, что когда-то рабства как нормы не будет на земле, и предлагали обществу правила поведения через ключ лютой несправедливости – покорности обстоятельствам, однако не борьбы за свою жизнь против дурных и глупых общественных явлений. То есть авторы были людьми только своего времени, а вовсе не учителями во всех тысячелетиях для многих поколений.

Работая преподавателем университета, Фарук открыто возмущался тем, что женщина по шариату не может выйти из дома без разрешения мужа, не имеет права работать без такого же разрешения, а молодые люди не могут жениться по любви, и полностью подчинены воле родственников.

– Уже всюду радио, телефон, Интернет, самолеты…Как можно в наши дни проповедовать рабство? – возмущался нынче и Рахман, а вспомнив Фарука, погрустнел и добавил: – Мусульмане выслали ему фетву – предупреждение, что убьют его, если он не прекратит свои выступления на митингах.

– И как же он?

– Скрывается где-то… Вроде в Англии.

Но, кажется, готов был скрыться из этой жизни и Рахман. Жена не подзывала его к телефону, когда звонили друзья, которые остались на прежних позициях. Уничтожала газеты, еще защищавшие советские принципы жизни, они ей, видите ли, давно надоели. Контролировала почту. Все больше и больше ее безработный муж просто болтался на улицах. Но и на огромных московских проспектах ему тоже теперь было тошно. Особенно когда видел юных девочек в мусульманских платках.

– Зачем это им? – спрашивал он свою коллегу. – Они хотят многоженства?

– Как ни странно, уже хотят и этого, – отвечала она ему.

Рахман охотно и долго рассказывал, что в мусульманском обществе «запрещается мужчине смотреть даже на портрет женщины, тем более – с наслаждением». Шариат не признает красоту человеческого тела на фото, в скульптуре и на картине. Врач-мужчина имеет право осматривать больную только через… зеркало. Муж может избавиться от жены, не объяснив ей причин развода. При любом мусульманском браке обязателен выкуп.

– Как будто верблюдицу покупают и проверяют качество шерсти, окрас, способность к плодовитости… О любви речь в нашем обществе не идет.

Анне тут же представилось, каково нынче живется в кишлаке когда-то колхозному бригадиру, шустрой и грамотной Мухтасар, где Сундук теперь открыто и нагло руководит жизнью уже почти на государственном уровне. Выстояла ли она, уехала ли, по-прежнему ли переживает за молодых, а может, как и Рахман, печально глядит в эту минуту на деревья вдоль улицы, на которой уже почти нет прежних лиц, а появились какие-то странные мрачные мумии, по нос закутанные в платки?

– Мы столько сил положили на то, чтобы мусульманские девушки спокойно учились, работали, гордились своими косами и прическами, а они… в Йемене, к примеру, уже проводят конференции, на которых сами женщины высказываются в пользу их же битья и кастрации… Объясни, что это? Мы не знали, что глупость человеческая бесконечна? Почему даже в России, еще недавно в гордой атеистической стране, девушки легко и охотно влезли в хиджабы? Знают ли они, что за этим стоит? – спросил Рахман свою спутницу.

– Что именно?

– Придет время, и их дочерей начнут отдавать замуж в девять лет… А то и в шесть… По шариату совершеннолетними считаются мальчики двенадцати лет и девочки с девяти лет.

– Но ведь в наше время это… – возмутилась Анна. – Это пора… и притом очень жестко – менять. В мечетях должны… Разве государственные установки не имеют значения?

– Государство? В нашем мире оно нужно только для того, чтобы подчинить его религии. И доить. Во все века. Да и женщины не отличают религиозный мираж от реальности и довольны уже тем, что сидят в четырех стенах. Но когда их дочерей начнут бить на площадях плетьми за любовь к другому мужчине, когда им за это будут отрезать носы, как в Афганистане и Пакистане, – продолжал Рахман, – может, и одумаются… Я этим восхищаться не могу. Это за норму я не могу принять.

Умный и честный человек не может бежать вслед за регрессом. Не может спокойно вернуться на пятьсот или хотя бы на сто лет назад. Тупость признать за ум, подлость, даже после ее вселенской победы, – принять за истину. Рахман не вписывался в грязь нынешнего дня. Идеалы наживы, издевки по отношению к старым друзьям, мгновенная смена масок на собственном лице – не были ни прежней, ни новой его сутью. Этот человек всей своей мятущейся душой расплачивался за политическое предательство советских нуворишей, которые легко, будто птицы, спокойно перелетели в другую реальность. Но оставили за своей спиной кладбища, на которые бездумно уложили не только прежних сторонников, но и истины, во имя которых жили и трудились миллионы людей планеты. Кто бы объяснил, почему у честного человека всегда так много в душе рубцов?

В таком случае каков смысл величин постоянных? Нужны ли они, если на земле умирают даже вулканы. Когда за один только год подходят и отходят друг от друга миллионы мужчин и женщин. Если уходят в небытие вместе с эрой даже секвойи. Зачем тогда при шустрой изменчивости всего живого диковатым пустынным вараном застывать на тропах уже иной эпохи?

– Как по-твоему, что будет с твоей страной? – спросила коллегу Анна.

Сигарета опять мелькнула в руках Рахмана.

– Когда-нибудь кончится война между севером и югом, – объяснил он. – У каждого будет своя победа. Все, как и у вас. Только немного наоборот, – отвечал он неторопливо. – Ваши южане советскую страну обменяли на шариат, а русские говорили, зачем нам эти чурки-турки, когда у нас есть нефть? Страна от всех вас ушла, зачем ей такие придурки? Тем более – всех национальностей. И опереться не на кого.

– А у нас… – продолжал он, – южане останутся в бикини и со своими плясками. Однако с морем нефти под ногами. Президент же арабской части страны, северной, заявляет, что религиозное единство ему дороже территориального. В итоге арабы останутся только с шариатом. Но без нефти.

Столь математически выверенным прогнозом мог бы восхититься любой.

– Однако плясать южане будут недолго, – усмехнулся он. – Так и останутся голенькими. Скоро нефть у них отнимут. Подкупами и договорами. Не получится? Затем войной. Потому и воспользовались нашей распрей. Очень там шустрят израильтяне и настраивают христианскую интеллигенцию против арабского Севера. Я вообще думаю, не было ли создание государства Израиль – величайшей ошибкой человечества? Сколько войн и конфликтов эта страна еще спровоцирует?

Интересы американцев и израильтян понятны: как можно больше отнять у тех, у кого еще можно отнять. Не могла Анна понять другого: почему миллионы людей на советском юге при жесткой системе защиты каждой судьбы вместо реальной добротной жизни в собственной стране предпочли распри? Почему они отказались от страны, в которой для всех были рабочие места, пенсии, поездки в санатории, твердые границы?

– Они решили, что им еще больше достанется, когда уедут турки, русские и прочие… Квартиры ведь с собой не увезешь. Жадность всех подвела.

Боль змеиным клубком давно свернулась в душе Анны. Ее близкие, бывшие одноклассники, учителя, соседи и просто многие земляки стали беженцами. Поезда приходили теперь из Средней Азии, перегруженные узлами и чемоданами так, что уже и пассажиры вываливались из вагонов, будто помятые и растерзанные баулы. Вытащив узлы на перрон, люди испуганно оглядывались, встречают ли их, помогут ли хоть в чем-то? Мечтать о распределении жилья, работы, еды, как это было в войну, когда мать Анны с новорожденным дитем на руках, расположившись вначале под вагоном, через неделю оказалась с крышей над головой, этим беженцам не приходилось. Тогда молодой женщине помог военкомат. Нынче страну рвали на куски не для того, чтобы кому-то помогать. Государство ломали, чтоб вырвать все у других только во имя себя, любимых. Новопредставленные «рубили капусту» быстро, где шумно, где по-тихому. Как получалось. Но все норовили подмять под себя.

Это была настоящая война мгновенно выпрыгнувшей, как черт из табакерки, нарождающейся буржуазии со своим еще ни о чем не догадывающимся народом. Коль были миллионы беженцев, значит, была и война. Но простой человек не видел врага, не понимал, не прощупывал его. Враг был невидим, как фантом, но действовал неумолимо, как радиация, все сжирая изнутри. Враг ездил в «Ауди», от него зависела будущая работа, учеба детей. Кто ж тогда догадывался, что олигарх – это просто оккупант, который оккупировал совместно нажитое имущество, а теперь выдавал его, видите ли, за свою собственность, личную, притом уже и… «священную».

Кого только в те дни не вмещала квартира Анны! Умоляющие глаза прежних друзей и знакомых глядели на нее то на кухне, то в комнате: помоги с каким-нибудь жильем, подскажи с работой, пусти в дом хотя бы на ночь…

Аферисты, которые ломали огромное государство, мозгов у них было меньше, чем у промокашки, от всех пострадавших прятались теперь за солидными дверьми своих кабинетов и трусовато выглядывали из окон, не привяжут ли эти прибывшие их к двум березам, не подкинут ли в воздух и вдруг на минуту отойдут?

Но беженцы вели себя на редкость тихо. Никого не подкинули, не привязали виновников своих бед к верхушкам берез, а сложили руки на груди и смиренно просили в разных конторских прихожках помочь им хоть в чем-то. И, конечно, от новой власти получили шиш с маком. Подают лишь профессиональным попрошайкам. Тех, которые и просить толком не умеют, а все что-то тихо и виновато бубнят себе под нос, просто гонят взашей.

Вскоре на вокзалах появились и бывшие хулиганы, кто на юге изгонял и бесчинствовал. Где в погромах, где по соседству втихую, ночью нашептывая по телефону, мол, если не уедешь, то найдешь тут два метра земли. Теперь и эти оказались в полном несчастье.

– Простые люди из местных не догадывались, что все отнимут и у них. Когда остановится производство, и все станут безработными. Социализм ведь ощущался как воздух, необходимый, однако невидимый. А хотелось еще и от капитализма многое прихватить.

Точку в этом прогнозе Рахман еще не поставил и добавил для Анны загадочное:

– Потом все отнимут и у элиты.

– Каким образом? – изумилась она.

– Открою и этот секрет. В вашей печати не пишут о том, что во многих мусульманских странах националисты и религиозные фанатики взялись за создание всемирной империи мусульман – Халифат. За счет России, в том числе. Английская разведка разработала эту схему. Чтобы массовой мусульманизацией людей выдавить на обочину Истории левую идею, чтобы во всех обществах мира тлел постоянный конфликт. Чечня – тому доказательство. Дагестан… Капитал решил прикрыться Кораном. И, как видишь, получается. Миллионы пошли на поводу чужой злобной выдумки. Капитал за свои интересы удачно сражается с помощью Корана. Лучшего оружия, против которого трудно возразить, и не надо. Даже ваш Горбачев ничего не разгадал, и, вернувшись из Англии, на последнем съезде Верховного Совета СССР предложил таджикам создать Мусульманскую партию. И пошло-поехало. Ради идеи создания Халифата во всех южных республиках начался кровожадный процесс выселения славянского населения. Сколько трагедий, смертей! Ты сама это видела.

– Тьма кромешная! – воскликнула Анна. – Халифат… Но это же мираж! Полнейший астрал!

– Мусульмане теперь искренне верят в то, что при Халифате да с помощью Аллаха они непременно будут жить, как никто в мире. Отсюда и растут уши терроризма по всему миру. Любой ценой – мусульманскую умму величиной в земной шар!

– И за счет чего они будут жить хорошо? Неужели саудиты поделятся своими доходами на нефть? Не обломится. В этой выдумке – огромная доля ничтожности…

«Впрочем, о чем это я?», – оборвала себя Анна и сообразила, что древнейшая, неистовая тяга человека к толстой суме, хоть и нигде об этом не пишут в учебниках, по-прежнему ломает любые границы, растерзывает судьбы миллионов: умных скидывает в бездну небытия, слабых превращает в рабов, у романтиков отнимает мечту, космос и небеса, юных наказывает бездорожьем. И вот из-за этой алчной безответственности, хотя бы молекулой притихшей на донышке души каждого, и погиб Советский Союз, отчего миллионы жителей уже несуществующей страны, будто стада тупых бизонов, безропотно и тихо разбрелись по всей земле. Без мечты, планов и надежд на устойчивость бытия. Даже толком нигде не восстав. Мало где бросившись на защиту и собственных жизней. Почему бы не застолбить во всех книжках, что алчность делает тупым целое человечество? Неужели это и есть вечная шутка Сундука, которая так легко превращает человека в идиота?

– Конечно, Всемирная мусульманская умма – это мираж. Предлог, чтоб все воевали друг с другом. А под шумок и у этих отнимут все. Их же руками. Как в вашей стране. Американцы и англичане тоже строят свой Халифат.

И этим, выходит, Сундук нужен бездонный, радиус интересов которого, как сказал недавно один генерал, уже длиннее радиуса земного шара. И они хотят, будто индейцев, теперь все человечество затолкать в резервацию.

– Представляешь, что ждет цивилизацию…

– О чем еще не пишут в нашей печати? – поинтересовалась Анна.

На коленях коллеги тут же оказалась еще одна газета: на этот раз на арабском.

– О том, что в моей стране и южанам, и северянам грозит большое несчастье… Нынешняя война между племенами вскоре покажется ерундой.

Издание информировало мировую общественность о том, что Израиль, а это в первую очередь и в планах Америки, договорился с Танзанией и Руандой, что в Верховьях Нила будут построены пять плотин. Значит, Судан и Египет останутся без воды…И будут полностью, будто на цепи, зависеть от прихоти Израиля…

– Представляешь, какой ошейник для нас придумали? Наши источники жизни – реки Белый и Голубой Нил – превращаются в источники смерти, – возмущался Рахман. – На Иордане, хоть и прикидываются там овечками, тоже свой шариат – иудейской веры. И ради этого иудейского шариата они давно ломают кости многим. У них ведь даже в Талмуде написано, что только иудеи люди – остальные животные. Что стоит с таким мышлением отнять воду у миллионов? Если мы для Иерусалима лишь… вьючные мулы…

Перед Анной мгновенно открылась злодейская задумка, которую сотворили в мире с ее страной, необъятные пространства которой, огромные богатства, ее людские ресурсы давно и втихую разбирались и растаскивались под коряги, под камни, по норам. Под крыши чужих и далеких домов. По другим формациям. Незначительным и малым от природы, но обитатели коих уже подняли свои крохотные хитроватые головки над миром, как водяные змееныши над водой. Вот их провокаторы и долдонили, что страна должна быть маленькой и дешевой, чтоб никогда и никто не мечтал бы о большом и сильном гнездовье, какое еще недавно было у ста восьмидесяти народов. Потому и поучали, что бесплатное образование бывает только в зоне, мол, все тут дерьмовое и достойно уничтожения… Потому и были созданы в Кибуции управления по разрушению СССР. Потому отшвыривали от Советского Союза много лет тех, кто желал быть его единомышленником и другом.

Что же это за порода людей, заинтересованных в гибели собственной страны ради торжества чужих формаций?

Как-то на экране телевидения зачем-то спросили певца Андрея Макаревича:

– Вы что-нибудь сделали для разрушения Советского Союза?

Ответ последовал мгновенно:

– Во всяком случае, мы для этого сделали все.

В Америке за такой вопрос и ответ расстреляли бы. По суду. А нет, прямо на улице. Из-за угла. Нашлись бы фанатики, которые и до суда не дали бы дожить предателям. У нас же – многолетнее торжище измены. И чем подлее измена, тем больше наград и благ получил потом мерзавец при жизни.

Зачем ведущий задал этот вопрос, кому фактически Макаревич докладывал о своей не свойственной музыканту работе? Перед кем они отчитывались оба? И почему в той фразе не было ни грамма жалости к тем, кто стал беженцем, кого изгоняли, убивали… в итоге той грязной работы, во имя коей было «сделано все». Неужели и этот – кибуцник, то есть, навсегда для Анны чужой, безжалостный, циничный, служащий каким-то чужим, утаенным целям?

По улице шла женщина. На неухоженных ногах ее – потертые шлепки, признак материальной и моральной незащищенности судьбы. На нее презрительно поглядывали из лакированной машины молодые люди, которые с удовольствием лакомились мороженым.

– Можем ли мы нашу страну вновь собрать? – спросила Анна.

Воцарилось неловкое молчание.

– Не знаю, – отвел в сторону глаза Рахман и дал новый комментарий: – У вас каждый хочет быть богатым. На кого ни глянешь, всех перекашивает от жадности. У всех в глазах по огромному доллару. Как вы соберетесь, если воспитан и уже поднялся такой скверный человек? Пираньи за идеи не воюют. Они выхватывают кусок и мгновенно его проглатывают, чтобы тут же схватить другой. Скопище хищников уничтожить трудно. И самому можно превратиться в набор костей. Пираньи с любым управятся мгновенно.

Недавно в печати мелькнуло сообщение, что у депутата Госдумы Резника на острове Майорка уже своя вилла, около берега плавает его шикарная персональная яхта, на вилле – дорогой антиквариат.

Все примитивно до посинения. К чему резникам Большая Родина со всеми ее проблемами, если у них есть прекрасная малая родина – вилла и яхта? Из большой лошади оводы только высасывают. И ради такой малой уютной и компактной родины они будут сражаться до кровавой пены на губах. Чужими, правда, руками. Каких-нибудь нищих и глупых наемников. И ради такой сказочной табакерки они ни пяди ее заколдованных пространств не отдадут и уничтожат все, что будет угрожать ее уюту и покою. Вот ради этого без какой-либо жалости они любую, даже не совсем отечественную войну развяжут.

Резники пришли на землю не для того, чтобы давать, а чтобы… брать. Ежедневно что-то прятать в сундук. У них, как и у кишлачной Марьям, жизнь хороша только в небольшом замкнутом пространстве. Им даже пещера велика. Только в набитом благами Сундуке исправно бьется их сердце, хорошо прощупывается их пульс.

Регионы проживания у жадноватой кишлачной Марьям и у Резника, конечно, разные, но страсти у обоих одинаковые, хотя масштабы у каждого несравнимые. Героев на таком базаре не бывает. Здесь только одно в голове: как бы присвоить, утаить, догнать, еще что-то отнять… И впрямь, ни любви между людьми, ни дружбы народов не бывает, когда их мозгами и душами руководит в первую очередь Сундук. Однако как лишить его такой гигантской власти над людьми, как захлопнуть его навсегда?

Лишь однажды за всю историю цивилизации его все же захлопнули, очень прочно, надолго, и люди Большого Проекта начали создавать блага для миллионов. Но алчность людская, вроде как артель «Кулацкая мечта», – взломала-таки крышку кованого сундука и опять с треском его распахнула. Мол, хватайте все, что можете: бани, прачечные, заводы!.. Глотайте суверенитеты, пока не поздно!! Живите только для себя! Для своей семьи воровать не стыдно. Советуем и рыбку чужую съесть, и кости для себя припрятать, вдруг еще пригодятся?

Граждане, которые пытались что-то уберечь, увещевать, подсказать толковое, объяснить что-то без какого-либо подвоха и пиара, были не в моде. Их высмеивали, передергивали соседи и родственники. А в первую очередь – дочери и сыновья от них отворачивались, как от изгоев. Потому таких правильных становилось меньше и меньше. Тотальная вражда между людьми стала новой религией. И никакое …славие тут не поможет. Оно помогает лишь богатым. Ободранным вековечно рекомендуется… терпеть.

Началась эпоха отвертки. Глобальным потрошительством теперь занялись почти все. От страны отвертывали, отвинчивали, откалывали все, что можно. Даже огромные заводы разбирались мгновенно. Что в итоге потом произошло?

Миллионы людей кинулись к Сундуку, доверчиво над ним наклонились, что-то сглотнули до самых кишок, будто комаров в Заполярье, и отпрянули от той трещины, которая змеей проползла меж ними, кусая их слева направо и сверху вниз. Потом и вовсе не до укусов стало. Такая пропасть отделила всех, что и не верится уже, что когда-то в одной большой стране работали дружно и сообща.

И получилось все, как в народной сказке: была у зайца изба лубяная, а теперь ледяная. Чеши в затылке, думай, отчего у резников яхты и виллы? Не сам ли ты им помогал? Не сам ли лихо отдал свое? Не стыдно за то, что довел до такого разора свой дом? Как теперь управиться с этим?

Нет, выправлять уже ничего не надо, утверждают нынешние газеты. Идите в церковь, «гундяевок» теперь по стране в избытке. Падайте на колени, кайтесь в том, что целых семьдесят лет посмели не быть рабами.

Журналисты, которые когда-то пели на целине о том, что среди догорающих листьев они не умеют молчать, теперь дружно помалкивали, а если и заговаривали, то несли такое… уж лучше бы помолчали!

По утверждению нынешних начальников, от религиозных до идеологических, теперь лишь толерантность нужна (то же самое, что и терпение)! На тысячелетия! И не смейте, козюки, трогать чужую собственность. Уже, видите ли, чужую! Отгороженный кусок земли у реки и алмазные копи. Ваши – только болота! Осталось еще провести границы по Солнцу. Чтоб для нас всегда было чудное лето. А вам… и мерзкая осень сойдет. Холодно? Работать будете лучше.

Вот и подумай, как вернуть подлинному, то есть коллективному, собственнику нефть и газ, чтоб в ледяной стране во всех жилищах было тепло, если капитал плодит вокруг лишь стаи пираний?

Ну а вдруг, а все же, вдруг где-то в нашей эпохе уже родился Спартак?..

Не Христос… Нет! Социал-демократия в религии тут же кинется мирить жертву с насильником, всем зазывно пообещает рай, в котором вы непременно будете нюхающим розы бездельником. Но вот лишь одна закавыка: когда вас уже не будет в земном пространстве. Когда вы улетучитесь, будто эфир. Вот этому газоносному облаку и будет, дескать, идеально за облаками. Только потерпите, пожалуйста, нынче любую гадость от негодяев.

Для виду, формально, религия всех устрашит, но ничего на земле практически не сделает. Именно это очень устраивает его величество Сундук. Ибо капитализм и религия – близнецы-братья, друг друга поддерживают, будто хромой со слепым. И все время они друг друга спасают. Именно потому несколько тысячелетий безмятежно идут они по земле рука об руку.

Там, где социализм, религия умирает. Тут все как-то реальнее, чем на небе, дается человеку. Будто спринтер, социализм в поте лица своего добирается до каждого, перед каждым на ладони тянет то, что у него есть, за душою ничего не прячет, тут облака несбывающихся надежд как-то не особо нужны. Ежели только совсем уж слабеющим.

А коль нет явно неправедного, хищнически устроенного общества, надламывающего собою все, как тут быть в чьих-то жизнях религии? При социализме религия живет, как и народ, на равных, по труду, по зарплате, а кому такая уравниловка понравится?

Церкви надо величаво в пасхальную ночь шагать по улице, внушая людям необходимость подчиняться в первую очередь только ей. Церковь лишь на той стороне, где огромная ее власть над людьми и богатством. А когда подчинение царствует над сознанием, там и понесут в твой дом все. Каждой религии также необходим свой халифат. Сочетание эфемерных и материальных позиций.

Церковь обожает ротозеев. И они к ней стаями летят, доверчивые, наивные, нуждающиеся в том, чтоб их, даже сорокалетних, по головке погладили да что-нибудь заоблачное, неосуществимое пообещали. И матерым дельцам иногда надоедает жить без дешевых сказочных аномалий, им тоже порою хочется подлететь к облакам, да заглянуть, что же там? Вдруг там и впрямь все их проделки простят и дадут к тому же разрешение еще на десяток гнусных сделок? Ведь в реальной жизни не все пока прихвачено, нужно засунуть в карман еще с десяток фабрик и заводов, а для этого придется разорить сотни, а то и тысячи людей.

Каждому бизнесмену тоже необходим свой ареал обитания. Чем шире, тем лучше, и строить, очерчивать свое пространство, набивать его добром под самую крышку, он будет до тех пор, пока не закроются глаза. Грех, конечно, велик! Но всегда найдется тот, кто за мзду отпустит любые грехи да еще приголубит в надежде на будущие подношения. Оттого колесо захвата, набирая скорость, катит дальше. И как тут подсказать хоть некоторым, что заводы и фабрики, как и прежде, должны кормить всех, а не единицы?

Но людям надоело жить в прошлых измерениях. Им вдруг захотелось выведать, что сулит новая жизнь, коли они теперь не обладатели гигантской коллективной собственности? Им захотелось узнать, каково это – жить не только политическим, но и реальным бомжем?

Ну, и подскажешь кому-нибудь об этой глупой сделке народа, выслушают тебя десять человек из тех, кто когда-то нанес себе ущерб, а дальше что? Где найдется тот, кто способен на действия? Когда даже полиция исправно уже служит лишь Сундуку… Любому единоличному халифату, тому, кто заплатит.

Но… думай – не думай… Автор не может помочь всем ротозеям. Они к тому же ругаются, когда им что-то подсказывают. Мол, кто тебе за это платит, признавайся! Такие ошибок, как правило, не признают. С ними и умирают. Безропотно. Страну никогда не могут отнять у въедливых и дотошных. Государство отнимают лишь у бездумных тараканов.

Обреченное поколение, которое на невероятные трудности обрекло себя само, пожелав вдруг хапнуть и отвернуться, чтобы в одиночку съесть украденный на столе кусок. Не догадываясь вовсе, что утащен этот шмат у себя же.

Остается надежда: вдруг нашим детям захочется двинуть к иным Созвездиям… Вдруг и они пожелают узнать, что это за жизнь такая, когда между людьми лишь равенство и братство? И тогда, скорее всего, не будут увозить глупых девчонок из края имени Рытхэу в далекие регионы на продажу.

А тогда…вдруг и наши внуки построят свой Ферганский канал! И Днепрогэс, и вновь перегородят Саяны! И отправятся на Марс за веткой сирени! А может, и дальше… Прямиком к планете Нибиру, на которой, как и на Земле, утверждают астрономы, можно жить, а коли трудиться, то, конечно, с точки зрения умного общества, трудиться сообща!

Не веками же, упрятавшись в Сундук, жевать мелкий прожект, по которому помнить нужно только о себе, лавочку мастерить лишь для себя и суп в тарелку наливать только себе.

Но пока перед Анной – примитивная явь. В которой уже почти не читают газет. Ни в метро, ни в автобусах. Не получают ордеров на бесплатные квартиры. Не летят по улицам высунувшиеся из окон автобусов пионерские горны, радостно трубившие всему миру о том, что дети – есть лучшее на земле. Это и впрямь надежда! У всех поколений. На лучшую мысль. На большую чуткость и справедливость. И на огромные открытия! Не только технологические. Но и в области человеческих отношений… целой цивилизации!

– Надо идти домой! – напомнил о себе Рахман, и сгорбился, будто уходил в склеп.

Конечно, в его душе напрочь теперь поселилась безысходность. В стране, которую он так любил, надругались над дорогой ему идеей, вырвали из него, впрочем, как и из миллионов, стержень, на котором держалась вся его жизнь.

По улице уходил человек, из кармана которого уже торчала… бутылка. И прикладывался он к ней теперь и от баловства, и от настоящего мужского горя, из-за ощущения, что у него уже в судьбе отнято все.

По улице, не торопясь, уходил человек, которому Анна, несмотря на все к нему уважение, ничем не могла помочь, потому что не было между ними… любви, а было только понимание. Очень глубокое, но товарищеское…

А любовь… она как-то иначе, в каких-то иных мирах зарождается, то ли ветерок меж дубами особый нужен, то ли чтоб улыбнулся кто-то рядом иначе. И чтоб звезды ниже опустились, чтоб шепнули они такое… Попробуй тогда догони их намерения и мысль!

– Погоди, Рахман, подожди минутку… – остановила она его и, потупившись, тихо спросила:

– Скажи, как там Хади?

Какое-то время ветви берез привлекали внимание Рахмана.

– Вы что, сговорились? – наконец-то произнес он и, улыбнувшись, внимательно глянул на Анну. – Когда Хади увидел меня в Хартуме, тоже в первую очередь спросил о тебе.

– Вот как…

Дорожка опять начала шириться между ними, вот уже и до саженца около газона дотронулся Рахман.

– Набери в интернете его фамилию на английском, и все узнаешь, – как всегда, дал он разумную подсказку и заторопился: – Скоро свадьба у Кати, я тебя приглашу.

На эту свадьбу они не попали оба. Боясь, что Рахман в день торжества ляпнет что-то неподходящее, съязвит по какому-либо поводу или, что еще хуже, начнет защищать уже умершее государство (с точки зрения жены – наконец-то сдохшее) и не в меру напьется, Лена под предлогом лечения почек через своих родственников устроила супруга в больницу, адрес которой никому не дала. И никто не принес больному в палату его любимых газет, ни одного бутерброда.

Хотя нет… Однажды в больницу пришла жена. Посидела рядом, поговорила, а когда медсестра вызвала пациента на процедуру, обшарила его постель и унесла последние крохи, которые больной заработал своей аналитикой на какой-то арабской радиостанции, где его не забыли, где еще ценили не утраченное им мастерство.

Сама Лена, вернувшись из Хартума в Москву, ни одного дня не работала, считая, что всегда и везде ее должен содержать муж.

Обчищенный карманниками всех типов, от домашних до политических, Рахман вскоре умер. Но зато с какой помпой, будто самая преданная и любящая жена, на деньги, собранные его друзьями, повезла Лена прах мужа в Нубию, в которую ему нельзя было ни на минуту вернуться домой живым.

Интернет – великая деревня, радость для миллионов людей в эпоху, когда неподъемные цены на поезда, самолеты, телефонные звонки и телеграммы кому угодно вывернут карман наизнанку. Интернет – это как тропки по лугу меж деревнями, дороги к неведомым прежде городам и, что когда-то было неслыханно, доступная трасса даже меж континентами.