Текст книги "Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»"

Живые голоса

* * *

 
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
 
 
Сердце в будущем живёт;
Настоящее уныло:
Всё мгновенно, всё пройдёт;
Что пройдёт, то будет мило.
 

1825

Поэтическое посвящение Евпраксии Пушкин записал в её девичий альбом:

К Зине

 
Вот, Зина, вам совет: играйте,
Из роз веселых заплетайте
Себе торжественный венец —
И впредь у нас не разрывайте
Ни мадригалов, ни сердец.
 

1826

Евгений Онегин

(Фрагмент романа)

 
Да вот в бутылке засмоленной
Между жарким и бланманже,
Цимлянское несут уже;
За ним строй рюмок узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян бывал!
 

1826

«Ваши синие глаза»
Екатерина Васильевна Жандр, урождённая Вельяшева (1813–1865)

Позабуду, вероятно,

Ваши милые черты…

Александр Пушкин

Святочный бал

В январе нового, 1829-го в Старицах царило веселье – давали святочные балы. И Александр Сергеевич не обошел их вниманием: с удовольствием танцевал, не скупился на комплименты уездным барышням и усердно ухаживал за синеглазой Катенькой Вельяшевой, дочерью местного исправника.

В его доме гремел бал. Старицкие барышни как завороженные не спускали глаз с необычного гостя, следя за каждым его движением. Поэт блистал остроумием, был ловок и весел.

Екатерина Синицына, дочь священника, в девичестве Смирнова, – та самая, которую Пушкин величал то «поповной», то «Клариссой», – впервые увидела знаменитого поэта: «Показался он мне иностранцем, танцует, ходит как-то по-особому, как-то особенно легко, как будто летает; весь какой-то воздушный, с большими ногтями на руках. “Это не русский?” – спросила я у матери Вельяшева, Катерины Петровны. “Ах, матушка! Это Пушкин, сочинитель, прекрасные стихи пишет”, – отвечала она. Здесь мне не пришлось познакомиться с Александром Сергеевичем. Заметила я только, что Пушкин с другим молодым человеком постоянно вертелись около Катерины Васильевны Вельяшевой. Она была очень миленькая девушка; особенно чудные у ней были глаза».

Катенька на пороге своей шестнадцатой весны – о как любил этот девичий возраст Пушкин! – была чудо как хороша.

 
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять…
 

И приятель поэта Алексей Вульф, прибыв прежде в Старицу, тотчас приметил юную кузину, сразившую воображение искушенного ловеласа: «Здесь я нашёл две молодых красавицы: Катиньку Вельяшеву, мою двоюродную сестру, в один год, который я её не видал, из 14-летнего ребенка расцветшую прекрасною девушкою, лицом, хотя не красавицею, но стройною, увлекательною в каждом движении, прелестною, как непорочность, милую и добродушную, как её лета. Другая… Первые два дня я провел очень приятно, слегка волочившись за двумя красавицами».

И вновь откровения Вульфа, восхищенного прелестной кузиной: «…Она очень стройна и имеет много приятного во всех своих движениях и обращении. Мне бы очень приятно было ей понравиться».

Катенька Вельяшева. Рисунок А.С. Пушкина на рукописном листе «Романа в письмах». Октябрь – ноябрь 1829 г.

Мечтание почти несбыточное, – слава девичьего соблазнителя уже летела по старицким весям. Как подмечала «поповна», близкие боялись оставлять Катеньку «наедине с Алексеем Николаевичем Вульфом, который любил влюблять в себя молоденьких барышень и мучить их».

Дом в Старице, где зимой 1829 года Пушкин веселился на святочном балу. Фотография автора. 2019 г. Публикуется впервые

На том святочном балу Вульф усердно добивался благосклонности девушки, заручившись поддержкой Пушкина, чей «светский блестящий ум очень приятен в обществе, особенно женском». «С ним я заключил оборонительный и наступательный союз против красавиц, отчего его и прозвали сестры Мефистофелем, а меня Фаустом. Но Гретхен (Катенька Вельяшева), несмотря ни на советы Мефистофеля, ни на волокитство Фауста, осталась холодною: все старания были напрасны».

И старик Гёте принят был «союзником» в ту давнюю любовную игру: Катенька Вельяшева «примерила» на себя образ Гретхен, Пушкин – Мефистофеля, Алексей Вульф – Фауста. «Героиня», однако ж, проявила завидную стойкость, нарушив тем классический сюжет. Осталось лишь «удовольствие бесить Ивана Петровича» Вульфа, влюблённого в Катеньку. Тридцатилетний владелец окрестного сельца, он давно и трогательно ухаживал за Катенькой: днями напролет сиживал подле юной барышни, держа ее маленькую ручку в своей, шепча нежности… И вдруг, нарушив его блаженство, явились дерзкие соперники, «образ мыслей» коих он посчитал «американским».

Но события разворачивались не в далёкой Америке, а в забытой Богом тверской глубинке. И радости здесь были свои, безыскусные: катания на санях с бутылками шампанского, «которые морозили, держа на коленях», поездки в Свято-Успенский монастырь и окрестные деревушки, домашние балы и праздники. Но пришёл конец и деревенскому веселью.

«Вельяшева, мною… воспетая»

На обратном пути из Старицы в Петербург (поистине, дорожная муза была благосклонна к страннику-поэту – не изведать, сколь много вдохновенных строк родилось под цокот лошадиных копыт и перестук колес) Пушкин сочинил игривое посвящение милой Катеньке.

В Петербург Пушкин возвращался с Алексеем Вульфом, и некоторые стихотворные строки приятели, забавляясь, сочиняли вместе. Поэт в «авторстве» «любезному Ловласу Николаевичу» не отказывал. «…Дорогою говорили про современные отечественные события, про литературу, про женщин, про любовь и прочее, – вспоминал о той поездке Алексей Николаевич. – Пушкин говорит очень хорошо, пылкий, проницательный ум его обнимает быстро предметы. Нравы людей узнает он чрезвычайно быстро. Женщин же он знает, как никто…»

Катенька Вельяшева. Рисунок А.С. Пушкина на черновике стихотворения «Подъезжая под Ижоры». Октябрь – ноябрь 1829 г.

Как ни странно, но обещание вернуться «по прежню следу» Пушкин исполнил до означенного срока – в октябре он вновь в знакомых краях!

Одним из первых, кто имел радость прочесть посвящение юной племяннице, стал добрейший Павел Иванович Вульф, приложивший руку к созданию «дорожного» шедевра.

«Павел Иванович стихотворствует с отличным успехом, – сообщает приятелю Пушкин. – На днях исправил он наши общие стихи следующим образом:

 
Подъезжая под Ижоры
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза».
 

И добавляет: «Не правда ли, что это очень мило».

Не забыт и сам адресат – Катенька Вельяшева, с коей Пушкин уже успел повидаться: «Гретхен хорошеет и час от часу делается невиннее…» Ревнивая Анна Николаевна, – ведь они вместе сочиняют послание брату Алексею, – согласиться с тем замечанием не желает.

Не только в стихах, но и в прозе запечатлена «младая грация»: образ Машеньки, одной из героинь пушкинского «Романа в письмах», задуманном и начатом в тверском краю, как полагают, восходит к Катеньке Вельяшевой. Весьма схожий портрет: «Стройная, меланхолическая девушка лет семнадцати, воспитанная на романах и на чистом воздухе».

О ней же: «Маша хорошо знает русскую литературу – вообще здесь более занимаются словесностию, чем в Петербурге… Теперь я понимаю, за что Вяземский и Пушкин так любят уездных барышень. Они их истинная публика».

Уездная барышня, выросшая «под яблонями и между скирдами», взлелеянная «нянюшками и природой». Она из тех, полагает герой повести, кто «гораздо милее наших однообразных красавиц, которые до свадьбы придерживаются мнения своих матерей, а там – мнения своих мужьев».

Наталья Ивановна Вельяшева, урожденная Вульф, мать Катеньки.

Фотография из фамильного альбома Д.А. Вульфа. Первая половина 1850-х гг. Публикуется впервые.

И еще одно тайное упоминание о Катеньке Вельяшевой, скрытое за инициалами, не ускользнуло от пристального взора пушкинистов: «Танцевали до пяти часов. К.В. была одета очень просто; белое креповое платьице, даже без гирлянды…»

Но не явилась бы на свет милая барышня, не будь другого романа, семейного. Вот как о том вспоминала кузина Катеньки Анна Керн: «Помню, как бабушка Анна Фёдоровна (А.Ф. Вульф, урожденная Муравьева. – Л.Ч.) долго не соглашалась на брак своей дочери Наталии Ивановны с Василием Ивановичем Вельяшевым, добрейшим человеком, но игроком, получившим из-за карт большую неприятность, как, согласившись потом по убеждению сыновей, устроила парадный сговор… пригласила гостей, и когда все уселись и Василий Иванович подошел к ней, она взяла руку дочери, положила её в руку жениха и торжественно сказала: “Василий Иванович, примите руку моей дочери…” Потом быстро ушла, сказав дочери тихо: “Твоя свадьба – мой гроб”… После этого она скоро умерла. Наталия Ивановна и Василий Иванович были очень добры, любили друг друга и были счастливы, хотя он и разорился от карт, но жена всё ему прощала».

В архиве столетнего москвича Дмитрия Алексеевича Вульфа мне довелось видеть фотографию его родственницы Наталии Вельяшевой, урожденной Вульф: на ней пожилая дама в чепце и с кроткой полуулыбкой. Неизвестный прежде снимок (а ведь он интересен уже тем, что вызволяет из небытия ещё один образ, знакомый Пушкину!) сделан незадолго до кончины Наталии Ивановны в 1855 году. В семейном альбоме хранилась и фотография Анны Вульф. Её облик известен прежде лишь по портретным наброскам, сделанным рукой Пушкина. А живописный портрет Анны Вульф, случайно обнаруженный в одном из антикварных московских магазинов, увы, всего лишь… предполагаемый: работа французского миниатюриста Э. Мартена именовалась как «Портрет неизвестной в вишнёвом платье». В каталоге «Портретная миниатюра XVIII–XIX веков» из собрания пушкинского музея на Пречистенке значится: «Атрибутирован М.Ю. Барановской как портрет Анны Николаевны Вульф, тригорской знакомой А.С. Пушкина. Отсутствие других её изображений делает атрибуцию спорной».

Александр Васильевич Вельяшев, брат Катеньки.

Художник П. Соколов. 1847 г.

Так что фотографии из архива наследника исторической фамилии не просто редчайшие, – уникальные!

…Упокоилась Наталия Ивановна Вельяшева вместе с супругом, пережившим её всего на год, на родовом погосте, что на берегу тихой Тьмы, под покровом храма Успения Божьей Матери. На надгробных плитах начертана трогательная эпитафия: «Здесь погребены два друга, два нежнейших родителя».

В счастливом супружестве родились сыновья: Александр, Иван, Николай, Павел, Пётр и единственная дочь Екатерина…

Один из братьев – ротмистр лейб-гвардии Уланского полка Александр Вельяшев. Сделал блестящую военную карьеру, за «отличную, усердную и ревностную службу» был пожалован многими орденами и золотой саблей с надписью «За храбрость». Но не ратные заслуги оставили память о нём в потомстве. Вот любопытная надпись, начертанная старинным слогом на обороте портрета: «Александр Васильевич Вельяшев. Тверской помещик, женатый на П.Н. Рюминой и погребенный с нею в Новодевичьем Московском монастыре. Родственник пушкинских Вульфов, брат Вельяшевой (в замужестве Жандр), которой посвящены стихи Пушкина: “Подъезжая под Ижоры, я взглянул на небеса, и я воспомнил Ваши взоры, Ваши синие глаза”».

Стихотворные строчки явно записаны по памяти и потому неточны. Важно, что стихи эти, бывшие на слуху у многих поколений Вульфов, Жандров, Вельяшевых, обратились семейным достоянием. Скромная Катенька, не свершившая заслуг перед Отечеством, прославила и уберегла от забвения весь свой род: бабушек, родителей, братьев…

И последнее упоминание о милой красавице – в письме Пушкина. В последний же его приезд на берега тихой Тьмы.

Летом 1833-го после долгих хлопот Пушкин отправляется на Урал, по следам самозванца Пугачева. По пути в Москву решает заехать в знакомое тверское сельцо. Правда, мысль та приходит поэту не вдруг, его попутчик Алексей Вульф свидетельствует: «В начале августа Александр Сергеевич и я поехали вместе и доехали до Торжка, в Торжке разъехались. Я поехал в свою деревню, а он с каким-то приятелем, чуть ли не к Вульфам».

Отсюда летит письмо к жене в Петербург, на дачу Миллера, что на Чёрной речке: «Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я к тебе пишу: из Павловска, между Берновым и Малинников, о которых, вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому 5 лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями; но уланы переведены, а барышни разъехались; из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш etc. живёт управитель Парасковии Александровны, Рейхман, который поподчивал меня шнапсом. Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве. Но я к ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу».

Катенька Вельяшева. Рисунок А.С. Пушкина на черновике письма к А.Х. Бенкендорфу. Август 1828 г.

Где же это, «в соседстве»? Катенька Вельяшева могла жить тогда с родителями в усадьбе Марицыно, близкой от Малинников. Место то почиталось в высшей степени романтичным: господский дом стоял на высоком правом берегу Тьмы, откуда открывался чудесный вид на окрестные дали.

Неподалеку находилась и другая не менее живописная усадьба Вельяшевых с поэтическим названием Васильки. В уездных ведомостях за 1828 год дана сухая канцелярская справка: «Сельцо Васильки… в нем жительствует помещик штаб-ротмистр Василий Иванович Вельяшев, у него в семействе: 1 двор, 4 мужеска пола 4 женска. При нем дворовых людей: 27 мужеска пола 30 женска».

А на исходе двадцатого века от Васильков остались лишь заросшие руины барского дома, конный двор да парк с аллеей из вековых лип.

Живёт версия, особо близкая сердцам старичан: Пушкин не сдержал-таки обещания и навестил Катеньку!

 
Но красоты воспоминанье
Нам сердце трогает тайком…
 

Но доказательства? Кроме поэтических. Хоть и расплывчатые, но они есть. Дочь воспетой красавицы Варвара Жандр, дожившая девицей до 1907 года, уверяла (со слов матери), что Пушкин неоднократно гостил в их семействе: не только в Старице, но и в усадьбе. Воспоминания те, давным-давно напечатанные в местной газете, давно и утеряны.

А вот хроника тех дней восстановлена чуть ли не по часам. Приехав в Павловское воскресным вечером 20 августа, поэт на следующий день побывал в Малинниках, о чем известил жену. Гипотеза смелая: в понедельник, по возвращении Пушкина, Павел Иванович уговорил-таки его навестить племянницу Катеньку, жившую по соседству. По всей вероятности, радушный хозяин желал показать Пушкину другую свою усадьбу – в то время Марицыно числилось за Павлом Вульфом. (Много позже оно вкупе с другой деревенькой перейдет «в вечное и потомственное владение» к «гвардии поручику» Николаю Вельяшеву, крестному сыну Фредерики, супруги Павла Вульфа и «гвардии капитанше» Екатерине Жандр.) Нелишне вспомнить, что Павел Иванович, по словам его воспитанницы-поповны, считал визиты Пушкина «за большое удовольствие и честь для себя».

Итак, погостив утром в Марицыне либо в Васильках, приятели вернулись в Павловское. Откуда после полудня поэт и продолжил далее путь.

Дотошным исследователям не даёт покоя вопрос: почему Пушкин, выехав из Павловского во вторник утром, как то принято считать, достиг Яропольца лишь поздним вечером в среду?

В «Летописи жизни и творчества» поэта тот «спорный» день означен так: «Август, 22. Вторник. Пушкин уезжает из Павловского в Ярополец. Он собирался выехать “чем свет”, но, вероятно, задержался, так как в Ярополец приехал лишь 23-го к вечеру».

Что могло задержать его в том недолгом пути? Уж не визит ли (к слову, вполне дружеский) к Катеньке Вельяшевой?!

Катенька Жандр

Никогда более поэт не обмолвился о синеглазой красавице. Зато Алексей Вульф зорко следил за судьбой кузины: в апреле 1834-го Катенька Вельяшева сменила свою девичью фамилию, обвенчавшись с Александром Жандром. Летом того года он видел «молодых» Жандров, приехавших из Твери. Алексей Николаевич пристрастен: «…Об них скажу только, что Катенька дурнеет, а муж её страсть имеет особенную ездить на ко́злах и неприлично ревнив».

Нет, недаром стоял в Торжке полк бравых улан. Один из них – боевой офицер Жандр – и стал избранником Катеньки. Известен его послужной список: из Пажеского корпуса выпущен корнетом в 1829 году в лейб-гвардии Уланский полк. Участвовал в Польской кампании, попал в плен и освобожден. После семилетней службы во Владимирском уланском полку (с февраля 1832-го) переведен в лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, из него, уже полковником, – в Ямбургский уланский полк. С апреля 1856-го – командует Новотроицко-Екатеринославским кирасирским полком, а в январе 1861 года выходит в отставку в завидном чине генерал-майора.

Екатерина Васильевна Жандр, урожденная Вельяшева.

Фотография

Так что Екатерине Васильевне всего несколько лет, – она умерла в один год с мужем, – суждено было величаться генеральшей. В феврале скорбного 1865-го ей должно было сравняться пятьдесят два года… Однако на фотографии, вероятно последней, она предстает старушкой в домашнем полосатом платье и кружевном чепце.

О жизни Екатерины Жандр свидетельств почти не осталось. «Вообрази мое удивление и радость увидеть Катиньку Жандр, – восторженно восклицала Анна Вульф в письме к брату. – Я села возле неё, и так мы пробыли весь вечер вместе. Она, мне кажется, почти совсем не переменилась и, кажется, очень довольна своей судьбой, чему я очень рада».

Встреча та случилась летом 1836 года во время праздничного фейерверка в Красном Селе, под Петербургом. К тому времени Екатерина Васильевна растила свою годовалую Вареньку и, верно, была по-матерински счастлива.

Ещё одна загадка связана с её именем. Когда впервые поэт встретил Катеньку Вельяшеву?

Ответ в дневнике, коему исправно доверяла мысли и чувства Варвара Черкашенинова, занося на его страницы все значимые события в своей девичьей жизни. Жила она в сельце Сверчкове, что в шестнадцати верстах от Малинников, и была близко знакома с семейством Осиповых-Вульф.

По традиции пушкинисты с недоверием относятся к её свидетельствам. Ведь сам дневник – документ пушкинской эпохи, бывший экспонатом Старицкого краеведческого музея, сгорел в пламени минувшей войны. Остались лишь выписки из него, сделанные чьей-то заботливой рукой, – и умысла фальсификации в том не усмотреть. Так вот 23 ноября 1828 года Варвара Васильевна помечает: «День назад я с Катей была в Малинниках… Собралось много барышень из соседних деревень… В центре этого общества находился Александр Сергеевич. Я не сводила с него глаз, пока сестра Катя толкнула меня локтём».

Среди гостей значились сёстры Ермолаевы, Маша Борисова, Катенька Вельяшева… Пушкин, внимая просьбам давней своей обожательницы Анны Вульф, будто прочитал гостям экспромт:

 
Теперь одно моё желанье,
Одна мечта владеет мной:
У ног любимого созданья
Найти и счастье и покой.
 

Тому ноябрьскому дню и суждено было стать точкой отсчёта знакомства поэта с будущим милым «адресатом». Подтверждением и обнаруженный уже в ином столетии рисунок Пушкина – набросанный его рукой осенью 1828-го портрет Катеньки. Отвлекшись на миг от письма к Бенкендорфу, где пришлось, и довольно тягостно для поэта, объясняться по делу о «Гаврилиаде», он будто выплеснул прямо поверх черновика пленительный девичий облик.

Как узнаваемы её черты: нежный профиль с задорно вздернутым носиком и лукавым взглядом!

Ещё два портрета очаровательной юной барышни «взойдут» на пушкинских рукописях – не скоро «прощался» с её образом поэт.

Екатерина Васильевна Жандр, урожденная Вельяшева.

Фотография. Первая половина 1860-х гг.

…Молчалива навек Катенька Вельяшева – ни одного звука не сорвалось с её милых губ. Или не расслышали тот тихий лепет современники? Нет её писем, нет воспоминаний. Но среди великих и славных имён – царей, бояр, воевод и патриархов, – вписанных в историю древней Старицы, не затерялось имя воспетой Пушкиным синеокой красавицы.

Постскриптум

Где обрела свой последний земной приют Екатерина Васильевна? Никто не знает ответа.

Не столь давно одному из псковских краеведов посчастливилось отыскать на древнем погосте в селе Щир, что в Струго-Красненском районе (а прежде Лужском уезде), мраморный надгробный памятник с уцелевшей надписью: «Вдова генерал-лейтенанта Дарья Ивановна Жандр, ск<ончалась> 26 декабря 1862 г. на 76 г <оду> от рождения».

Дарья Ивановна Жандр, урождённая Альбрехт, доводилась Екатерине Вельяшевой свекровью. В начале февраля 1865-го под сенью Воскресенской церкви упокоился и Александр Жандр, супруг Катеньки. Видно, она не сумела или не захотела пережить ту горькую потерю, в том же году прервался счёт её дней. И, вероятно, упокоилась рядом с мужем, на святой псковской земле.