Текст книги "Пушкин и Романовы. Великие династии в зеркале эпох"

В день смерти Александра Павловича, 19 ноября 1825 года, его опальный тёзка – в Михайловском, и весть о кончине императора дойдет до поэта нескоро.

Александра I похоронят в Петропавловском соборе лишь в марте 1826-го. Не все тогда верили, что император «почил в Бозе»: внезапная смерть и завеса таинственности над церемонией пышных царских похорон породили легенду, что Александр I, приняв старчество под именем Фёдора Кузьмича, ушёл «из мира».

 
Ударил час, в монахи царь идет…
 

Загадочный старец объявился в 1836 году в Сибири, в Томской губернии. И будто бы его тайно посетили два российских самодержца: царственный брат Николай I (долгое то свидание прошло без свидетелей, известно лишь, что император вышел от старца в глубокой задумчивости, со слезами на глазах), а затем, спустя годы, – и племянник Александр II.

 
…Златый венец тяжел им становился:
Они его меняли на клобук.
 

…Летом 1834-го в самом сердце Северной столицы, на Дворцовой площади, взнесется гранитная колонна, увенчанная фигурой ангела с крестом. И с чеканной строкой на постаменте: «Александру I благодарная Россия».

Пушкин не пожелал быть на торжествах по случаю открытия монумента. Судя по дневниковой записи, он «выехал из Петербурга за 5 дней до открытия Александровской колонны, чтобы не присутствовать на церемонии вместе с камер-юнкерами». Как же раздражало поэта сие придворное звание!

Александровская колонна на Дворцовой площади. Санкт-Петербург. 2011 г. Фотография автора

Так что знаменательный день, 30 августа, когда в Петербурге при огромном стечении народа освящали памятник покойному Государю, Пушкин провел в кругу семьи, в тихом калужском имении Полотняный Завод.

И всё же величественный «Александрийский столп» не мог не поразить воображения поэта, – на свет явились гениальные строки:

 
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
 

Некогда Александр I, прослышав о крамольных стихах Пушкина, «гулявших» в списках по России, повелел князю Васильчикову доставить ему те сочинения. Князь перепоручил своему адъютанту… Петру Чаадаеву исполнить царскую волю. Двадцатилетний Пушкин, вняв просьбе приятеля, послал Александру I рукопись «Деревни». С гневными обличительными строками о «диком Барстве»! К величайшему удивлению приближенных (а может, и разочарованию!), ждавших неминуемой грозы, Государь просил «благодарить Пушкина за добрые чувства», кои внушает его творение.

И не эта ли давняя царская похвала так неожиданно отозвалась в пушкинском «Памятнике»?!

 
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
 

Постскриптум

Есть в том нечто мистическое: 19 октября 2011 года, ровно через два столетия – день в день! – император Александр I вновь явился в стенах парадного лицейского зала, помнящих его, полного благих помыслов молодого самодержца, и кудрявого лицеиста с вдохновенно вскинутой рукой… Предстал в образе своего мраморного двойника, – бюста, доставленного из Франции потомком одного из выпускников славного Лицея. Будто невольно подтвердив собственные монаршие слова: «Истинные заслуги никогда не умирают, но живя в признательности всеобщей, переходят из рода в род».

Потомки поэта на 200-летнем юбилее Лицея. 2011 г. Фотография автора

Стихи, обращённые к Александру I

 
«Была пора: наш праздник молодой»
(фрагмент)
 
 
Вы помните: когда возник Лицей,
Как царь для нас открыл чертог царицын,
И мы пришли. И встретил нас Куницын
Приветствием меж царственных гостей…
‹…›
Вы помните, как наш Агамемнон
Из пленного Парижа к нам примчался.
Какой восторг тогда пред ним раздался!
Как был велик, как был прекрасен он,
Народов друг, спаситель их свободы!
Вы помните – как оживились вдруг
Сии сады, сии живые воды,
Где проводил он славный свой досуг.
 
 
И нет его – и Русь оставил он,
Взнесенну им над миром изумленным….
1836
Наполеон на Эльбе
(фрагмент)
 
 
Но туча грозная нависла над Москвою,
И грянул мести гром!
Полнощи царь младой! – ты двигнул ополченья,
И гибель вслед пошла кровавым знаменам…
1815
 
 
Александру
(фрагмент)
 
 
И ныне ты к сынам, о царь наш, возвратился,
И край полуночи восторгом озарился!
Склони на свой народ смиренья полный взгляд –
Все лица радостью, любовию блестят,
Внемли – повсюду весть отрадная несется,
Повсюду гордый клик веселья раздается;
По стогнам шум, везде сияет торжество,
И ты среди толпы, России божество!
1815
 

Впервые напечатано под названием «На возвращение Государя Императора из Парижа в 1815 году». Стихи предназначались для встречи возвратившегося из Парижа победителя Александра I, но торжественная церемония была им отменена.

 
«Молитва русских»
 
 
Боже! царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли.
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю
Всё ниспошли.
 
 
Там – громкой славою,
Сильной державою
Мир он покрыл.
Здесь безмятежною
Сенью надежною,
Благостью нежною
Нас осенил.
 
 
Брани в ужасный час
Мощно хранила нас
Верная длань.
Глас умиления,
Благодарения,
Сердца стремления –
Вот наша дань.
1816
 

«Молитва…» написана по предложению Энгельгардта, директора Лицея, в октябре 1816-го для праздника в честь лицейской годовщины. К стихам Василия Жуковского Пушкин приписал два куплета.

Этот гимн традиционно исполнялся воспитанниками всех курсов Лицея в славный день 19 октября, а бюст Александра I украшался венками из живых цветов.

 
На Баболовский дворец
 
 
Прекрасная! пускай восторгом насладится
В объятиях твоих российский полубог.
Что с участью твоей сравнится?
Весь мир у ног его – здесь у твоих он ног.
1813–1817
 

В Баболовском дворце, возведенном в укромном уголке Царскосельского парка, Александр I встречался с любовницей Софьей Вельо.

 
Двум Александрам Павловичам
 
 
Романов и Зернов лихой,
Вы сходны меж собою:
Зернов! Хромаешь ты ногой,
Романов головою.
Но что, найду ль довольно сил
Сравненье кончить шпицом?
Тот в кухне нос переломил,
А тот под Австерлицом.
 

Эпиграмма обнаружена в одном из лицейских сборников без подписи. Зернов Александр Павлович, помощник гувернера в Лицее, с которым сравнивается Александр I, не пользовался любовью своих воспитанников.

 
Сказки
NOЁL
(фрагмент)
 
 
Ура! в Россию скачет
Кочующий деспот.
Спаситель горько плачет,
А с ним и весь народ.
Мария в хлопотах Спасителя стращает:
«Не плачь, дитя, не плачь, судáрь:
Вот бука, бука – русский царь!»
Царь входит и вещает:
 
 
«Узнай, народ российский,
Что знает целый мир:
И прусский и австрийский
Я сшил себе мундир.
О радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен;
Меня газетчик прославлял;
Я ел, и пил, и обещал –
И делом не замучен.
‹…›
И людям я права людей,
По царской милости моей,
Отдам из доброй воли».
1818
 

Сатирические стихи Пушкина, обращенные к событию 15 марта 1818 года, где на открытии Польского сейма Александр I произнес речь с обещанием распространить конституционные формы правления в России.

 
На Александра I
 
 
Воспитанный под барабаном,
Наш царь лихим был капитаном:
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал,
Зато был фрунтовой профессор!
Но фрунт герою надоел –
Теперь коллежский он асессор
По части иностранных дел!
1824–1826
 

Эпиграмма сохранилась лишь в списках.

 
19 октября («Роняет лес багряный свой убор»)
(фрагмент)
 
 
Полней, полней! и, сердцем возгоря
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте…
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
1825
 

Необъяснимо: Пушкин призывает друзей поднять бокалы за здравие царя в славный день Лицея, ровно за месяц, день в день, до кончины Александра…

 
К бюсту завоевателя
 
 
Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.
1829
 

Строки о бюсте Александра I, изваянном датским скульптором Торвальдсеном в 1820 году. При жизни Пушкина не печатались.

«Торвальдсен, делая бюст известного человека, удивлялся странному раздвоению лица, впрочем прекрасного – верх нахмуренный, грозный, низ, выражающий всегдашнюю улыбку. Это не нравилось Торвальдсену…» (Из пушкинских заметок).

 
«Евгений Онегин»
Десятая глава
(фрагмент)
 
 
I
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
……………………………….
II
Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра.
………………………………..
1830
 

Десятая глава, сожженная поэтом, осталась лишь в форме отрывков и черновиков.

 
«Медный всадник»
(фрагмент)
 
 
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен вышел он
И молвил: «С божией стихией
Царям не совладеть».
1833
 

Исторический факт: увидев гибельные последствия наводнения, случившегося в Петербурге 7 ноября 1824 года, Александр I не смог сдержать слёз. Он плакал, стоя на улице разоренной столицы в окружении простых петербуржцев. Из толпы кто-то выкрикнул о божьей каре за людские грехи, на что император смиренно возразил, что Господь карает народ не за их, но за его, царские, грехи. И, как знать, не чудилось ли Александру в том страшном бедствии божье наказание за давний и тайный свой грех, – невольное участие в отцеубийстве?!

«Император Александр, страдая бессонницей, часто вставал ночами, стараясь рассеять думы, полные видений прошлого, – передавал семейное предание великий князь Александр Михайлович, внучатый племянник императора. – Две сцены преследовали его постоянно: граф Пален, входящий в его комнату 11 марта 1801 года с вестью об убийстве его отца, императора Павла I; и Наполеон в Тильзите, обнимающий его и обещающий поддерживать вечный мир в Европе. Оба эти человека лишили его юности и обагрили ему руки кровью. Без конца перечитывал он слова Библии, подчеркнутые его карандашом: “Видел я все дела, какие делаются под солнцем: и вот, всё суета”».

 
Со славой царствовал
Царь Александр… Россию ведал
И Павлу сына
В тот год всевышний даровал
Порфирородного младенца
Уже не помнил град Петра
От лета семьдесят седьмого…[12]12
  1777 – год рождения Александра I.


[Закрыть]
(Из черновой рукописи поэмы «Медный всадник»)
 

«Елисавету втайне пел»

Императрица Елизавета Алексеевна (1779–1826)

Баденская принцесса Луиза-Мария-Августа, в православии Елизавета Алексеевна. Родилась в январе 1779 г. в Карлсруэ. Супруга Александра I с сентября 1793 г.

Вступила на престол вместе с супругом в марте 1801-го, коронована в сентябре того же года в Успенском соборе Московского Кремля.

Дочери: великие княжны Мария и Елизавета.

Императрица Елизавета Алексеевна. 1797 г. Художник Э. Виже-Лебрен

Вместе с младшей сестрой Фредерикой-Вильгельминой прибыла в Петербург в октябре 1792 года. Ранее императрица Екатерина II остановила свой выбор на ней как невесте для любимого внука. Принцессе Луизе сравнялось лишь тринадцать, жених, великий князь Александр, был немногим старше, – ему не исполнилось и пятнадцати.

Своей грацией и непосредственностью юная принцесса очаровала весь Двор.

Великая княгиня Мария Фёдоровна:

«Она не просто хороша собой. Во всем её облике есть особое обаяние, которое может разбудить любовь к ней и в самом равнодушном существе».

В мае 1793 года принцесса из Бадена, приняв православие с именем великой княгини Елизаветы Алексеевны, обручилась с великим князем.

Екатерина II – матери Луизы, принцессе Амалии Гессен-Дармштадтской:

«Все вокруг говорили, что обручают двух ангелов. Невозможно вообразить ничего прелестнее этого пятнадцатилетнего жениха и четырнадцатилетней невесты. Притом они влюблены друг в друга».

В сентябре того же года молодых обвенчали. Во время свадебной церемонии расчувствовавшаяся императрица шепнула принцу Ш.-Ж. де Линю: «Психея соединилась с Амуром!»

Семейная пастораль длилась недолго: у Александра появилась иная сердечная привязанность (на долгие годы его любовницей стала княжна Мария Нарышкина), и отношения между супругами охладели.

История сохранила имена двух поклонников оставленной императрицы – князя Адама Чарторыйского и кавалергарда Алексея Охотникова. Правда, великий князь Николай Михайлович, историк и биограф Елизаветы Алексеевны, полагал, что единственной её любовью был молодой красавец-кавалергард.

Алексей Охотников погиб при таинственных обстоятельствах: неизвестный нанес ему смертельную рану кинжалом, когда юноша выходил из театра. В той тёмной и злосчастной истории упоминалось имя петербургской красавицы Наталии Гончаровой, в будущем тёщи поэта. По одной из версий, Алексей Охотников влюбился во фрейлину императрицы Гончарову и будто бы даже хотел связать с ней свою судьбу.

Из воспоминаний княгини Е.А. Долгоруковой, подруги юности жены поэта:

«В молодости Наталья Ивановна являлась при Дворе и по красоте своей была замешана в какую-то историю: в нее влюбился некто Охотников, в которого была влюблена императрица Елизавета Алексеевна, так что тут была ревность».

Памятник кавалергарду Охотникову в Александро-Невской лавре. 2009 г. Фотография автора

Ходили слухи: Алексей Охотников был заколот по наущению великого князя Константина Павловича. Мотивы убийства объяснились двояко: будто бы сам Константин, влюблённый в Елизавету Алексеевну, пожелал убрать соперника, либо же он, столь жестоким образом, хотел спасти честь венценосного брата Александра и предотвратить назревавший скандал в августейшем семействе.

Императрица тайно посетила умиравшего юношу, и прощание то было горьким и трогательным… Она же с разрешения семьи покойного воздвигла на Лазаревском кладбище, что у стен Александро-Невской лавры, памятник: к подножию скалы со сломанным молодым дубком прислонилась женщина с погребальной урной… В беломраморном изваянии, в прекрасных скорбных чертах и женской фигуре угадывался облик императрицы Елизаветы.

Эпитафия на памятнике гласит: «Здесь погребено тело Кавалергардского полку штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося генваря 30 дня 1807 года, на 26 году от своего рождения».

…В какой из январских дней прощалась Елизавета Алексеевна со своим возлюбленным, неизвестно, но за три дня до его кончины ей предстояло принять участие в светском торжестве: фрейлина Наталия Загряжская стояла под венцом с женихом Николаем Гончаровым в Большой церкви Зимнего дворца. Венчание молодой четы состоялось 27 января 1807 года в присутствии всей августейшей фамилии: императора Александра I, его венценосной супруги Елизаветы Алексеевны, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, великих князей – десятилетнего Николая (будущего императора Николая I) и Михаила, великих княжон Екатерины и Анны. Невеста удостоилась высочайшей милости: «…препровождена во внутренние покои к Государыне Императрице Марии Фёдоровне, где от Ея Величества и убираема была бриллиантовыми к венцу наколками». После венчания новобрачные всеподданнейше благодарили Государя и обеих императриц за оказанную им честь и были «жалованы к руке».

…Минет пять лет, и в семействе Гончаровых явится на свет дочь Наталия. Избранница поэта. И, свершив свой жизненный круг, она упокоится на старом петербургском Лазаревском кладбище. По тайному промыслу, последняя обитель Наталии Гончаровой-Пушкиной-Ланской окажется вблизи надгробия кавалергарда Алексея Охотникова, куда не единожды приходила плакать и молиться безутешная императрица Елизавета…

Ей довелось пережить величайшие испытания: смерть двух маленьких дочерей… Все свои горести и упования Елизавета Алексеевна поверяла лишь дневнику, но исповедь души так и осталась тайной.

Из книги великого князя Николая Михайловича «Императрица Елисавета Алексеевна, супруга императора Александра I»:

«Дневник императрица хотела завещать Карамзину, скончавшемуся две недели после нее, но желание государыни не было исполнено. Император Николай I нашел более целесообразным предать все забвению и лично сжечь эти дневники по соглашению с Марией Фёдоровной. Нам только осталось пожалеть об исчезновении драгоценного исторического материала».

Кроме дневников Николай I сжег обнаруженные им в тайнике миниатюрный портрет Охотникова и его письма, обращенные к возлюбленной «Элизе», «женушке» и «богине». Но прежде император показал записки молодого кавалергарда своей супруге. Государыня Александра Фёдоровна, хоть и не одобряла заблуждений почившей родственницы, все же не удержалась, чтобы не переписать особо тронувшие её любовные послания себе на память, чем, сама того не ведая, и сберегла их для будущих поколений.

Из дневника Пушкина (3 декабря 1833):

«Государыня пишет свои Записки… Дойдут ли они до потомства? Елисавета Алексеевна писала свои, они были сожжены её фрейлиною… Елисавета хотела завещать свои записки Карамзину…»

Императрица Елизавета Алексеевна

В «Программе автобиографии» поэта есть строчка: «Государыня в Сарском (Царском) Селе». Юный Пушкин впервые увидел императрицу Елизавету Алексеевну осенью 1811 года на открытии Царскосельского лицея.

Из воспоминаний И.И. Пущина:

«Императрица Елисавета Алексеевна тогда же нас, юных, пленила непринужденною своею приветливостию ко всем – она как-то умела и успела каждому из профессоров сказать приятное слово.

Тут, может быть, зародилась у Пушкина мысль стихов к ней:

 
На лире скромной, благородной…»
 

Иван Пущин, оставивший воспоминания «Записки о Пушкине», упоминает о любопытном эпизоде: в разговоре с Энгельгардтом, директором Лицея, Александр I предложил ему посылать лицеистов дежурить при императрице Елизавете Алексеевне, полагая, что придворная служба принесет пользу молодым людям. Энгельгардт не согласился с царскими доводами, заявив, что подобное нововведение лишь отвлечет воспитанников от учебы. Так что поэту в его юные годы не довелось ближе узнать императрицу.

В Лицее 13 января считался табельным днем: по случаю дня рождения Елизаветы Алексеевны занятий не было. Уроки в Лицее отменялись и в именины императрицы – 5 сентября. День, памятный для поэта, – тогда пятнадцатилетний Пушкин впервые испробовал горячительный напиток: гоголь-моголь с ромом собственного приготовления. Вместе с друзьями-лицеистами Пущиным и Малиновским. Верно, друзья поднимали бокалы и во здравие «Несравненной Елисаветы»!

Летние месяцы 1813-го и 1816-го государыня проводила в Царском Селе, своей любимой резиденции, и юный Пушкин мог довольно часто встречать её на прогулках и церковных праздниках. Не исключено, что подающий большие надежды поэт-лицеист был представлен Елизавете Алексеевне во время экзаменов.

Красавице-императрице Пушкин вписал в альбом одно из лучших своих посвящений: «На лире скромной, благородной»…

Весной 1820-го, когда над Пушкиным сгустились тучи и призрачная ссылка на север, в Соловецкий монастырь, вот-вот могла обратиться явью, Карамзин «из жалости к таланту» просил мягкосердечную Елизавету Алексеевну похлопотать о смягчении участи опального поэта. Безусловно, она замолвила доброе слово за Пушкина перед венценосным супругом: её заступничество стало для Пушкина поистине судьбоносным.

Императрицу называли одной из «самых замечательных женщин, когда-либо живших на земле». Известно немало её благих деяний. После объявления войны с Францией, когда многие знатные петербуржцы, охваченные паникой, в спешке вывозили на пригнанных в город подводах мебельные гарнитуры, картины и гобелены, императрица предпочла оставить любимые вещи во дворце, отказавшись от подвод, чтобы малоимущие могли спасти свое добро.

Не случайно как-то она призналась, что дышит «одной грудью со всей Россией». «Я русская и с русскими погибну», – говорила императрица.

Во время войны с Наполеоном Елизавета Алексеевна жертвовала на пособия раненым и семьям погибших воинов, – сама же вела жизнь скромную и уединенную, без пышных почестей и светских увеселений. Под своё покровительство императрица взяла «Патриотическое общество», позже преобразованное в Патриотический институт, и Елисаветинский институт, ею же и созданный.

 
Я пел на троне добродетель…
 

Госпожа де Сталь назвала Елизавету Алексеевну «ангелом-хранителем России»: «Слушая её, я была взволнована чем-то невыразимым, совершенно не зависевшим от её высокого положения, но обусловленным гармонией её жизни; давно уже я не встречала сочетание мощи и добродетели».

Мемуары французской писательницы, равно как и строки об императрице Елизавете, довелось прочесть и Пушкину: «Из всех сочинений г-жи Сталь книга “Десятилетнее изгнание” должна быть преимущественно обратить на себя внимание русских. Взгляд быстрый и проницательный,… благодарность и доброжелательство, водившее пером сочинительницы, – все приносит честь уму и чувствам необыкновенной женщины».

Современники разделяли чувства французской писательницы. «Я радуюсь, что родился Русским и живу во времена Александра Первого и Елизаветы Несравненной!» – восклицал знаменитый художник Орест Кипренский.

И небезызвестный Леонтий Дубельт оставил памятную запись: «Кто из русских может забыть кроткую Елисавету, венценосную супругу Александра Благословенного?»

Знавшая императрицу графиня Шуазель-Гуфье оставила её замечательный словесный портрет: «В 45 лет императрица Елизавета была среднего роста, хорошо сложена, в лице и стане видны следы прежней красоты; голос у неё мягкий, проникающий в душу, улыбка меланхолическая, взор, полный ума и что-то ангельское во всей фигуре говорили, что она принадлежит не этому свету».

Императрица любила уединение, скептически относясь к пышным дворцовым церемониям и этикету, – этой «мистики придворного кривлянья», по Пушкину. «Ее можно было видеть, – вспоминал граф Ф.Г. Головкин, – быстрыми шагами проходящую по набережным и по улицам столицы и появляющуюся на гуляньях в обыкновенной коляске четверней или даже пешком, в сопровождении лишь одной дамы и одного лакея».

Любимейшим занятием Елизаветы Алексеевны было чтение: она следила за всеми литературными новинками. В письме к Карамзину в феврале 1825-го императрица благодарила своего корреспондента за присылку «новой поэмы Пушкина, чтение которой доставило ей удовольствие». Вероятно, речь шла о первой главе «Евгения Онегина», вышедшей отдельной книжкой. Вне сомнений, и чтение «Бахчисарайского фонтана» доставило Елизавете Алексеевне немало счастливых минут.

В сентябре 1825-го Александр I отправился в ставшее для него последним путешествие по югу России. Целью той царской поездки в теплые края было желание укрепить слабое здоровье Елизаветы Алексеевны…

Но недуг поразил самого императора, и столь стремительно, что смерть Александра явилась полной неожиданностью для всех: августейших родственников, приближенных, подданных. И прежде всего для супруги, – в одночасье ставшей вдовствующей императрицей. «Я могу сказать совершенно искренно: для меня отныне ничто не существует, – в полном отчаянии писала Елизавета Алексеевна матери. – Для меня всё безразлично, я ничего не жду, ничего не желаю…»

Императрица Елизавета Алексеевна. 1828 г. Художник Д. Доу

Скорбный титул довелось ей носить недолго: в мае 1826-го по пути из Таганрога в Петербург, в городке Белёве, она скончалась… Свидетельницей последних часов императрицы станет кавалерственная дама княгиня София Волконская, сопровождавшая Елизавету Алексеевну в том её прерванном путешествии.

Кончина императрицы, как и смерть Александра I, породила романтическую легенду: с потерей державного супруга Елизавета Алексеевна добровольно отреклась от всего мирского, удалилась в новгородскую глушь, где и жила до скончания дней под именем Веры Молчальницы.

Недаром Пётр Вяземский как-то обмолвился, что императрица «заживо сделалась поэтическим и таинственным преданием».

Постскриптум

Лишь посвященным в таинства генеалогии дано знать о родстве Пушкина с императрицей Елизаветой Алексеевной! Вернее, поэта и императрицу связали поздние, посмертные, узы свойства.

Кузине императрицы Елизаветы принцессе Баденской Цецилии-Августе (их отцы: великие герцоги Карл-Людвиг и Леопольд I – единокровные братья), в православии великой княгине Ольге Фёдоровне[13]13
  См. о ней в главе «Кавказский наместник и внучка шведского короля».


[Закрыть], судьбой определено было породниться с русским гением!

Ольга Фёдоровна – внучка королевской четы Швеции: Густава IV и Фредерики-Вильгельмины, родной сестры императрицы Елизаветы Алексеевны. Именно с ней, младшей сестрой, на исходе восемнадцатого столетия отправилась в далекий и загадочный Петербург принцесса Луиза, чтобы в скором времени предстать перед алтарем с наследником русской короны. Такие вот кровные – королевские и поэтические – «сближения»!

Стихи, обращённые к императрице Елизавете Алексеевне

 
К Н.Я. Плюсковой
(«На лире скромной, благородной»)
 
 
На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой Музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновенный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная Свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
1818
 

Стихи опубликованы в 1819 году под витиеватым заглавием: «Ответ на вызов написать стихи в честь Её Императорского Величества Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны» и адресованы Наталии Плюсковой. Традиционно считалось: ею, фрейлиной императрицы, и был брошен «поэтический вызов» Пушкину. Более вероятно, стихи написаны под влиянием Фёдора Глинки, одного из приверженцев Елизаветы Алексеевны, видевших её полновластной государыней на российском троне.

Кружок такой существовал, чему подтверждением любопытнейший документ, – воззвание декабриста Владимира Штейнгейля:

«Храбрые воины! Александр I скончался, оставя Россию в бедственном положении. В завещании своём наследие престола он предоставил великому князю Николаю Павловичу; но великий князь отказался, объявив себя к тому неготовым, и первым присягнул императору Константину I. Ныне же получено известие, что и цесаревич решительно отказывается. Итак, они не хотят. Они не умеют быть отцами народа; но мы не совсем осиротели: нам осталась мать в Елисавете. Виват! Елисавета Вторая и Отечество!»

Поэт и публицист Фёдор Глинка пытался привлечь к возглавляемому им «Вольному обществу любителей российской словесности» и Пушкина, коему не чужды были политические воззрения приятеля. Именно на страницах журнала Глинки «Соревнователь просвещения и благотворения» увидели свет пушкинские стихи.

В черновиках остались забытые ныне первоначальные наброски:

 
Со взором благости небес;
С улыбкой ангела;
С улыбкой мира и любви;
С неувядаемой красой
 

«Царицу нашу пел…» Словно исполненный в графике портрет, обратившийся под чудотворной кистью мастера живописным полотном.

Увидевшие свет поэтические строки вызвали немало восторгов у читающей публики.

А.И. Тургенев – князю П.А. Вяземскому в Варшаву (март 1819):

«Пушкин, которого вчера видел у княгини Голицыной, написал несколько прекрасных стихов о Елизавете Алексеевне, императрице».

Но и спустя сорок лет интерес к ним не угас: Иван Пущин в письме к жене просит её уточнить, «когда Пушкин написал известные стихи в альбом Елизаветы Алексеевны». И делает предположение: «Мне кажется, что она ему ещё в Лицее прислала после этого в подарок часы, а Анненков относит в своем издании эту пиесу к позднейшему времени…»

 
«В начале жизни школу помню я…»
(фрагмент)
 
 
В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много;
Неровная и резвая семья.
 
 
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
 
 
Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
 
 
Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса.
Но я вникал в её беседы мало.
 
 
Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров,
И полные святыни словеса.
Дичась её советов и укоров,
Я про себя превратно толковал
Понятный смысл правдивых разговоров.
 
 
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
 
 
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада…
1830