Текст книги "Таинственные сны"

– Но ведь Алан не нашей крови, и ты мог отказать мне в этом.

– Мог. Но какой в этом смысл? Толкнуть тебя на необдуманные поступки, которые запятнали бы твою честь, или выдать замуж за человека, с которым бы ты была несчастна? Я выбрал из двух зол меньшее.

– Я благодарю тебя за твою мудрость, проявленную ко мне, за то, что понял и поддержал меня и Алана, что поверил в него и наши чувства.

– Давай не будем торопиться с выводами и спешить разукрашивать ваше совместное будущее радужными красками. Поживем – увидим, что из этого получится. Не обижайся дочь, но я до сих пор сомневаюсь в том, что ты не пожалеешь о своем решении стать женой британца. Что-то мне подсказывает, что он не выполнит своих обещаний.

– Почему? – взволнованно спросила Жаисэ.

– Не знаю. Просто чувствую. Может, духи подсказывают…

Тень страха набежала на лицо Жаисэ. Белая Сова взял руку дочери в свою и уверенно произнес:

– Не печалься раньше времени. Даже если тебе и придётся вернуться в клан самой или с детьми, это не самый страшный вариант обсуждаемой нами проблемы. Детей мы воспитаем настоящими чероки, и ты еще будешь гордиться ими.

– А что будет со мной? – прошептала Жаисэ, боясь подобную мысль высказать вслух.

– Твоё сердце будет разбито, но время склеит его. Не буду тебя утешать ложными надеждами и скажу правду: жить со склеенным сердцем тебе будет очень трудно. Однако ты выдержишь: ведь ты моя дочь.

– Я никогда не смогу забыть Алана, – с дрожью от непролитых слез, которые так и норовили вылиться из глаз, сказала Жаисэ.

– Ты ошибаешься по молодости лет и из-за отсутствия житейского опыта. Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил, – изрек Белая Сова, раскуривая трубку.

– Ты хочешь сказать, что Алан не любит меня? Просто увлекся диковинкой?

– На этот вопрос может ответить только твой бледнолицый. Не требуй от меня невозможного. Единственное, что могу сказать по этому поводу тоже не утешит тебя, но будет правдой жизни: причинить самую страшную боль человеку сможет лишь тот, кто подарил ему больше всего счастья. Так что наслаждайся им, пока имеешь, а завтрашний день сам придет и не спросит тебя, поэтому не стоит в него заглядывать. Живи настоящим, Жаисэ. Это мой тебе совет, если ты нуждаешься в нём.

– А если всё обернется так, как ты сказал?

– Главное, когда придет черный день, не допусти, чтобы британец расстался с тобой без объяснений, оставив наедине с сотнями острых как иглы дикобраза вопросов в голове, на которые только он может дать ответ. Даже если любовь принесет в дальнейшем тебе разлуку, одиночество, печаль – все равно она стоит той цены, дочь, которую ты за нее платишь.

Жаисэ встала и прижалась к отцу, как в детстве, когда считала, что он всесильный и может защитить её от любой беды. Теперь она знала, что это была всего лишь детская наивность и слепая вера в отца, тем не менее, и сейчас ощущала его поддержку и уверенность, которую он излучал своим теплом и надежностью.

– Хотя ты и вселил в мою душу сомнения, я благодарна тебе, что ты готовишь меня к тому, что может случиться в моей жизни. Я не буду думать об этом, но не сломаюсь, когда Алан уедет от меня.

Отец легонько, поддерживая дочь, постучал ее по спине и, переводя разговор на другую тему, спросил:

– С матерью виделась?

– Нет. Её не было в хижине.

– Наверное, как всегда, у сестер. Но сейчас время готовить ужин, так что застанешь её дома.

Жаисэ поняла, что разговор окончен и ей пора прощаться с отцом. Она обняла его ещё раз и закрыла за собой полог.

Мать действительно была уже возле печки и тушила мясо кролика. Она искренне обрадовалась дочери и крепко обняла её. Предложив отведать еще не остывших маисовых лепешек и молока, она, не дожидаясь ответа, поставила все на стол. Жаисэ не захотела огорчать маму своим отказом и, почувствовав внезапный голод, с удовольствием съела предложенное кушанье. Ответив на материнские вопросы и поинтересовавшись, не нуждается ли кто-либо в клане в её помощи, она поспешила проститься с ней, чтобы успеть засветло попасть в пещеру и набрать там целебных снадобьев.

Однако получилось не всё так, как она планировала. Пришлось задержаться. Жаисэ зажгла факел в углу пещеры и принялась фасовать уже высохшие травы, еще раз перевернула коренья, выбрала из них подпортившиеся и, собрав необходимые лекарственные растения, поехала в форт.

Ночь была безлунная, поскольку небе заволокли тучи. Ветер утихомирился, но в воздухе чувствовалось напряжение. К дождю, подумала девушка и пришпорила коня. В форт приходилось ехать по окружной лесной тропинке. Почему-то в душу вползла тревога. Явной причины не было, кроме Мохэ. Мысль о нем её не отпускала вот уже полдня.

Привыкшая полагаться на свою интуицию, Жаисэ попридержала Длинные Ноги и стала напряженно прислушиваться к звукам вокруг, особенно из леса. Ничего подозрительного она не для себя не отметила, и только эта мысль промелькнула в мозгу, как она услышала приглушенный стон. Еще белее замедлив ход коня, девушка прислушалась, пытаясь определить, с какой стороны он раздался. Тишина. Только подумав, что ей это пригрезилось, стон повторился.

Соскочив с коня, Жаисэ пошла на звук. Увидев на земле лежащего человека, она подошла ближе и еще больше насторожилась, боясь засады. Зажав в руке томагавк, девушка передвигалась очень медленно, до предела обострив свой слух. Стон раздался опять. Что-то в его интонации и фигуре лежащего мужчины было до боли знакомое. Наконец выглянула луна – и Жаисэ увидела перед собой спину в красном мундире, из которой торчала рукоятка ножа.

Забыв об опасности, она бросилась к раненому. Ей не нужно было его переворачивать, чтобы убедиться, что это Алан. Ужас на миг сковал её тело, а затем пришло осознание того, что мужу нужна её помощь. И срочно. Метнувшись к коню, она засунула томагавк в седельную сумку и подвела Длинные Ноги почти впритык к его телу.

Несколько минут понадобилось ей, чтобы решить, что делать с ножом. Оставить его и вместе с ним затащить Алана на коня было очень рискованно, поскольку его острие могло увеличить рану и нанести непоправимы вред внутренним органом. Оставалось одно – вытащить нож, по возможно плотно зажать рану, чтобы не допустить большой потери крови, и быстро привезти Алана в хижину, чтобы там уже спокойно лечить его.

Вынув из седельной сумки белое полотно, Жаисэ быстро разорвала его на полоски. Одну из них сложила, взяла в левую руку, а правой уверенным резким движением выдернула нож, мгновенно прижав к ране тканевый тампон. Услышав протяжный стон, она наклонилась и поцеловала Алана в затылок, нежно шепча:

– Потерпи, любимый. Немного потерпи.

Затем, как могла туго, обмотала его грудную клетку, осторожно переворачивая на бок. Наверное, Алан потерял сознание, так как больше не издал ни единого звука. Закончив перевязку, Жаисэ попыталась его поднять. Лучшее, что ей удалось сделать, это приподнять его плечи. Понимая, что его тяжелое тело ей положить на коня не под силу, она села рядом и, кусая губы, стала умолять мужа прийти в себя и помочь ей. Он её не слышал, и тогда девушка стала целовать его лицо, орошая его слезами.

Возможно, поцелуи оказались той живительной силой, которая помогла ему открыть глаза и в недоумении посмотреть на жену.

– Почему ты плачешь? – тихим голосом, с трудом выталкивая из себя слова, спросил он. – И почему у меня в груди так болит?

– Тебя кто-то ранил, вогнав нож в спину. А плачу я от бессилия, потому что не могу поднять тебя на лошадь. Помоги мне, любимый. Умоляю.

Алан кивнул головой и попытался встать, но тут же гримаса боли исказила его лицо. Он немного полежал, глубоко дыша.

– Помоги мне, – сказал он, сжав руку жены.

Та кивнула головой и, взяв его под плечи, с трудом помогла мужу стань на подгибающиеся ноги. Поддерживая его обессилевшее тело, попросила закинуть руки на коня и, подталкивая снизу, чудом положила его на поперек спины Длинные Ноги. Сама метнулась за ножом и засунула его в седельную сумку, чтобы позже рассмотреть его рукоятку.

Придерживая Алана, она повела коня на поводу в свою деревню. Там ей помогли его снять, внести в хижину и положить на её кровать на живот. Мама запричитала, но Жаисэ быстро остановила её, приказав принести теплой воды, бутылку огненной воды и чистой ткани для новых повязок.

Алан вновь лежал без сознания. Может, это и хорошо, подумала девушка, меньше будет испытывать боли. Взяв нож, разрезала его мундир и осторожно сняла его, в том числе и нательное бельё, и начала обследовать рану. Она была глубокой, но располагалась несколько выше сердца. Чуть-чуть вниз – и Алана бы уже забрали духи.

Мать принесла всё, что попросила Жаисэ, и стала наблюдать за действиями дочери. Та, раздвинув края раны, залила в неё столько огненной воды, сколько поместилось. Алан громко вскрикнул и открыл глаза, видя перед собой женские ноги в мокасинах.

– Он пришел в себя, – сказала Салали.

Жаисэ наклонилась к нему и поцеловав мокрый лоб снова попросила:

– Потерпи, любимый. Я обработаю твою рану, дам снотворный напиток, и ты будешь спать, не чувствуя боли.

Алан не мог вымолвить ни слова, а потому просто опустил веки в знак согласия. Жаисэ обмыла тело мужа, затем продезинфицировала его участок возле раны и приложила ткань с мазью из пихты бальзамической. Больше у нее ничего из природных антисептиков под рукой не было. Накапала в кружку с водой несколько капель опиума и с трудом заставила мужа выпить, в душе взывая к духам только об одном, чтобы ночью у него не началась лихорадка.

Ни о каком сне речи не было. Жаисэ легла рядом с Аланом и не сводила с него глаз, постоянно пробуя его лоб рукой. Муж спал, тяжело дыша, хотя тело его не горело. Немного успокоившись, девушка встала и пошла за седельной сумкой: ей не давал покоя нож.

Достав его, принесла в хижину, зажгла лучину и посмотрела на его рукоять. Самые страшные её предположения оправдались: это был нож Мохэ. На его костяной ручке был вырезан лось.

Зная его умение метать нож, используя его как верное орудие убийства, Жаисэ понимала, что он не мог промахнуться. Да и оставил он его ей с умыслом, И если не попал в сердце Алана, значит, сделал специально. Словом, это было послание ей, что он ничего не забыл, держит её жизнь под контролем и ему ничего не стоит сделать её вдовой, убив человека, который ей дороже всего на свете. И это сразу же после свадьбы. А сколько еще подобных попыток предпримет он, играя с ней, как кот с мышкой? Жаисэ вздрогнула от ужаса, не зная, как предотвратить беду.

– Надо завтра посоветоваться с отцом, – решила она и направилась на свою половину к Алану.

Ей не надо было дотрагиваться к нему, видя его покрасневшее лицо и слыша бессвязное бормотание. Она быстро поставила на печку небольшой казан, налила в него воды и наломала в нее веточек ивы, навар которой поможет ей сбить жар с тела мужа. Пока та заваривалась, измельчила подлесник в порошок, чтобы приложить его утром к ране. Потом достала из сумки корень касатика разноцветного, нарезала его и тоже поставила кипятить. Прокипятила также два камня, чтобы раздробить между ними отваренный корень до состояния мягкой массы. Он был ей нужен, чтобы использовать во влажных перевязках, а водой, в которой кипятился, ополаскивать поврежденную часть спины.

Вскоре ивовый отвар был готов, Жаисэ остудила его до теплого состояния и, налив полную кружку, частями насильно влила его в Алана и стала ждать. Когда на его лбу появились капли пота, она вытерла их, чтобы не попали в глаза, и подождала, чтобы он весь пропотел. После этого протерла мужа и сменила мокрую простынь на сухую. Через пару часов все повторилось снова. Пришлось менять и мокрую повязку. И так до самого утра.

Когда мама позвала её завтракать, Жаисэ была не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой, а еда вызывала тошноту. В мозгу пульсировала только одна мысль: спать. Но она не могла позволить себе подобной роскоши. Заснуть на пару часов и оставить Алана на маму? Мысль была заманчивой, но… Она может отлучиться по своим делам – и кто знает, что в этот период может случиться с мужем. Да и не под силу ей поить его настоями и перевязывать.

И тут на ум ей пришла Амадахи. Вот на кого она может полностью положиться! Заскочив на минуту к Алану и убедившись, что он спит, девушка побежала к подруге. Та еще спала, но быстро вскочила на ноги, узнав от матери, что нужна Жаисэ.

Выслушав вкратце историю с его ранением, она быстро оделась, съела на ходу одну маисовую лепешку и пошла в соседнюю хижину. Подойдя к подруге, она выслушала все её наставления и отправила спать на половину матери. Жаисэ поцеловала Алана, еще раз повторила, что нужно делать Амадахи.

– Если проснется, – сразу же буди меня, – сказала она и ушла.

Девушка с интересом рассматривала бледнолицего, пытаясь понять, чем он вскружил голову неприступной Жаисэ, которая вообще не обращала никакого внимания на молодых индейцев. Он был действительно красив, правда какой-то чужеземной красотой. Взгляд её остановился на повязке, кровь на которой стала подсыхать, перевела взгляд на Алана и подумала о том, что его будет трудно переворачивать, чтобы обвязать новыми полосками чистой ткани, сложенной рядом с отварами и мазью. Он был довольно крупным мужчиной.

Вздохнув, Амадахи села на шкуру медведя, лежащую возле постели. Где же мой Че-Ях, думала она, понимая, что он может быть тоже ранен в одном из боёв и нуждаться в помощи и лечении. Мысли унесли её настолько далеко, что она не заметила, как Алан открыл глаза и внимательно посмотрел на неё. Очнулась она только тогда, когда услышала его стон при попытке изменить положение тела и лечь на спину.

– Нельзя двигаться, – сказала она раненому, но по его взгляду поняла, что он не знает языка чероки. По-английски она тоже не знала ни слова.

Тогда она силой руки приостановила его усилия и, сказав слово «Жаисэ», показала, что она должна выйти. Алан кивнул головой, поняв, что эта девушка хочет позвать жену. Он замер в ожидании её прихода в самом безболезненном положении, не сводя взгляда с полога.

Наконец он приподнялся, и в него проскользнула Жаисэ, на ходу протирая глаза. Её глаза настороженно рассматривали Алана, затем рукой она прикоснулась к его лбу и, удовлетворенная результатами осмотра, нежно произнесла:

– С добрым утром, милый! Оно поистине доброе, так как у тебя нет лихорадки.

Алан вымученно улыбнулся ей в ответ, попытался протянуть руку, чтобы дотронуться до жены, но она безвольно упала, не достигнув своей цели.

Тогда он попытался сказать Жаисэ, как он её любит, но потрескавшиеся от ночного жара губы не двигались, как и пересохший язык во рту. Только один взгляд блуждал по её уставшему лицу, и столько в нем было нежности и других невысказанных чувств, что из уголков глаз девушки скатилось несколько слезинок.

Она наклонилась к Алану и осыпала нежными поцелуями его лицо. Затем поднесла ко рту кружку с водой и позволила немного её выпить.

– Ты лежи, ничего не говори, только слушай, – сказала ему девушка, пристально глядя ему в глаза, чтобы убедиться, что он понял её. Алан слегка кивнул головой.

– Сейчас я отмочу твою повязку и сниму её. Будет больно, но я постараюсь сделать всё, как можно

бережнее. После этого обработаю твою рану и протру тело. Ты много ночью потел. Когда со всем этим закончу, я тебя покормлю. Но сейчас ты должен мне сказать, хочешь ли ты в туалет.

Алан кивнул.

– По большому? – уточнила Жаисэ.

Получив отрицательный ответ, девушка вышла и вернулась с посудиной типа небольшого кувшина. Перевернув Алана на бок, чтобы он лежал лицом к ней, Жаисэ подставила кувшин и подождала, когда муж освободит свой мочевой пузырь. Попросив его полежать так, не двигаясь, она вышла и быстро вернулась, но уже с пустым кувшином. Поставив его в дальнем углу комнаты, она вновь подошла к мужу и, щедро смочив повязку ивовым отваром, немного подождала, пока та отмокнет, ножом разрезала ткань с обеих сторон раны и вытянула её из-под мужа. Затем осторожно сняла повязку с самой раны и стала внимательно её разглядывать. Она покраснела, но не нагноилась, и Жаисэ облегченно вздохнула. Обработав её, снова перевязала Алана и дала немного попить.

– А теперь надо поесть, – сказала она, сжимая ему лежащую рядом руку. Муж ответил тем, что взял её пальцы и слегка погладил.

Жаисэ улыбнулась и сказала:

– Всё будет хорошо. Рана для жизни не опасная, не загноилась, и лихорадки нет. Так что я поставлю тебя на ноги и оглянуться не успеешь.

По лицу Алана промелькнула улыбка, и девушка услышала:

– Спасибо. любимая!

Жаисэ вышла и посмотрела, чем можно накормить мужа. На печке стояла молочная рисовая каша, которая не так давно вошла в их рацион питания. Вспомнив, что Алан ест такую пищу, она насыпала немного каши в тарелку, добавила туда пчелиной пыльцы для увеличения энергии и оздоровления организма, и пошла к нему.

Муж ждал её, не сводя взгляда с полога. Жаисэ присела рядом и стала понемногу кормить его с ложки. Алан, не противореча, съел всю кашу, что девушка посчитала хорошим знаком. Затем напоила настоем из шиповника, который ночью сделала мама и заставила выпить раствор с опиумом.

– Тебе надо побольше спать, – категорично заявила она и, подождав, когда сон все же сморил его, попросила Амадахи посидеть с мужем, пока она съездит к себе в пещеру за необходимыми лекарственными растениями.

Жаисэ вскочила на Длинные Ноги и послала его с места в карьер. Несмотря на то, что она спешила, глаза её внимательно осматривали окрестности, а слух ловил малейшие шорохи. До пещеры доехала быстро. Взяла баночку с мазью, сделанной из стеблей и цветов жимолости, которая обладала противовоспалительным свойством и порошок из золотарника, хорошо залечивающего раны. Чтобы укрепить организм Алана и не допустить в нем инфекции, положила в мешок пучок эхинацеи пурпурной, которую попросит мать настоять, чтобы три раза в день поить этим настоем мужа. Для противовоспалительного чая захватила еще высушенный красный клевер, а для очищения крови и организма в целом – розмарин.

На первое время достаточно, решила она, и помчалась назад домой. Алан еще спал, лихорадки не было, дыхание у него было ровное, а потому Жаисэ облегченно вздохнула.

– Посиди еще с ним, а я съезжу в форт и предупрежу, что с ним случилось, чтобы они не стали его разыскивать. Если проснется, дай ему выпить полчашки отвара из шиповника и полчашки – из розмарина. У меня его немного осталось вот в этой бутылке, – и она поставила её рядом с чашкой, в которой уже был налит отвар шиповника. Я быстро вернусь. И Жаисэ опять исчезла за пологом.

В форт ворота ей открыли, но честь, как жене заместителя командира гарнизона, не отдали. Девушка не обратила на это внимания и поехала к дому, в котором жил капитан. Он уже вернулся из деловой поездки и от других офицеров узнал, что в доме лейтенанта Росса появилась так называемая жена из чероки. Теперь она стояла перед ним в мятой одежде и с растрепанными волосами.

– Краснокожая неряха, – скривился он, глядя на неё и не предложив войти в дом. Так они и стояли по обе стороны порога, не произнеся ни слова и сверля друг друга глазами.

– Красавица да еще с характером, – промелькнула следующая мысль, в то время как его взгляд скользил по фигуре девушки.

Жаисэ спокойно позволила себя осмотреть, а потом сказала:

– Я здесь не для того, чтобы вы оценивали меня, как лошадь перед покупкой. Я жена лейтенанта Алана Росса и пришла к вам с неприятной вестью. Ночью в лесу кто– то вонзил ему нож в спину, и сейчас он лежит у меня практически в бессознательном состоянии. Это я всё вам рассказываю для того, чтобы вы знали, где он. Если захотите проведать, вы найдете его в хижине жены вождя, которая раньше была и моим домом.

Ричард Коуэлл сначала не понял, что сказала ему девушка, поскольку пытался понять, чем привлекла эта дикарка шотландского аристократа, а потом до него дошел смысл услышанного.

Вскинув глаза, он пристально посмотрел на Жаисэ и как-то глупо переспросил:

– Что? Кто ранен?

Получив ответ, капитан Коуэлл напрягся и сказал, что немедленно пришлет повозку, чтобы забрать лейтенанта и отвезти его к лекарю, но услышал категоричное заявление, что этого делать не нужно, поскольку она сама вылечит своего мужа. Не очень вежливо опрощавшись, Жаисэ пошла к своему дому, чтобы забрать некоторые вещи Алана и свои, так как у них не было во что переодеться.

Капитан долго смотрел ей вслед, восхищаясь её уверенностью в себе и гордостью, которую она просто излучала. Горделивая походка не позволила девушке опустить плечи. Она уверенно вошла в дом, из которого вышла уже в чистой одежде, с тщательно заплетенной косой и набитым вещами мешком.

Коуэллу стало неловко от тех мыслей, которые посетили его при виде жены Росса. По всей видимости, у неё была тяжелая ночь по уходу за раненым, да и необходимой чистой одежды не было. Тут его взгляд остановился на офицерах гарнизона, небольшой группой стоящих возле дома Лиама Калвера, которые насмешливыми взглядами провожали девушку, о чем-то переговариваясь и взрываясь смехом.

Приказав им подойти к себе, капитан Коуэлл повернулся в сторону девушки, проезжавшей мимо него к воротам, и крикнул ей:

– Передайте Россу, чтобы поправлялся. Через пару дней я его навещу.

Жаисэ ничего не ответила, не посмотрела в его сторону, только кивнула головой и пришпорила коня. Капитан с доброй улыбкой посмотрел ей вслед, а потом оглядел подошедших офицеров. Их помятые мундиры и парики, небритые физиономии, запах спиртного и табака вызвали у него гнев.

– На кого вы похожи? – грубо спросил он, скривившись от отвращения. – Разве могут так выглядеть офицеры Её Величества? А еще позволяете себе насмехаться над женой Росса. Немедленно привести себя в порядок и доложить об исполнении приказа.

После этих слов Ричард Коуэлл вошел в дом и хлопнул за собой дверью.

– Что это было? – спросил Майкл Сеймур. – Какая муха укусила нашего командира?

– Действительно странно, – поддержал его Итан Ливитт. – Раньше он никогда не обращал на такие пустяки внимания.

– А для кого нам пудрить парики и чистить военную форму? – спросил Ной Барлоу. – Мы же никуда за пределы форта не выходим.

– Ты еще не упомянул про бритье, – хохотнул Уильям Маквей. – И водку, которой несет от нас за три версты.

– Это на капитана каким-то образом повлияла эта индейская шлюха, – высказал заплетающимся языком свое мнение Мэйсон Даунинг. – Вы видели, как долго она перед ним своим хвостом виляла?

– А куда делся лейтенант Росс? – спросил Джейкоб Гэлбрейт. – Что-то я со вчерашнего вечера его нигде не видел.

– А чёрт его знает, – засмеялся Сеймур. – Наверное, в кровати ухайдокала так, что он и встать не может. Вероятно, пришла к капитану отпрашивать бедолагу.

И опять дружный хохот взорвал тишину, царившую в гарнизоне, а затем офицеры разошлись по своим домам.

Жаисэ примчалась домой насколько могла быстро. В один момент ей показалось, что за одним из деревьев прятался индеец, но проверять это не стала, чтобы не рисковать. На большой скорости она промчалась мимо, хотя в душе укрепилась уверенность, что это был Мохэ и он что-то выжидает, не нападая на неё.

Когда она вошла в хижину, Алан уже проснулся и ждал её.

– Где ты была? – с трудом спросил он. Жаисэ подробно описала свою поездку в форт и передала мужу слова его командира.

Затем накормила его похлебкой из кролика, накрошив в нее немного хлеба. Алан всё съел с аппетитом, чем обрадовал свою жену. Обработав его рану и снова перевязав, Жаисэ не стала поить его опиумом, а заварила корень валерианы. Он пил отвар с таким выражением лица, что девушка не удержалась от смеха.

– Знаю, что питьё неприятное, да и запах не очень, но пить надо, так как сон для тебя сейчас – одно из лучших лекарств. Опиум дам на ночь, чтобы сон был глубже. А сейчас закрывай глаза и думай о чем-то хорошем.

Алан подчинился, не протестуя, и через время Жаисэ услышала его спокойное дыхание. Забрав Амадахи с собой, она усадила ее за стол и налила похлебку, положив в миску большой кусок мяса, а рядом хлеб. Себе налила меньше половины, поскольку есть из-за нервного напряжения не хотелось, о чем она и сказала своей подруге.

Пообедав, Жаисэ попросила подругу еще посидеть возле Алана, чтобы у нее была возможность встретиться с отцом. Та охотно согласилась.

Зайдя к отцу, она бросилась ему в ноги.

– Я знаю, какая беда привела тебя ко мне, – сказал он, гладя её по голове. – Как бледнолицый?

– Лучше, папа. Рана не гноится, но он очень слабый. Когда я увидела его в лесу, думала, что сердце моё остановится.

– Но ты оказалась сильной и сделала всё так, как надо, моя дочь, – с нежностью в голосе произнёс он.

– Я хотела тебе кое-что показать, – сказала Жаисэ и протянула отцу нож.

Он взял, бросил взгляд на рукоятку и и девушка услышала:

– Это то, чего я боялся. Кровной мести. Мохэ объявил тебе войну, моя девочка. Ты это понимаешь?

– Да, отец, и пришла к тебе за советом.

– Что я тебе могу посоветовать в этой ситуации?

– Что мне делать дальше.

– Это будут только слова, а Мохэ будет действовать. Я не могу остановить его. У меня нет для этого никаких возможностей. Даже если я упаду ему в ноги и буду просить не преследовать тебя и твоего мужа или предложу ему место вождя в нашем клане, он все равно не откажется от своих замыслов, ибо его разум заслонен местью и недоступен ни для кого.

– Отец, мне не нужны такие жертвы. Отныне я буду очень осторожна и Алана предупрежу.

– Не важно, как человек осторожен, всегда есть опасность споткнуться.

– Но ты ведь знаешь, как я искусна в бою. Я уже раз победила его.

– Самое опасное в войне – это недооценить противника и успокоиться на том, что ты сильнее.

– Я так не думаю и знаю, что Мохэ очень сильный противник. Из-за этого я должна убежать в кусты и дрожать от страха?

– В тебе бурлит беспечная молодость, поэтому ты еще не понимаешь того, что страх – это мудрость перед лицом опасности. Однако в жизни каждого человека наступает время, когда нужно перестать убегать, а вместо этого развернуться и посмотреть ей в лицо. Конечно, для этого нужно найти в себе мужество.

– У меня его хватает на двоих, -заверила его Жаисэ.

– Как и глупости, – ответил ей на это отец.

– Что ты имеешь ввиду? – уточнила обиженно девушка.

– Каждый индеец в бою руководствуется незыблемым правилом: не задумываясь, уничтожай то, что грозит уничтожить тебя. А что сделала ты?

– Я должна была убить Мохэ? – в ужасе прошептала, Жаисэ, не веря в то, что именно это хотел сказать отец.

Он ничего не ответил, только кивнул головой и потянулся за трубкой. Между ними установилось молчание, пока отец раскуривал её, а девушка обдумывала его слова.

– Но тогда клан дяди Дадаги объявил бы кровную месть нашему клану, считай, что войну. Я не могла допустить этого.

– А кто бы поверил, что виновница его смерти ты, даже если бы расползся такой слух? Никому бы и в голову не пришло, что опытного воина победила семнадцатилетняя девушка, ни разу не принимавшая участия в битве. Ведь до сих пор так никто и не знает о том, что произошло между вами и кто его ранил, кроме самого Мохэ. К тому же, ты не должна забывать, что он вдвойне опасен от того, что ничуть не сомневается в своей правоте уничтожить тебя любыми способами и тем самым поквитаться с тобой за пережитый позор.

– Так что мне делать? Не закрывать же глаза на опасность! – возмущенно воскликнула Жаисэ.

– Таким образом её не избежишь. Напротив, закрывая глаза, станешь еще уязвимей.

– Выходит, продолжать жить в постоянном ожидании ножа или стрелы?

– Ты забыла о мушкете, – с улыбкой добавил Белая Сова, любуясь запальчивостью дочери, но сердце ныло от тревоги за неё.

Обняв её, он сказал:

– Девочка моя. Это тот случай, когда я не могу защитить тебя. Послать кого-то из нашего клана убить его я не могу. Весть об этом все равно достигнет других кланов нашего племени, поскольку чужой человеческий язык не способен хранить тайну. Все кланы объединяться между собой и объявят нам войну, поскольку нельзя убивать своих. Мы миролюбивый клан, а потому я не хочу рисковать жизнями наших женщин и детей. Одни без поддержки племени мы не победим и проживем. Остается только одно: ждать, когда вернутся твои братья.

– Ты думаешь, они согласятся избавить меня от Мохэ? – с дрожью в голосе спросила Жаисэ.

– Заставлять их я не буду, но уверен, что они сами примут такое решение, узнав, какая опасность грозит тебе с его стороны. Защищать членов своей семьи – их долг. Во всяком случая я так воспитал своих сыновей и уверен в их надежности. Кроме нас четверых, никто не узнает, кто убил Мохэ. Мы же выразим соболезнование семье Дадаги и, если позволит здоровье, все съездим на его похороны.

Девушка положила голову на колени отца и затихла в волнении. Через некоторое время она посмотрела ему в глаза и тихо сказала:

– Я буду очень осторожна до приезда братьев. И Алана подготовлю к тому, чтобы был настороже.

– Вот и хорошо. Ты всё правильно поняла. А теперь беги к раненому мужу и выхаживай его. Именно он сейчас больше всего нуждается в тебе.

Обняв отца за шею и прижавшись к его груди, Жаисэ снова почувствовала себя под покровом его защиты и успокоилась. Будущее уже не казалось столь страшным, как раньше.