Текст книги "Девушка без имени"

– В сочетании с нужным артефактом имя открывает ворота между мирами. Ты сможешь отправиться домой, Алита.

На мгновение Алите стало жутко – это была ледяная пронизывающая жуть, за которой не может быть ничего, кроме смерти. У нее даже живот от страха свело.

– Нет, – прошелестела она. – Нет, только не это. Я не хочу.

И ей стало ясно, что это самое правильное решение, которое она когда-либо приняла.

⁂

Снег прекратился только под утро. Когда небо принялось медленно наливаться серым рассветным сумраком, метель унялась, и последние снежинки задумчиво вились возле фонарей, словно мелкие насекомые. Стоя у окна, Алита подумала, что скоро Новый год, вспомнила, что Рекиген планировал устроить личный бал, и реальность все-таки навалилась на нее и накрыла собой, и с этим надо было что-то делать.

Тихонько спустившись на первый этаж, Алита прошла к давно погасшему камину, подхватила брошенную на пол шубку, и на мгновение ей показалось, что нельзя уходить вот так, втихомолку, когда любимый человек спит, словно она воровка и покидает ограбленный дом. Она отогнала эту мысль, как назойливую муху. То, что выглядело единственно верным вечером и ночью, уже не было таким, когда наступило утро. Интересно, большой ли выйдет скандал? Слишком многие видели, как народную любимицу скрутил один из самых важных сотрудников инквизиции. Наверно, история выйдет грандиозная, особенно с учетом того, что до инквизиции они так и не доехали. Все планы Рекигена полетят к чертям: рогоносцев не жалеют и уж тем более не сажают на трон. Впрочем, он наверняка придумает, как из этого выпутаться.

Накинув шубку, Алита выскользнула из дома и несколько мгновений стояла на пороге: легкий морозец обжег разгоряченное лицо, ветер пробрался под подол платья, и в его свободном прикосновении было что-то энергичное и бодрящее. Поежившись, Алита вышла за ворота и неторопливо побрела по пустынной улице, надеясь найти свободный экипаж и вернуться во дворец.

Если бы она знала, что столкнется с Огюстом-Эженом, то никогда бы не пошла на этот бал. Конечно, некоторые вопросы проще решать в неформальной обстановке – Алита встретилась с одним из председателей Приморского банка и почти сразу же договорилась с ним об очень выгодном размещении личного вклада, разумеется втайне от всех. В последнее время она готовила запасные пути и делала небольшие схронки, чтобы в случае неминуемых неприятностей не остаться без средств и возможностей. Но эта неожиданная встреча…

– Ваше высочество, – неожиданно прозвучавший голос заставил Алиту вздрогнуть. – На пару слов.

Человек, деликатно придержавший ее под локоть, был абсолютно непримечательным. Светло-голубые глаза, бледное лицо с какими-то простецкими, смазанными чертами, пушистая рыжеватая шевелюра, одежда из магазина готового платья – увидишь такого на улице и не заметишь. Особой приметой были разве что шрамики от оспы. Человек доброжелательно улыбнулся и продемонстрировал Алите бронзовый жетон: секретная служба Сузы, капитан третьего ранга. Насколько Алита успела разобраться в здешнем положении дел, такой капитан мог стоить генерала. Скромный капитанский чин мог быть чистой воды декорацией.

– Мартин Бингалар, к вашим услугам, – представился человек и поднес пальцы к виску. – Есть разговор, ваше высочество. В ваших интересах.

– Разумеется, – кивнула Алита. Она и не собиралась сопротивляться. – Чем могу помочь, господин Бингалар?

– Просто Мартин, – улыбнулся капитан и с поклоном предложил Алите руку. Когда она взяла его под руку, капитан произнес: – Тут неподалеку есть неплохое кафе, где можно поговорить, не опасаясь лишних ушей. Вы пьете кофе?

Алита утвердительно кивнула:

– Без сахара.

– Ну и замечательно, – Бингалар снова улыбнулся и повлек ее куда-то в переулок. Булочник, раскладывавший на лотке свой свежевыпеченный товар, перемигнулся с капитаном и вернулся к работе.

Неплохое кафе оказалось маленьким подвальчиком без посетителей. Кельнерша в белом фартуке, дремавшая за стойкой, приоткрыла глаза, смерила капитана и принцессу слишком пристальным взглядом и снова задремала. Бингалар взял со стойки поднос с кофейником и чашками и чуть ли не извиняющимся тоном объяснил:

– Трое суток на дежурстве. Не выпью кофе – мне конец.

– Разумеется, – без выражения ответила Алита.

Бингалар кивнул в сторону отдельного столика в дальнем углу и, когда Алита сняла шубку и села на высокий стул с витыми ножками, сказал:

– Конечно, это не место для дамы высшего света, зато можно поговорить спокойно.

– Слушаю вас, Мартин, – промолвила Алита.

Бингалар налил ей чашку кофе и придвинул кофейник к себе.

– Собственно, я хотел бы обсудить с вами нынешнее положение дел, – сказал он, налив первую чашку и осушив ее одним большим глотком. На бледных щеках капитана сразу же вспыхнули пятна румянца. – А положение дел таково, что вчера при всем честном народе директор правового департамента инквизиции Огюст-Эжен Лефевр арестовал ее высочество Алиту, принцессу Сузианскую и Гилимерскую. Причем едва не вышиб ей мозги на радостях, поскольку ее высочество – сильнейшая ведьма с неопределяемым вектором, да еще и без регистрации, но до правового департамента они так и не доехали, – он нацедил вторую чашку кофе и выпил ее уже медленно, щурясь от удовольствия.

– Он узнал меня, – сказала Алита, стараясь говорить как можно спокойнее. – Узнал и отвез во дворец. В конце концов, милорд Лефевр друг нашей семьи… А что напал на ведьму, так это его работа. И моя вина, что я не прошла повторную регистрацию после получения личного заклинания.

Бингалар усмехнулся и махнул рукой:

– Конечно нет. Я лично проследил за вами до его особняка. Внутрь не заглядывал, щадя вашу скромность. Но полагаю, вы таки недурно провели время, наставляя рога его высочеству.

Алита вдруг обнаружила, что нервно сжимает и разжимает челюсти. Она не могла дать названия тому чувству, которое сейчас ее мучило, но это было жутко.

– Бросьте хмуриться, – Бингалар одарил ее очаровательной улыбкой и снова взялся за кофейник. – Поймите, дорогая принцесса, я ваш самый искренний друг.

– Вряд ли тот, кто за мной шпионит, может быть моим другом, – сказала Алита, постаравшись вложить в свои слова максимум язвительности.

Впрочем, Бингалара этим было не пронять.

– Уж поверьте, – улыбнулся он и продолжал уже серьезнее: – Алита, я слежу за вами после вашего вечера с принцем на набережной. Я знаю все о вас, о ваших трогательных отношениях с господином Лефевром, о том, что вы, возможно, одна из сильнейших ведьм за всю историю Сузы. А еще о том, что вы – и это с гарантией – будущая королева. Поверьте профессионалу.

– Вы сумасшедший, – выдохнула Алита, откинувшись на спинку стула.

Бингалар весело улыбнулся. Заглянул в кофейник и разочарованно вздохнул:

– Кофе кончился… Нет, дорогая, я не сумасшедший. За короткое время вы, злонамеренная ведьма со дна общества, сумели влюбить в себя всю страну. Вы красивы, молоды, умны, вы не брезгуете никем из тех, кто идет к вам за помощью, вы бесконечно добры, и вы ведьма. Знаете, сколько всего в Сузе ведьм и ведунов? Двадцать семь процентов населения! Не все, конечно, злонамеренные, но сама цифра впечатляет. Конечно, они захотят видеть на престоле одну из своих. Кому нужен этот Рекиген? Его лучший поступок – женитьба на вас, об этом говорят почти в открытую. И его величество совсем не против составить указ о престолонаследии в вашу пользу.

На мгновение Алите показалось, что она тонет – Бингалар вывалил на нее столько информации, что уцелеть не представлялось возможным. Алита вдруг с невыносимой, почти болезненной ясностью увидела этот крошечный подвальчик с маленькими столиками и догоревшими свечами, ухватила тонкий шлейф одеколона капитана, услышала, как по улице прошел первый омнибус, – сердце кольнуло тупой иголкой, и Алита сказала:

– Вы все-таки сумасшедший.

– Поймите меня правильно, – серьезно сказал Бингалар. – То, что вы согласились стучать на принца, было обычной проверкой на лояльность. Его величество уже стар, но возраст не отнял у него ума. И он прекрасно понимает, насколько быстро меняется жизнь, и знает, на кого надо делать ставку.

– На кого же?

Кельнерша принесла еще один кофейник, и Бингалар тотчас же налил себе еще одну чашку.

– Как на кого? – спросил он с самым невинным видом. – На свой народ, конечно. Видите ли, пройдет каких-то пятьдесят лет, и все эти короли, дворяне, сословия станут просто красивыми атрибутами, не принимающими сколь-нибудь важных решений. Жизнь меняется. Мир меняется. И Ахонсо понимает это лучше остальных. Народ вас любит, вы коронованная принцесса, так почему бы и не бросить народу такую лакомую косточку? Будь иначе, разве он позволил бы сыну жениться на девке из борделя? Сохрани Господи!

Ужас, который охватывал Алиту, вырос настолько, что она схватилась за край стола – просто для того, чтобы почувствовать хоть какую-то опору.

– Но зачем? – прошептала она.

Бингалар мечтательно прищурился.

– Его величество смотрит вперед. А впереди обязательно будут революции, восстания, бунты и кровь на улицах. Новый мир рождается, как и человек, в крови и дерьме. И Ахонсо просто хочет обезболить процесс. Сперва народная королева. Потом ряд знаковых реформ. Потом что-то еще, что сделают уже ваши дети и внуки, – Бингалар вынул из внутреннего кармана сюртука помятую сигару и отгрыз ее кончик. – Впрочем, давайте поговорим о более близких делах. Потому что ваш арест – это таки грандиозный скандал, и надо решить, как представить все так, чтобы вышел триумф.

Алита промолчала, прекрасно понимая, что в ее ситуации лучше послушать то, что скажет Бингалар. Он с удовольствием закурил – несмотря на непритязательный вид, его сигара обладала очень дорогим ароматом – и вопросительно посмотрел на Алиту.

– Итак, ваше высочество? Что будем делать? Если мы не придем к какому-то решению через полчаса, то я буду вынужден арестовать вашего сердечного друга за преступление против короны.

«Значит, действительно непростой капитан, – подумала Алита, – раз может арестовать директора департамента».

– Почему именно полчаса?

– Через полчаса в газетах должны выйти новости о вчерашних событиях, – объяснил Бингалар. – Милорд Лефевр, конечно, знаток своего дела, профессионал… И поверьте другому профессионалу, нет ничего хуже, когда такие люди слетают с катушек.

– Он не слетел с катушек, – сухо сказала Алита. – Он делал свою работу.

Бингалар кивнул.

– Да. Но почему он с такой жестокостью арестовал принцессу сузианского королевского дома, причем свою бывшую коллегу? Вдобавок, как вы сказали, он большой друг вашей семьи. Видит Господь, я думал, он вас застрелит.

Алита нахмурилась. Она не могла понять, куда ее подводит Бингалар, и это пугало.

– Послушайте, господин Бингалар, если вы…

Капитан брезгливо скривил губы.

– Мартин, – с нажимом сказал он. – Просто Мартин, ваше высочество. Итак?

– Я не знаю, – прошептала Алита, понимая, что сейчас расплачется. – Что вы предлагаете?

Бингалар одобрительно улыбнулся.

– Вы ведь понимаете, что ваша деятельность некоторым как кость в горле?

– Разумеется, – кивнула Алита, разобравшись, куда он клонит. – Старшие принцы увидели в Рекигене конкурента.

– Вот именно, ваше высочество. Вас – прекрасную жену, порядочную женщину – решили скомпрометировать. Конечно, вас не было на балу. Где вы были в это время?

Алита стала судорожно прикидывать, где могла провести вечер и ночь.

– Я ездила за город, в сиротский приют, – ответила она. – Он под моим покровительством. На обратном пути у меня сломался экипаж, и в столицу я приехала только утром.

Бингалар кивнул с таким видом, словно наелся чего-то сладкого.

– Совершенно верно, ваше высочество. Вы ведь и были в том приюте, только не вечером, а днем. С корабля на бал, верно? – Алита утвердительно качнула головой, и Бингалар продолжил: – А женщина, которую арестовали на балу, – это навка. Знаете, кто такие навки?

Алита беспомощно пожала плечами.

– Это морок, напускаемый на людей, – объяснил Бингалар, и в его взгляде промелькнуло что-то холодное, на мгновение сделав капитана затаившимся чудовищем. – Гибельный морок… Разумеется, милорд Лефевр не мог поступить иначе. Навку он, конечно, развоплотил, но и сам был ранен, поэтому комментарии прессе пока даст наша служба. А самое интересное – это то, что следы навки ведут в самые высокие круги сузианского общества, где многим не по нраву деятельность молодой принцессы и ее популярность в народе, – теперь Бингалар говорил так, словно диктовал статью журналисту. Алита слушала его и не знала, куда деть руки. Она очень редко чувствовала себя настолько слабой и беспомощной. Даже бесполезной.

– Я поняла, – сказала она. – Что теперь?

Бингалар неопределенно пожал плечами. Кельнерша встала со своего высокого стула за стойкой и, накинув на плечи пальто, покинула заведение. Должно быть, пошла передавать информацию в нужные руки.

– Теперь можете ехать домой, – Бингалар вдруг сально улыбнулся – эта улыбка смотрелась на его лице совершенно чужеродной и неестественной – и сказал: – Только будьте очень осторожны, хорошо? Раз уж у милорда Лефевра настолько мутится разум, когда он вас видит, – Алита поджала губы, придумывая максимально хлесткий ответ, и Бингалар тотчас же произнес: – Я не запрещаю вам встречаться, что вы. Просто помните, что его величество делает ставку на вас обоих.

– Он не может сделать меня королевой, – промолвила Алита. – Это бред. Я простая девка из борделя.

Бингалар встал со стула и снял с крючка пальто. Алита последовала его примеру и, поднявшись, обнаружила, что ноги затекли.

– Его бабка, великая императрица Криштина, была обычной торговкой, – сказал он, заботливо подавая Алите шубку. – Так что наш государь лучше других понимает силу случая, который возносит людей на трон. Не бойтесь, ваше высочество. И будьте осторожны.

В принципе, он мог бы и не давать такого совета. Алита теперь готова была шарахаться от собственной тени.

⁂

– Огюст-Эжен! Вы спите?

Голос, прозвучавший в голове, был смутно знаком – Лефевр нахмурился и вспомнил, что это голос того самого артефакта, который составлял карту.

– Половина шестого утра, – пробормотал он куда-то в подушку. – Конечно, я сплю.

– А-а, – разочарованно протянул артефакт. – Ну спите, спите. Ладно.

Алита ушла полчаса назад: Лефевр слышал, как она поднялась с постели, но не стал ее останавливать. Это было правильно. Не везти же ее лично во дворец, да еще и ручку поцеловать возле дверей.

Подушка еще хранила запах ее волос и духов.

– Огюст-Эжен, – не унимался артефакт. – Она красивая. Я видел.

– Вы производили более благоприятное впечатление, – вздохнул Лефевр, перевернулся на спину и заложил руки за голову. В свете крошечного ночника потолочная фреска казалась живой, и люди на ней медленно двигались. – А теперь вам неймется поболтать?

– Мне скучно, – признался гвоздь. – И вы мне понравились. Слушайте, выкупите меня у моего владельца?

Лефевр хмыкнул. Только говорящего артефакта ему и не хватает, для полного-то счастья. Потому что он, честно говоря, влип по уши. Арестовал принцессу на глазах всего честного люда, потом наставил принцу лосиные рога, а вдобавок ко всему собирается жениться на юной дочери банкира… Изумительно. Просто изумительно. Выбраться бы живым из всего этого.

– Выберетесь, – заверил его артефакт. – Его величество Ахонсо имеет на вас очень серьезные виды. Рассказать?

Лефевр со вздохом завел глаза.

– Вы не пьяны, случаем? – осведомился он. – А то, сдается мне, вы изволили наклюкаться.

Артефакт фыркнул.

– Ладно, давайте серьезно. Сегодня ночью министра Литто хватил апоплексический удар. Старик пока жив, но доктора говорят, что надолго его не хватит.

Лефевр сел в постели. Новость была крайне неожиданной и пугающей. Он отчего-то подумал, что министру могли помочь.

– Нет, конечно, – артефакт одарил его очередной усмешкой. – Министр просто старенький уже. Но дело в том, что государь уже подписал указ о вашем назначении на этот пост. Молниеносная карьера, правда?

Лефевр слушал и не понимал до конца, где находится, что происходит и как теперь себя вести, – мысли путались, а мир внезапно вывернулся наизнанку и никак не хотел возвращаться обратно. Он растерянно смотрел по сторонам, и память все крутилась вокруг коробочки с орденом, которую вручил государь, – маленькой такой коробочки с крошечной зацепкой на одном из золотых уголков.

– Еще бы, – выдавил Лефевр. – Сказал бы кто раньше, что так будет…

– Никто не ожидал такого взлета, – серьезно сказал артефакт. – Хотя это вполне логично и предсказуемо. Вы поймали самого жестокого серийного убийцу за всю историю Сузы, а вчера отличились, изловив и обезвредив навку, которая приняла облик ее высочества Алиты.

Лефевр закрыл лицо ладонями и некоторое время сидел не шевелясь, пробовал хоть как-то восстановить душевное равновесие. Потом он поднялся и вынул из кармана сюртука крошечную серебряную флягу с коньяком – артефакт сообщил такие новости, что их непременно следовало запить.

К его искреннему удивлению коньяк оказался абсолютно лишенным вкуса.

– Можно поподробней про навку? – поинтересовался Лефевр.

– Эту историю придумала секретная служба его величества, – охотно сообщил артефакт, – чтобы как-то объяснить ваш вчерашний подвиг. Огюст-Эжен, так нельзя. Вы вели себя крайне опрометчиво.

Лефевр только руками развел. Воспоминание о том, как все нутро поднялось, когда он почуял ведьму, обожгло и вскружило. Опрометчиво – пожалуй, не то слово. Он был просто опьянен возможностью охоты. Это было почти безумие.

– То есть вместо Алиты я арестовал и развоплотил навку? Которая приняла ее облик? – Лефевр сделал еще один глоток и завернул крышечку фляги. В конце концов, джентльмены не начинают пьянствовать на рассвете. – И кто послал эту навку?

– Сколько вопросов! – обрадовался артефакт. – Сейчас капитан Мартин Бингалар диктует прессе, что следы этого морока ведут в покои королевской фамилии. Кто-то из высочеств решил скомпрометировать новоявленную принцессу, которую уже успели полюбить все слои общества от мала до велика.

Лефевр схватился за голову. То, что говорил артефакт, полностью вписывалось в его подозрения по поводу планов Рекигена. Конечно, о несуществующей навке скоро забудут, но для принца главное – создать прецедент. Когда будет нужно, эту историю вынут из сундука, отряхнут от пыли и представят всем желающим как доказательство того, что злоумышленники давно начали тянуть к Алите свои грязные лапы.

– Но вам сейчас лучше подумать о другом, – продолжал артефакт. – Его величество не просто так назначил вас министром, сами понимаете. Он планирует ряд реформ для инквизиции, причем таких, которые не прибавят вам любви коллег…

– Например? – перебил Лефевр. Он понимал, что у Ахонсо есть какие-то планы на его счет: государь не на пустом месте устроил ему такой феерический взлет карьеры, и Лефевр не обольщался по поводу своих профессиональных навыков и устремлений.

Артефакт издал странное низкое сопение.

– Например, отмену регистрации для всех ведьм и ведьмаков, – сказал он, и Лефевр снова запустил руку в волосы. Этот нервный жест казался наиболее естественным в его ситуации: Лефевр чувствовал что-то похожее на звенящую пустоту, которая на несколько мгновений накрывает тело после раны – милостивая анестезия, сквозь которую потом все равно пробивается боль, приправленная ужасом.

– Невозможно, – произнес он. – Это невозможно. Это основа всей нашей работы, мы на том стоим…

Артефакт усмехнулся.

– Это дискриминация, мой дорогой Огюст-Эжен. Это злостное нарушение прав человека. Варварство и дикость. Законопослушные граждане отбираются по определенному признаку и отделяются от остальных, проходя унизительную процедуру регистрации. Потом они с трудом могут найти работу, получить образование, устроить личную жизнь. Так не должно быть и так не будет.

Лефевр подумал, что напрасно убрал флягу: коньяка захотелось так, что даже живот свело. Артефакт нес какую-то несусветную чушь – и в то же время Лефевр понимал, что он говорит правду. Так могло случиться. Мир менялся, становясь совершенно непредсказуемым.

– Пожалуй, вы правы, – произнес Лефевр и не узнал собственного голоса. – Такие реформы не принесут мне популярности у коллег.

По голове словно ветерок прошел: Лефевр подумал, что артефакт таким образом приласкал его, погладив по растрепанным волосам.

– Зато народ вас будет на руках носить. Вы только представьте, какое единение власти и общества! Впрочем, это будет еще не скоро, дорогой друг. А самое интересное знаете что?

Лефевр подумал, что после всего сказанного ему просто страшно представить, что еще мог припасти артефакт. Видит Господь, с него было достаточно.

– Что же? – спросил он, когда пауза стала уже неприличной.

– Спуститесь в гостиную, – уклончиво сказал артефакт. – Увидите.

Со вздохом поднявшись с кровати, Лефевр накинул домашний халат и покинул комнату. Коридор был озарен тусклым отблеском золотистого света, идущего откуда-то снизу, и этот свет был Лефевру незнаком. Он не имел отношения ни к привычному огню ламп, ни к жару камина. В нем было что-то неожиданное и что-то хорошее. Лефевр понятия не имел, почему, подходя к лестнице, подумал о хорошем – эта мысль пришла извне.

– Вы всю жизнь работаете с магией, – продолжал артефакт. – По большому счету вы злонамеренный маг, причем достаточно сильный. И от ареста и тюрьмы вас спасает только то, что вы стоите по другую сторону баррикад. Когда вы признаете это до конца, то кто знает… Может, следующим государем будете именно вы?

Лефевр беззвучно взмолился, чтоб артефакт в конце концов заткнулся и оставил его в покое. Утро казалось нереальным, словно Лефевр до сих пор спал.

– Вы не спите, Огюст-Эжен, – мягко сказал артефакт. – Вы стоите на пороге своей новой жизни и боитесь открыть дверь.

В гостиной было светло, как в самый яркий солнечный день. На какое-то время Лефевр зажмурился – слишком уж резким и пронзительным было это сияние, – но потом он вдруг почувствовал, что может открыть глаза и посмотреть, и эта мысль тоже пришла извне. Она была подобна мягкому толчку в спину: не медли, что же ты? Смотри! И Лефевр посмотрел.

Крошечное солнце лежало на ковре возле его брошенного сюртука. Оно медленно вращалось, пульсируя и рассыпая во все стороны разноцветные брызги света, и оно пело – тихо и мелодично. Лефевр ощутил, как волосы поднимаются на голове жестким ершом: мертвый артефакт, привезенный им из далекого леса на окраине Сузы, был жив, и он был не просто кусочком глины.

Он был центром всех миров. Точкой, в которой соединялось все.

Лефевр опустился на колени и протянул руку к шарику. Отпечаток пальца создателя на шершавом боку наливался жидким огнем, и прикосновение отдалось мгновенной острой болью во всем теле, но она прошла почти сразу, и Лефевр почувствовал радость, тихую и светлую, ради которой, наверно, Господь и создал людей. Шарик вращался на его ладони и пульсировал в такт его сердцебиению.

– Имя! – пропел шарик. – Назови имя и входи!

⁂

Недоумение порождает бездействие – сия мудрость отлита в бронзе и от частого употребления не стирается. Но если Алита, потрясенная до глубины души словами капитана секретной службы, действительно приехала во дворец и заперлась в своих покоях, где упала на кровать и закрыла лицо руками, то Лефевр, напротив, развил бурную деятельность.

Спрятав угасшее глиняное солнце в сейф и надежно заперев его на несколько заклинаний, он быстро привел себя в порядок и отправился в особняк господина Куатто, завернув перед этим в нотариальную контору, облеченную особым доверием. Стряпчий, который только-только пришел на работу и собирался взбодриться парой кружек кофе, был, мягко говоря, удивлен столь ранним визитом первого клиента, но за четверть часа приготовил все нужные бумаги и поехал вместе с Лефевром. Разумеется, господин председатель Центрального банка с супругой еще изволили почивать, но появление новоиспеченного министра на пороге разом придало им бодрости. Миледи Этель вытащили из постели и привели в отцовский кабинет по-простому, в ночной сорочке и с легкой шалью на плечах: испуганная девушка смотрела на Лефевра так, словно перед ней стоял самый жуткий демон из адских глубин.

– Такая спешка, такая спешка, – приговаривала матушка, пытаясь одновременно привести волосы дочери в приличный вид и поправить ее сорочку, мало похожую на свадебное платье. – Что скажут друзья нашего дома?

– Помолчи, дура, – прямолинейно посоветовал господин Куатто. Он всегда отличался крайним здравомыслием, прекрасно понимая, что настоящее значение имеют документы и подписи, а не цацки и ублажение приятелей. – Лучше вещи собери.

Матушка расцеловала Этель, смахнула со щеки слезинку и убежала отдавать распоряжения горничным. Дом ожил: за стенами кабинета слышались шум, голоса и топот быстрых ног. Этель била крупная дрожь: девушка не знала, что ей делать, и в итоге просто осела в одно из кресел, практически лишившись чувств.

– Итак, – стряпчий поправил очки с немилосердно заляпанными стеклами и прочитал: – Настоящим свидетельством удостоверяется, что Огюст-Эжен Лефевр и Этель Катарина Куатто заключили добровольный и законный брачный союз, о чем в книге государственных регистраций произведена запись за номером… – он оттарабанил сложную комбинацию из цифр и букв и протянул Лефевру перо: – Ваша подпись, господин министр.

Лефевр поставил неразборчивую закорючку напротив своей фамилии. Стряпчий удовлетворенно кивнул и передал перо Этель: девушке понадобились все ее силы, чтобы написать свое имя. Господин Куатто блаженно прищурился и издал короткий вздох исключительного удовольствия. Лефевр подумал, что председатель, к сожалению, не в курсе всей ситуации.

– Замечательно, – стряпчий деловито собрал документы и важно произнес: – Как официальный представитель Сузианской короны, поздравляю вас с созданием семьи. Пусть она будет крепкой.

– Непременно, – сухо сказал Лефевр. – Сделаем все возможное. Дорогая, у вас четверть часа на сборы. Жду в экипаже.

Счастливые родители собрали новоиспеченную госпожу Лефевр за десять минут. Глядя, как матушка с батюшкой тащат плачущую девушку к экипажу, приговаривая что-то утешительное на ходу, Лефевр подумал, что человеческая алчность не знает границ – как, собственно, и человеческая глупость. Этель усадили в экипаж, и матушка разрыдалась – не оттого, что единственное дитя покидает отчий дом, а потому, что нельзя закатить пышное празднество, чтобы все знакомые умерли от зависти. То, что дочь при этом почти не отличается от тюка с собственной одеждой в плане значимости для родителей, уже не важно. Вещами надо торговать, а дорогими – тем более. Когда экипаж покатил прочь, Этель разрыдалась так, что стряпчий, сидевший рядом с Лефевром, смущенно и понимающе отвел глаза. Должно быть, полностью разделял девичий страх.

Когда они добрались до особняка Лефевра, утихшая было метель закружилась снова, а Этель успела проплакаться и смогла-таки взять себя в руки: в конце концов, она была девушкой из благородной семьи и не имела права вести себя как крестьянка. Пройдя вслед за Лефевром в пустую холодную гостиную, Этель села на краешек дивана и сказала:

– Все так быстро случилось… Я не ожидала.

Лефевр усмехнулся. Стряпчий вынул из папки еще один исписанный лист гербовой бумаги и с поклоном протянул его Этель. Взяв лист, она некоторое время вчитывалась в написанное, а потом подняла глаза на Лефевра, и он подумал, что его юная супруга сейчас может служить живым выражением удивления – она в самом деле не верила своим глазам.

– Это… – только и смогла проговорить девушка. – Это…

– Это все имущество рода Лефевр, включая недвижимость и банковские счета, переведенное на ваше имя, – хмуро произнес Лефевр, и стряпчий тотчас же вытащил еще один лист и достал переносную чернильницу и обгрызенное перо. – А это свидетельство о расторжении нашего брака. Поставим подписи и отпустим занятого человека.

Этель подчинилась, решив просто плыть по течению и посмотреть, что будет потом. Лефевр от всей души одобрил такое решение, а когда стряпчий раскланялся и покинул его дом, сел рядом с девушкой и сказал:

– Пожалуй, наш брак поставил рекорд продолжительности, дорогая.

– Объясните, наконец, что происходит, – прошелестела Этель. Документы, которые она держала в руках, трепетали, едва не выскальзывая из дрожащих пальцев.

– Я надеюсь, что ничего страшного не случится, – искренне признался Лефевр и добавил: – Но очень скоро ситуация в Сузе может стать критической. Я обещал, что вы сможете учиться на врача, как всегда мечтали. Скоро сюда приедет мой товарищ, и вместе с ним вы отправитесь на Феленские острова. Насколько я знаю, там самая лучшая медицинская академия в мире.

Этель кивнула. Сквозь недоумение и испуг наконец-то сверкнуло нечто похожее на осознание того, что мечта сбывается, и это помогло девушке окончательно взять себя в руки.

– Меня могут обвинить в государственной измене или в чем-то подобном, – продолжал Лефевр. – Чтобы избежать конфискации имущества, я переписал его на вас, миледи. Разумеется, это временно, и потом все придется вернуть.

Девушка утвердительно качнула головой, и на ее щеках впервые появился румянец.

– Я никогда бы не присвоила чужого, – чистосердечно заверила она.

Лефевр подумал, что судьба, должно быть, любит его – несмотря ни на что, он все-таки встречает порядочных людей.

– Я в вас не сомневаюсь, Этель, – сказал он и добавил уже жестче: – Но на всякий случай, если свобода и финансовая независимость все-таки вскружат вам голову… Я могу не быть министром. Я могу не быть инквизитором. Однако, – и он сам удивился тому, с какой легкостью произнес эти слова, – я всегда буду злонамеренным магом. Такова моя природа. Советую вам никогда этого не забывать.

По лицу Этель скользнула тень, но Лефевр сделал вид, что не заметил ее.

⁂

Собственность действительно привязывает к земле: сейчас, когда Лефевр добровольно лишился всего, ему было на удивление легко и спокойно. Входя в розарий вслед за личным помощником государя Ахонсо, Лефевр не чувствовал ничего, кроме этой легкости и свободы. Белые растрепанные розы постепенно отцветали, и их аромат, прежде почти неуловимый, теперь обрел отчетливую прощальную резкость. Ахонсо сидел на скамейке, задумчиво перелистывал Святое Писание и, когда помощник скрылся за кустами, негромко произнес:

– Аудиенция по поводу вашего назначения состоится вечером, милорд. Вы что-то рано.

Лефевр подумал и сел на скамью напротив. Государь даже не взглянул в его сторону.

– Позволите говорить откровенно, ваше величество?