Текст книги "Великосветская хроника"

Но вот подросла дочка Родригеса, и, глядя на неё, лорд Генри всё изумлялся, как она похожа на Агнесс! Он долго мучился сомнениями, и, наконец, решившись, сделал ей предложение! В ней он увидел свою единственную, бесконечно любимую и навсегда потерянную Агнесс. Их брак, несмотря на значительную разницу в возрасте, оказался счастливым.

Однажды, будучи по делам с молодой супругой в Лондоне, лорд Генри захотел встретиться с Шекспиром, представить ему свою красавицу жену и поведать происшедшую с ним трагедию для новой темы писателя. Но, увы, ему сообщили, что того уже нет в живых. «Но, может, кто-то другой из сочинителей напишет когда-нибудь об этом? – Подумал тогда лорд Генри, возвращаясь в своё поместье, – История эта страшная, но поучительная. Сколько мучений пришлось пережить нам всем!».

Так что, в этом замке «Лип», много загубленных жизней, – продолжал экскурсовод своё повествование, – и все они привидениями бродят здесь, но самое бередящее душу – леди в красном, о которой мы Вам рассказали. Она ходит, и со стоном, ищет своего новорожденного ребёнка. Горе, если кто-то встретится на её пути! – Так закончил своё повествование о злодеяниях, творившихся там, местный экскурсовод.

Когда я прослушала эту историю, всю ночь не смыкала глаз. Тогда я уяснила, что женщине, имеющей жениха или мужа – грешно фильтровать с другими. А что я недавно делала сама? – Сказала сама себе. – Улыбалась, кокетничала, целовалась с иностранцем?! Позволяла ему вольности! Зачем? Мы так мало живём на земле, надо ценить то, что имеем и не тратить время на глупости и пустые мечты. Видно, всё-таки, в каждой женщине осталась некая частичка Евиного кокетства и двоедушия – прародительницы нашей далёкой!

Я решила постараться заглушить в себе свои глупости! Утром, перед входом в ресторан, мы вновь встретились с новыми знакомыми. Они позвали нас на пикник, но, извинившись, я отказала, взяла Павла под руку, и мы направились в противоположную сторону. Вечером пошли с женихом в храм, помолились, заказали поминовение о погибших Агнесс, её отце и несчастном ребёнке. Вскоре, мы вернулись к себе, в далёкую и любимую Россию.

После нашей поездки, мы расписались и повенчались с Павликом. Живём дружно, уважаем друг друга. Но иногда, он меня всё-таки ревнует. Вероятно, такова участь всех красивых женщин. Я уже не обращаю на это внимание. Люблю только его, другой мне мужчина не нужен!

Зашла ко мне как-то домой одна соседка, я поведала ей о нашей поездке и преданиях ирландского замка Лип, она ответила мне:

– Дорогая, и у нас было много неоправданных жестокостей! В восемнадцатом веке жил в России барин, некто – Лев Дмитриевич Измайлов, читала я о его зверствах. Вроде бы для отечества Российского старался. Воевал со шведами, с французами бесстрашно, дослужился до больших чинов. Стал генерал-лейтенантом. Имел много боевых наград. Даже был предводителем рязанского дворянства! А в своих поместьях он насиловал малолетних девочек. Затем запирал в барском доме, в отдельной комнате, словно султан – наложниц. И всегда их было у него по тридцать. И, уже не жили, существовали они, от одного раза посещения их барином, до другого. Однажды он встретил в своём поместье 14 летнюю девочку, Нимфидору, и изнасиловал её. Попробуй, откажи своему барину! Потом возмутился, что она уже не девушка и велел запороть в конюшне, а потом, если выживет, отправить на самые тяжёлые работы. Она кинулась ему в ноги со словами:

– Барин, Вы забыли, видно, что уже делали это самое со мной, когда мне было восемь лет. После этого у меня никого не было. К тому же моя мама рассказала, что родила меня от Вас, барин. Вы мой отец родной! Пощадите! Не уродуйте! – она упала на колени перед ним, плакала и божилась, но он был непреклонен, и закричал слугам:

– Ко мне, сюда! – Когда оные явились, велел сильно проучить девчонку за распутство – бить кнутами у позорного столба и отправить на самые тяжёлые работы!

А государственный канцлер, артиллерийский генерал, военный министр – лютый Аракчеев, служивший при Павле 1 и Александре 1 Романовых? Он тоже целый сераль создал из своих крепостных красавиц. И где бы не находился, всюду скупал молодых девушек для себя. Всех постоянно навещал. Но одну из них – Настеньку Минкину, выделял, своей зазнобой сделал. Даже с женой расстался из-за неё. Она же его по щекам била в гневе ручками, коли сердилась. Он во всём слушал её. Эта крепостная баба, закрепостила Аракчеева, поговаривали в народе! Такое называлось – напасть на сороковую женщину. То есть, сколько их было, не счесть, а на последней, то бишь, сороковой – обжёгся. Так и про охотников говорят. Сороковой медведь. То есть тридцать девять медведей он запорол, а сороковой его самого задрал. Обожала Настенька с офицерами пофлиртовать, принарядиться красиво! Жила у него, словно барыня. Но однажды он выехал по делу из имения, возвращаясь, узнал о смерти Настасьи Минкиной, зарубленной крестьянами за бессердечность, выскочил из экипажа, упал на землю и, в бешеной ярости и тоске, катался по земле, около дороги. Но, несмотря ни на что, его любили цари: Павел 1 и Александр 1, давший молчаливое согласие на убийство отца. Верный был пёс – этот царедворец. Но, с подковыркой. При дворе все наряжались до умопомрачения. А он – ходил в сереньком, очень простеньком сюртучке, вот, мол, я какой. Только о государственных делах забочусь, до прочего – недосуг! Этим он очень привлекал к себе внимание всего двора. Но, не смотря на свою кажущуюся простоту, как постоянный укор Александру 1, носил на груди портрет Павла 1, выполненный на эмали, оправленный бриллиантами. Смотри, мол, отцеубийца, что ты сотворил и не забывай! Он хоть был и малограмотным, но царственных особ усиленно оберегал. Полагают, если б не услали Аракчеева перед убийством Павла 1 из города, ничего бы не случилось с царём, не убили бы его придворные.

И ещё к слову о наказаниях над крепостными, всё про того же Аракчеева. Во всех строениях, у него кадки с крутым рассолом стояли. Так там отмокали трости и вербные прутья для порки крепостных. А после избиения, исполосованную спину пострадавшего, ещё могли натереть солью по приказанию всё той же Настеньки! А ведь когда-то сама была крепостной, её Аракчеев тоже купил! Вот как бывает!

– Что тут скажешь? Всюду одни беды – в былые времена, и сейчас!

– Да вот же! А Салтычиха, прозванная так крепостными? Ненавидела свою дворню, всех людей. Она забила 130 человек своих крепостных до смерти – ни за что! Если ей казалось, полы помыли плохо дворовые девки, она велела истязать несчастных до кончины! К сожалению, лютость и человеконенавистничество поселились в людях прочно!

– Что далеко ходить? Пока ты была в Ирландии, одна соседка обезножила. Стала ползать, ходить не могла. Соседи узнали и пришли к её бывшей подружке с просьбой помочь немощной. А «подружка» ответила: «Ну и пусть ползает. Когда мой сын умер, я позвонила ей с просьбой прийти ко мне – посидеть. Та ответила – сейчас гречку для варки переберу и приду. Я её кормила, поила, а она сразу не смогла ко мне прийти, будто сын мой умирает каждый день! Пусть ползает теперь!

Я ей ответила: «Ну, нельзя же так злорадствовать, действительно, надо было помочь, забыв все счёты. Тут уже не до обид! Человек ведь болен!».

– И что она сказала на это? – Заинтересовалась я, поражённая жестокостью и злорадством соседки.

– Она откликнулась: «Не пойду к ней ни за что, пусть ползает!».

А ведь когда её сын умер, я ей помогала. Она позвонила мне, сказала – «Плохо мне, не могу в магазин ходить». Я стала приносить ей продукты!

– Ну и напомнили бы ей об этом! – Произнесла я. Но услышала в ответ:

– Зачем? Всё равно не поймёт, только обидится на меня! И сплетничать будет обо мне тоже!

– Значит, слушать предания о жестокости в чужих странах даже не стоит, своей вдоволь хватает! Каждый живёт только для себя, никто никому не нужен, если с тебя нечего взять! За просто так, мол, мы уже не общаемся!

– Да, наши современные трагедии не так круты, и не такого вселенского масштаба, какие были в древности в Европе, но всё же очень похожи на них!

Через три дня соседка умерла. А её бывшая «подружка», встретив меня, вновь завела долгоиграющую пластинку:

– Она у меня ела, она у меня пила, а когда мой сын умер, не пришла сразу!

Я попыталась её урезонить:

– Хорошо, покормила нищенку, тебе Бог за это здоровье даст, а теперь давай помянем её за упокой!

– Нужна она мне, не буду поминать, ты и поминай!

– Да, я помяну её: Прости Господи и помяни в Своём царстве новопреставленную рабу Галину.

– А ведь у неё родственников нет, хоронить некому, никто не желает идти в морг и её опознавать!

– Почему? – Удивилась я.

– Потому, что тогда надо будет забирать её к себе домой и хоронить. А этого никто не будет делать!

– Да, хоронить дорого, но давайте все вместе соберём деньги и похороним!

– Не буду ничего собирать, через некоторое время опустят в общую могилу. А ты – хочешь – собирай!

– Такое может с каждым случиться! – убеждала я её.

– Нет, меня сноха похоронит по-людски! – отвечала она с некоей долей злорадства.

– Не загадывай! Всё может перевернуться!

– Ничего не может! У меня всё будет хорошо!

И я поняла – с людьми сейчас трудно, о чём-либо договориться добром. Муж мой уехал на заработки. В квартире, кроме меня, никого не было. Требуемой суммы у меня не имелось. Похороны сейчас, действительно, очень дорого обходятся! Я ничего не смогла бы одна сделать, и помочь в этом доме мне никто не желал. Стало казаться, люди сейчас объединяются во имя ненависти, а не во имя любви…

СЕРДЦА У НАС ОКАМЕНЕЛИ

Сердца у нас окаменели,

Других не видим, не щадим,

В мирской бездушности сгорели,

И нищим мы не подадим.

Не напитаем мы голодных,

И не поможем сироте,

Не отогреем и холодных,

Отговорившись – мы в нужде.

В нужде – сердца не пламенеют,

Погасли искорки в сердцах,

Такие души не согреют

Ни слезы, ни Господний страх…

Как же мне тогда стало горько, тяжело на душе! Захотелось, чтоб мы всегда оставались только людьми, а не разновидностью диких зверей или бесчувственных животных! «Господи, – взмолилась я, если Ты нас не спасёшь, мы сами не спасёмся, погибнем! Помоги нам, немощным, оставаться на этой земле – всегда только – людьми!».

И в заключение приведу слова Рабиндраната Тагора:

Хочет Бог, чтобы воздвигали храм

Из любви и состраданья!

Что же люди, кланяясь богам,

Строят каменные зданья?

ПРЕДАННАЯ ВСЕМИ – СОФОНИСБА

 
(Карфагенские хроники)
Из земных предметов любовь
и творчество больше
всего сочетаются с понятием
Высшего мира – Рерих Е. И.
 

Состояла я в дружеских отношениях с одной, очень приятной женщиной, художницей Ниной. Однажды она пришла ко мне в гости и расплакалась. Всё неудачно: болезни, безденежье, искушения. Невезуха в семейных отношениях, с дочерью, внуками. Я всегда слушала её жалобы, иногда тоже жаловалась на судьбу, мы были людьми искусства, богемными, не приспособленными, не умеющими постоять за себя, чего-то добиться значимого. Но жить на этой земле хочется всем, и тем, кто перегрызает горло другим за своё благополучие и тем, кто не умеет этого делать из-за своей интеллигентности.

Нина вновь и вновь повторяла, рассказанную ранее, историю её жизни. Я не одёргивала, как сейчас делают современные люди: «Ты уже мне говорила об этом!». В переводе на доступный язык, это означает: «Ты отстанешь от меня со своим нытьём и жалобами? Ни до тебя! В пору самой хоть кричи во всё горло о своём невезении!». Я всегда слушала её, понимая: люди искусства, тонкие, ранимые! Им, иногда, надо выплакаться, станет намного легче.

– Осознаешь, – обратилась она ко мне с грустью, – меня предал супруг, – закрутив с другой, а я, на двадцать лет младше, – кинул. Мать всю жизнь обирала, отдавая другой дочери – пьянчужке и распутнице, лишила меня наследства, преподнеся всё ей. И моя дочь бросила меня, не желая помогать, звонить. Представляешь? И подруги, думая, что имею что-то от своих картин, обирают меня. А я не могу никому ни в чём отказать, хотя хожу просто голодная и думаю: «Хоть бы кто в гости пригласил и накормил приличным обедом. Есть, бывает, хочется, и ничего дома нет».

Слушая Нину, я погрузилась в себя, вспоминая своё житьё – бытьё. Подобное, каждодневно происходило и со мной. Но, или я была более тверда духом, или желала поддержать её, ничего не рассказывала в тот момент о себе и своих невзгодах. Знала, – человек, доведённый до отчаяния, слушает только себя и обижается, если другой, для его успокоения, приводит в ответ свои доводы. Он думает, его страдания – это страдания вселенского масштаба, а у других – всё не очень болезненно. К тому же, жалующийся человек может решить, – подруга её не понимает. Поэтому стараюсь дать возможность выговориться другому и молчу!

Я знала и как она любила, а, иногда, ненавидела свою мать. Постигла – вернись её муж к ней, она, может, простила его, а возможно, выгнала бы. Так же обстояло и с дочкой. То страстно и отчаянно просила она у Бога ей здоровья и благополучия, то и молиться за неё не желала, когда та не звонила, забывая надолго об её существовании.

Все мы, наверное, такие, в наш шаткий, неуверенный, не защищённый от стрессов, атомный век! Горе, да и только, с нами нашему Создателю – Господу Богу! Противоречивы, не спокойны, надорваны и разбиты в этой сумасшедшей гонке – борьбе за существование. Порой мне тоже, как и другим, надоедала чужая боль. Я нервничала, но слушала. Хотя после, про себя, начинала утюжить на все лады, жалующуюся, и обвинять во всём её самою! Если б только знали, что, иногда, происходит под моим видимым спокойствием! Затем я долго прошу у Бога прощение за мои такие злые эмоции.

Я – композитор и от музыки стала уставать, понимая, мои творения – ничто в музыкальном океане достойных произведений. И, пожалуй, необходимо остановиться на их создании. Постепенно переходила на литературу. Любила читать, стала писать набольшие рассказы. Они, безусловно, отдавали примитивностью. Но всё же, отводили душу от всей неустроенности современной жизни!

Как-то, после её жалоб, я предложила ей послушать небольшой рассказ о несчастной героине древности, может, более, или менее несчастную, чем Нина, но более стойкую и мужественную!

– Нина, дозволь, я прочитаю тебе кое-что из сочинённого мной, и, если захочешь, отразишь это красками на холсте? Даже великий Рембрандт, сочувственно отнёсся к этой женщине и нарисовал её в самый значимый момент её жизни.

Нина ответила на это лишь двумя словами:

– Слушаю, дорогая! – Села на стул, сложила руки у подбородка, локтями упершись в стол, и показывала всем видом, она – внимает. Ну, кисуля настоящая! Кто бы мог подумать теперь, что её сердце вмещает недовольство и раздражение! Но никак мы не поймём, что уже многое имеем – саму жизнь, дарованную нам Богом! Не стала я ей делать замечание, насчёт её актёрских данных, сразу начала читать рассказ:

– Представь. Третий век до нашей эры. Северная часть Африки. Карфаген. Дворец, построенный в пышном стиле, эту манеру много веков спустя, переняли арабы, жившие в Испании, называя её мавританской. Выглядело всё так: кругом – каменные рюшечки, завитушки, розетки, балкончики и аркады, словно яркое платье молодой щеголихи. Вокруг – зелень, море цветов, фонтанов, искусственных водоёмов. А вверху – безграничная синева неба, в коей отражаются все тайные грёзы и дерзкие желания влюблённых!

На балконе, ранним утром, стоит юная девушка – Софонисба, обнимает всё восхищённым взглядом, поёт гимн сущему:

– О, как прекрасен и величествен ты, мой Карфаген, город городов! Царственно возвышаешься ты над другими! Сколько мастерства приложили строители, чтобы сделать из тебя настоящее чудо! Днём над тобой сияет жгучее солнце, вечером – тебя целует закат, словно влюблённый юноша при расставании с любимой. Ранним утром свежая прохлада дарит жизнерадостность. Листья деревьев загораются в лучах просыпающегося солнца, шепчутся, пританцовывают. А юная Аврора, смущённая ласками ветерка, плывёт на колеснице по небу, и, зевая, разбрасывает ароматные цветы над городом!

Я люблю тебя, мой сказочный Карфаген! Спасибо всему Чистейшему за счастье жизни! – Лицо юной девушки светится. Она смотрит вверх и, кажется, вот-вот птицей пронесётся ввысь и полетит, любуясь городом.

– Софонисба! Где ты? – Послышался окрик служанки – мамушки, – опять на балконе!? Но ещё рано, поспала бы, к тому же, там свежо и сыро, не простыла бы!

– Я – молодая и здоровая, для меня это – утренняя бодрость! Люблю такую терпкость! – С этим словами она выпорхнула с балкона и помчалась во внутренние покои. Мамушка уже готовила для любимицы напиток богов.

– Вот выпьешь, моя озорница, и никогда не будешь знать усталости!

– Спасибо, мамушка, раздалось уже где-то в далёком переходе. Она вновь неслась по дворцу, осматривая всё и восхищаясь.

Но основной примечательностью этого жилища – являлась сама юная Софонисба. Её золотистые волосы были густыми, курчавыми, и украшали собою белое, словно мрамор, её лицо. Оно постоянно светилось радостью. Зелёные глаза, будто ожившие изумруды, сверкали. Она всех изумляла – живая, весёлая, лёгкая. Да, она восхитительна и выделяется среди подруг! Если бы Зевс, в своё время, когда ещё боги посещали землю, увидел её, он непременно бы влюбился. И нашёл способ понравиться ей! Ведь поверила ему красивая барышня Европа, когда он обратился быком, стал ластиться, приглашая покататься. Она, всё же, села на него, и он умчал её, сделав своей возлюбленной. А Даная? Оракулы вещали, – она родит сына от Зевса. Отец тогда запер её в высокой башне, думая, туда никто не проникнет. Но любвеобильный Зевс пробрался к ней в виде золотого дождя. Она уже ждала, зная о его приходе, отдалась ему, и родила от него сына.

Жена Зевса – Гера из-за этих его адюльтеров часто ссорилась с ним. Доставалась ему на орехи! Однако ничто не мешало ему вновь увлечься красавицей и склонить её на соитие! Но к тому времени, о коем здесь повествуется, Зевс уже прекратил свои шалости. Вернёмся же к нашей героине.

Набегавшись, Софонисба вскоре оказалась за общим столом с родителями. Все завтракали, поглощая, находящееся на столе: фрукты, напитки, коктейли, лёгкие закуски. Там же находился и жених Софонисбы, с которым её обручили – принц Масинисса, обладатель восточно – нумидийской провинции. Та находилось рядом с Карфагеном. А отцом самой Софонисбы был полководец Гасдрубал, принадлежавший к высшей местной аристократии Карфагена. Молодые любили друг друга, и их родители решили, они – достойная пара! Софонисба и Масинисса исподтишка переглядывались, объясняясь друг с другом одними глазами.

Утренняя гармония нарушилась внезапным приходом воина. Гасдрубал, нахмурившись, вышел вместе с пришедшим ратником в коридор. Тот объявил – вот-вот начнётся наступление римлян во главе со Сципионом – самым жестоким римским полководцем. Отдав соответствующие распоряжения, хозяин вновь вернулся продолжать завтрак. Выражение лица его несколько изменилось. Но он успокоил присутствующих, уверив, – тревожиться, пока не стоит.

После завтрака молодые люди решили прогуляться по обширному парку, окружавшему дворец. Масинисса был очарован Софонисбой с самого детства. Он тоже был красив и молод. Чёрные большие глаза с поволокой, огромная копна тёмных волос на голове, убранных по тогдашней моде, стройно – пропорциональная высокая фигура, милое улыбчивое лицо. Но он никогда не придавал особого значения себе, как главной персоне, понимал – только Софонисба – необычная девушка, другой такой – нет! Он восхищался ею! В парке они шутили, собирали цветы, отдыхали в беседке. Жених говорил, что очень любит свою невесту и, с просьбой принять его подарок, надел ей на шею розовое жемчужное ожерелье. Она изумилась, вскрикнула от восхищения, глаза загорелись озорным огоньком и, неожиданно поцеловав его в щёку, отбежала в сторону. Затем, помотав головкой, вскрикнула: «Не догонишь». Он помчался за ней, играли в «догони меня». Шалунья улыбалась. Он поймал её, тоже поцеловал, не оставив без ответа. Вновь начались забавы. Свадьба была на носу.

Но римский полководец Сципион не зевал, проявил активность и сделал своим союзником западно—нумидийского (тоже поблизости) царя Сифакса, решив наступать на Карфаген. А тот, охваченный любовью к Софонисбе, узнав, что она просватана, стал наносить ущерб Карфагенским жителям. В это время отец Софонисбы удалился из города вместе с женихом дочери, разыскивая союзников против римлян. Защищать жителей города стало некому. Пользуясь его отлучкой, Сифакс устроил грандиозный пожар, желая выкрасть дочь полководца. Все строения – дворцы, общественные здания – горели, превращаясь в пепелище. Уничтожались посевы на полях, рощи, парки. Над городом стоял чад, губил удушливый воздух. Уже начали штурмовать дворец Гасдрубала, но жители Карфагена, ворвавшись туда, потребовали, чтобы Софонисба немедленно покинула город и вышла замуж за влюблённого в неё Сифакса. Она наотрез отказалась. Тогда один из слуг, схватил её и насильно вынес из дворца, вручив Сифаксу. Тот спешил со свадьбой!

Бедная девушка перед свадебной церемонией уединилась, словно для переодевания. Но её не интересовало, как она будет выглядеть. Ей хотелось попрощаться с беззаботной юностью. Оставшись одна, она вышла на террасу, чтоб её никто не слышал, и растерянно обратилась к отсутствующему:

– О, мой милый жених Масинисса, где ты, друг моего детства?! Помнишь, как маленькими мы с тобою лазали по деревьям потихоньку от взрослых? Они же нас за это журили! Иногда, если я сама сойти не могла – так высоко забиралась, ты пробирался ко мне и помогал слезть с дерева!

А помнишь, когда мы без разрешения забрались с тобой в бассейн, стали плавать вместе и у тебя сползла нижняя рубашонка, ты застеснялся и закричал:

– Не смотри, мне стыдно!

А я нарочно смотрела, и ничего не увидела особенного, но ты за это назвал меня любопытной!

А не забыл, когда ты поцеловал меня первый раз? Мы приехали к Вам в гости с отцом и няней. Ты делал в это время уроки, заданные тебе учителем. Я посмотрела и поправила ошибки. Ты расчувствовался и поцеловал меня! Я тогда покраснела и сказала:

– Фи, какой ты нехороший! Фи, так делают только взрослые! Мне стыдно за тебя!

А, став подростками, мы по-настоящему целовались потихоньку от родителей, помнишь? И ты спросил меня тогда:

– Ну, теперь уже не – фи? – а я смутилась в ответ и прошептала:

– Я нечаянно тогда сболтнула это, извини, – а ты вновь меня поцеловал, сказав, извиняю! – И вот теперь меня должен целовать другой, совершенно ненужный, мне человек. То есть получается, я, подобно женщине древней профессии, перехожу из рук в руки. Полюбила одного, обнадёжилась, привыкла, теперь, обнаруживается, тот должен убраться восвояси, со мной желает спать другой, коего я не знаю вообще! Нет моего желания, согласия? Но так требует ход политических событий! Я – разменная монета! Кто меня собирается спрашивать, так надо всем! А мне? Мне же тоже что-то надо, или я должна выполнять волю других, словно вещь? Почему так горька моя судьба? А когда я росла, казалось, буду такой счастливой! Ведь меня любили все – мои родители, мой друг, учителя, подруги. И что оказалось? Не имею права на счастье! О, горе! Горе! – Она стала рвать на себе волосы и призывать всех богов на помощь, чтобы они защитили беспомощную девушку от посягательств нелюбимого! – Где мне взять меч, чтоб покончить с такой жалкой жизнью? – Но рядом ничего не отыскивалось. Упасть с террасы тоже нельзя – она почти рядом с землёй. Через некоторое время она опомнилась, привела в порядок волосы и, смирившаяся, пошла за слугами к новому господину.

Вскоре вернулись отец с бывшим женихом Софонисбы – Масиниссой, собрав приличное новое ополчение, так как римские воины уже наступали. Однако Софонисба стала женой другого – Сифакса. Разгневанный жених покинул дворец и соединился со Сципионом. От горя, он не понимал, что делает, а может, решил, сама неверная невеста Софонисба нарушила, данное ему обещание, и стал мстить её семье, выступать против карфагенян.

Гасдрубал потребовал от новоявленного зятя стать теперь его союзником. Тот согласился, но вскоре потерпел сокрушительное поражение от римлян. Его хотели казнить, но он всю вину переложил на жену – Софонисбу: она, мол, его околдовала и женила на себе, заставив стать союзником Гасдрубала. Её надо казнить, а не его. Он не виноват, был ослеплён чародейкой!

Сципион, услышав такое, заинтересовался девушкой. Суровый воин очень любил красоток, решив взять её себе, как трофей, военную добычу, и пользоваться ею, как ему пожелается! Это будет к тому же лестно. Великий полководец в бою добыл знатную красавицу, о её прелестях наслышаны даже в Риме. Любой, самый родовитый сенатор, умрёт от зависти, увидев прелестницу в его колеснице. Он нарядит её, словно царицу, и будет возить с собой, на показ всем римлянам – любуйтесь! Безусловно, он заберёт её себе! Итак, страсти вокруг несчастной разгорались!

А в это время, её бывший жених Масинисса, увидев её случайно в Цирте, вновь был очарован ею. Она была бледна и немного похудела, но это делало её ещё более привлекательной и желанной! Когда её взгляд задержался на нём, он увидел боль в её глазах. Забыв, что она жена Сифакса, он устремился к ней. Приветствовал. Она рассказала, как её предали карфагенцы, против воли отдали другому. Из глаз потоками полились слёзы. Масинисса обнял её, просил забыть случившееся и, так как первый муж от неё отказался, стал умолять выйти за него замуж немедленно, а иначе спасти её будет нельзя. К тому же он безумно её любит, жить без неё не может, умоляет стать его женой! И они поженились. Но Сципион позвал к себе Масинисса и объяснил, что он разбил Сифакса и по праву победителя, всё имущество побеждённого принадлежит ему. Следовательно, надо вернуть Софонисбу – она тоже имущество врага. Что было делать Масиниссе? Он понимал, что задумал Сципион. И если не отдаст ему любимую, будет сам убит. Но ему не хотелось, чтоб она переходила из рук в руки! Он малодушно дрожал, бледнел, пот лился по лицу, шее, спине, взгляд туманился. Не мог найти выход. Затем решился – послал к своей любимой слугу с сосудом, в коем находилась жидкость с ядом. Он был почти уверен, она согласится быстрее умереть, чем предаться в руки врагу! Он же знал её независимый нрав ещё с детства!

То есть её предали жители Карфагена, возможно, даже отец принял участие в этом, так же первый муж и второй. Встретив слугу со страшной чашей, она велела ему немного подождать, в волнении, вновь вышла на балкон и воскликнула:

– О, прекрасный Карфаген, я даже не могу попрощаться с тобой! Я нахожусь в чужих владениях. Но моё прощальное слово, думаю, дойдёт до тебя! Ты услышишь его и тоже загрустишь, заплачешь, как рыдаю сейчас я в тоске по тебе! Я так была счастлива, живя в моём городе, теперь я далеко, но сердцем я с тобой. Только о тебе я сейчас сожалею! Оказывается, на свете нет любви, дружбы, преданности. Одно предательство! Человек живёт только для того, чтобы за счёт другого самому сохранить себе жизнь, возвыситься! Прощай моя Родина, я ухожу с болью в сердце, что не смогу увидеться с тобою уже никогда! Я выпью этот напиток – как спасение от предательства, ложной любви и дружбы! Прощай, прощай на веки, мой Карфаген! Ты навсегда вошёл в моё сердце! Я так любила ездить по твоим улицам, вдыхать завораживающий аромат цветов в твоих садах с пальмами, алоэ и другими деревьями. Я любила сутолоку твоих базаров, разноцветье и галдёж на них присутствующих. Любила твоё бездонное небо, пьянящую до изнеможения дневную жару и утреннюю прохладу, любила сказания моих нянь о том, кто сотворил такое чудо, как ты, в полупустыне, и как превратилось всё в цветущий сад. Ты, мой город, завораживал меня, и я жила у тебя, словно принцесса из восточной сказки! Прощай, мой любимый город! – она побледнела, глаза сузились, будто она силилась что-то рассмотреть вдали. Волосы растрепались. Она зажала их черепаховым гребнем и, подозвав слугу, взяла из его рук, принесённую чашу. Лицо стало скорбным, В глазах заискрились слёзы. Теперь она обратилась к Масиниссе:

– И прощай мой возлюбленный муж! Ты ничего не сделал для моего спасения! Помнишь, старая няня нам рассказывала в детстве предание о любви прекрасной девушки Аиды из Эфиопии и египетского полководца? Они же были почти наши соседи – Египет совсем недалеко, Эфиопия подальше, но тоже рядом. Он должен был жениться на египетской царевне, но полюбил эфиопскую смуглянку Аиду, знатную девушку, взятую в плен египтянами во время войны и превращённую в рабыню. Его казнили за действия, направленные против Египта. Замуровали в одной из пирамид. Он пошёл на это ради любви к Аиде. Не побоялся, не свалил на неё вину, что она – колдунья, приворожила его, поэтому он совершил проступок против своей страны. Сделал он это из-за жалости, спас её несчастных собратьев от предстоящего поражения и рабства! Этим, он хотел порадовать её! И она, полюбив его, не предала, пробралась к нему в ту пирамиду, где его замуровали, и осталась с ним навсегда! Обнявшись, они вместе ушли в загробное царство. Помнишь, когда ты услышал это предание от нашей нянюшки, ты восхитился:

– Вот это любовь! Только так понимаю я – и жить вместе, и умирать вместе, если двое очень любят!

Я тогда ещё подумала: «Какой благородный и преданный у меня друг! Вырасту, только за него замуж пойду. Видно, любовь у него ко мне будет настоящей!». И тогда же украдкой кинула на тебя восхищённый взор. Ты показался мне, поистине, тем человеком, на коего можно положиться без сомнений. Ты всё понял, гордо вскинул голову и ответил на мои мысли:

– Не бойся, я всегда буду с тобой, чтобы не случилось! Я люблю тебя!

А я откликнулась на это:

– Я верю тебе! Ты, действительно, надёжный! – И между нами пробежала искра нежности, с тех пор мы уже почти не расставались… Но ты так не сделал, Масинисса, хоть мы любили друг друга с детства. Ты не взял меня и не умчался в другую страну, где нас не достали бы римские воины. Ранее я думала – любовь – это не героические подвиги во имя отношений. Это нежные объятия души… Потом я поняла – я ошибалась, это и героические подвиги во имя любви и объятия души тоже…

Однако ты растерялся, струсил, предал. Но я прощаю тебя, мой любимый! Спасибо тебе за свадебный подарок – эту чашу с отравой! Прощай навек! Умирая, благословляю тебя! Будь счастлив! – И, просветлённая, отрешённая от всего земного, она улыбнулась невидимому возлюбленному.

Перед смертью она попросила, чтоб её тело, если возможно, доставили на родину. Она выпила напиток, принесённый ей, зная, римские воины, достанься она им живой, её осквернят. И, натешившись вдоволь – убьют.