Текст книги "Молот Люцифера"

Февраль: 1

Иначе говоря, структуру мира рабочего надо формировать таким образом, чтобы избавить рабочего от страха оказаться лишь винтиком в безличной и бездушной машине. Истинное же решение проблемы – выработка концепции, что работа, какова бы она ни была, есть служение Богу и обществу, и потому она – проявление человеческого достоинства.

Эмиль Бруннер.

Гиффордовские лекции (194.)

От бульвара Вествуд до офисов Национального радио– и телевещания (Эн-би-си) и особняка Рэндолла на Беверли-Глен путь весьма неблизкий. Вот главная причина, почему Харви любил заглядывать в здешние бары. Тут было мало шансов наткнуться на кого-нибудь из чиновников-сослуживцев или на приятельниц Лоретты.

По широкому тротуару бродили разномастные студенты – бородатые в поношенных джинсах, гладко выбритые в дорогих, определенно странные типы и старомодно-консервативные юнцы, а также всевозможные промежуточные разновидности. Харви шел в пестрой толпе мимо специализированных книжных магазинов. В одном продавались издания, посвященные свободе однополой любви. Другой с полным правом назывался «Магазин для взрослых мачо». Третий обслуживал любителей научной фантастики. Рэндолл мысленно сделал пометку: заглянуть сюда. Наверное, там достаточно научно-популярного астрономического чтива, посвященного кометам. Пролистав что-нибудь, он сможет отправиться в книжную лавку в кампусе Лос-Анджелесского университета и найти там настоящие научные труды.

За зданием женской религиозной общины находился дом с витринными окнами. Надпись, сделанная готическими буквами, гласила: «Первый федеральный фондовый бар». В помещении были высокие табуреты и три маленьких столика, а еще – четыре кабинки, игровые автоматы и музыкальный автомат. Стены (их время от времени белят) расписаны клиентами, на стойке – запасы маркеров. Местами краска содрана, чтобы открыть комментарии, сделанные давным-давно – археология в духе поп-культуры.

Харви тащился в полумраке. Прямо-таки усталый старик. Когда глаза привыкли к сумраку, он заметил на табурете Марка Ческу. Рэндолл направился к нему и оперся локтями о стойку.

Ческу стукнуло тридцать с хвостиком, почти человек без возраста, вечный юноша в начале карьеры. Харви знал, что Марк прослужил четыре года на военно-морском флоте, поступал в несколько заведений, начал даже учиться в Лос-Анджелесском университете, но постепенно опустился до уровня муниципальных колледжей. Он до сих пор называл себя студентом, но никто не верил, что парню удастся когда-нибудь получить диплом. Ходил он в байкерских сапогах, потрепанных джинсах, футболке и мятой австралийской широкополой шляпе. У Ческу были длинные черные волосы и пышная борода. Под ногти въелась грязь, а на штанах частенько красовались подтеки: тогда сразу было видно, что он мыл руки и заодно стирал одежду. У него никогда не возникало патологического желания отскребать себя дочиста.

Когда Марк не улыбался, то выглядел угрожающе, несмотря на изрядный пивной живот. Улыбался он часто, но к некоторым вещам относился чересчур серьезно и порой примыкал к буянящей толпе. Это было частью его образа. А еще он мог тусоваться с истинными байкерами, однако не хотел.

Марк обеспокоенно посмотрел на Харви.

– Вы неважно выглядите, – заявил он.

– Хочется кого-нибудь убить, – ответил Рэндолл.

– Что ж, могу, пожалуй, подыскать человечка, – сказал Ческу и замолчал.

– Нет. Я про свое начальство. Про моих боссов, будь прокляты их бесчисленные души.

Отказавшись таким образом от предложения Марка, Харви заказал кувшинчик пива и два стакана. Он понимал, что Ческу не сумеет организовать настоящее убийство. Просто выбранный им образ требовал соблюдения определенных правил. Это обычно забавляло Харви, но сейчас он не был настроен играть.

– Мне от них кое-что нужно, – произнес Рэндолл. – И они в курсе, что им придется принять мои условия. А как же иначе, а? Я ведь даже спонсора нашел! Но сукиным детям нравится пыжиться! А если один из них завтра грохнется с балкона, я буду вынужден потрать целый месяц, чтоб убедить нового, а я не могу позволить себе тратить время впустую.

А умаслить Ческу не мешало. Парень мог оказаться полезным. И он очень занятный – вдруг он действительно сможет организовать убийство. Никогда нельзя знать наверняка.

– А в чем дело-то?

– В комете. Я собираюсь снять серию документалок о новой комете. Открывший ее парень случайно владеет семьюдесятью процентами акций компании, спонсирующей съемки.

Ческу хихикнул. Харви кивнул:

– Неплохо, да? Я мечтал сделать нечто подобное. Да и сам проект познавательный. Не то что моя последняя лажа – интервью с предсказателями гибели Земли, причем у каждого имелась своя версия апокалипсиса. Первый из них тогда еще не закончил свой рассказ, а мне уже захотелось перерезать себе глотку и покончить со всем этим.

– А в чем проблема?

Рэндолл вздохнул, сделал глоток пива и пояснил:

– Понимаешь… Есть, к примеру, четыре персонажа, которые и впрямь могут дать мне от ворот поворот. Но это было бы ошибкой, верно? Ньюйоркцы не желают прошляпить заказной сериал. Они купят право показа. Но откуда кому-то знать, что они вправе сказать «нет», если они сразу требуют, чтобы я написал заявку, сценарный план и представил им смету и прочее? Ничего из этого вообще не используется, а им уже нужны разумные основания для решения. Четверо проклятых воротил, держащих в лапах подлинную власть. Ну, ладно, с ними-то я способен поладить. Но остается еще пара дюжин дурней! Каждый из них не может помешать выходу в эфир даже самых идиотских программ, но хочет продемонстрировать, что и он тоже – важная птица. И чтобы доказать друг другу, что могут – если на то есть их воля – остановить съемки, они выдвигают столько возражений, сколько в силах придумать. Но превыше всего должны стоять интересы заказчика, верно? Нам невыгодно, чтобы «Кальва» взбеленилась. Ну и бредятина. А мне приходится с этим мириться. – Харви внезапно осознал, что не может остановиться. – Слушай, давай сменим тему.

– Ладно. Заметили, как место называется?

– Первый федеральный фондовый бар. Остроумно. Украдено у Джорджа Карлина. Вовремя, кстати.

– Точно. Люди часто пользуются чужими идеями. Знаете, что такое «страхование у Чокнутого Эдди»?

– Ага. Покупали же тачки у Безумного Мюнца. Как насчет «раковой клиники Жирного Джека»?

– «Раковая клиника и покойницкая Жирного Джека», – усмехнулся Ческу.

Петля, давившая на горло Харви, постепенно ослабевала. Он отхлебнул пива и ушел в кабинку: там можно опереться спиной на стену. Марк последовал за ним и сел напротив.

– Эй, когда мы снова двинем по трассе? Ваш мотоцикл еще на ходу?

– Да.

Год назад – хотя нет, уже два с половиной – он послал все к дьяволу и позволил Марку сманить его в поездку по побережью. Они останавливались в придорожных барах, беседовали с другими путешественниками и делали привалы там, где хотелось. Ческу занимался мотоциклами, а Харви оплачивал счета, впрочем, те были невелики. Совершенно безмятежные денечки.

– Мотоцикл на ходу, но шанса покататься нет. Когда сериал запустят в производство, у меня не будет ни минуты.

– Я могу помочь? – спросил Марк.

Рэндолл пожал плечами:

– Почему бы и нет? – Ческу иногда работал с Харви – таскал камеры и оборудование или просто был в роли мальчика на побегушках. – Если тебе удастся держать язык за зубами.

– Я в курсе.

Помещение заполнялось. Музыкальный автомат перестал играть. Марк встал и поплелся к бару.

– У меня есть кое-что для вас, – произнес Ческу, извлекая из-под стойки двенадцатиструнную гитару.

Марк уселся на стул в глубине зала, что тоже входило в привычку – он пел в таких заведениях за еду и за выпивку. В дни той поездки по побережью в каждом втором баре между Лос-Анджелесом и Кармелем пение Марка приносило им по бесплатному бифштексу. Он мог бы стать и профессионалом, но ему не хватало выдержки и терпения. Ни на одном месте ему не удавалось продержаться дольше недели. Парню казалось, что люди, имеющие постоянный заработок, – чародеи, знающие некий непостижимый для него секрет.

Ческу взял пробный аккорд, сыграл вступление. Мелодия старой ковбойской песни «Чистая прохладная вода».

Целый день подряд – в телевизор взгляд.

 
Телевизор вместо культуры,
                            культуры…
Мыльных опер водоворот,
Фильмы целые дни напролет —
Чтобы забыл о культуре,
О… самом сладком – культуре.
 

Харви одобрительно хохотнул. Толстяк бармен поставил перед Марком стакан с пивом, и тот признательно мотнул головой.

 
Солнышко село, и города тело
Вопит – вопит о культуре,
                               культуре…
Судью и копа разбирает смех:
Они извели культуры грех.
Самой сладкой… культуры.
 

Марк перестал петь и молча перебирал струны. Звенели аккорды, фальшивые, но явно верные, будто Ческу искал что-то и никак не мог найти.

 
Телевизор включи. Смотри и молчи.
Твой разум уже не кричит.
В телевизор взгляд – и вот ты распят.
Распят рядом с культурой,
                                    культурой…
Ты уже забыл, кем ты раньше был,
И твой разум давно уже остыл.
И тебя, и меня телевизор купил
И продал – вместе с культурой.
Вместе с самым сладким – культурой.
 

Гитара смолкла, и Марк квакающим голосом возвестил:

– Вот почти все, что можно узнать об этом из старой ленты с Богартом: САМОЕ СЛАДКОЕ – КУЛЬТУРА. Лондонский симфонический оркестр под управлением Леонарда Бернстайна и группа «Роллинг Стоунз». Поражающая воображение демонстрация того, что же такое культура. Самое сладкое – культура. Граждане, сегодня состоятся дебаты между президентом Союза сельскохозяйственных рабочих и двадцатью двумя обезумевшими от голода домохозяйками, вооруженными кухонными ножами. Это и есть культура.

«Господи, – подумал Харви, – записать бы его речь да проиграть у нас на производственном совещании!» Он привалился к стене, наслаждаясь моментом. Скоро он должен отправиться домой, поужинать – к Лоретте и Энди и Киплингу, в свой дом… он так его любит, но тот обходится столь дьявольски дорого.

Горячий сухой ветер Санта-Ана по-прежнему дул вдоль бассейна реки Лос-Анджелес. Рэндолл ехал в автомобиле с открытыми окнами, сбросив пиджак на сиденье, сверху лежал скомканный галстук. Фары высвечивали зеленые холмы и деревья с облетевшей листвой. Время от времени попадались пальмы. Кругом царила непроглядная летняя тьма калифорнийского февраля. Для Харви в этом не было ничего необычного.

Он мурлыкал себе под нос песенку Марка. «Когда-нибудь я запущу по телесети ее запись, – думал он, – и ее услышат три четверти дельцов Лос-Анджелеса и Беверли-Хиллз». Наполовину расслабившись, он мечтал. Грезы рассеивались, лишь когда идущая впереди машина замедляла ход: тогда, как на волнах, покачивались вспышки тормозных огней.

На вершине холма он свернул направо, на Малхолланд, затем – снова направо, в Бенедикт-каньон. Немного съехал вниз по холму и опять свернул направо – на Фок.

Фок-лейн являлась одной из множества коротких кривых улочек с особняками, построенными лет пятнадцать назад. Один из них принадлежал Харви. Спасибо «Кредитно-сберегательной компании Пасадины». Дальше по Бенедикт-каньон был поворот на Сьело-драйв, где Чарли Мэнсон доказал всему миру, что цивилизация – вещь хрупкая и недолговечная. После страшного воскресного утра в шестьдесят девятом году на Беверли-Хиллз не осталось дома, где не держали бы ружье или сторожевого пса. Доставка отсутствующего товара – дробовиков – растягивалась на несколько недель. С тех пор, несмотря на пистолет Харви, ружье и собаку, Лоретта мечтала уехать отсюда. Она искала безопасности.

Родные стены. Большой белый особняк с зеленой крышей. Подстриженный газон, раскидистое дерево, маленькая веранда. Его можно хорошо продать – а ведь он наименее дорогой в квартале. Но Харви отлично понимал, что «наименее дорогой» – понятие относительное.

К дому вела обычная подъездная дорожка – не такая здоровенная и круговая, как у соседей напротив. Рэндолл лихо свернул к ней, резко сбавил ход и дистанционно открыл гараж. Дверь поднялась раньше, чем машина подъехала. Харви мысленно поздравил себя с точным расчетом. Когда дверь опустилась, он позволил себе мгновение посидеть в темноте. Он не любил час пик, однако всю жизнь чуть ли не каждый день ему по два раза приходилось ездить именно в эти часы.

«Надо принять душ», – решил он. Вылез из машины, вышел во двор и направился к черному ходу.

– Вы, Харви? – зычно вопросил чей-то знакомый баритон.

– Я, – ответил Рэндолл.

Волоча за собой грабли, к нему по лужайке тащился Горди Вэнс, сосед Рэндоллов слева. Мужчина облокотился на забор, и Харви сделал то же самое. Ему подумалось, что это карикатурно напоминает болтовню кумушек-соседок. Вот только Лоретте не нравилась Мари Вэнс, к тому же трудно вообразить, что она примет такую позу!

– Ну, Горди, как идут дела в вашем банке?

Улыбка Горди приувяла.

– Держимся. Но вы едва ли готовы к лекции об инфляции. Послушайте, а вы не могли бы удрать на выходные? Сводили бы скаутов в поход. По снегу.

– Ух ты, звучит здорово!

Чистый снег. С трудом верилось, что от силы в часе пути от них в лесах Лос-Анджелесских гор навалило сугробы и среди сосен и елей свистит пронзительный холодный ветер, пока они сейчас стоят в темноте, в одних рубашках с короткими рукавами.

– К сожалению, нет, Горди. Намечается работенка. – «Господи, надеюсь, что это действительно так!» – Лучше не рассчитывайте на меня.

– А как насчет Энди? Я бы назначил его начальником патруля.

– Рановато ему еще.

– Не совсем. Опыт у него есть. А я беру в первый поход новеньких. В общем Энди не помешал бы.

– Он наверняка по уши в учебе. А куда вы собираетесь?

– На Клаудбёрст-Саммит.

Харви рассмеялся. Неподалеку от этого места расположена лаборатория Хамнера, хотя сам Рэндолл ее и не видел. Он, пожалуй, проходил мимо сотню раз.

Последовало обсуждение деталей. Поскольку дует Санта-Ана, то снег растаял везде, кроме вершин. Но на северных склонах он, конечно, остался. Горди и дюжина скаутов. Звучало забавно. Да, затея неплохая…

– Знаете, Горди, – Харви уныло покачал головой, – в моем детстве пеший поход на Клаудбёрст занимал целую неделю. Дороги не было. А теперь туда можно доехать за час. Прогресс.

– Точно. Я хочу сказать, теперь можно сходить туда и не потерять работу.

– Согласен. И мне бы очень хотелось присоединиться к вам.

А ведь к тому времени, когда туда доедешь – за час – да еще пройдешься пешком, достанешь из рюкзака снаряжение, разобьешь лагерь, заставишь гореть сырое дерево… короче говоря, к тому самому моменту, консервы и прочая незатейливая еда покажутся тебе настоящей амброзией. И полуночный кофе, и ветер, и ты в укрытии слушаешь, как он свистит в деревьях. Но поход бледнел рядом с кометой.

– Жаль, но я не смогу.

– Ладно. Я поговорю с Энди. Проверьте только его снаряжение.

– Конечно.

На самом деле Горди имел в виду вот что: «Не позволяйте Лоретте снаряжать сына. По горам на такой высоте тяжело ходить и без того барахла, которое она ему навяжет. Грелки. Запасное одеяло. И даже будильник».

Харви вернулся в гараж за галстуком и пиджаком. Выйдя на улицу, он пошел в другую сторону – на задний двор.

Подумал, не спросить ли у соседа: «Как вам нравится название «Банк и кофейня Горди»?» Но, судя по его физиономии, Вэнсу было не до шуток. У него какие-то трудности. Возможно, личного характера.

На заднем дворе, за бассейном, Энди играл в баскетбол. Рэндолл молча наблюдал за ним. В мгновение ока – прошел, должно быть, год, а казалось, будто за неделю – сын превратился из мальчика в… скажем так, куклу из палочек. Парень теперь – сплошь руки и ноги, длинные кости.

Подросток с изящной расчетливостью бросил мяч. Пританцовывая, поймал его, прискакавшего назад, и переменил позицию. Постукивая мячом о землю, снова выполнил великолепный бросок. Но не улыбнулся, а лишь удовлетворенно кивнул.

«Мальчишка неплох», – подумал Харви.

Штаны на Энди были новые, но уже не прикрывали щиколотки. В будущем сентябре ему исполнится пятнадцать, он станет старшеклассником. Надо отправить его в Гарвардскую школу для мальчиков – лучшую в Лос-Анджелесе. Но на то, чтобы получить там место, уйдет целое состояние. А стоматолог и сейчас обходится в тысячи баксов, а ведь цены взлетят вверх. Да и насос в бассейне издает странные звуки. А клуб электронной музыки, в который вступил Энди? Скоро парню захочется собственный компьютер, и как его упрекнуть в этом? А…

Рэндолл тихо вошел в дом, довольный, что сын не заметил его.

«Подросток прежде считался ценным активом. Он работал в поле – руководил бригадой, водил трактор. Груз забот можно было разделить, переложить часть на юные плечи. Мужчина мог передохнуть».

В мусорном ведре на кухне валялась оберточная бумага. Значит, Лоретта опять затоваривалась. К Рождеству она закупалась в кредит, и на письменный стол Харви ложились свежие счета. А по радио он слышал отчет фондовой биржи. Акции падали.

Лоретта куда-то запропастилась. В просторной гардеробной возле ванной Харви разделся и принял душ. Бившая сверху горячая вода смывала напряжение. Мозг отключился. Ему представлялось, что он – кусок мяса, омываемый струями воды. И только. «Эх, если бы мозг и впрямь мог отключиться».

Совесть у Энди есть.

«Бог свидетель, я никогда не заставлял его чувствовать себя виноватым. Ну, дисциплина – само собой. Наказывал, ставил в угол, иногда шлепал… Но позже – все, забыли. Однако, что такое вина, он знает. Если бы Энди сообразил, во что он мне обходится – в долларах и центах… и годах моей жизни. Если бы он понял, что именно из-за него я живу так, как есть, – сижу в дерьме, чтобы удержаться на проклятой работе, и гоняюсь за премиями, которые позволяют нам держаться на плаву… Как поступил бы мой сын? Сбежал бы? Подметал бы улицы Сан-Франциско, пытаясь отдать мне долги? Нет уж, пусть остается в неведении».

Сквозь шум воды пробился женский голос. Рэндолл вынырнул из мира своих размышлений и за стеклянной дверцей душа увидел улыбающуюся жену.

– Эй, как дела? – спросила она.

Он помахал ей. Лоретта сочла его жест приглашением. Харви смотрел, как она медленно, сладострастно раздевается и быстро, чтобы вода не брызгала наружу, проскальзывает за дверь душа… Притом сегодня не среда. Он обнял ее. Они целовались под тугими струями.

И была не среда.

– Как дела? – повторила она.

Он прочел ее фразу по ее губам, но она не могла догадаться об этом. Надо отвечать…

– Думаю, они согласятся, – произнес Рэндолл.

– Почему бы и нет? Отказ был бы неразумен. Если они будут медлить, тему перехватит Си-би-эс.

– Верно. – Магия душа и секса исчезла, улетучилась.

– Разве нельзя объяснить им, что они поступают глупо?

– Нет. – Харви повернул вентиль, и струи превратились в мелкие брызги.

– Почему нет?

– Они секут фишку. Но играют не в ту игру, что мы.

– Все зависит от тебя. Если бы ты хоть однажды настоял на своем…

Волосы Лоретты намокли и потемнели. Она обнимала Харви и снизу вверх смотрела ему в лицо: пыталась упрочить результат, то есть убедить мужа, что он должен отстоять свои принципы и заставить начальство осознать последствия допущенных ими, большими боссами, ошибок.

– Да. И потому, если что-то пойдет не так, именно на меня повалятся шишки. Повернись, потру тебе спину.

Она послушалась. Он потянулся за мылом. Лицевые мышцы расслабились – он перестал следить за ними. Мыльные руки Харви ласково, медленно скользили по коже Лоретты…

«Разве ты знаешь, что со мной могут сделать? На улицу меня не выкинут, но в один прекрасный день меня переведут в другой кабинет, поменьше. Затем заберут ковер. Потом сломается телефон. А когда я отступлюсь, обо мне никто не будет помнить. Все забудут, что я существую. А ведь мы тратим каждый заработанный мною цент».

Ему всегда нравилась спина Лоретты. Харви переворошил свои ощущения – не появилось ли вожделение? – и ничего не обнаружил.

«Она в курсе с самого начала. Это и ее жизнь. Несправедливо оставить ее в стороне. Но она не поймет. Марка я могу переключить. Он будет пить мое пиво и болтать о чем-нибудь другом, если я четко дам ему понять, что на данную тему беседовать не желаю. Но с Лореттой я так говорить не могу… Мне срочно нужно выпить».

Жена помыла ему спину, и они вытерли друг друга банными полотенцами. Она еще пыталась объяснить ему, как справиться со сложившейся на студии ситуацией, понимая – что-то идет не так. И, как обычно, хотела разобраться в проблеме, стараясь хоть как-то помочь.

Спустя десятки тысяч оборотов, когда по Земле, стиснутой мертвой хваткой ледникового периода, начали распространяться люди, черный гигант появился снова.

Комета увеличилась в размерах. Тысячу миллионов лет она росла, собирая снежинку за редкой снежинкой, пока не достигла четырех с половиной миль в поперечнике. Но теперь жар инфракрасного излучения планеты разогрел ее поверхность. В веществе кометы, в ее «карманах», вскипели водород и гелий и ринулись наружу. Окруженный кольцами черный диск затмил крошечное Солнце. Закрыл треть неба, источая родильный жар.

Планета проплыла мимо, и снова воцарилось спокойствие.

Раны, нанесенные этой встречей, комета залечила – столетия и тысячелетия ничего не значат в ее гало. Но час наконец-то пробил. Черный гигант остановил ее движение по орбите.

Медленно, влекомая слабым притяжением Солнца, комета начала падать в гигантский вихрь.