Текст книги "Молот Люцифера"

Февраль: 2

По-видимому, с момента своего образования внутренние планеты подвергаются непрекращающимся бомбардировкам. Марс, Меркурий, а также Луна испытывали многократные удары объектов, чьи размеры варьируются в диапазоне от микрометеоритов до довольно крупных метеоритов, один из которых и расколол наш спутник, что в итоге привело к образованию огромного лавового бассейна, получившего название Океан Бурь.

Первоначально считалось, что Марс, находящийся у границы пояса астероидов, подвергается наиболее сильному воздействию. Но исследования Меркурия показали, что Марс – не исключение и вероятность подобной бомбардировки всех планет примерно одинакова…

Программа «Маринер»,

предварительный отчет

Внедорожник оказался битком набит оборудованием: камеры, магнитофоны, лампы, софиты, аккумуляторы. Множество барахла, без которого при телеинтервью на выезде обойтись нельзя. На заднем сиденье – телеоператор Чарли Баском и звукотехник Мануэль Аргилес. Все нормально, правда, спереди устроился сам Ческу.

Из офисного здания Эн-би-си вышел Харви. Кивком подозвал Марка. Тот вылез из машины.

Они оба прошествовали к «Мерседес-Роу», который стоял на парковке Эн-би-си.

– В общем, твоя должность называется «ассистент постановщика», – объяснил Рэндолл. – Теоретически это означает, что ты должен руководить. Таковы правила профсоюза.

– Ага, – сказал Марк.

– Но руководить ты не будешь. Ты – мальчик на побегушках.

– Я – хиппи, – обиделся тот.

– Не унывать и не дуться! Просто пойми: моя команда давно работает со мной. Они знают, что кому делать. А ты – нет.

– Но я знаю!

– Замечательно. Ты можешь нам быть весьма полезен. Только помни: нам не нужно, чтобы…

– Я всех учил, как им следует выполнять свою работу. – Марк широко улыбнулся. – Мне нравится иметь с вами дело. Нарываться я не стану.

– Отлично. – Харви не уловил в его голосе ни тени иронии и почувствовал себя лучше.

Можно еще добавить, что предстоящее интервью беспокоит его, но легче от этого не стало бы. Один его знакомый как-то раз заметил, что Ческу подобен джунглям: все прекрасно, но нужно беспрерывно рубить мачете, иначе однажды просто не увидишь солнца.

Внедорожник резко рванул вперед: он и Рэндолл побывали во многих местах – от аляскинского трубопровода до низин Баи и даже Центральной Америки. Они были старыми друзьями, внедорожник и Харви. «Интернешнл Харвестер» не подводил – здоровенный, полный привод, три сиденья, мощный двигатель. Уродливый, как грех, но в высшей степени надежный.

Они доехали до шоссе Вентура и свернули к Пасадине. Все молчали. Машин на дороге было мало.

– Вот мы вечно сетуем, что никто у нас ничего не делает, – сказал Харви. – Но чтобы взять это интервью, мы проделываем путь в пятьдесят миль и рассчитываем прибыть на место примерно меньше чем за час. А когда я был маленьким, для такого путешествия готовили сэндвичи и надеялись, что успеют добраться до наступления темноты.

– На чем же тогда ездили? На лошадях? – спросил Чарли.

– Нет. Просто в Лос-Анджелесе тогда не проложили шоссе.

– А-а-а.

Они проехали через Глендейл и на Линда-Виста свернули на север, к стадиону Роуз-Боул. Чарли с Мануэлем обсуждали проигрыш какой-то команды, случившийся пару недель тому назад.

– По-моему, ЛРД относится к Калифорнийскому технологическому, – заявил Рэндолл.

– Так и есть, – отозвался Ческу.

– Ее разместили слишком далеко от Пасадины.

– Там раньше испытывали реактивные двигатели, – произнес Марк. – ЛРД – Лаборатория реактивного движения, верно? Народ думал, что они там взорвутся, поэтому заставили Калифорнийский технологический перевести ее подальше, в Арройо. – Он махнул рукой, указывая на здания. – А потом на этом краешке Лос-Анджелеса вокруг ЛРД образовалось самое богатое предместье города.

Охранник был наготове. Он знаком велел машине проехать на стоянку возле одного из зданий. Здесь, в Арройо, свила свое гнездо ЛРД и заполнила территорию корпусами. Центральная башня из стекла и стали выглядела странно чужеродной на фоне стандартных «временных» построек, возведенных ВВС лет двадцать назад.

Их уже дожидалась пиарщица. При входе в здание – стандартная процедура: распишитесь тут, приколите бейдж. Внутри здание смахивало на обычное учреждение, правда не совсем: в коридорах валялись перфокарты, а служащие прекрасно обходились без пиджаков и галстуков. В углу собирал пыль трехметровый цветной глобус Марса. Никто не глазел на Харви с его командой: здешние сотрудники привыкли к телевизионщикам. В ЛРД создали космические зонды «Маринер» и «Пионер», ЛРД запускала к Марсу «Викинги».

– Пришли, – вымолвила их провожатая.

Офис оказался хорош. Вдоль стен – стеллажи и доски, исчирканные непонятными уравнениями. И книги повсюду, а на дорогом тисовом письменном столе – перфокарты.

– Доктор Шарпс, Харви Рэндолл, – объявила пиарщица и застыла возле двери.

Чарльз Шарпс – при галстуке и в спортивной куртке – носил очки с большими линзами, охватывающими все поле зрения. Очень модерновые, кстати. Вытянутое бледное лицо мужчины напоминало мордочку насекомого. Волосы черные, прямые, коротко подстриженные. Пальцы беспрерывно двигались – то играли с фломастером, то ныряли в карман. На вид ему было около тридцати, но, возможно, в действительности и побольше.

– Давайте говорить откровенно, – произнес Шарпс. – Вы хотите, чтобы я поговорил с вами о кометах. Это лично для вас или для публики?

– И то, и другое. Просто расскажите перед камерой так, чтобы понял даже я. Если вам не будет слишком трудно.

– Слишком трудно? – Шарпс рассмеялся. – Забавно! Ваша сеть сообщила НАСА, что жаждет снять документальный фильм о космосе, и НАСА устроила по данному поводу барабанный бой. Да, Шарлин?

– Они попросили нас сотрудничать с вами, – подтвердила девушка.

Чарльз расхохотался:

– Да провалиться мне на месте, если я подумал, будто таким образом мы сумеем выбить дополнительную монету! Когда начинаем?

– Пожалуй, сейчас, – откликнулся Харви. – Пока мы болтаем, мои ребята установят аппаратуру. И не обращайте на них внимания. Как я полагаю, вы – местный специалист по кометам.

– Полагаю, что да, – согласился Шарпс. – Хотя я больше люблю астероиды, но должен кто-то заниматься и кометами. Я пришел к выводу, что интересует вас главным образом только что открытая.

– Угадали.

Чарли перехватил взгляд Рэндолла. Команда готова. Харви кивнул. Мануэль прислушался, глядя на индикатор.

– Начали.

Марк шагнул вперед и встал около камеры:

– Интервью с Шарпсом, дубль один.

Хлопушка громко щелкнула. Шарпс вздрогнул. Интервьюируемые всегда дергались, впервые слыша хлопок. Чарли возился с камерой, направленной на ученого. Задающего вопросы Харви он снимет потом, уже без «виновника торжества».

– Скажите, доктор Шарпс, будет ли комета Хамнера – Брауна видна невооруженным глазом?

– Не знаю, – ответил тот и, склонившись над перфокартой, принялся рисовать нечто непонятное – возможно, двух спаривающихся чудовищ озера Лох-Несс. – Через месяц у нас будет гораздо больше информации. Комета приблизится к Солнцу на расстояние орбиты Венеры, но… – Он замолчал и уставился в объектив камеры. – Какого уровня объяснение вам хотелось бы услышать?

– Говорите как угодно, – махнул рукой Харви. – Главное – пусть будет понятно мне самому, тогда мы и решим, как преподнести все широкой публике.

Шарпс пожал плечами:

– Ясно. Итак, вот здесь – Солнечная система. – Он показал на стену: рядом с доской висел чертеж с изображением планетарных орбит. – Планеты и их спутники – там, где и положено. Они танцуют друг возле друга по сложным, гигантским замкнутым орбитам. Каждая планета, спутник и камушек пояса астероидов пляшет под дудку ньютоновской гравитации. Из общего ритма чуть выпадает Меркурий, поэтому мы были вынуждены пересмотреть свои взгляды на устройство Вселенной.

– Что-что? – спросил Харви. – Я, конечно, хотел разбираться во всем самостоятельно, но что там с Меркурием?

– Его орбита каждый год немного меняется. Незначительно, но сильнее, чем положено по Ньютону. Неплохое объяснение данному явлению нашел человек по фамилии Эйнштейн – и случайно сделал Вселенную еще более странной, чем она была прежде.

– Ага! Надеюсь, чтобы разобраться в кометах, не нужна теория относительности?

– Нет. Однако на орбиту кометы воздействует не только гравитация. Удивительно, не правда ли?..

– Угу. Нам снова придется пересмотреть свои взгляды на устройство мироздания?

– Нет, все проще. Смотрите… – Шарпс в мгновение ока очутился у доски. Бормоча что-то себе под нос, он принялся искать мел.

– Пожалуйста. – Марк вытащил из кармана кусок мела и протянул ученому.

– Благодарю. – Шарпс быстро начертил белый круг и параболическую кривую. – Это комета. Давайте добавим планеты. – Он нарисовал еще два круга. – Земля и Венера.

– Мне казалось, планеты движутся по эллиптическим орбитам, – заметил Рэндолл.

– Так и есть, но в тех масштабах, в каких мы можем их изображать, разница невелика. Видите орбиту кометы? Обе ветви кривой выглядят одинаково – и ведущая в систему, и выводящая. Парабола из учебника, верно?

– Да.

– А как же выглядит комета, которая удаляется от Солнца? Плотное ядро, оболочка из мелких частиц и газа. – Чарльз снова застучал мелом по доске. – И хвост, состоящий из загрязненного пылью газа: он как раз направлен в противоположную сторону от светила. Огромный хвост, иногда достигающий в длину ста миллионов миль. Но при этом в нем почти идеальный вакуум. Так должно быть – будь он плотным, комете не хватило бы вещества на заполнение столь обширного пространства.

– Понятно.

– Замечательно! Опять как в учебнике. Вещество головы кометы вскипает и уходит в оболочку. Это – разреженный газ и крошечные частички, которые солнечный свет может толкать туда-сюда. Значит, световое давление гонит их прочь, и хвост, таким образом, направлен всегда от Солнца. Согласны? Он следует за кометой, входящей в систему, и опережает ее же, когда она покидает систему. Но… само вещество кометы вскипает неравномерно. Когда она входит в систему впервые, это твердая масса. По крайней мере, мы придерживаемся такого мнения. Как дело обстоит в действительности – нам неизвестно. Есть несколько гипотез, удовлетворяющих наблюдаемым фактам. Я склоняюсь к концепции «снежно-пылевой шар». Комета состоит из камней и пыли – грязи, облепленной и скрепленной льдами и замерзшими газами. Некоторое количество водяного льда. Метан. Двуокись углерода – «сухой лед». Циан и азот – в общем, все, что угодно. «Карманы» с данными газами тают, и те вырываются струями то с одной стороны кометы, то с другой. Получается нечто вроде реактивных двигателей, и потому сама орбита небесного тела меняется. – Шарпс вновь заскреб мелом по доске, держа его как-то странно – боком. Когда он закончил рисовать, входящая ветвь стала неровной и скачущей, а выходящая распылилась в широкое пятно, похожее на распушенный хвост. – Поэтому мы не можем предсказать, как близко от Земли она пройдет.

– И вам неизвестно, насколько велик будет хвост.

– Да! Но это – совершенно новый для нас объект. Вероятно, он до сих пор ни разу не приближался к Солнцу. Не так, как комета Галлея, которая возвращается каждые семьдесят шесть лет, становясь все меньше и меньше. Каждое прохождение вблизи нашего светила лишает комету части ее вещества. А вещество, составляющее хвост, теряется навсегда. Иными словами, хвост с каждым прохождением уменьшается. В конце концов остается только ядро – груда камней. И метеоритные дожди. Многие падающие звезды – это осколки старых комет, летящие к Земле.

– Но эта – новая…

– Следовательно, у нее должен быть весьма живописный хвост.

– Помнится, то же самое говорили о комете Когоутека.

– Кстати, те, кто утверждал это, ошибались. Хотя и поступили в продажу значки, изображавшие комету Когоутека такой, какой она должна была выглядеть. Не существует способа узнать обо всем заранее. Но лично я считаю, что комета Хамнера – Брауна пройдет довольно близко к нашей планете и это будет незабываемое зрелище.

Внутри расплывшегося конуса выходящей из системы кометы ученый изобразил жирную точку:

– Вот здесь будем мы. Конечно, пока она не минует Землю, мы почти ничего не увидим, поскольку нам бы пришлось смотреть прямо на Солнце. Вести наблюдения в таких условиях очень трудно. Но, когда она пролетит мимо нас, ситуация изменится. Бывали кометы с хвостом вполнеба. Их видели даже днем. В двадцатом столетии крупные небесные тела немного припозднились…

– Эй, док! – окликнул Марк. – Вы нарисовали Землю прямо у нее на дороге. Мы не столкнемся?

Харви бросил на приятеля убийственный взгляд.

Шарпс смеялся.

– Шансов – один на миллиард. Сейчас вы видите Землю как нарисованную на доске точку. Но, если бы я использовал нужный масштаб, вы вообще не смогли бы ее разглядеть. И не сумели бы различить само ядро кометы. Итак, какова же вероятность столкновения двух исчезающих малых точек? – Ученый нахмурился. – Разумеется, хвост пройдет там, где будет находиться Земля. Пожалуй, несколько недель мы проведем в хвостовом «оперении» Хамнера – Брауна…

– А каковы последствия? – осведомился Рэндолл.

– Мы проходили сквозь хвост кометы Галлея, – выпалил Ческу. – Никакого вреда. Только небо ярко светилось, и…

На сей раз мрачный взгляд Харви возымел действие.

– Ваш коллега прав, – заявил Шарпс.

«Сам знаю», вслух же Харви спросил:

– Но почему комета Хамнера – Брауна сразу заинтересовала астрономов?

– Дорогой мой, изучая эти объекты, можно многое узнать. К примеру, как возникла Солнечная система. Кометы старше Земли. Они состоят из первичной материи. Вероятно, это небесное тело находилось за орбитой Плутона миллиарды лет. Господствующая сейчас теория предполагает, что наша система сконденсировалась из клуба газопылевого облака, вращавшегося в межзвездном пространстве. Большая часть оставшегося вещества развеялась при взрыве, когда Солнце запылало, но некоторое его количество сохранилось в кометах. Мы способны проанализировать состав хвоста. Именно так изучалась комета Когоутека. И астрономы тогда не разочаровались. В ход пустили приборы, которых раньше у нас не было… «Скайлэб» и многое другое.

– Принесло это пользу? – подсказал Харви.

– Мы получили великолепные результаты! И теперь еще раз проведем такие же исследования! – Чарльз театрально взмахнул руками.

Рэндолл тотчас взглянул на свою команду. Камера работала, у Мануэля был тот самый удовлетворенный взгляд звукооператоров, когда с аппаратурой все в порядке.

– Со временем туда отправят что-нибудь вроде «Скайлэба»? – спросил Харви.

– Нет. Но осталась капсула «Аполлона», которую мы могли бы использовать. Оборудование у нас есть. И еще – военные ракетоносители, пентагоновские игрушки, которые не нужны военным, а нам бы они пригодились. Если бы нам дали их прямо сейчас, и мы бы не трусили. – Шарпс погрустнел. – Но не стоит на это рассчитывать. Да, не везет нам… А ведь с помощью ракет мы могли бы досконально исследовать комету Хамнера – Брауна!

Спустя пять минут камеру и звуковую аппаратуру снова упаковали. Телевизионная группа покинула кабинет в сопровождении той же самой пиарщицы.

Рэндолл задержался, прощаясь с Шарпсом.

– Хотите кофе? – предложил ученый. – Вы ведь не торопитесь?

– Не откажусь.

Чарльз нажал кнопку на консоли коммутатора:

– Ларри, принесите, пожалуйста, кофе.

И опять обернулся к Харви:

– Идиотская ситуация. Страна полностью зависит от технологий. Остановите колесики на пару дней – и начнутся беспорядки. Нет уголка, где не витал бы бунтарский дух. Представьте Лос-Анджелес или Нью-Йорк без электричества. Или вообразите, что застопорились заводы, производящие удобрения. Или вот – целое десятилетие никаких новых технологий. Что произойдет с нашим уровнем жизни?

– Конечно, мы – высокотехнологическая циви…

– Однако проклятые идиоты не желают уделять науке и технологиям ни малейшего внимания – даже десяти минут в день. – Голос ученого звучал твердо. Он намеревался закончить свою мысль. – Сколько народу вообще знает, чем занимается? Откуда берутся ковры? А одежда? Что такое карбюратор? А как насчет обычного кунжута? Что вы знаете про него? А из тех, кто имеет право голоса, хоть один из тридцати – знает? Они не желают и десяти минут в день думать о технологиях, на которых зиждется вся жизнь. Неудивительно, что ассигнования на фундаментальные исследования урезали до нуля. Вот за что мы и поплатимся. Однажды нам позарез понадобится то, что могло быть разработано на много лет раньше, но у нас ничего не будет… – Он осекся. – Харви, это будет большой телевизионный проект? Или опять дадут денег как на рядовую передачку о науке?

– Прайм-тайм, – ответил Рэндолл. – Сериал о том, как важно исследовать комету Хамнера – Брауна. И, между прочим, о роли науки в целом, естественно, не гарантирую, что зрители не выберут очередной показ «Я люблю Люси».

– Да… Благодарю вас, Ларри. Поставьте кофе вот сюда.

Харви ожидал, что принесут одноразовые стаканчики из автомата. Но помощник Шарпса внес на инкрустированном тиковом подносе поблескивающий термокувшин и фарфоровый сервиз с серебряными ложечками.

– Угощайтесь. Это «Мокка-Ява»? – спросил Шарпс.

– Точно, – ответил помощник.

– Хорошо. Вы свободны, Ларри. Итак, Харви, почему ваша телекомпания вдруг заинтересовалась кометой?

Рэндоллл на секунду задумался:

– Спонсор настаивает… и он случайно оказался владельцем «Мыло Кальва». Компания, контроль над которой случайно находится в руках Тимоти Хамнера. Ну а он, в свою очередь, тоже случайно…

Речь Харви прервал взрыв хохота. Вокруг глаз Шарпса прорезались морщинки.

– Потрясающе! – Ученый внимательно посмотрел на своего собеседника. – Значит, сериал… А если бы вместе с руководством студии нам помог политик… причем очень помог… можно ли будет обыграть в фильме его участие? Разрекламировать с положительной стороны?

– Конечно. Хамнер настоял бы на этом. И у меня возражений вроде нет…

– Великолепно! – Шарпс поднял свою кофейную чашку. – Ваше здоровье. И – огромное вам спасибо. Полагаю, в дальнейшем нам придется видеться довольно часто.

Чарльз подождал, пока Харви покинет здание. Он сидел неподвижно – что было ему несвойственно. Где-то в области желудка разливалось тепло. Идея могла реализоваться. Она должна сработать. Наконец он ткнул в интерком.

– Ларри, соедините меня с Вашингтоном, с сенатором Артуром Джеллисоном. Пожалуйста.

Ученый сгорал от нетерпения.

– Соединяю, – ответил помощник.

Чарльз поднял трубку.

– Шарпс. – Снова томительное ожидание – пока секретарша соединит с сенатором.

– Чарли?

– Да, – ответил он. – Арт, у меня есть предложение. Слышали о комете?

– Что? А-а-а… слыхал. Странно, что вы о ней упомянули. Я познакомился с парнем, который ее открыл. Он щедро вносил деньги в мой фонд, но прежде я с ним никогда не встречался.

– Дело важное, – продолжал Шарпс. – Шанс, выпадающий раз в столетие!

– То же самое говорили о Когоутеке.

– Черт с ним, с Когоутеком! Арт, мы можем получить ассигнования на космический зонд?

– Сколько?

– Есть два варианта. Плохой – если вообще что-нибудь удастся… Лаборатория может запустить автоматический зонд с записывающей аппаратурой.… ну, как на «Тор-дельта»…

– Нет проблем. Такие деньги я найду, – сказал Джеллисон.

– Я говорил про худший вариант. Что нам действительно нужно, так это космический корабль с командой. Как вам «Аполлон» с двумя астронавтами на борту? Плюс оборудование вместо третьего члена экипажа. Арт, комета пройдет очень близко. Можно сделать отличные фотографии. Не просто снимки хвоста или оболочки – есть вероятность сфотографировать голову! Вы понимаете меня?

– Не совсем, но я кое-что уловил. – Джеллисон ненадолго умолк. – Извините. Мне правда жаль, но второй вариант не рассматривается. Не выйдет. В любом случае невозможно запустить «Аполлон», коль скоро наш бюджет…

– Нет, можно. Я предварительно обсудил смету с Роквеллом. Риск выше, чем хотелось бы НАСА, но мы бы справились. Мы…

– Неважно. Я не смогу выбить вам бюджет.

Ученый насупился, уставившись на телефон. Тревога возросла. Артур Джеллисон – его старый друг. Шантаж Шарпсу всегда был не по душе. Но…

– Даже если русские запустят ради кометы «Союз»?

– Что?! Но они не успеют!

– Ошибаетесь, – заявил Чарльз.

«И это не вполне ложь, а обычное предвидение…»

– Вы можете доказать?

– Через несколько дней. Будьте уверены, они собираются посмотреть на комету вблизи.

– Я буду по уши в дерьме.

– Прошу прощения, сенатор?

– Я буду по уши в дерьме.

– Ах, вот как.

– Вы играете со мной в кошки-мышки, Чарли? – требовательно спросил Джеллисон.

– Не совсем. Поймите, Арт, такое случается крайне редко. И ведь нам все равно необходимо послать в космос корабль с экипажем, хотя бы для того, чтобы у людей не пропал интерес к подобным исследованиям. Вы сами добивались полета управляемого людьми корабля…

– Но у меня ничего не получилось. – Снова пауза. Затем сенатор пробормотал, не столько Шарпсу, сколько себе: – Значит, русские летят. И, несомненно, сделают из мухи слона.

– Убежден, так и будет.

Молчание. Чарли затаил дыхание.

– Ладно, – проворчал Джеллисон. – Я поразнюхаю в верхах и посмотрю, какая будет реакция. Но лучше бы вы говорили со мной откровенней.

– Сенатор, через неделю вы получите неопровержимые доказательства.

– Ясно. Я попытаюсь. Что-нибудь еще?

– В данный момент – нет.

– Замечательно. Спасибо за подсказку, Чарли.

В трубке послышались гудки.

«Резкий он человек», – подумал ученый и невесело улыбнулся, после чего опять ткнул в интерком.

– Ларри, соедините меня с Москвой, я хочу побеседовать с доктором Сергеем Фадеевым. Да, я знаю, который там час. От вас требуется только соединить меня.

«Сказание о Гильгамеше» являлось горсткой не связанных друг с другом преданий, которые распространились из плодородных краев полумесяца. Это произошло на Земле, в Азии…

…а комета почти не изменилась. Она до сих пор находилась далеко от почти необъятного вихря. Орбита былого спутника, Плутона, показалась бы поставленным почти на ребро четвертаком, который держат в вытянутой руке. Солнце, раздражающе яркая точка, по-прежнему изливала на кору небесного тела меньше жара, чем черный гигант в момент максимального сближения с кометой. Сейчас кора ее состояла в основном из водяного льда: он отражал большую часть падавшего на комету тепла в межзвездное пространство.

Но время шло.

Марс с очередным изменением его долгого вязкого погодного цикла поглотил свою воду. По Земле, царапаясь и хихикая, распространились люди.

А комета продолжала падение. Дыхание солнечного ветра, потоки протонов, разогнанных до колоссальных скоростей, обдирали ее поверхность. Улетучилась значительная часть ее водорода и гелия.

Вихрь приближался.