Текст книги "Три орешка для вдовушки"

– И все—таки его убили, а тебе двинули по кумполу, – задумчиво произнесла Полина.

– Так что на счет совпадений? – снова поинтересовался у нее Ефрем.

Она стояла в глубокой задумчивости. Но вдруг «отмерла» и медленно с расстановкой подвела итог нашим разговорам:

– Думаю, это не совпадение. Замешан кто—то из близких. Пока молчи! – последнюю фразу подруга бросила мне, увидев, что я хочу возмутиться низким подозрением о виновности близких людей. – Тебе грозит опасность, потому что дом недообыскали…

– А, может, нашли, что хотели, и продолжать не понадобилось, – предположил старший опер.

– Может, – согласилась подруга, но тут же убила зародившуюся было во мне надежду, – или все же не нашли, а значит, могут, даже должны, вернуться. Сценарий нападения на Соньку вряд ли повторится, скорее всего, ее или сразу убьют, чтобы не мешала, или будут пытать, а потом убьют. Второй раз с пустыми руками им уйти никак не захочется, явиться сюда снова для них слишком большой риск.

– И что же мне делать? – мои ноги и руки стали ледяными от ужаса. – Бежать из дома?

– Ага, – усмехнулась Полина, – и еще повесить над входом в дом красное полотнище, на котором белой краской написать: «Дорогие грабители, забирайте все, что вам нужно, я мешать не стану. Когда найдете, напишите, чтобы я могла вернуться домой». Сдать неприятелю позиции это не только трусость, но и величайшая глупость!

– А что ты предлагаешь?

– Сонечка, – вдруг стал ласковым Ефремов, – грабители не совсем идиоты, раз не оставили ни следов, ни отпечатков пальцев, и они не на войне, так что, напролом к тебе никто больше не полезет, тем более, сегодня! А завтра мы что—нибудь придумаем.

– На пролом не полезут, – согласилась Полина, поджала губы и прищурилась, – придумают что—нибудь хитроумное. Но мы тоже не отверткой привинчены, и вот что я вам предлагаю.

* * *

Ориентируясь в нашем доме, как в своем родном, Полина быстро разыскала в кладовке два больших навесных замка, «ушки», в которые замки вставляются, и по—хозяйски отправила оперо́в обеспечивать мою безопасность, т.е. запереть изнутри потайные двери.

Когда мы остались втроем, Полина в первую очередь допросила Ефрема:

– Ты женат?

– Нет пока, – пожал тот плечами.

– Девушка есть?

– Ну, не так, чтобы…

– Значит, нет, – припечатала подруга. – Будешь пока жить здесь.

– Но, мне… я…

– На работу и отсюда поездишь, пока не поймаем гадов. Это же твоя территория?

– Да, но…

– Никаких «но», это я тебе как мать говорю. Крестная. Понял?

Ефремову явно не хотелось жить не в своем доме, но он не посмел спорить с властной «мамашей».

– Я тоже буду жить здесь. Надеюсь, Сонька не против?

– Я… не—ет… мне…

– Так. Когда ты, Ефрем, будешь на службе, я буду тут…

– Ага, я на службе по двадцать часов в сутки, – успел вставить капитан.

– Так у тебя и тут не пикник будет, а служба! – повысила голос Полина. – Ты будешь одновременно и в охране, и в засаде. Понял? Так что, несколько часов своей службы будешь проводить здесь, плюс отдых. Надеюсь, что часов десять—двенадцать в сутки ты будешь находиться в Яблоке. Тут охраны нет, как в других коттеджных поселках, так что помощи, кроме как от нас с тобой, Соньке ждать неоткуда.

Тут Полина совершенно права. Наше Яблонево, мы называем его Яблоко, простое село, которое дачники начали отстраивать «благородными» домами еще до широкого распространения коттеджных поселков. Со временем тут выросли и шикарные коттеджи, но остались и простые деревянные сельские дома, в которых доживают свой век коренные яблоневцы. Вся прелесть нашего «поселка» в том, что он находится чуть—чуть в стороне от трассы Нижний Новгород – Казань всего в двадцати километрах от областного центра. На окраине села, а наш дом тут предпоследний, есть довольно большое озеро, и если проехать мимо села вниз по круто спускающейся асфальтированной дороге, то через пять минут окажешься на берегу реки Волги. Пешком туда спускаться тоже не долго, но вот подниматься потом вверх… Потому яблоневцы предпочитают летом купаться в озере, а на Волгу мотаются только рыбаки.

Народ здесь живет самый разношерстный, поэтому к консенсусу по поводу обнесения всего села забором и привлечения к работе охранной службы яблоневцы пока не пришли. Вот и живем каждый на самообслуживании в плане охраны.

Мы со Степой несколько лет копили деньги на собственный дом и, наконец, купили его три года назад у отъезжавшего на историческую родину художника Вениамина Миллера. А до того ютились вместе с мамой и дочкой в маленькой двушке в центре Нижнего. Теснота нас не смущала, вот только каждый мечтал о часах одиночества, да я совсем не могла спать. Мой муж – программист в собственной небольшой фирме, которая занимается написанием всяких программ и игрушек на заказ, а теперь еще и совладелец сети компьютерных магазинов «Мышка» – ярко выраженный «жаворонок», в десять часов вечера он уже клюет носом, а в шесть утра просыпается без всяких будильников даже в выходные дни. Я же ярко выраженная «сова», для которой встать в восемь утра, это значит, часов до двенадцати ходить, говорить, улыбаться, но почти не соображать. А вот, если поспать до двенадцати, а то и до часу дня, потом еще часок—другой понастраиваться на жизнь – я готовый к работе трудоголик. Могу пахать—перепахать и в первом часу ночи соображаю куда лучше, чем днем. Поэтому, когда в тесной двушке я ложилась спать, отписав журналистский материал на завтра, Степа досыпал свои последние часы сна. И я никак не могла заснуть, пока он не вставал на работу. Я просто мечтала об отдельном спальном месте. И вот, с покупкой дома, я, наконец—то, обзавелась своей отдельной комнатой. Впрочем, как и мой муж, и наша дочь (мама не пожелала оставить центр Нижнего). Однако к этому времени я уже ушла из газеты, где мы работали вместе с Полиной, и осела дома. Почему я ушла из журналистики? Об этом расскажу позже, если придется к месту.

Кстати, Полина тоже вскоре ушла, но не из профессии, а из газеты, правда, она быстро устроилась собкором сначала одного из столичных изданий, потом – второго. Теперь у нее маленький офис на центральной улице Нижнего, но она там редко бывает, т.к. пишет для всех, кто заказывает ей материалы и не имеет времени подолгу сидеть на месте.

Но, я отвлеклась. А тем временем Полина по телефону уже изложила все произошедшее своему брату Павлу – старшему следователю какого—то там комитета (я не очень разбираюсь в полицейских структурах) и, похоже, теперь выслушивала инструктаж, потому что постоянно кивала и «агакала».

– Хорошо, будем ждать, – закончила она разговор и объявила нам с Ефремом: – Паша пришлет сейчас ребят из частного охранного агентства, которое работает в соседнем Приличном (она подчеркнула это слово) коттеджном поселке «Якорь». Они установят видеокамеры по периметру и сигнализацию в доме. Выведут все на свои экраны и пульты. Это на время поимки преступников, а потом, Софья, вы со Степой должны будете сами позаботиться о своей безопасности. Оплатишь только установку и аренду аппаратуры, что касается остального, тут у начальника охраны с Павлом свои взаимоотношения.

Пока я переваривала информацию, Поля переключилась на Ефрема:

– Ты сейчас отправишься по своим служебным делам, а к восемнадцати ноль—ноль подъедешь в Следственный Комитет к Павлу. Пообнимаетесь за встречу и обсудите все дела. Возможно, убийство Ярослава Солнцева и нападение на Софью объединят. Но, это еще под вопросом. А теперь, пердюшка, ступай, – она махнула рукой в сторону двери, и Ефремов подчинился жесту.

Опера́, навесившие замки на потайные двери, уехали чуть раньше, едва кивнув нам на прощание. Вероятно, выполнив порученную им Полиной работу, они сами себе удивились – чего это пошли на поводу у тетки – и, не пожелав больше с нами общаться, тихо ретировались.

Полина всегда умеет как—то так управлять людьми, что они все выполняют, а потом поражаются, что это на них нашло? Есть у нее талант военачальника. Она вообще по складу характера больше похожа на мужика, чем ее брат Павел. Нет, он, конечно, умный, волевой, целеустремленный, иначе бы не сделал карьеру на полицейском поприще, но вот в быту Паша, скорее, мямлик. Поэтому, наверное, и не женился во второй раз после того, когда его жена сбежала с армейским офицером. Теперь он живет с Полиной в большой двухкомнатной квартире в спальном районе «Верхние Печеры», готовит изысканные блюда, если позволяет время, и вполне ловко управляется со стиральной машиной и утюгом.

– А теперь смотри сюда, – приказала мне Поля, когда за Ефремовым захлопнулась дверь.

Она достала из кармана серьгу – красивую висюльку в форме вытянутой восьмерки из белого металла, всю усыпанную прозрачными камушками.

– Серебряная? Чья это? Твоя? – не поняла я таинственного вида подруги.

– Ща, моя! Нашла под кустом, когда вдоль вашего забора продиралась.

– Так это… – растерялась я.

– Вот именно! Один из грабителей был бабой! Ну, какая дура будет гулять по кустам у вашего забора? Никакая и ни за что, если учесть, что кусты – колючий шиповник. Значит, его потеряла та, которая «гуляла» по необходимости. Крайней необходимости! Она удирала! Давай лупу.

– Что? – не среагировала я сразу на последнюю фразу подруги. Но та и не думала повторять, она торжествующе смотрела на меня, как будто, разглядев серьгу под лупой, увидит там имя грабительницы.

Я огляделась по сторонам, пытаясь вспомнить, где у нас лежит лупа. У Степы в комнате! Он перед отъездом разглядывал какую—то малюсенькую микросхему. Я видела это, потому что как раз зашла поболтать о предстоящей поездке. Сейчас лето, у нашей дочери Дуси каникулы – она перешла в последний класс школы – и Степа решил взять ее с собой в командировку в Сиэтл, тем более, что Дуся официально работает в фирме отца веб—дизайнером. Причем, на самом деле работает, а не просто числится. Муж звал и меня, но я наотрез отказалась – лететь много часов над океаном! Это не для моей нервной системы. Я и на короткие расстояния летаю только «под мухой». А тут… Мне почему—то кажется, что если самолет рухнет на землю, то будет каюк и все, а вот, если в воду, то вдруг каюк случится не сразу и еще придется тонуть! Не—ет, мне Америка на фиг не сплющилась.

– Ты отомрешь сегодня? – не выдержала Полина. – Давай лупу!

Я резко встала с дивана и тут же плюхнулась назад. Голова закружилась, затекшие от долгого сидения ноги закололо иголками…

– Сиди, ушибленная, – приказала подруга, – скажи, где она, я сама принесу.

– У Степы на столе должна быть.

Поля сунула мне в руку серьгу и пошла на второй этаж. Я стала разглядывать находку, и в голове, словно, что—то мелькнуло. Я уже видела эту сережку в форме узкой вытянутой восьмерки? Полина быстро вернулась, взяла у меня украшение и принялась разглядывать его в лупу. Через тридцать секунд она села рядом со мной и молча уставилась в противоположную стену. Посидев в тишине пару минут, я не выдержала и спросила:

– Что? Что ты молчишь?

– Пятьсот восемьдесят пятая проба, – произнесла она, словно из могилы.

– Это не серебро?!

– Пятьсот восемьдесят пятая проба, – тупо повторила Полина.

– Белое золото?! – я о—очень удивилась. Серьга не маленькая, проба говорит о том, что это золото. Серьга белая. Значит, стоит еще дороже, чем если бы это изделие было из желтого золота. Тогда…

Полина прочла мои мысли:

– Белое золото такого веса дешевыми камнями не усыпят. Это брюлики! И стоит пара таких сережек порядка пяти—шести тысяч евро.

Теперь мы замолчали надолго обе. Если сопоставить тот факт, что о потайных дверях мог знать только очень близкий человек, а серьга, потерянная грабительницей, очень дорогая, то на ум приходило только одно имя:

– Лизонька Лисовских, – прошептали мы дуэтом.

* * *

Елизавета Лисовских – наша общая закадычная подруга со студенческих лет. Мы все трое учились на журфаке и подружились с первых же дней. В нашей троице Полина – «свой парень», из одежды она носит исключительно брюки, коротко стрижет темно—русые кудри и никогда не пользуется косметикой. Я – нечто переходное между Полиной и Лизаветой: цвет волос и прически меняю со стабильной периодичностью, в одежде предпочитаю то, что хочется надеть сейчас, вне зависимости от моды, и пользуюсь косметикой, если предстоит появиться на людях. Елизавета же, как принято говорить, женщина с большой буквы: она всегда элегантна, одета по последней моде, а без косметики не выйдет даже на балкон. При этом Лизонька настоящая красавица – натуральная блондинка, обладающая длинными густыми прямыми волосами, огромными голубыми глазами, аккуратным прямым носиком и пухлыми красивыми губами. При росте сто семьдесят сантиметров, она гордо носит грудь четвертого размера, подчеркивает талию в шестьдесят сантиметров и не скрывает длинные идеальной формы ноги.

Елизавета всегда пользуется повышенным вниманием особей противоположного пола и, надо сказать, иногда уступает ухаживаниям, хотя с двадцати лет замужем за сокурсником моего Степана – настоящим мачо Ромой Лисовских. Их роман был красивым, бурным и закончился шикарной свадьбой, т.к. родители и жениха, и невесты – люди очень обеспеченные. Короче, слияние капиталов семей произошло вполне по любви. У Лисовских родился совсем не красивый, но очень умный сын Потап, который экстерном сдал экзамены за одиннадцатый класс школы в пятнадцать лет от роду, и теперь учился в Англии. Кстати, забыла сказать, что Роман большой начальник в компании, связанной с нефтепереработкой, а Лизонька работает у него на полставки в пресс—службе. Зачем она работает? Как говорит Елизавета, чтобы было, куда выйти в новых шмотках. На большую должность Лизка никогда не претендовала, да и Рома со смехом нет—нет да и скажет в нашей узкой компашке: «Жена у меня красавица, но ду—у—ура!».

Конечно, она не дура, хотя многие так ее назовут, узнав об особых отношениях с мужем. Дело в том, что они оба погуливают на стороне, но никаких претензий друг к другу не имеют, утверждая, что «хороший левак укрепляет брак». Мы все сначала были в шоке от таких свободных отношений, а потом как—то привыкли. Потому что, не смотря ни на что, они любят друг друга, и это абсолютно точно. Утверждаю!

А как мы узнали, что они «левачат»? О, это была отдельная история.

Как—то весенним теплым деньком лет пять назад мы с Полиной и Лизой пили кофе в только что открывшемся летнем кафе на Верхнее—Волжской набережной и болтали о всякой ерунде. У Лизы зазвонил телефон.

– О чем поговорить? – спросила Лиза собеседника. – А зачем мне с вами говорить о Романе? Ну, если ВАМ это очень нужно, подъезжайте в кафе на набережной.

– Кто это был? – осведомилась Поля, когда Лиза захлопнула крышку дорогущего телефона.

– Какая—то Эльвира очень срочно хочет поговорить со мной о Романе, – совершенно спокойно сообщила нам подруга.

– О твоем муже или о литературном произведении? – поинтересовалась я.

– Скоро узнаем, – пожала плечами Лиза.

Не прошло и двадцати минут, как к нашему столику подошла девица лет двадцати пяти, представившаяся Эльвирой, от которой мы до самого конца ее разговора с Лизой не смогли отвести глаз. Где она гуляла, когда бог просчитывал ее пропорции? У Эльвиры было три несомненных плюса в облике: высокая большая грудь, тонкая талия и густые вьющиеся (или завитые?) каштановые волосы. Но остальное… Круглое лицо с щеками, которые как будто кто—то надул, узкая полоска лба, маленькие глубоко посаженные серые глазки под густыми черными бровями, крупный нос, заканчивающийся большой «картошкой», огромный, как говорят, от уха до уха, пухлый рот, при открытии которого обнажались лошадиные зубы, и длинный треугольник острого подбородка. Кроме того, тело Эльвиры было длинным, а ноги – короткими, но при этом девица нацепила обтягивающие джинсы и туфли без каблуков.

Конечно, никто из нас при рождении внешность не выбирает. Но все мы в состоянии выбрать себе одежду, скрывающую недостатки. К тому же, несложная пластическая хирургия давно стала доступной для многих, а подправить явно уродливый нос по карману даже девушке с не очень большой зарплатой – можно ведь подкопить, занять, взять кредит, раз с лицом беда. Но это подумали и позже обсудили мы с Полиной, девица же, судя по ее поведению, была о себе самого высокого мнения. Она принимала картинные позы и была столь жеманна, что Полина в какой—то момент даже чуть не расхохоталась, взирая на ее ужимки.

– Мы могли бы поговорить вдвоем? – спросила Эльвира, с вызовом посмотрев на меня и Польку.

– От своих подруг секретов не держу, – спокойно заявила Лиза, с интересом разглядывая визави, – присаживайтесь.

– Я кандидат наук, психолог, – важно заявила Эльвира, церемонно усевшись на пластиковый стул.

– Спасибо, но я в ваших услугах не нуждаюсь, – чуть приподняла брови Лиза.

– Я детский психолог.

– Мой сын вырос и сейчас в Англии.

– Я знаю, – Эльвира манерно уронила голову на грудь, медленно подняла ее и надолго замолчала.

– Что вы хотите? – спросила Елизавета, когда молчание затянулось.

Эльвира покраснела, сделал глубокий вдох и изрекла скороговоркой:

– Я беременна от вашего мужа. Буду рожать. Я детский психолог и смогу воспитать Роману великолепное дитя, – она гордо вскинула голову.

Как обычно пишут в книгах: «на лице Лизы не дрогнул ни один мускул». А вот мы с Полькой аж перестали дышать. Пауза длилась с минуту, потом Елизавета абсолютно спокойно, даже равнодушно спросила:

– Вы от меня беременны?

Эльвира как—то странно кашлянула, словно поперхнулась, и почти шепотом произнесла:

– Н—нет.

– Ну, вот идите и разбирайтесь с тем, от кого беременны. Я тут при чем? – Лиза пожала плечами. – Прощайте.

Эльвира, словно зомби, поднялась со стула.

– Да, прощайте, – и, отходя от стола, зачем—то добавила, – спасибо.

– На здоровье, – улыбнулась Лиза и повернулась к нам.

Как только это пугало скрылось из поля зрения, Полина рявкнула:

– Это что такое было?

– А, – махнула рукой Лиза, – очередное развлечение Ромки.

– Что? – дуэтом спросили мы.

Лизка вздохнула и с улыбкой сказала:

– Ромка кобелирует. Он показывал мне ее фотографии, которые она ему на память подарила, мол, что это за психолог, если ни одной фотки в простоте душевной не снято. Там их было штук пятнадцать, и на всех она в каких—то позах несуразных, лицо «состроенное»… Каждая фотография, как свидетельство закомплексованности в сочетании с неадекватным самовосприятием.

– Зачем он тебе их показывал? – удивилась я.

– Сказал, что не удержался, сходил налево, т.к. девочка, по его словам, «ну просто экзот – такая страшненькая, что глаз не оторвать».

– А ты чего? – удивилась Полина.

– Да ничего! – пожала плечами Лиза. – Не в первый и не в последний раз он налево ходит. Бывает с ним такое. Просто, обычно он мне не докладывает, а тут от «красоты неземной» не удержался, поделился.

– И ты знаешь и прощаешь измены? – Полина вытаращила глаза на подругу.

– Да у самой рыльце в пушку, – рассмеялась та. – Да ладно вам, у нас все нормально. Хороший левак укрепляет брак. Вопреки Толстому скажу, что не все счастливые семьи похожи друг на друга33
  Роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина» начинается словами: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».


[Закрыть]. Но мы счастливы и давайте наши половые дела обсуждать не будем.

– Но, дети на стороне,.. – начала было я.

– Да нет и не будет у него никаких детей, – вздохнула Лиза. – Мы сами дочку хотели, но после рождения Потапа Ромке вырезали паховую грыжу… В общем, в подробности вдаваться не буду, но мой муж бесплоден. Так что, дамочка либо врет, либо от кого—то другого залетела. Пусть Ромка с ней разбирается. Все. Тема закрыта. О кей?

– О кей, – согласились мы и больше, правда, на эту тему разговоров не заводили.

Наша дружба втроем, а потом и семьями, за много лет выдержала огромное количество всяческих испытаний, начиная от студенческих козней завистников и заканчивая значительной разницей в материальном и социальном положениях, но все—таки не дала даже намека на трещину, и вдруг эта ужасная ситуация с потайными дверями, серьгой и нападением на меня…

– Не верю, что Лизка тут каким—то боком причастна, – твердо заявила я.

– Сама не верю, – вздохнула Полина. – Но, кто тогда? Что за богачка врезала тебе по башке? Что она тут искала? И какая связь с гибелью Ярослава?

– По башке мне врезал мужик, это я успела заметить.

– Вспомни, как он выглядел! – с надеждой схватила меня за руку Поля.

– Темное пятно, и все. Просто осталось в голове, что это был мужик—полицейский.

Мы надолго замолчали.

– А почему ты Ефрему серьгу не показала? – опомнилась я.

– Надо сначала на сто процентов убедиться, что Лизка тут ни при чем.

– Конечно, ни при чем!

– Надо добыть доказательства и вручить их следствию вместе с серьгой, чтобы у Лизки не было геморроя.

– Тут ты права, – согласилась я. – Что будем делать?

– Есть план.