Текст книги "Я учусь быть мамой (сборник)"

Я учусь быть мамой

Я хочу, чтобы поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной зоркой мысли и внимательного наблюдения. <…> Есть мысли, которые надо самому рожать в муках, и они-то самые ценные. Это они решают, дашь ли ты, мать, грудь или вымя, воспитаешь как человек или как самка, станешь руководить или повлечешь на ремне принуждения…

ЯНУШ КОРЧАК[5]5
  Корчак Я. Как любить детей // Педагогическое наследие / пер. с польского К. Э. Сенкевич. – М.: Педагогика, 1991. – С. 19–20.


[Закрыть]

Я согласна с Корчаком

Читатели, возможно, упрекнут меня: написала много, да все это – общие рассуждения, а надо бы что-нибудь поконкретнее. Нужны четкие рекомендации (по пунктам 1, 2, 3 и т. д.). А то время терять нельзя: дети, сами говорите, не ждут – растут. Родители же, особенно молодые, ждут – конкретной действенной помощи…

Отвечу на это так. Вышли наши книги, где свой опыт мы постарались описать конкретно, извлечь из этого опыта уроки для всех. В последней нашей совместной работе (Никитин Б. П., Никитина Л. А. «Мы, наши дети и внуки») есть глава «Что мы узнали». В ней можно найти важные для каждой матери сведения о ребенке до рождения и в первые минуты, часы и дни его жизни, об огромном значении этого периода для здоровья матери и ребенка, для дальнейшего его физического и психического развития.

А в этой книге у меня иная задача: рассказать, как я училась и учусь любить детей. И здесь я сознательно избегаю давать рекомендации.

В тонкой сфере человеческих отношений советы часто бывают невпопад, особенно когда они так или иначе навязываются готовыми. Тех книг для родителей, в которых сплошные «надо», «должен», «обязан», я не читаю. В них автор не с тобой вместе, а за тебя все уже сделал, все продумал. Я же нахожу особую прелесть в том, чтобы додуматься, добраться, домучиться, догадаться самой.

Это не значит, что я чужим опытом пренебрегаю. Наоборот, если постоянно сосредоточен на одном, все идет в копилку разума: какие-нибудь случаи из жизни, строки из книги, обрывки разговора, шутки, анекдоты и ученые трактаты. Но все это усваивается не просто памятью, а иначе. Сопоставляешь с тем, что знаешь или чувствуешь; анализируешь, как бы «обкатываешь» в себе. И вроде не стараешься запомнить – а все равно понемногу, постепенно накапливается то, что становится твоим багажом, твоим опытом.

Ну почему же мне лишать читателя того, что составляет, по-моему, чуть ли не самое большое удовольствие в родительском деле? Я не очень уверена, что мои готовые мысли кому-то пригодятся в качестве «дружески протянутой руки». Нет, моя цель другая – показать, как это интересно: думать и чувствовать самому. Если это хоть отчасти у меня получится, я буду рада: ведь нет лучшего посоха на трудном человеческом пути, чем собственный разум.

Помню, мне как-то пожаловалась одна бабушка, весьма образованная и умная женщина:

– Ничего не могу поделать с внучкой: я ей все объясняю, разжевываю, предупреждаю, она все понимает, а делает наоборот, будто назло!

– По-моему, она молодец, – говорю я. – Она не приемлет готового знания, хочет сама решать свои проблемы.

Думаю, задача воспитателя и заключается в том, чтобы дать возможность ребенку пройти путь самому, набраться своего опыта.

Я утвердилась в этой мысли позже, когда узнала, какая трагедия подстерегла дочь Герцена. Отец, со своей огромной эрудицией и непререкаемым нравственным авторитетом, как бы заранее разрешил для дочери все вопросы бытия. В 17 лет ей стало неинтересно, нечем жить! И она… покончила с собой. Какая страшная расплата за готовые знания…[6]6
  По другим сведениям, 17-летняя Лиза покончила с собой из-за неразделенной любви. – Примеч. сост.


[Закрыть]

Ниже я приведу наши дневниковые записи разных лет: отчасти для того, чтобы компенсировать «неконкретность» предыдущих глав, но главное – для того, чтобы еще раз попытаться убедить вас в справедливости слов Януша Корчака, которые я сделала эпиграфом к этой главе.

В самом деле, легко убедиться, что почти все приведенные случаи не годятся в качестве образца. Все неповторимо в жизни, даже если похоже. Я на этом настаиваю и не хотела бы, чтобы кто-нибудь, сославшись на один из эпизодов, сказал, например, так: «Вот видишь, как надо, а ты…»

Записи эти делались для собственного осмысления всевозможных происшествий и просто на память (их так интересно сейчас читать и нам, и детям) и уж никак не предназначались для печати. Некоторые из них я попыталась прокомментировать или развить свои прежние мысли дальше – просто продолжаю думать, думать, и конца этому нет. Значит, нет конца и творчеству.

Это великое «я сам»!

30.03.1967 года

Анюте 2 года 8 месяцев, и она начала утверждать свое «я» (раньше мы бы сказали «капризничать»).

Надела Оля ее кофточку без спроса – плач, неудержимый и горький.

Попробовали из ее тарелки ложку каши без разрешения – то же самое.

В общем, теперь я замечаю (ведь подобное было раньше и с другими ребятами): капризы, рев, крик бывают, когда действительность противоречит представлениям о ней малыша. Как правило, криком человек хочет восстановить справедливость. И если чуть предвидеть это, можно предотвратить капризы.

– Можно взять твой карандаш, Аночка? – Аня смотрит, сдвинув бровки, будто используя свое право разрешить или не разрешить, и соглашается важно и ласково: «Дя». И хорошо, что она не выносит бесцеремонности, приказного тона.

6.06.1963 года

– У меня «ГАЗ-69», – говорит Алеша (4 года), – с гладким дном. Может двигаться прямо по воде. У него же дерево – сталь. Машина очень легкая, плавает здорово, а если лес, она прямо на деревья лезет. Прямо по густому лесу едет, а если волк попадется – прямо на волка.

Тинек (2,5 года) слушает его, елозя от нетерпения, – ему тоже хочется что-то рассказать, придумать:

– А вот у меня ковш… Я… м-м…, я… м-м… потому что он сейчас копать будет…

– А давайте сделаем крутой подъем, – вдохновляется Алеша своей новой идеей. – Из раскладушки!

Пока мы с Алешей разговариваем и делаем «гору», Тинь все думает, думает и вдруг говорит:

– А отпустить руку – она сама покатится…

Я радуюсь: догадался, что машина покатится вниз! И он тоже радуется тому, что я поняла его, и что-то похожее на гордость мелькает в его глазах: гордость за свою маленькую победу – догадку.

Комментарий 1983 года: Выслушивать надо каждого – теперь-то я хорошо это знаю. Может, так и накапливает человек чувство уверенности в себе, чувство достоинства? А если бы я не заметила его усилий, а слушала бы только Алешу?

14.03.1964 года

Горжусь: сегодня Алеша сам, без мамы, ходил сдавать кровь на анализ (ему 4 года 9 месяцев).

Конечно, до больницы мы шли вместе и в очереди стояли вместе. По дороге я рассказывала, как берут из пальчика кровь.

– А это больно? – тревожится Алеша.

– Немножко, но ты же видел, как папа уколол иглой себе кожу. И даже не поморщился.

Алеша как-то сосредоточился в себе, словно подготавливался к трудному. Одна девочка лет семи пошла в кабинет без бабушки, одна.

– Ого, храбрая девочка, – говорю я, – а ты так не сможешь, наверное… Да?

Алеша молча прижался ко мне: нет, чувствовалось, он не решится на это, но ему хотелось расхрабриться.

– А папа был бы рад…

И мой Алешик стал «расхрабряться». Он стоял около меня, и сердечко его билось у меня под ладонью тревожно-тревожно: трудная работа совершалась в человеке – он преодолевал свой страх!

Подходит наша очередь. Я говорю:

– Ну, пойдем раздеваться, мне тоже надо снять пальто, а то в кабинет нельзя в пальто входить, – и начинаю расстегивать пуговицы.

– Мам, – вдруг хрипловатым голосом говорит Алеша, – не надо тебе снимать пальто, я один пойду.

– Да ну? – искренне удивилась я. – Неужели не побоишься?

Мы подошли к двери лаборатории, высокой белой двери, за которой происходит что-то непонятное, таинственное, даже для меня страшноватое. Ну, думаю, испугается, не выдержит Алеша. И берусь за ручку двери сама.

– Не надо, мам, я сам, – как-то серьезно, отчужденно говорит Алеша, он весь сосредоточен на том, что сейчас будет с ним, и даже движением плеч как бы снимает руку мою с себя. Сжал бумажку (направление) в руке, посмотрел на меня и, открыв тяжелую дверь, мгновение помедлив, шагнул вперед.

– Да что же вы его одного-то отправили? – спрашивает женщина из очереди.

– Он сам захотел, – отвечаю я. Стою у двери, и у самой от волнения муторно на душе. Жду: вот-вот рев послышится. Проходит минута, другая… Наконец выходит совершенно спокойный Алеша и улыбается вдруг, как солнышко. Пальчик у него в ватке. Я подхватываю его на руки так неловко, что ватка с пальчика сваливается. Мы оба очень рады. Меня распирает от гордости и радости за сынишку. Когда мы начинаем одеваться, Алеша вдруг всхлипывает.

– Что ты?

– Пальчику немножко больно, – улыбается Алеша сквозь слезы, и ротишко его немного кривится.

– Теперь уж все, скоро пройдет, это ерунда, – успокаиваю я его. – Ты молодчина, самое трудное уже перенес.

И мы отправляемся в детскую консультацию: показывать реакцию Пирке на Алешиной ручке. А там говорят, что пора делать Алеше прививку против оспы и укол против дифтерии. Врач предложила сегодня сделать прививку против оспы.

– Это пустяки – царапинка, – небрежно говорю я, но чувствую, что Алешик натягивается, как струнка.

Мы входим в процедурный кабинет. Вдруг неожиданно решают сделать Алеше укол от дифтерии. Я не решаюсь возражать – растерялась от неожиданности. Алеша смотрит молча за всеми приготовлениями, но, когда я начинаю поднимать ему рубашку, вдруг срывается.

– Это больно! Не хочу! – Приходится держать его изо всех сил. Он вырывается и исступленно кричит: – Не буду – бо-о-оль-но!

После укола он всхлипывает долго: обижен и на нас, и на себя, и на то, что было больно. Но главная обида – обманули и держали силой.

Комментарий 1983 года. Конечно, надо было бы перенести прививку на другой день и не допустить обмана. Тогда я не осмелилась на это. Жаль.

06.08.1974 года

Люба (3 года) наступила ботинком на мое платье (я сидела на скамейке на кухне, а она топталась рядышком) и сама сообщила мне об этом:

– Я наступила тебе на платье…

– Ну, Любашенька, зачем же на платье, на скамеечку можно, а на платье…

– Нельзя! А куда еще можно?

– На пол… (А что, если спросить у самой Любы?) А на дорожку можно?

– Можно! – Любашка сразу приняла игру.

– А на стол? – Нельзя!

– А на травку? – Можно!

– А на книжку? – Нельзя!

– А на бумагу? – Нельзя!

– А на кроватку? – Нельзя!

– А на порожек? – Можно!

– А на песочек? – Нельзя!

– Почему же нельзя? На песочек можно.

– Нет, когда он мокрый, ботиночки грязные будут, а на сухой – можно! А на мокрый – нельзя!

Комментарий 1983 года. Как приятны бывают такие неожиданные, нестандартные ответы. Подобные игры и мы, и ребята придумывали часто, малыши их очень любили. Они и для нас, взрослых, были нужны – мы постигали логику детей, учились прислушиваться к их мнению, а не подгонять его «под ответ», которого от них ждут. Иногда я нарочно запутывала ход рассуждений каким-нибудь каверзным вопросом. Задала и на этот раз:

– А на облако можно наступить?

«Нет, оно высоко» – такого ответа я жду. А Любочка вдруг отвечает:

– Нет, оно беленькое, чистенькое, хорошенькое!

21.06.1963 года

– Как хорошо – солнышко! – радуюсь я.

Малыши смотрят на небо, и вдруг Алеша говорит:

– Мам, смотри: облака солнышко по небу разносят!

Я взглянула на небо и изумилась образности его видения: по небу плыли редкие облачка, и у каждого ярко розовел от утреннего солнца бок – словно кусочек солнца, солнечного света несли облака. Действительно, по всему небу разносили!

И мне не хочется возражать Алеше, говорить, что это просто освещены края облаков, – слишком поэтичен созданный им образ! А сам при этом такой задумчивый…»

Комментарий 1983 года. Как сохранить такое свежее восприятие мира, когда человек каждый раз как бы заново видит то, что делается вокруг него, не привыкает к этому, не становится поэтому равнодушным?

Ответить на этот вопрос мне так и не удалось, но то, что я задала его себе, уже было моей победой – я училась относиться бережнее и внимательнее к детскому образному мышлению, к самостоятельным усилиям ребенка в постижении мира.

Как дети учат

05.04.1964 года

Оле 1 год 8 месяцев. Вот уже два-три дня Оля на наши просьбы отвечает невозмутимо: «Ся-ас (сейчас)…» – и обязательно медлит, не делает сразу. Только спустя некоторое время я догадалась, что она точно копирует нас с папой. Слишком часто мы говорим:

– Сейчас, подожди немножко.

– Сейчас принесу…

– Сейчас приду, минуточку…

И вот результат. Надо посмотреть, как Ольгутка говорит свое «ся-ас» и нарочно медлит!

Придется отучиваться папе с мамой от своего возмутительного «сейчас».

25.10.1963 года

Когда Алеша был маленьким, папа мог давать ему такие уроки. Несет папа полные ведра с водой, а Алеша стоит на пороге в коридоре.

– Пусти меня, Алеша!

А Алеша – ни с места. Папа начинает его обходить стороной, но так, что немножко зацепит его ведром и чуть плеснет из ведра на него холодной водой. Алеша – в рев, но завтра он только увидит папу с ведрами – сразу без напоминания уходит с дороги.

Этот «способ» Алеша (4 года) усвоил и применил вчера к Оле (1 год 3 мес). Папа увидел и ужаснулся: до чего же может быть безобразен «педагогический» (специальный) прием!

23.06.1963 года

У Алеши (4 года) появилось новое «а если».

– А если ты мне эту ложку не дашь, то я есть не буду, уйду и все…

– А если ты на меня наденешь рубашку, я с вами не пойду…

Рассчитывает, что мы не захотим его «ухода» и выполним выдвигаемые условия…

Что это? Чувство достоинства или себялюбие? Скорее, первое. А может быть, это и подражание взрослым?

19.06.1963 года

Сегодня я пришла с работы, вхожу в комнату: стоит высокий стул у турников и Тинь (2 года 8 месяцев) на турнике. Я убираю стул с дороги, а мой Тинек как расплачется! Горько, неутешно, с крупнющими слезами – и сказать даже ничего не может. Оказывается, он с большим трудом этот стул сюда поставил, затем влез на турник, а потом хотел на него же и слезть, а я его убрала!

Ему еще не хватает слов для выражения своих чувств (их и у взрослого-то не всегда хватает) – и вот плач.

«Как реагировать на плач?» – размышляю я в который раз.

Наказывать – преступно, потому что несправедливо.

Не обращать внимания – очень обидно для малыша: у него неприятность, даже горе свое.

Отвлекать, как это делают (и успешно!) бабушки, тоже, по-моему, выход, удобный для взрослых, но вредный для малышей, так как не позволяет маленькому человеку самому как-то преодолеть в себе эту неприятность, пережить, осмыслить ее по-своему.

Пожалеть («Ах ты, бедненький мой, ну иди ко мне на ручки!») и свалить вину на кого-нибудь («Ах эта мама, убрала Тинин стул, нехорошая такая!»)? Это несправедливо.

Утешать и задабривать («Ну перестань, перестань! Ну, что тебе хочется, хочешь конфетку? Хочешь, книжку почитаю?») – значит потакать плачу, своеобразно одобрять плач. Не годится!

Но как же быть? Как выразить неприятие рева, но сочувствие и готовность понять и помочь малышу?

Видимо, именно так и лучше всего: неприязнь к плачу как к способу выражения чувств, но в высшей степени – уважение к самим чувствам (тут тоже зависит от конкретной ситуации).

Это я осмыслила и записала потом. А тогда я сказала горько плачущему Тинюшке:

– Тинек, ну совершенно не понимаю, зачем плакать, – говорю с досадой, с той, которую сама чувствую. – Ты хоть скажи, в чем дело, разберемся.

Тинек, всхлипывая, объясняет, из-за чего он плакал. Я стараюсь изо всех сил понять, что он хочет сказать, и вскоре становится ясно.

– А-а, – говорю я. – Так чего ж кричать? Я-то думала, что этот стул стоит на дороге и только мешает, а он, оказывается, тебе нужен.

– Нужен, – всхлипывает Тинек.

Я водружаю стул на место, и Тинек, удовлетворенный, слезает на него с турника: справедливость восстановлена.

Комментарий 1983 года: Я, конечно, была довольна, что нашла хорошее решение, да еще тут же, по свежим следам, успела подумать, осмыслить происшедшее. Если бы всегда так! В суете это часто не удается сделать. Однако, кроме нашей вечной занятости, есть еще причина плохой «успеваемости» родителей: мы следуем своим намерениям, а детей не слышим.

16.11.1962 года

Мама спешит на работу в библиотеку и зовет всех пить кофе. Папа и Алеша уже пьют кофе, а Тинь (2 года) увлекся, строит в мастерской на полу машину из деталей конструктора. Рядом он поставил трубу; вдавил алюминиевую трубку в остатки пластилина по полу – и получился бульдозер. Он так и не пришел пить кофе, только два раза приходил звать папу посмотреть, какая у него хорошая машина. Папа похвалил Тиня, а мама говорит:

– Ну кто бы из родителей допустил такое? Ребенок не слушается, не идет за стол, не ест и его не наказывают, а хвалят за хорошую машину.

– Да, мама, ни таких родителей, ни таких бабушек не найдешь.

Затем, гордясь собой, мы решили так:

1. Ради еды (и другого не-дела) не отрывать от занятия, которым малыш увлекся.

2. Но и не ждать его всем – семеро одного не ждут.

3. Ни в коем случае не лишать его еды, то есть не наказывать его.

4. Но отдельно ребенку не подавать – пусть возьмет сам, не отнимая у других время.

От правил, конечно, могут быть отклонения, но изредка.

Комментарий 1983 года: Результат этих «правил» оказался плачевен: к столу собрать всех одновременно стало у нас проблемой. Видно, надо было больше следить не за «правилами», а за тем, каковы их последствия. В самом начале легче все изменить, а потом… До сих пор расстраиваются наши хозяюшки, дожидаясь едоков, у которых, конечно же, «неотложные» дела. Ну как же: приготовить еду, накрыть на стол – ведь не дело… А кажется, уж всё старались предусмотреть.

Как-то мы с дочерью поспорили из-за… джинсов.

– Подчиняться моде – унизительно! Ведь мода – это стандарт, шаблон, а свободный человек и в мелочах должен оставаться самим собой, потому что есть реальная опасность прийти от «все это носят» до «все так думают».

– Совсем наоборот! Когда я внешне не отличаюсь от других, я как раз и могу быть сама собой – никто «в душу не лезет» и не учит жить, понимаешь? Внешняя стандартность позволяет сохранить внутреннюю свободу.

Первое мнение – мое, второе – моей пятнадцатилетней дочери. Любопытно, правда? Я так ей и сказала. Но сразу не сдалась, попыталась настоять на своем.

И тут «появилась» Мэри Поппинс. Я вспомнила, как эта пунктуальная, строгая сказочная няня, не терпящая никаких погрешностей в одежде и поведении, поражала своих воспитанников своим абсолютным пренебрежением к принятым условностям духовной жизни и исподволь внушала им: не отличайся внешностью от окружающих – будь как все, но внутренне не подчиняйся общепринятому слепо – будь самим собой. С Мэри Поппинс, конечно, не поспоришь: она всегда права и, в отличие от нас, несказочных взрослых, знает великую тайну моды, о которой я и не догадывалась до разговора с дочерью.

Было у нас в семье время, когда все почему-то «заводились» по пустякам, раздражались, легко обижались друг на друга.

А почему – я никак не могла понять и очень расстраивалась. Помог разобраться в этом сын – ему было тогда всего лет десять-одиннадцать: «Знаешь, мам, ты мне говори заранее, что мне надо дома сделать, я все сделаю, но потом ты меня уже не трогай, а то всегда так не хочется бросать что-нибудь на самом интересном месте».

Меня эта просьба насторожила и заставила понаблюдать за собой, за отцом, за всеми. И знаете, что я обнаружила? Мы действительно не давали друг другу покоя тем, что то и дело могли обратиться с просьбами, вопросами, разговорами к любому, независимо от того, чем он занят. Мы думали, что это хорошо, что это такая свобода и непринужденность. А получалась обыкновеннейшая бесцеремонность, бестактность. Она-то и раздражала нас все больше и больше. Спасибо сыну – он помог понять, в чем тут дело.

С игрой и без нее

10.06.1963 года

Сегодня мне никуда не надо торопиться – я дома. Какая благодать! После завтрака сажусь за швейную машинку, а ребята устраивают «космодром» на большом матрасе.

– Ну, мам, давай мне красный космический костюм, – серьезно говорит Алеша (4 года). – Нельзя же без костюма.

Я достала два старых чепчика и натянула на головы своих космонавтов эти «шлемы». А как же быть с костюмами? Пришлось достать большие спальные мешки, и начались… полеты в космос. Космонавты «запускали двигатели», «выпускали газы», «прочищали сопла», и т. д., и т. п. Оленька (1 год) копошилась тут же и влезала то в один, то в другой «космический корабль».

– Мам, у нас шестиместная ракета, иди к нам! А то без тебя улетим!

Я оставляю на несколько минут шитье и лезу (не без труда) в «ракету».

– Ну, поехали!

Мы все вместе гудим, жужжим, вопим – в общем, летим. Однако надо же и работать. Вылезаю, сажусь шить и говорю:

– У вас теперь будут ракеты, управляемые с Земли. Я буду управлять вами. Внимание! Взлет! – и нажимаю педаль машины. Машинка тарахтит, космические корабли опять жужжат, гудят – летят. Весь этот процесс Алеша сопровождает высказываниями о раскаленных газах, дизелях, моторах.

Потом я накрываю на стол, но «космонавты» не обращают внимания на приготовления к обеду. У них уже двухместная ракета, они оба лезут в мешок, и тут начинается драка: не могут распределить обязанности.

– Ребятки! Давайте-ка поедим, – говорю я, но оба не слышат, увлеченные спором.

– Вы будете есть? Алеша! Тинь! Будете есть или нет? – стараюсь я дойти до их сознания.

– Неть, – машинально отвечает Тинь.

Мне бы сказать: «А когда у космонавтов обеденный перерыв?» Или: «Вас вызывает Земля!» А я сердито:

– Тогда поте́рпите до вечера!

И – рев!

Хоть и тошно самой, но решила не замечать его. Довольно быстро ребята вновь входят в колею своих забот и хлопот. Из «космодрома» (матраса и мешков) они соорудили «гору». Вскоре «гора» была превращена в «болото», и по «кочкам» с восторгом заскакали мои три лягушки. Как было не рассмеяться!

Через полчаса дружно вспомнили про обед, а я сделала вид, что забыла про свое «поте́рпите до вечера!» – благо сами ребята об этом и не вспомнили.

Зарядил дождь, на улицу носа не высунешь. После обеда, когда проснулась Оля, братья затеяли новую игру. Началось все с того, что Алеша нашел кусок веревки и начал возиться около турников, укрепляя «провод».

– Я электромонтер! – И полез на самый верхний турник.

– Я тоже, – заявил, конечно, и Антон.

Я не вмешивалась, шила и наблюдала, что они делают, только отвечала на их вопросы.

– Мама, – со слезами в голосе завопил Алеша, – Ольга мне ломает линию!

Я нашлась:

– Нет, она просто проверяет: все ли правильно, не нарушены ли контакты, а если разрушается, значит, непрочно сделано!

Алеша отнесся к этому серьезно, снова, пыхтя, завязал узлы, а потом подкатил автомобиль и притащил кусок веревки:

– Это проверочная машина и добавочный провод – проверять.

Я «пугаюсь»:

– А как же Оленька, она же берется за провод, ее ток ударит!

– Нет, – снисходительно объясняет мой «главный механик», – у них же изоляция вот такая толстая! (Раздвигает пальчики сантиметров на шесть.)

– Ой, такой изоляции не бывает! – смеюсь я, но Алеша настаивает:

– Они же провода высокого напряжения, их надо подвесить так, а потом сверху… – начинает он фантазировать и вдруг внезапно смущенно улыбается, как будто сам ощущает, что заврался.

День клонится к вечеру. Все тихо-мирно, но тут ребята рассыпали коробочки с диафильмами и журналы. Я попросила их всё убрать и напомнила, что скоро спать. Сказала я это довольно спокойно и ушла.

Ребята принялись за уборку и, конечно… увлеклись кто чем. Братишки уткнулись в журналы, Оля занялась строительством из коробочек. Я вошла в комнату и сказала раздраженно и, как сообразила потом, глупо:

– Что же это такое! Вы убираете или так сидите? (Ну и вопрос! Хорошо, что ребята не слышат.) Алеша! Алексей! Кому я говорю! – Алеша нехотя отрывается от журнала и смотрит на меня отсутствующим взглядом. Тут я наконец спохватилась:

– Что ты там интересное нашел? Покажи и нам.

– Тут матросы на корабле, и капитан, и пушка, – сразу оживился Алеша. И все, конечно, сразу захотели посмотреть картинку, и мы минут пять слушали Алешины пояснения к ней.

Потом хватило одной фразы: «Ну, матросики, уберем все и успеем еще почитать немножко». Скоро все были в постелях, а я читала им сказку. И всем хорошо…

Комментарий 1983 года: Кажется, простая вещь: включись в игру или в то дело, которым заняты ребята, и тогда так легко «достучаться» до них, добиться того, что тебе нужно. Почему же выходит это нечасто? Нужно время понаблюдать, желание поиграть, умение вовремя и в лад войти в игру или всерьез отнестись к занятию малышей, без снисходительности и суеты.

01.05.1962 года

Мы идем по грязной дороге, много луж. Бабушка говорит то и дело:

– Алешик, смотри под ноги, шагай, вот, смотри, лужа.

Алеша (3 года) едва передвигает ноги и попадает все время в грязь.

– Ну что же ты! – начинает сердиться бабушка и предлагает мне: – Давай я его понесу, он устал.

И тут меня осенило (когда мы свернули с дороги):

– Алешик! Ты знаешь, бабушка и я видим плохо, а фонарей нет, ты уж говори нам, где лужи, чтобы мы в них не влезли…

И Алешу словно подменили – и куда усталость подевалась! Он стал глядеть под ноги и говорить: «Вот лужа, бабушка, не ходи по луже!» Они поменялись ролями!

Комментарий 1983 года. Меняться ролями – одно из любимейших занятий всех ребят. В роли «папы», или «мамы», или какого-то любимого героя они просто преображаются.

16.09.1964 года

Алеша (5 лет) съел украдкой оставленную папе конфету. Когда я обнаружила пропажу и возмутилась, Алеша на мое возмущение внешне никак не прореагировал.

Но когда спустя минут десять-пятнадцать он представился мне на кухне в качестве только что приехавшего «папы», я очень серьезно рассказала ему о том, что произошло с Алешей.

– Да, – важно, войдя в роль «папы», произнес Алеша, – он меня встретил и рассказал мне все.

– Ну и как же теперь быть, Боря? Ведь такого у нас никогда не бывало! Как ты думаешь, что же сделать?

– Ты знаешь, я думаю, надо было положить конфету повыше, чтоб он не достал, – поразмыслив, предложил Алеша-«папа».

– Ну, это не то, – возразила я, – неужели еще запирать нужно будет от детишек? Это очень противно.

Алеша-«папа» постоял несколько секунд молча и ушел, а минут через десять приносит мне бумагу с датой и надписями «мама», «папа».

– Напиши, что ты придумала, а потом я напишу.

После довольно длительных колебаний я написала свое мнение: «Думаю, что если Алеша сделает еще раз так, то придется с ним ничем не делиться, хотя это очень трудно и неприятно». И «папа» приписал: «Я согласен».

Комментарий 1983 года: Это моя удача. Она запомнилась надолго радостью от того, что на этот раз получилось! Малыш получил возможность сам оценить себя, стать на место другого, найти выход из положения. Игра помогла в серьезнейшей ситуации. И все обошлось без озлобления, без обиды, без слез, без неприязни друг к другу – этого начала отчуждения. Всегда бы так!

17.06.1963 года

Ребята побежали на кухню, а навстречу бабушка несет посуду и сахарницу.

– Мы сами будем носить, – сердито говорит Алеша (4 года).

– Да, вас дождешься, – насмешливо замечает бабушка и сама несет все на стол. Тогда Алеша хватает сахарницу со стола и тащит ее назад на кухню.

– Алеша! Глупости делаешь! – говорю я.

– Он ужасный в этом отношении. Всё против, всё назло. Просто ужас что такое! – жалуется бабушка. Почему ей не приходит в голову, что это может быть реакция на ее собственное поведение по отношению к ребятам?

Комментарий 1983 года: Вот задача: обижена бабушка, но обижен и внук. Как же поступить мне, матери? На этот раз я промолчала…

19.01.1964 года

Оля (1,5 года) бросила ложку и не стала ее поднимать. Поднял ложку Алеша. Оля не захотела сама забираться на стул, лезла ко мне на руки.

Раньше я ни за что не взяла бы ее на руки, пока она не подняла бы ложку и не перестала плакать. А сегодня я… беру ее на руки.

– Этим ты только усугубляешь конфликт: он сглаживается, а не снимается, – говорит папа, и я с ним согласна. Но… Алеша и Антоша так сочувствуют Оле, так осуждающе глядят на меня…

– Это ты ее обидела, и она плачет, – заявляет Тинек.

Мне хочется поддержать в них это чувство сострадания, желание помочь маленькой сестренке, и я… сдаюсь (тем более что я не совсем уверена в своей правоте).

Видимо, не всегда надо идти навстречу этой детской солидарности – все зависит от сути конфликта. Нужно показать ребятам, что большинство не всегда право, что может быть правым и один человек.

Но при этом необходимо поддерживать в них ростки сочувствия, взаимопомощи. Как же угнаться за двумя зайцами?

Комментарий 1983 года: Судя по дневникам, вопросы так и остались без ответа. Пожалуй, и сейчас я его не знаю. Многое зависит от конкретной, неповторимой ситуации. И часто приходится выбирать: что-то всегда бывает важнее, а чем-то надо поступиться. Ошибок тут, правда, не миновать, но без них и не научишься.