Текст книги "Приключения Никтошки"

Глава двадцать седьмая. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДРУЖБЫ

Всезнайка, Напильник, шофер Быстролётик и охотник Патрон со своим Буликом вернулись на следующий день. От сильного дождя лужа, в которой стоял их автомобиль, разлилась и затопила ему мотор. Пришлось Вруше взять машину на буксир и тащить трактором в Цветоград. С утра распогодилось. Над полями стояло ясное голубое небо. Хотя была уже осень, солнышко пригревало почти совсем по-летнему. Но теплое солнце было не в радость. Печальные малянцы, считавшие Никтошку погибшим, почти не разговаривали друг с другом. Больше всех горевал Вруша. Чтобы хоть как-то загладить свою вину, он, вернувшись из Цветограда, тут же вызвался везти домой Всезнайку и остальных. Вруша уже несколько раз извинялся за вчерашнее, но он чувствовал, что его так не простили.

– Ты уж извиняйся – не извиняйся, а простить я тебя не могу, – так и сказал ему охотник Патрон. – Такую подлость, братец, не прощают. Если бы Никтошка остался в живых – еще туда-сюда. Пошутили – и ладно. Но раз он умер, то виноват ты останешься навсегда.

Остальные и вовсе не захотели с Врушей разговаривать. Ехали молча, погруженные в себя. Никто не смотрел по сторонам, хотя дорога проходила по краю поля, возле леса, и казалось, что одетые в праздничные – желтые, оранжевые и красные – одежды деревья нарядились специально, чтобы порадовать путешественника.

Каково же было их удивление, когда им сказали, что Никтошка уже вернулся! Правда, никто не знал, как ему удалось добраться до Цветограда – Никтошка спал, и спросить его было нельзя.

Больше всех радовался, конечно, Вруша. Ведь он единственный, можно сказать, подружился с Никтошкой – для всех остальных тот был просто сосед по дому. Доктор Шприц никого не пускал в Никтошкину комнату и на радостях шуметь тоже никому не разрешал. Врушу пришлось выгнать во двор, где он взялся помогать по хозяйству. У вруна оказалось столько энергии, что он непонятно зачем переколол все дрова, которые валялись забытые за домом. Дом-то теперь обогревался газовым отоплением. Вруша покрасил забор, починил крышу, стащил огромные кленовые листья в кучу высотой с двухэтажный дом, вырыл во дворе пруд и, несколько раз сбегав в магазин Декоративной рыбы, напустил в пруд огромных серебряных карасей. При этом Вруша распевал веселую морскую песню, написанную когда-то поэтом Пёрышкиным на музыку художника Мальберта (да-да, Мальберт в свободное от рисования время иногда сочинял музыку, особенно, когда душа его пела после прекрасно написанной картины):

 
«Капитану корабля
Не нужна вообще земля.
Только в море капитаны
Могут быть от жизни пьяны!»
 

– и так далее в том же духе. (Хотя, кажется, Вруша переврал немного слова, да и мелодию тоже, и в оригинале песня звучала по-другому).

А Никтошка лежал в кровати с высокой температурой. Пришлось согласиться, чтобы Шприц взял у него мазок из горла. Никтошка мазок не любил, но Шприц сказал, что иначе он ему назначит вырезание гланд, а вырезание Никтошка не любил еще больше. Поэтому он согласился на антибиотики и горячие ванны два раза в день, которые прописал ему доктор. Шприц послал Молчалина с Натуриком отмыть и принести прямо в Никтошкину комнату большую старинную ванну с бронзовыми ногами, валявшуюся у них в сарае. И Никтошке приходилось по целому часу – утром и вечером – отмокать в горячей воде с содой.

Каким-то образом, когда Шприц ненадолго отлучился, Вруше удалось все-таки пробраться к Никтошке.

– Извини меня, Никтошка, – сказал Вруша. – Я не хотел тебе никакого вреда причинять. Как-то само собой вышло…

– Так, значит, ты никакой не Правдюша? – спросил Никтошка, которому доктор Шприц уже все рассказал.

Вруша молча кивнул. Он мысленно проклинал себя за то, что даже сейчас гадкие вралинки вертелись у него на языке. Так иногда бывает. Словно в мозгу сидит какой-то вирус, который делает это всё нарочно. В тот самый момент, когда нужно сказать что-то очень важное, в голову лезет всякая ерунда. Когда все вокруг, сосредоточенные и серьезные, решают какую-нибудь очень сложную проблему – вдруг, непонятно почему, хочется засмеяться, словно тебя щекочут. А когда требуется говорить одну только правду, почему-то неодолимо тянет соврать. Но Вруша все-таки сдерживался и молчал.

Никтошка тоже молчал.

– Ладно, – прошептал он наконец. – Извиняю.

Вруша подал Никтошке руку, и Никтошка слегка пожал ее.

– Значит, продолжим нашу дружбу? – весело спросил Вруша.

А этот поддельный «Правдюша» раньше никогда не говорил Никтошке, что они друзья. Они, конечно, кормили вместе коров, косили траву, поднимали подъемным краном цыплят, когда нужно было их, только что вылупившихся, перенести из инкубатора в цыплятник. А вечерами болтали да играли в разные настольные игры. Но Никтошка всё время, пока гостил на ферме, думал: а друзья ли мы? Или только приятели? А может быть, всего лишь товарищи? Или вообще просто знакомые?

А теперь вот, оказывается, они были все-таки друзья. Потому что вот ведь Вруша говорит:

– Так, значит, мы можем продолжить нашу дружбу?

И это очень приятно. Еще никто не называл его вслух другом. Вилка называл. Но это было только мысленно, телепатически. Вруша видел, как озарилось на мгновение Никтошкино лицо. Но тот почему-то вдруг сказал:

– Нет, спасибо. Боюсь, в следующий раз от такой дружбы не выживу.

– Ну, как хочешь, – сказал Вруша, и улыбка сползла с его лица. – Я не навязываюсь.

И они расстались. Больше Вруша песен не напевал и ни с кем не разговаривал, и вообще, сразу же уехал к себе в деревню. Никтошка потом жалел, что отклонил Врушино предложение. Все-таки хоть какой-то друг у него был бы. Но было уже поздно.

– Нельзя же, отказавшись, потом согласиться, правда, Вилка? – спрашивал он своего мысленного друга.

– Конечно, нельзя, – соглашался Вилка. – Иначе это просто нелепость какая-то. Да к тому же стыдно.

Глава двадцать восьмая. ДÓМА

На дворе стоял сентябрь. Правда, после нескольких дней проливного дождя и ледянющего ветра, от которых многие малянцы чуть не схватили воспаление легких, снова вернулось бабье лето. Скоро температура у Никтошки спала, но Шприц пока не разрешал ему выходить на улицу. По правде сказать, Никтошка и сам не хотел. Ему было хорошо дома. С ужасом вспоминал он, как брел целыми неделями в одиночестве по полям и лесам, как мок от дождя и дрожал от ветра, как чуть не утонул в ледяной реке. Так хорошо было дома, и не верилось, что он решится когда-нибудь снова выйти на улицу, а уж тем более, пойти за город, в лес.

Едва доктор разрешил читать, Никтошка прямо-таки набросился на книги. Как же он по ним изголодался! В небольшой комнате светло и уютно. На полу бегония – ее давно не подрезали, и один вылезший выше всех лист закрыл пол-окна. Но в комнате все равно светло. Светло и тихо. Стукают маятником часы. Окна закрыты, со двора слабо доносятся крики малянцев и удары мяча. Никтошка нежится в мягкой постели и глотает книги – одну за другой. Сказки, рассказы, приключения и снова сказки. Шофер Быстролётик принес и положил ему под кровать две большие стопки. Когда устает читать – рассматривает картинки. Еще давно, до Всезнайки даже, в Цветограде установили закон: книгу разрешается печатать только в том случае, если хотя бы через каждые пять страниц в ней встречается большая картинка. А когда глаза начинали болеть и слезиться, Никтошка выползал из-под одеяла и подходил к окну. Опершись локтями о подоконник, он стоял в своей желтой пижаме в коричневый горошек и смотрел на улицу.

За окном светило солнышко. Под большой сиреневой сыроежкой загорала незнакомая малянка в розовом купальнике, расстелив себе на травке мягкий ясеневый лист. Это недавняя буря занесла в Цветоград листья из соседнего леса, и они лежали на улицах, словно огромные цветные скатерти. Если Шприц входил в комнату – сейчас же Никтошку от окна отгонял: не понятно разве, что из щелей дует – хочешь осложнение и воспаление легких схватить? Но Шприц был обычно занят и появлялся редко. Потихоньку от доктора Никтошка приоткрывал окно и вдыхал влажный, пахнущий грибами воздух бабьего лета.

– А знаешь, Вилка, я что подумал? – сказал как-то Никтошка своему мысленному другу. – Нет друзей – ну и нет. Не стоит этим грузиться. Тем более, что они ведь все-таки у меня иногда появляются. Ненадолго. И к тому же у меня есть ты…

– Правильно, а у тебя есть я! – обрадовался Вилка. – Чего грузиться-то? Надо радоваться жизни! Вон погода какая!

– Эх, Вилка! Ты лучше всех меня в жизни понимаешь. А друзья у меня появляются иногда даже во сне.

– Во сне?

– Ну да.

И Никтошка рассказал своему мысленному другу о всех своих похождениях в подводном царстве. Ведь Вилка вместе с ним там не был, потому что это было во сне. А во сне, как мы помним, Вилка никогда не появлялся. Он слушал очень внимательно, а потом сказал:

– Я от всей души полюбил подводное царство. Как будто сам там побывал. А особенно я влюбился в русалок-сестер.

– А в какую из них? – полюбопытствовал Никтошка.

– В обеих.

«Опять сам с собой разговаривает, – покачал головой Шприц, проходя мимо Никтошкиной двери. – Надо бы ему успокоин поколоть». Но, к счастью, тут же забыл об этом, потому что в плане простуды бабье лето – самое коварное время, и Шприц просто с ног сбился, следя, как бы не разыгралась в Цветограде эпидемия гриппа.

Глава двадцать девятая. СОВЕСТЬ

Вернувшись из Цветограда, Вруша сразу лег спать, но долго не мог заснуть. Ворочался с боку на бок. В курятнике что-то всё никак не могли успокоится куры, в хлеву свинохряк храпел как-то необычно, сердито что ли. И одна из коров, скорее всего Матильда, ворочалась во сне. Хоть коровник и был на другом конце двора, но дом все же слегка потрясывало. Коровы-то для людишек размером с пятиэтажный дом, а представьте себе, что пятиэтажка через дорогу возьми да и перевернись с боку на бок. Но то, что дом трясло из-за соседства с коровами, обычно не мешало Вруше спать. Наоборот, коровы его даже укачивали. Вруша не мог уснуть потому, что его мучила совесть. Ведь ясно же, что они должны быть с Никтошкой друзья! Целую неделю прожили на ферме вместе. А неделя для людишек – как для нас семьдесят дней. За такое время можно стать настоящими друзьями. Вот они ими и стали. А он, Вруша, так подло поступил со своим другом.

Взошла луна. Лунный луч проник через открытые ставни в комнату и осветил портрет капитана Немо. Капитан сердито глянул на Врушу: как он мог послать друга черт знает куда!

– Но я ведь потом извинился! – оправдывался Вруша перед капитаном.

Немо не отвечал. Вруша зарылся лицом в подушку. Никтошка теперь боится с ним дружить. Он так и сказал: «Боюсь, от такой дружбы не выживу». Но от шофера Быстролётика Вруша узнал, что Никтошка, оказывается, такой одинокий малянец, что у него нет вообще ни одного друга. Когда Вруша рассказал шоферу, что они с Никтошкой подружились, Быстролётик ему не поверил. Сколько он Никтошку помнил – в жизни у того не было друзей.

– Врешь ты все опять, – зевнул шофер.

Вруша даже не стал спорить. «Никто мне здесь не верит», – с грустью подумал он. И вот теперь он чувствовал угрызения совести. «Теперь Никтошка уже вообще никогда ни с кем не подружится, – думал Вруша, подскакивая на кровати, когда Матильда или Кисуня в очередной раз переворачивались на другой бок. – Он теперь людишкам вообще верить не будет. Что же делать-то?»

Наконец Вруша не выдержал и разбудил брата. Правдюша был единственным людишкой, которому он никогда не врал. Брат-то точно знал, кто из них двоих Вруша, а врать, когда тебя заранее подозревают – неинтересно.

– Собирайся, поехали! – сказал Правдюша и бросил брату его матросские брюки и тельняшку.

– Куда? – не понял Вруша.

– Туда. К нему.

– А зачем? Он же сказал, что со мной дружить не будет. А ты ведь знаешь, я гордый.

– Дурак ты, а не гордый. Я с ним буду дружить вместо тебя.

– Ты? – удивился Вруша.

– А кому же, как не мне, теперь с ним дружить? – Правдюша влез в свои брюки-клёш и надел на голову бескозырку. – Ты его рано или поздно угробишь своим враньем – это ясно. Но он с тобой уже подружился, а с кем-нибудь другим он еще, может, лет через пять только подружится. Раз он такой нелюдим. Значит, тебе нужна замена. А кто другой, кроме меня, может тебя заменить, если мы похожи, как две капли молока? Я и по виду и во всём остальном такой же, как ты. И к этому прибавь, что я никогда не вру, значит, на меня можно положиться. А это в дружбе – главное!

Вруша не мог попасть ногой в штанину.

– А я, если правдин приму, тоже не вру, – тихо сказал он. – И на меня тоже можно положиться.

– Какой еще правдин? – покосился на него Правдюша.

– Таблетка. Доктор прописал.

– Таблетка, – передразнил Правдюша. – Поехали.

Луна осветила Врушино лицо. Он сидел мрачный и не одевался.

– Езжай сам. Мне стыдно.

– А как он поймет, что я – это не ты, а твой честный брат? Мы должны вдвоем прийти – только тогда он нам поверит.

– Нас и вдвоем не отличишь, – с горечью сказал Вруша. – Всезнайка, вон, едва понял.

– Вот и позовем Всезнайку. А ты правдин свой съешь.

Глава тридцатая. НЕПРОСТОЙ ВЫБОР

Городские людишки ложатся поздно, поэтому Правдюша и предложил ехать сейчас. На Незабудковой улице еще горело полно окон. Никтошка читал, лежа под одеялом. Он очень удивился, когда дверь отворилась и в комнату вошли фермеры, а за ними – Всезнайка и доктор Шприц.

– Привет! – сказали они хором.

– Привет…

Никтошка переводил глаза с одного брата на другого. Да уж. Различить, кто из них кто, было бы совершено невозможно, если бы не таблички с именем, прицепленные у каждого на груди. Это Всезнайка придумал, чтобы Никтошка смог во всем разобраться. Он одобрил предложение Правдюши заменить собой Врушу и стать Никтошкиным другом. «Это ты хорошо придумал, – сказал фермеру ученый. – Плохо, когда людишка такой нелюдим».

– Я – Правдюша! – сказал Правдюша и протянул руку.

Никтошка вылез из-под одеяла и пожал Правдюшину руку – крепкую, как лопата.

– А со мной ты уже знаком, – сказал Вруша, покраснев.

– Ты, Никтошка, не сомневайся, – сказал Всезнайка. – Таблички правильные, никакого обмана нету. Мы это точно знаем.

– Он в ближайшие несколько часов будет одну только правду врать, то есть, тьфу, говорить, – подтвердил Шприц, кивнув на Врушу. – Я ему лекарство дал. Правдин называется.

А Никтошка и не думал, что его кто-то собирается обманывать, поэтому он очень удивился и сказал:

– Да я и без таблеток верю.

– Напрасно, сказал доктор. – Вон ты один раз поверил и чуть не погиб.

Никтошка промолчал.

– Садитесь, – предложил Всезнайка.

В комнате было как раз четыре табуретки. Каждый взял себе по табуретке, и малянцы все уселись перед Никтошкиной кроватью, спиной к двери. Ближе всех к окну сел Всезнайка, возле ученого – Шприц, потом Правдюша и рядом с ним Вруша, у противоположной стены.

– Мы со Шприцом ни во что не будем вмешиваться, – сказал Всезнайка. – Мы тут только для того, чтобы ты был уверен, что тебя снова не обманут.

В это время из коридора послышались крики:

– Где Шприц? Срочно надо найти Шприца! Растяпа подскользнулся в ванной и разбил лоб!

– Вот чёрт! – пробурчал Шприц. – Ни минуты покоя нет.

Он поднялся с табуретки.

– Вот что, – сказал Всезнайка, вставая. – Мы со Шприцом не собираемся ни во что вмешиваться. Мы пришли только для того, чтобы ты был уверен, что тебя снова не обманут.

– Да я и так уверен! – улыбнулся Никтошка.

– Вот и хорошо, – сказал Всезнайка. – Тогда мы пошли. Меня под микроскопом бактерия ждет.

Когда дверь за ними закрылась, Правдюша перешел к делу.

– В общем так, – сказал он и запнулся. Он хотел сказать: «Я буду твоим другом вместо брата», но подумал, что так, наверное, дружбу не начинают.

– Брат будет твоим другом вместо меня, – опередил его Вруша.

– Вот именно! – подтвердил Правдюша.

У Никтошки радостно забилось сердце. У него все-таки будет настоящий друг! Три часа назад, как только Вруша от него ушел, Никтошка сразу же раскаялся в том, что отказал фермеру в дружбе.

– Нет, Вилка, ты не понимаешь, – сказал своему мысленному другу Никтошка. – Ужасно тяжело жить без друга.

– Нет, я тебя еще как понимаю! – воскликнул Вилка. – Я тебя понимаю, как самого себя!

– А он теперь уже ни за что не вернется, – сказал Никтошка. – Я его знаю, он гордый.

– Это точно, – подтвердил Вилка. – Я его тоже знаю.

И вот теперь фермер снова предлагает Никтошке дружбу! Никтошка так обрадовался, что даже не заметил, что это не Вруша, а Правдюша предлагает дружить – да и какая разница… Ему очень хотелось, чтобы у него был друг! Никтошка уже собирался сказать, что он, конечно же, согласен, но тут из коридора снова послышались крики и грохот опрокидываемых не то столов, не то стульев.

– Чего это они орут? – с интересом спросил Вруша.

– Драка, что ли? – тоже заинтересовался Правдюша.

Братья с любопытством повернулись к двери. Надо сказать, что фермеры сами были не драчливые, но любили посмотреть, как дерутся. Никтошка встал с кровати и отворил дверь. Снова раздался грохот, кто-то крикнул «Ай!», и послышался голос Шприца:

– Вот ведь дурак! Была на лбу шишка, теперь еще и нос расквасил.

Раздался топот ног, и по коридору мимо их двери пробежала целая толпа людишек.

– Держи его! – кричали Быстролётик и Пустомеля, преследуя удирающего больного.

– Не мешайте репетировать! – возмущался Рояль из соседней комнаты, ударяя по клавишам фортепиано.

– Пожалуйста, только не спиртом! – донесся жалобный Растяпин голос.

Тут Вруша сделал что-то очень странное. Пока его брат, обернувшись, с интересом смотрел через раскрытую дверь в коридор, Вруша протянул руку и тихонько снял с него табличку, на которой было написано «Правдюша». Табличка держалась на небольшом металлическом зажиме. Потом Вруша разжал такой же зажим у себя на груди, снова протянул руку и незаметно прицепил свою табличку на тельняшку брата. А себе привесил Правдюшину. Никто ничего не заметил. А Вруша, с табличкой «Правдюша» как бы невзначай встал со своей табуретки, обошел брата и сел с другой стороны от него, ближе к окну, на табуретку, где раньше сидел доктор Шприц.

– А это, наверно, Растяпу ловят, чтобы ему нос спиртом продезинфицировать, – догадался Никтошка.

– Ты лучше босиком не стой, – посоветовал Правдюша, не замечая, что на груди у него теперь висит табличка с именем брата. – Доктор сказал, что ты только что выздоровел, а пол холодный. И дверь закрой, а то сквозняк!

Никтошка послушно закрыл дверь и вернулся на кровать.

– Ай-ай-ай! – донесся жалобный Растяпин писк уже из другого конца дома.

Потом всё стихло. Некоторое время малянцы сидели и прислушивались.

– Поймали, – нарушил молчание Правдюша.

– А-а! – донесся приглушенный визг.

Никтошка поежился.

– Спиртом лоб мажут, – сказал Вруша, опустив глаза на свою табличку «Правдюша». У него был такой невозмутимый вид, словно он был Правдюшей всю свою сознательную жизнь.

Снова стало тихо. Братья прислушивались.

– У-у! – донеслось из дальнего конца дома.

Никтошка прикусил губу.

– А теперь укол против столбняка вкололи, – пояснил Правдюша с табличкой «Вруша». – Мы своим животным всегда такой укол делаем, если они поранятся.

– А я думал, драка будет, – сказал поддельный Правдюша.

Никтошка-то и не подозревал, что это Вруша. Ведь на нем было написано «Правдюша», да и сидел он справа от своего брата – а ведь они так с самого начала сели, когда вошли в комнату: справа – Правдюша, слева – Вруша. Вруша пересел, пока Никтошка стоял возле открытой двери и смотрел в коридор.

Настоящий Правдюша почесал голову.

– Погоди ты со своей дракой, – сказал он брату. – Мы сюда зачем пришли?

– Зачем?

– Чтобы Никтошка опять без друга не остался, вот зачем.

– А, точно! – хлопнул себя по лбу поддельный «Правдюша». – Я и забыл.

Они опять замолчали. Никтошка сидел на кровати и смотрел на братьев. Ему снова подумалось, что если бы у них не было табличек, он бы ни за что не различил, кто из них кто. Никтошка переводил взгляд с одной таблички на другую и про себя читал слева-направо: ВРУША-ПРАВДЮША. ВРУША-ПРАВДЮША. ВРУША-ПРАВДЮША. А на самом-то деле всё было наоборот: слева сидел Правдюша, а Вруша – справа. Первым нарушил молчание левый брат.

– Мне Шприц сказал, что у тебя совсем никаких друзей нет, – обратился брат с табличкой «Вруша» к Никтошке. Никтошка кивнул. – Но ты сказал, что с Врушей дружить не будешь. Потому что он с тобой бессовестно поступил и из-за него ты чуть не пропал. Так?

Никтошка опустил глаза. Ему было стыдно, что он тогда сказал этому малянцу: «Я от дружбы с тобой не выживу». А теперь вот он сам себя ругает и обзывает «негодяем». Никтошка-то думал, что это Вруша, потому что у него была табличка «Вруша». Он же не знал, что это на самом деле Правдюша, да и сам Правдюша не знал, что у него Врушина табличка. Он про эти таблички вообще забыл и на них не смотрел. Конечно, если бы Правдюша глянул, что написано на брате – он бы сразу всё понял! Но он сидел к брату боком, и табличка была ему не видна. А настоящий Вруша молча сидел на табуретке и спокойно рассматривал развешанные по стенам фотографии. В этой комнате, которую малянцы называли «заразной», на стенах висело множество фотографий. Фотограф Мегапиксель развесил на стенах фотографии, чтобы заразные больные могли их рассматривать и не скучали. Тут был и исторический снимок, запечатлевший первое погружение подводной лодки, изобретенной ученым Всезнайкой. Снимок был черно-белый – тогда людишки еще не умели делать цветные фотографии.

– Вруша поступил с тобой бессовестно, – продолжал Правдюша, не подозревая, что по табличке он и есть Вруша. – На этого вруна нельзя положиться, и с таким негодяем вообще никому дружить нельзя. Правда? – и фермер вопросительно поглядел на Никтошку. Но Никтошка сидел, опустив глаза, и машинально читал: «Вруша-Правдюша, Вруша-Правдюша, Вруша-Правдюша». – Так что же? – не отставал брат с табличкой «Вруша». – Правда?

Никтошка кивнул. А брат с табличкой «Правдюша» продолжал вертеть головой, рассматривая фотографии и даже тихонько насвистывал какую-то песенку. Никтошке показалось, что он где-то уже эту песенку слышал, и он даже припомнил, какие у этой песенки были слова. Что-то типа «Капитану корабля не нужна совсем земля». Да, что-то в этом роде. Никтошка уже не слушал, что говорит Вруша (который на самом-то деле был Правдюшей).

– Но то что на Врушу нельзя положиться – это не беда! – говорил тот. – Врушу можно заменить его братом-близнецом! Который во всём точно такой же, но отличается только одним. Он всегда говорит правду. Всегда! И на такого людишку можно положиться. Он ни за что не подведет и не предаст. Правда?

Тут я должен сделать небольшое отступление и объяснить читательницам и читателям одну вещь. Вруша только что совершил обман: перевесил таблички с именами. На себя нацепил табличку «Правдюша», а брату привесил «Врушу» – так что никто не заметил. «Но как же, как же! – наверное воскликнули самые сообразительные из читателей и читательниц, узнав о Врушином обмане. – Ведь Вруша перед этим принял таблетку правдина! А кто его принял – может говорить одну только правду и ничего, кроме правды!»

Тут мне ничего не остается, как согласиться с самыми сообразительными читательницами и читателями. Съев правдин – врать нельзя. Правдин – так называется не только сама таблетка, которую, когда принимаешь, нужно класть под язык. Правдин – это еще и химическое вещество, и из него эта таблетка сделана. Разработал правдин ученый Всезнайка еще давно, для каких-то своих опытов. А доктор Шприц приготовил из вещества таблетки и использует их для того, чтобы помочь некоторым врунам стать честными людишками. Как же работает правдин? Находясь непосредственно под языком, он действует прямо на сам языковый нерв – то есть, на тот нерв, который идет из нашего мозга к языку. Правдин блокирует любое движение языка, если тот собирается сказать неправду. Одним словом, у людишки, принявшего правдин, язык не повернется сказать ложь – вот в чем всё дело! Теперь читателям и читательницам понятно, что тот, кто принял правдин, не скажет ни слова вранья, пока вещество действует на его язык.

Но написать вранье на бумажке – почему бы и нет? Ведь правдин лежит под языком и действует только на языковый нерв. Именно поэтому Вруша, придя вместе с Правдюшей и не мог сказать ни одного слова неправды. Поэтому он вообще ничего не говорил, а только молчал и песенку насвистывал. Но руки-то его могли делать что хотели! Вот они и сделали.

– Тебе обязательно нужен друг, – твердил Правдюша с табличкой «Вруша». – А Правдюше как раз тоже не с кем дружить. Он был бы счастлив заменить собой брата и подружиться с таким малянцем, как ты!

«Он был бы счастлив!» – шепотом повторил Никтошка. А другой брат сидел себе на табуреточке, рассматривал фотографии на стенах и тихонечко насвистывал. А Правдюша с табличкой «Вруша» сказал:

– Но никто тебя заставлять не будет. Дружба – дело добровольное. Ты сам должен выбрать с кем дружить: со мной или с ним, – кивнул он на брата.

– А можно с обоими? – спросил Никтошка.

– Нет! – воскликнул фермер. – Ни за что! Когда мы вдвоем и с нами еще кто-нибудь – такая неразбериха начинается, хоть под корову кидайся! Ты сам должен выбрать. Добровольно! С кем ты будешь дружить. С ним, – показал он на брата, – или со мной.

На этом брат с табличкой «Вруша» закончил свою речь и умолк. А брат с табличкой «Правдюша» разглядывал фотографии. Особенно ему нравилась подводная лодка. Как я уже говорил, оба фермера были просто влюблены во все, связанное с морем. Правда, эта подводная лодка, которую построили малянцы с Незабудковой улицы два года назад, никогда не плавала в море. Всезнайка и остальные отправились на ней путешествовать по Кабачковой реке. Ведь моря в окрестностях Цветограда и в помине нет, и никто из Цветоградцев и даже Солнцеградцев его никогда не видел…

– Ну так что же? – повторил свой вопрос брат. – Кого ты из нас выбираешь?

Никтошка вздохнул. Он до сих пор всё читал: «Вруша-Правдюша, Вруша-Правдюша». Наконец оторвал взгляд от табличек и посмотрел братьям в глаза. Сначала левому, а потом правому брату. «Вруша. Правдюша. Вруша». Никтошка думал. «Что скажешь? – мысленно спросил он Вилку. – Вруша не хочет со мной дружить, это ясно. Он обиделся, что я от него отказался, и он гордый. Он тогда, конечно, со мной плохо поступил. Но все-таки он благородный. Сам себя называет негодяем, на которого нельзя положиться. Хоть и Вруша, а честно признался, что негодяй». «Наверно, правдин подействовал» – вставил свою мысль Вилка. «Наверно, – согласился Никтошка. – Но все-так, он поступает благородно. Вместо себя привел брата. И предлагает дружить с ним. А брат?» – тут Никтошка перевел взгляд на правого брата – с табличкой «Правдюша». Тот как раз перестал насвистывать и глазеть по сторонам. Он тоже повернулся к Никтошке, и глаза их встретились. Правдюша – который на самом-то деле был Врушей, но Никтошка этого не знал – умоляюще смотрел на Никтошку. И Никтошка сразу же принял решение.

– Конечно! – воскликнул он и вскочил с кровати. – Конечно же, я буду твоим другом! – и взял брата с табличкой «Правдюша» за руку.

Брат тоже поднялся. Встал и левый брат – с табличкой «Вруша».

– Значит, ты все-таки хочешь дружить с ним? – задумчиво сказал он. Никтошка кивнул, стараясь не смотреть ему в глаза. – И ты не против? – повернулся настоящий Правдюша к поддельному.

– Не-а, – ответил поддельный.

– Ну что ж. Это ваш выбор. Ну, пока! – Он встал со своей табуретки и по очереди протянул руку Никтошке и брату.

– Пока, братик! – горячо воскликнул поддельный Правдюша. – Не обижайся! – И он заключил брата в свои огромные объятия.

– Иди в баню! – пытался вырваться тот.

Но поддельный Правдюша так сильно любил брата, что еще долго не отпускал его из своих объятий. А когда наконец выпустил, оказалось, что таблички куда-то исчезли. Может, из-за столь сильных объятий близнецов зажимы на табличках сломались и они упали куда-то на пол? (В смысле, таблички, а не сами близнецы). Но никто этого не заметил. Настоящий Правдюша больше ничего не сказал. Он досадливо махнул рукой и скрылся за дверью. Никтошка старался на него не глядеть.

– Пойдем в паб, а? – предложил Вруша, когда его честный брат ушел. – Выпьем безалкогольного пива. За нашу дружбу!

– Пошли, Правдюша, – грустно согласился Никтошка. Ему было как-то стыдно и неудобно, что так получилось с другим братом.

Никтошка стал одеваться.

– Теперь они не нужны! – сказал фермер и показал другу обе таблички, которые, оказывается, были у него в руке. – Когда этого вруна с нами нет, и без надписей всё ясно!

И он выбросил их в мусорное ведро, стоящее в углу возле двери.