Текст книги "Неоконченное дело"

Глава 3

Моросил дождь и уже сгущались сумерки, когда мы сели в машину Питера Феррерса. Поблескивавшие от сырости серые тротуары Лайлак-креснт были сейчас почти пусты, но приближался тот час, когда толпы людей покинут свои конторы и устремятся к ближайшей станции подземки, да и сами обитатели улицы начнут возвращаться по домам парами или поодиночке. Феррерс приподнял серый капот своего большого, но уже сильно изношенного и недорогого автомобиля, припаркованного им прямо перед дверью офиса Бифа, завел двигатель, а затем стремительно отъехал от тротуара.

Биф подался вперед на занятом им переднем сиденье и неприязненно всматривался в транспортный поток.

– На ваше счастье, я уже больше не служу в полиции, – вымолвил он. – Не придется оштрафовать вас за нарушение правил дорожного движения в густозаселенном районе.

Молодой Феррерс промолчал, но продолжал несколько небрежно управлять машиной, держа на руле только одну руку. При этом он с легкостью огибал трамваи и миновал улицы, где проехать мешали создавшиеся пробки.

Скоро автомобилей стало попадаться значительно меньше, поскольку мы выбрались из центра города и наш водитель мог теперь держать равномерную, но достаточно высокую скорость. Биф долго хранил молчание. Затем внезапно повернулся к Феррерсу.

– Как, вы сказали, называется усадьба? – спросил он.

– «Кипарисы».

– Забавно. А мне послышалось «Каперсы». Вот вам пример, как желудок подчас влияет на органы слуха. Чистая психология, не правда ли? – добавил он, уже обращаясь ко мне.

Но в разговор вклинился Феррерс. Мы только что свернули на длинную и широкую улицу, вдоль обеих сторон которой протянулись высокие деревянные заборы, потемневшие от дождя и выглядевшие неприветливо.

– Это нужная нам дорога, – сказал Феррерс. – Дом расположен дальше слева.

Как только машина замедлила ход, я понял, почему это место носило такое странное для Лондона название. С полдюжины высоких деревьев росли прямо за оградой, делая дом почти невидимым с проезжей части. Причем это были мрачные с виду, не внушавшие никаких радостных чувств стволы с почерневшими кронами, совершенно непохожие на те вспышки яркой зелени, какими изображал их на своих полотнах Ван Гог. Они выглядели подобием старого и выцветшего театрального задника, а при свете уличных фонарей сливались с забором в одну неприглядную мрачную стену.

Ворота стояли нараспашку, и Феррерс въехал прямо на территорию усадьбы. Перед нами возник дом, построенный, должно быть, в тот же период, когда отец Элизабет Барретт Браунинг спланировал и возвел в псевдомавританском стиле свой знаменитый дворец, где сам потом никогда не жил. По не совсем ясной причине огромные особняки подобного рода неизменно, как кажется ныне, служили отчасти выражением протеста своих хозяев против нравов той эпохи. Словно единственно возможным способом отвлечься от занятий «большим бизнесом» были тогда прихотливые архитектурные фантазии.

Хотя в «Кипарисах» фантазия отсутствовала почти напрочь. Дом производил впечатление холодного и темного владения, с размахом построенного на просторном участке собственной земли; в его планировке чувствовались изначально колоссальные, но не доведенные до конца амбиции. Уподобляясь библейскому Аврааму, богатые люди времен королевы Виктории, по-видимому, твердо верили, что семя их станет таким же бесчисленным, как песчинки на морском берегу, и строили дома в соответствии с этой верой.

Покрытый легкой изморозью, в тени кипарисов дом все равно представлялся излишне помпезным. Одну из его стен почти сплошь увивал пропитавшийся влагой плющ, который затем взбирался до половины высоты башни – стражи усадьбы, громоздившейся в одном из углов дома. Единственная лампа под портиком крыльца была слишком тусклой и высвечивала лишь полукруг кустов, росших в нескольких ярдах от входа. Ухоженные и тщательно постриженные, они тем не менее представлялись неприглядными из-за изломов и изгибов кривых ветвей. Более молодой и нежный куст бузины притулился к самой стене, куда лучи электрического света почти не попадали.

– Да, совсем не дом моей мечты, – констатировал Биф, когда мы выбрались из машины и ненадолго задержались, стоя на слипшемся гравии подъездной дорожки. – Вы серьезно считаете, что ваш брат живет тут, потому что ему нравится? – спросил он с откровенным недоумением в голосе.

Пожилой мужчина, открывший нам дверь, как показалось, удивился при виде Питера Феррерса, но ничего не сказал ни когда мы входили в длинный, выложенный кафелем холл, ни когда принимал у нас плащи. Я был готов увидеть в интерьере дома любые проявления суровой экстравагантности, но этот холодный вестибюль, отделанный сине-зеленой плиткой, все равно превзошел все мои ожидания. Он напоминал холл здания муниципального совета – безукоризненно чистый, словно только что обработанный химикатами против насекомых. Полы не были покрыты ковровыми дорожками, а голые стены наводили тоску своим болезненным цветом, немного отливая в странную желтизну. Единственным предметом меблировки оказалась массивная вешалка для одежды, напоминавшая одинокое красное дерево со сплющенными плоскими ветвями, прибитыми к стене, каждая из которых рисовалась медленной темной рекой, лениво протекавшей по однообразной равнине. Но Биф, по всей видимости, ни на что пока не обращал внимания.

– Так, – сразу же приступил к делу он. – Покажите нам, где вы обнаружили тело.

Молодой Феррерс едва заметно улыбнулся и повел нас через все пространство вестибюля.

– Библиотека расположена здесь, – сказал он, – но, боюсь, вы не найдете в ней ничего интересного. Полиция все скрупулезно обыскала.

– Мы ничего не можем знать заранее, – возразил Биф. – Порой важной оказывается любая мелочь. – Он сделал паузу, словно подыскивая нужные для следующей фразы слова. – Где именно сидел доктор Бенсон, когда был обнаружен его труп? – спросил он.

Феррерс указал на кресло. Поперек кожаной спинки и внутри одного из подлокотников темнели пятна.

– Кровь, как легко предположить. Вы не будете возражать, – Биф повернулся к Питеру Феррерсу, – если я попрошу вас сесть ненадолго в той же позе, какую имел убитый? Так я смогу лучше представить себе общую картину обстановки в комнате.

Мне было ясно намерение Бифа. Он пытался реконструировать сцену преступления в хорошо всем известной манере; но я, признающий метод полезным (особенно для последующего драматического описания), сейчас совсем не понимал, что это может ему дать. Но он в задумчивости смотрел на севшего в кресло Феррерса и кончиками пальцев поглаживал усы.

– Интересно, – произнес он потом, и это можно было трактовать как угодно.

– Полиция забрала кинжал, – объяснил Феррерс и при первой возможности поднялся с кресла.

– Где именно его нашли? – спросил Биф.

– Горничная сказала, что на столе.

– А вы сами видели его там?

– Нет, полиция прибыла задолго до того, как до дома добрался я, и увезла его, чтобы снять отпечатки пальцев. Они дали нам строгий наказ оставить здесь все на прежних местах.

– В таком случае кто все-таки видел кинжал?

– Как я и сказал, та горничная, которая первая обнаружила тело Бенсона, шофер-садовник Уилсон и Дункан.

– Вас может удивить, – заговорил Биф, снова медленно обходя комнату, – сколь многого не замечают полицейские, когда проводят подобные расследования. Вместо того чтобы основательно оглядеться вокруг, они сразу приступают к поиску конкретных вещей. А потому здесь наверняка присутствуют незначительные детали, которые они упустили из виду.

– Уж кому, как не вам, знать об этом, – саркастически напомнил ему я.

Слыша мои слова, Биф задержался перед столом, на котором нашли кинжал. На нем все еще стояли графин и два использованных стакана. Сержант взял один из стаканов и, громко вдохнув, принюхался к остаткам содержимого.

Как же это типично для Бифа, подумал я. Он расследует убийство, совершенное с помощью холодного оружия, но приступил к нему, сунув нос в обыкновенный стакан для виски.

– Ну и чем пахнет? – спросил я, уже не скрывая иронии.

– Виски, – не замедлил с ответом Биф. – Причем хорошим. Однако я не придаю этому факту большого значения. Виски вообще не мой любимый напиток. Один глоток, и стакан пуст. Но у каждого свои вкусы.

Феррерс, который с той же смутной улыбкой наблюдал, как Биф «обследует» комнату, теперь счел нужным вмешаться:

– Как я предполагаю, вы захотите допросить прислугу?

– Да, конечно, – откликнулся Биф. – Мне непременно следует это сделать. Окажите любезность, пришлите слуг сюда по одному. Начать лучше будет с девушки, обнаружившей труп.

Как только Феррерс покинул комнату, Биф резко повернулся ко мне.

– У меня в сумке лежит пустая бутылка, – прошептал он в волнении. – Перелейте в нее виски из графина. Действуйте быстро, пока он не вернулся.

– Но Биф, – попытался протестовать я, – нам никто не давал права красть из этого дома спиртные напитки. Вы не можете проникнуть к кому-то и попросту прихватить с собой…

– Сделайте то, о чем вас просят, – оборвал мои возражения Биф. – Не надо придавать особого значения тому, что вам разрешено или запрещено. Я буду сейчас прикрывать вас, а потом, пожалуйста, никому ни слова о нашей маленькой манипуляции. Вы все поймете, когда я поделюсь своими соображениями, выбравшись из этого дома.

Крайне неохотно я принялся исполнять поручение Бифа и начал переливать виски в пустую емкость, принесенную им с собой. Когда почти половина остававшегося в графине напитка оказалась в нашем распоряжении, я хотел вернуть графин на прежнее место, но Биф заметил мое намерение и прошипел:

– Перелейте все виски. Не оставляйте ни капли. И остатки в стаканах тоже.

Мне едва хватило времени, чтобы сунуть бутылку в сумку Бифа, когда в дверь чуть слышно постучали и вошла девушка.

– Вы хотели меня видеть? – спросила она.

– Да, – ответил Феррерс, проследовавший в библиотеку за ней. – Познакомьтесь с сержантом Бифом, который хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу убийства.

Девушка пересекла комнату и встала напротив Бифа. Казалось, она немного нервничала и потому непрерывно оправляла на себе складки платья, дожидаясь, чтобы детектив начал беседу. Хорошенькая, но не красивая, она обладала правильными, хотя несколько мелковатыми чертами лица. У нее были светлые, от природы кудрявые волосы, к которым явно не прикасались электрические щипцы для завивки или бигуди. Вероятно, выходя из дома, она не надевала шляпок, поскольку в ее шевелюре виднелись пряди, выцветшие на солнце, но сейчас она собрала волосы в крупный и несколько старомодный пучок.

Биф извлек огромный блокнот и положил перед собой на стол.

– Вы помните, чем занимались в тот вечер? Я имею в виду, разумеется, вечер, когда убили доктора Бенсона, – задал он первый вопрос.

Девушка нервно теребила пальцами рукава быстрыми и порывистыми движениями. Ответила она не сразу.

– Я тогда рано отправилась спать, – сказала горничная после паузы. – Вскоре после того, как отъехала машина мистера Питера. Думаю, было примерно без четверти десять.

– Откуда вы знали, что это была именно машина мистера Питера? – мгновенно задал следующий вопрос Биф.

На секунду девушка как будто растерялась, но потом ответила:

– Конечно, я ни в чем не могу быть уверена, но тогда перед домом стоял всего один автомобиль. Вот я и посчитала, что уехали на нем.

– Ночью слышались ли вам какие-либо звуки в доме? – встрял с вопросом я.

– Нет. Кажется, я почти сразу заснула.

– И уже не просыпались до самого утра?

– Я встала только в семь часов.

Биф почесал голову тупым концом карандаша, будто не был уверен, о чем еще спросить ее.

– А затем обнаружили доктора Бенсона, – произнес он затем с особым нажимом на каждом слове.

Девушка кивнула, по всей видимости предвидев, каким будет следующий вопрос. У нее заранее округлились глаза, когда она наблюдала за Бифом, слюнявившим кончик грифеля и делавшим запись в блокноте. А я, разглядывая ее небольшое округлое личико, вдруг понял, что горничная, безусловно, думала сейчас о теле мертвого врача, каким нашла его в то утро, но ее почти не волновало ни само по себе убийство, ни арест Стюарта Феррерса. Служанка отвечала на вопросы Бифа таким же тоном, каким говорила бы с человеком, спросившим у нее, который час. То есть о том, что могло интересовать кого-то другого, но никак не трогало в данный момент ее саму.

Биф закончил писать длинное предложение, стоившее ему определенных усилий, и снова обратился к ней.

– Должно быть, – заговорил он, – теперь вы можете рассказать нам о позе, в которой находилось тело покойного, и о некоторых других деталях. Вспомните, что случилось после того, как вы спустились вниз и обнаружили в кресле труп.

Прежде чем начать, девушка бросила беглый взгляд на Питера Феррерса, а потом, приободренная, уже смелее обратилась к Бифу.

– Как обычно я спустилась по лестнице примерно в половине восьмого, чтобы немного навести внизу порядок перед завтраком. Прибравшись в холле и столовой, зашла сюда. Кресло стояло спинкой к двери, и я подумала, что доктор Бенсон проспал в библиотеке всю ночь. Мне было ясно, что это он, потому что над спинкой виднелась верхняя часть его головы со знакомой плешью. Я немного растерялась, как поступить. Подумала, если разбудить его, он, чего доброго, на меня рассердится, но, с другой стороны, не сделай я этого, то получила бы нагоняй от мистера Стюарта, что не стала делать уборку в этой комнате. И тогда решила навести чистоту так, чтобы не разбудить его.

– Почему вы опасались, что доктор Бенсон рассердится? – спросил я.

Девушка опять быстро посмотрела на Феррерса и только затем ответила:

– Потому что он всегда сердился.

– Всегда сердился именно на вас?

– На нас всех.

– Значит, вы не любили доктора Бенсона? – вмешался Биф.

– Не то чтобы я его не любила, но он постоянно находил повод злиться на нас, а потому мы старались как можно реже попадаться ему на глаза. Все, кроме Эда… Я имею в виду Уилсона. Он считал, что доктор хороший человек.

– Понятно, – кивнул Биф. – Продолжайте. Когда вы заметили, что он мертв?

– Я попыталась сделать здесь уборку, не поднимая шума. На столе лежали несколько книг, и мне захотелось поставить их на место, как вдруг я заметила рядом с ними нож, покрытый кровью. Это меня встревожило, но я сначала даже не подумала, что могло случиться что-то серьезное. Мне нужно было взять нож со стола. Но я еще не успела к нему прикоснуться, как разглядела доктора Бенсона и, наверное, подняла шум, хотя не припомню, чтобы закричала, вот только шофер как раз в то время проходил под окнами и услышал мой вопль. Он зашел в комнату, увидел кровь и вывел меня наружу.

Внезапно горничная повернулась к Феррерсу, словно ей не удалось высказать Бифу все так, как ей бы того хотелось.

– Это было ужасно, мистер Питер, – пролепетала она. – Много крови повсюду, а его голова свесилась набок. У него в шее виднелась большая дыра, а его пиджак и кресло стали красными. И в комнате стоял странный запах, от которого меня стало тошнить. Сначала я решила, это потому, что окно оставалось закрытым всю ночь, но потом сообразила, какой это запах… Теплый и солоноватый.

Биф выждал несколько мгновений, прежде чем задать девушке следующий вопрос, причем постарался увести ее от воспоминаний о трупе.

– Давно ли вы работаете у мистера Феррерса?

– Почти год.

– Вам нравится работать у него?

– Мы едва ли вообще видим его, – ответила она осторожно.

Биф кивнул.

– Теперь о ноже, – сказал он. – По вашим словам, он лежал на столе. Вы не заметили в нем ничего необычного?

– Кровь, конечно же, – произнесла девушка с легким удивлением.

– Я имел в виду другое, – перефразировал вопрос Биф. – Было необычным то, как он лежал на столе?

– Нет. Так он лежит там всегда.

– Почему вы уверены в этом?

– Я часто видела, как мистер Стюарт играет с ножом, – пояснила девушка. – Он почти постоянно крутил его в руках, когда сидел здесь. Бывало, вызывал и приказывал что-то сделать, а сам вертел ножом, и от этого даже немного жутковато становилось.

– Она совершенно права, Биф, – вмешался Питер. – Нож все время лежал здесь на столе. Его использовали для любых целей. Мы пускали его в ход, чтобы очинить карандаши и все прочее. Отец при жизни твердил, что нож нуждается в точке, но так и не заточил его.

Биф снова обратился к девушке:

– Вы помните, когда протирали нож в последний раз?

– Помню. В одиннадцать часов утра в тот день, конечно же.

– Конечно же? Почему?

– Я всегда чистила его по утрам. Все металлические предметы нужно было протирать регулярно. Мистер Стюарт тщательно за этим следил, – объяснила девушка.

– Этот нож… – медленно задал очередной вопрос Биф. – Как он выглядел?

Снова счел нужным вмешаться Феррерс.

– Это был обычный старый кинжал, – сказал он. – Папа отыскал его несколько лет назад в каком-то антикварном магазине. Ручка у него действительно поражала красотой орнамента из серебра. Как мне кажется, лезвие имело длину восемь или девять дюймов, толщину примерно дюйм, а острие сходилось к почти иголочной точке. Но, как я предполагаю, полиция покажет вам его, если проявите интерес.

– Особой спешки нет, – заверил Биф. – Мне просто хотелось получить общее представление. А теперь вспомните вот о чем, – он обратился к горничной, – когда вы вышли из библиотеки, что делал Уилсон?

Девушка ненадолго задумалась.

– Ну, сначала он вышел вместе со мной, – ответила она. – А когда убедился, что я уже в полном порядке, то позвал Дункана и снова зашел в библиотеку.

– Дункан появился сразу же?

– Я встретила его на лестнице, когда спускалась в кухню.

– У меня остался один важный вопрос, который я хочу вам задать. – Биф склонился к ней ближе через стол. – Вы имеете представление, чем в тот день занимался мистер Стюарт?

– Вскоре после завтрака он ушел из дома, а вернулся только примерно в половине седьмого и сразу поднялся к себе, чтобы переодеться. После этого он просто сидел и дожидался прихода в гости джентльменов.

– Он сидел в библиотеке?

– Нет, в гостиной.

– Стало быть, в гостиную в тот день он не заходил вообще?

– Заходил, но только утром, когда вызвал туда Уилсона, а потом уже нет.

– Хорошо, – сказал Биф. – На этом у нас с вами пока все.

Но как только девушка повернулась, чтобы уйти, он внезапно задал ей вслед еще вопрос:

– Между прочим, а как вас зовут?

– Роуз, – ответила горничная, но своей фамилии предпочла не называть.

И когда она снова направилась к двери, Биф проворно подался вперед и снял с кушетки подушку.

– А это что такое?

На одной из сторон подушки были ясно различимы две длинные параллельные линии темно-красного цвета. Несомненно, следы крови.

– Не знаю, – пожала плечами Роуз. – Я прежде не заметила этого.

Я взял подушку из рук Бифа и осмотрел ее. Не оставалось сомнений, что ею протирали лезвие ножа.

Глава 4

– Вам не кажется, – сказал Питер Феррерс, – что в данном случае следует обратиться за информацией к дворецкому?

– Вы так считаете? – медленно и задумчиво спросил Биф. – Лично я немного недолюбливаю дворецких. Давно заметил, что стоит произойти убийству, как почти всегда в деле фигурирует дворецкий. Впрочем, мне, наверное, действительно лучше будет выслушать его.

Меня Дункан откровенно разочаровал. Я надеялся увидеть перед собой для разнообразия какой-то несколько иной тип дворецкого. К примеру, одноглазый дворецкий или слишком громогласный показались бы интересной переменой в личности такого персонажа, но Дункан выглядел до скуки обыкновенным и вполне традиционным слугой, поставленным командовать остальной прислугой. С чувством даже некоторой неприязни я подумал, что его столь полное соответствие типажу только затруднит мои попытки создать на основе данного преступления оригинальный и занимательный роман. Да, у него имелись некоторые отличительные приметы вроде вставных искусственных зубов, но подобная особенность никак не подходила для создания необычного образа, который мне требовался. Впрочем, он проделывал с зубами весьма занимательные трюки: щелкал вставными челюстями, заставлял их прыгать во рту, а порой с помощью языка снимал с креплений, и зубы вдруг у вас на глазах вылезали далеко вперед, а затем снова исчезали, как белые зайцы в норках. Но в целом эта долговязая, гротескно тощая фигура с трупной желтизной лица, с длинными костлявыми пальцами и с овальной формы лысой головой уж слишком напоминала главного подозреваемого в десятках книг и фильмов.

– Дункан, – обратился к нему Питер Феррерс мягким и доброжелательным тоном, – эти джентльмены проводят независимое расследование дела в надежде доказать невиновность мистера Стюарта. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали им все, что вам известно.

Дункан выглядел изумленным. Правда, его тонкие брови постоянно находились в чуть вздернутом состоянии, словно его удивляло решительно все и он так и ждал от жизни каких-то неприятных сюрпризов.

– Безусловно, мистер Питер. Что угодно. Пусть даже если я знаю очень мало, – отозвался он.

– Ужин гостям подавали вы? – Биф с характерной для него неуклюжей бестактностью задал вопрос, не дав дворецкому закончить фразу.

– Да, сэр.

– И какое впечатление произвел на вас их аппетит?

– Вполне обычное, сэр. Мистер Стюарт никогда не ел за ужином много, зато доктор Бенсон предался трапезе от души.

– О чем они беседовали за ужином?

– По большей части о политике. Причем говорил главным образом мистер Уэйкфилд.

– Между ними возникали споры?

– Я бы назвал это не спорами, а скорее дискуссиями, сэр. Мистер Стюарт никогда не разделял политических взглядов мистера Уэйкфилда, обычно склонявшегося на сторону социалистов.

– Вы хотите сказать, что он из числа красных?

– Я не могу в точности передать вам его точку зрения, сэр, но мистер Стюарт находил его позицию слишком прогрессивной, чтобы принимать ее.

– Ясно. Как давно вы служите в этой семье, Дункан?

– Покойный мистер Феррерс нанял меня вскоре после своей женитьбы.

– Стало быть, вы знаете мистера Стюарта Феррерса и мистера Питера Феррерса на протяжении всей их жизни?

– Да, и очень хорошо, сэр.

– А теперь, – начал Биф предельно серьезно, – я бы хотел, чтобы вы на минуту забыли о присутствии в этой комнате мистера Питера и рассказали мне откровенно, как мужчина мужчине, что вы о них думаете.

– Мне представляется это не совсем уместным… – заговорил дворецкий, но Питер перебил его:

– Смелее, Дункан.

– Что ж. Они оба были хорошими сыновьями, их отец высоко ценил обоих за это. Он обожал своих детей, и его смерть крайне опечалила всех, сэр. Мистер Питер должен хорошо помнить, как оставался с ним до самого конца. Доктор в тот момент тоже показал себя с самой лучшей стороны, проявляя к старику всевозможное участие.

– Вы немного отошли от темы, – заметил Биф. – Я хотел больше узнать у вас о характерах братьев.

– Мистер Стюарт всегда был тихим и уравновешенным, сэр. Он – человек сдержанный, религиозный, насколько мне известно, оказывал весьма значительную поддержку местной церкви. Мистера Питера отличал более живой темперамент, если вы понимаете, что я имею в виду.

– А доктор Бенсон?

Лицо Дункана заметно помрачнело.

– Я всегда ценил его как очень хорошего врача, сэр. Старый мистер Феррерс питал к нему глубочайшее доверие и в периоды заболеваний никого больше не желал даже подпускать к себе.

– Вы все время работали в этом доме?

– Да, сэр. Меня наняли сразу после его приобретения.

– В то время у старого хозяина уже были дети?

– Нет, но у него уже скоро родился мистер Стюарт, сэр. А годом позже появился на свет мистер Питер.

– Вы женаты, Дункан?

Мне показалось, будто я уловил тень улыбки на лице Питера Феррерса.

– Да, сэр. Я состою в браке уже пять лет.

– Поздняя женитьба, – высказал свою мысль Биф. – Вы, вижу, не слишком торопились связывать себя брачными узами. Она живет где-то поблизости отсюда?

– Более того, сэр. Она – наша повариха. Мы и познакомились в этом доме.

Мне начали немного досаждать вопросы Бифа, поскольку, как я считал, матримониальные отношения дворецкого, как и давняя история семьи Феррерс, не имели прямого отношения к делу об убийстве доктора Бенсона. Но с Бифом требовалось проявлять бесконечное терпение.

– Вернемся к той вечеринке, – сказал Биф.

– Вечеринке, сэр? – Казалось, это слово поразило Дункана более всего остального. У него выпрыгнули наружу зубы, но мгновенно снова скрылись, а он сам подался чуть вперед.

– Хорошо, давайте назовем это мероприятие званым ужином или приемом. – Биф заговорил с некоторым куражом, словно ему доставил удовольствие вид хотя бы одного свидетеля, нервно прореагировавшего на его вопрос. А Дункан отчего-то выглядел явно нервничавшим. – Когда они приступили к трапезе?

– Все сели за стол ужинать в восемь часов, как обычно. Мистер Стюарт неизменно держался строгой пунктуальности в подобных вещах, сэр. В чем очень походил на своего отца.

– А закончили?

– В библиотеку на чашку кофе они перешли примерно в двадцать минут десятого. Кофе и бренди я подал им туда лично.

– Помните, о чем у них шел разговор в библиотеке? – спросил Биф.

Дункан сделал паузу, бросил взгляд на Питера и пошевелил нижней челюстью.

– Да, помню, – негромко ответил он.

– Что ж, тогда рассказывайте, о чем они беседовали, не тяните! – неожиданно рявкнул на него Биф.

Как мне показалось, Питер чуть заметно снова одобрительно кивнул, давая свое разрешение, и Дункан продолжил:

– Речь зашла о том периодическом издании, которое выпускают мистер Питер и мистер Уэйкфилд. Мне и прежде доводилось слышать разговоры на сей счет, сэр. Сложилось впечатление, что мистер Уэйкфилд просил мистера Стюарта о финансовой поддержке.

Здесь вмешался Питер Феррерс:

– Да, он совершенно прав, сержант. Мы с Уэйкфилдом не слишком обеспеченные люди, и «Новости на текущий момент» находятся сейчас в затруднительном материальном положении. А потому мы уже некоторое время пытались уговорить моего брата субсидировать газету.

– И дело выгорело? – спросил Биф.

– Мой друг интересуется, – пришлось поспешно вставить слово мне, – насколько успешными оказались ваши с ним деловые переговоры.

С несколько удивительным легкомыслием Питер, совершенно не опечаленный, ответил:

– Боюсь, что успеха мы не добились.

– И именно это вы и слышали? – уточнил Биф у Дункана.

– Точно так, сэр. Мистер Стюарт реагировал определенно и недвусмысленно. «Ни при каких обстоятельствах», – заявил он.

– И на этом все?

– Все, если излагать суть вопроса. Больше никаких важных тем в разговоре не затрагивалось, насколько мне позволено судить, сэр.

– И вы вернулись в кухню?

– Именно так, сэр.

– Кто там тогда находился?

– Моя жена и две девушки-служанки. Супруга поинтересовалась, понравился ли гостям обед, и когда я сообщил ей, что мистер Стюарт снова жаловался на избыток пряностей, она крайне расстроилась.

Дункан помотал головой, и на его желтовато-бледном лице отобразилось беспокойство.

– И как же обычно поступает ваша жена, если испытывает огорчение? – иронично спросил Биф.

Дункан воспринял откровенную насмешку с чувством собственного достоинства.

– В данном случае она сразу отправилась спать, – ответил он.

– Оставив вас и двух девушек?

– Да, сэр. Но лишь ненадолго. Они разгадывали кроссворд в вечерней газете, а Фреда постоянно зевала, хотя я неоднократно объяснял ей, что это проявление дурных манер. Примерно в четверть одиннадцатого Фреда тоже поднялась наверх, то есть незадолго до того, как нас покинули мистер Питер и мистер Уэйкфилд.

– Вы видели, как они уезжали? – спросил Биф.

– Разумеется. Я вышел в холл, чтобы подать им плащи и шляпы.

– Они выглядели вполне нормально?

– Э-э-э… Что вы имеете в виду, сэр?

– Были ли они трезвы и прочее? – объяснил вопрос Биф.

Питер опять не удержался от улыбки, когда Дункан сказал:

– Конечно же, сэр. Я никогда не видел никого из членов этой семьи или их друзей в ином состоянии.

– И пребывали в хорошем настроении?

– Да, насколько я мог заметить, сэр. Каждый из них милостиво пожелал мне спокойной ночи.

– И вы пронаблюдали за отъездом машины?

– Да, сэр. Я видел, как машина скрылась в дальнем конце подъездной дорожки. А когда вернулся в кухню, Роуз как раз собиралась отправиться спать.

Я пристально наблюдал за Дунканом и заметил, как на пергаментно сухой коже его лба выступили капельки пота, но меня это почему-то не удивило.

– Что было потом? – не унимался Биф.

– Потом? Чуть позже меня звонком вызвал мистер Стюарт. Я зашел в библиотеку, где застал его наедине с доктором Бенсоном. Он попросил принести виски и содовую воду, после чего они уже не нуждались в моих услугах. Вот, кажется, и все, что мне известно, сэр.

– Минуточку, минуточку! – воскликнул Биф. – Мы не можем упустить один интересный момент, к которому как раз подошли. – Он склонился вперед и спросил со значением: – О чем они разговаривали, когда вы подавали им виски?

Создавалось впечатление, что Дункан почти задрожал.

– Я уже обо всем сообщил полиции, сэр, – сказал он.

– Не имеет значения, о чем вы информировали полицию, – резко отреагировал Биф. – Сейчас вы должны все рассказать мне. Так о чем у них шел разговор?

– Честно говоря, сэр, уже когда я пересекал вестибюль, до меня донеслись голоса на повышенных тонах. Показалось, что между ними произошла ссора.

– Если голоса звучали громко, – тут же заметил Биф, – вы должны были различить, по какому поводу возникла размолвка.

– Я действительно слышал фразу доктора Бенсона, но мне она была непонятна.

– Какая фраза?

– Он сказал: «Это сейчас у меня в хирургическом кабинете».

– Что еще вы услышали?

– Ничего отчетливого, сэр. Но, как я понял, речь зашла о миссис Бенсон. Ее имя прозвучало дважды или трижды.

– И в какой же связи упоминалось ее имя?

Дворецкий выглядел теперь совершенно растерянным.

– Поверьте, сэр, – сказал он, – мне это осталось не совсем ясным. Но создалось впечатление, что имя миссис Бенсон упоминалось в какой-то связи с мистером Стюартом.

При этом Дункан с виноватым видом посмотрел на Питера Феррерса и звучно стукнул зубами, поскольку нижняя челюсть от волнения совершила слишком резкое движение.

– А что может связывать миссис Бенсон и мистера Стюарта? – безжалостно наседал на него Биф, который, как и я, заметил, что Дункана подобные вопросы приводили в полнейшее замешательство.

– Понимаете, сэр, ходят слухи, будто бы у мистера Стюарта и жены мистера Бенсона возникло нечто вроде любовного романа. Люди видели их вместе. Иногда в его машине, иногда в других местах.

– Ах, вот оно что! – воскликнул Биф. – О каких людях вы говорите? Например, лично вы сами видели их вместе, Дункан? Или же попросту наслушались чужих сплетен?

Дворецкий некоторое время колебался, а потом ответил уклончиво: