Текст книги "Бугатти Широн и Матильда"

В гостях у Олега

Василий

До дома мы с Олегом идем молча. В самом деле недалеко. Аленка с Ромашкой продолжают трепаться. Она ему на ходу фотографии в телефоне показывает:

– Вот эту запостим и эту…

– И вон ту, где дежурный зевает, – тычет Ромашка пальцем в экран мобильного.

Понятно все – на почве блоггерства сошлись. Сестру хлебом не корми, дай что-то привлекательное в Инстаграме выложить и сердечек с подписчиков стрясти.

А мне на какой почве теперь с Олегом сходиться? Вот откуда он Аленку знает? До того как пожениться, должны они были где-то познакомиться? А чего тянуть! Сестру за руку дергаю, вынуждаю притормозить. Ромашка вперед уходит.

– Ну, давай рассказывай, – говорю сестре. Она делает невинные глаза “ресницами хлоп-хлоп”.

– Что, прямо здесь? – Алена пытается оттянуть момент.

– Да, прямо здесь!

Олег тревожно на нас оглядывается. Мне бы к нему подойти. Нашел бы я, что сказать…

Молчу. Не время. Да и сердит я, наговорю лишнего. Может, не врет Аленка и не виноваты они настолько, как я напридумывал.

– Не стану на улице, – фыркает Аленка, – ты всегда понимаешь в меру своей испорченности. Не было у нас ничего!

– Ну да, кроме штампов в паспортах, – не удерживаюсь от сарказма. Аленка руку из моей выдергивает и с видом оскорбленного достоинства торопится за остальными. А я не спешу. Куда теперь? Приехали уже…

Ну вот и дом, парадная, в лифте поднимаемся. Все, кроме Олега, от меня подальше, стоят. И вдруг такое на меня находит! Вместо раздражения – обнять его хочу. Бл..дь! Запал я на него. А он в глаза смотрит – понимает. Хоть бы за руку взять его. И поговорить сейчас не получится по-человечески – народу напросилось в гости.

Только в квартиру вошли, разулись, разделись, Ромашка сразу начал осматривать, охать-ахать, вопросы задавать.

– И сколько ты за эту красоту платишь? Я бы двушку не потянул. А зачем тебе такая большая квартира, Олежек? С семьей жить?

– Ромашка, заткнись! – привычный ответ. Видно, давно они знакомы. Олег говорит Ромке, а смотрит-то на меня. В воздухе прихожей повисает неловкая тишина.

– А умыться у вас тут где можно? – спрашивает Зина.

– Идем, я покажу, – предлагает Алена. Значит, не в первый раз она тут. Ничего я не понимаю.

– А я на кухню, посмотрю что там. Олег, а что у тебя бардак такой? Убираться же надо, – мурлычет Ромашка.

– Не ждал гостей, – все так же глядя на меня, отвечает Олег. – Проходи, Вася, не стесняйся. – И показывает на распахнутую дверь в комнату.

Судя по обстановке, это спальня. И Ромашка прав насчет беспорядка. Начиная с неубранной кровати и заканчивая раскиданными на ней вещами. Вперемежку одежда и разобранная на части видеокамера, там же и сумка от нее. Встроенный шкаф-купе раскрыт, на полках беспорядок… Это то, что я успеваю рассмотреть. Олег входит за мной и прикрывает дверь. А потом его руки меня обхватывают и притягивают, спиной прижимаюсь к нему. И шепчет он мне в ухо, касаясь губами, возбуждая с пол-оборота горячим дыханием:

– Вася, я не так хотел. Неправильно все…

– Да, неправильно, – с трудом разлепляю губы, а колени уже слабеют. Что же я против него такой нестойкий? Хочу оттолкнуть, а не могу. Стою, не двигаюсь, жду, что он дальше будет делать. А он сам отстраняется. Нет! Не сейчас… Как будто кусок души оторвали.

– Извини, беспорядок у меня, – он проходит в комнату, пытается по-быстрому посовать вещи в шкаф, части камеры в сумку кидает, на кровать набрасывает покрывало. А я все стою у двери, как идиот. – Вася, ну ты чего? Совсем обиделся, да? – И взгляд такой невинный.

– Не знаю, – отвечаю честно, как есть. Ничего я не знаю теперь, после наших с ним… вот этого всего, что было там у меня. В Ольховке. Там понятно, а тут нет. Тут у Олега своя жизнь, я в нее явно не вписался. Устроил перестрелку в клубе. Не дурак разве? И зачем вообще полез не в свое дело. Не то… Я Ромашку не стерпел и остальное. Понятно же, что без меня Олег жил свободно. А что Аленка тогда? Он и с ней, что ли, спал? – Ты ко мне из-за Алены приехал?

– Нет, с чего ты взял? – Он искренне удивлен. – Сядь уже, что ты стоишь.

В спальне кроме кровати сесть не на что. А в кровать мне хочется лечь, а не сесть, и близостью стереть все непонятки, ссору… Или мы не ссорились? Подхожу к окну. Все, как Олег сказал: сверху район как на ладони. Вон Райкин Плаза светится, остальные дома темные, только желтыми столбиками окон прочерчивают стены лестничные пролеты. Высоток мало, в основном хрущевки. На проезжей части пустынно, светофор меняется сам для себя. Красным мигнет, зеленым – туда-сюда. Смех приглушенный слышу за дверью. Ромашка девушек веселит. И ведь надо ему спасибо говорить, сейчас бы я бледно выглядел у следователя в кабинете. Угроза огнестрельным – это не у Плазы побираться. Смотрю на руки – на запястьях следы остались от наручников. Я, что ли, сопротивлялся при задержании? Не помню. Не в себе был…

Олег подходит, берет меня за руку, разворачивает ладонью вверх, смотрит на красную полосу на кисти. Пальцами по ней ведет. Меня тут же дрожью накрывает. Поворачиваюсь к нему – он ко мне и рывком обнимает.

– Я к тебе из-за тебя приехал. У Аленки фото увидал в инсте. – Голос его глухо звучит, потому что Олег мне в шею уткнулся у основания плеча, в расстегнутый ворот, и губами припал. Я ничего не понимаю из его слов. Инста Аленкина при чем тут? Он поцелуями по шее поднимается до подбородка, потом до губ. Я перестаю думать, член в ширинку упирается больно, губы раскрываются, пропуская язык Олега. И все плывет. Глаза его близко, дыхание частое, руки уже по груди моей прошли под рубашкой… Когда успел расстегнуть?

– Фото Матильды увидал? – Дурацкий вопрос, но я его задал!

– Твое, Вася, твое… – Олег смеется между поцелуями. – Я не зоофил…

Помирились

Василий

Олег сам прягу ремня моего дернул, ослабил, резинку боксеров оттянул, руки туда запустил – ладони по внутренней стороне бедер пошли. Гладить, сжимать… Я только мычать могу в губы Олега. Он целует и прикусывает, как тогда, в первый раз, в бане. А одна ладонь его уже мошонку загребает, вторая на стволе сжимается, головку в кулак забирает. Язык Олега в мой рот входит, кричать не дает, а то бы и не посмотрел я, что люди в квартире… сестра… В руку Олега толкаюсь, бедрами вперед двигаю…

– Ой, божечки-кошечки, что это у вас? – Распахивается дверь, и в комнату заходит Ромашка. – Помирились! Я спор выиграл. Вася, на тебя ставил.

– Ромашка, заткнись! – Олег переводит дыхание, но в остальном и на полшага позы не меняет. Так и стоит, прижимаясь ко мне бедрами и руки у меня в штанах.

– Я уже ушел. Вы когда закончите, на кухню приходите. Мы там лазанью затеяли…

Дверь прикрывается и снова мы с Олегом одни. Он сильнее меня притискивает и начинает дрочить.

– Бл…дь… какой ты, – шепчет в губы, – меня возьми в руку… Вася… возьми прошу.

Я чувствую, как толчками у него встает. Через джинсы глажу, молнию распускаю, с пуговицей справляюсь – с ремнем никак… да и здравый смысл возвращается.

– Олег… ну что ты… нельзя так, гости у тебя.

– Они все свои… – Он громко стонет на выдохе. – Ва-а-а-а-ася… я помру так…

– Нельзя, – не уступаю я. Только целую его. Кто бы знал, что с мужиком так целоваться аху…нно. Олег млеет, член его под моей рукой постепенно опадает, но все продолжает вздрагивать в затяжных попытках получить желаемое. Я хочу того же не меньше Олега, но невозможно при людях – за стеной Ромашка и Аленка с Зиной. И так они уже все услышали и поняли, а если недопоняли, так им Ромашка разъяснил.

Олег отпускает меня, ладонями вверх по животу ведет, по груди, пальцами на сосках задерживается, обводит. Меня как током бьет, дыхание перехватывает. А Олег лицо мое в ладони берет, смотрит долго, пальцами к затылку, в волосы зарывается и гладит, на затылке моем какие-то знаки кончиками пальцев вычерчивает. В губы целует легко, едва касаясь. И шепчет:

– Вася… мне кажется… я, наверно, тебя люблю…

Что-то как будто надрывается во мне, внутри. Больно становится и горячо. Глаза закрываю и чувствую, как из-под век ползут по щекам слезы. Соленые… на наших с Олегом губах.

Много позже сидим мы на кухне. На столе стеклянная форма с лазаньей. И странно это, но есть хочется. Ничего не было у нас, только целовались, а устали так, как будто всю ночь трахались непрерывно.

– Мы с Олегом ничего плохого не сделали, – в который раз начинает Аленка. – Да, пошли расписались. Потому что и ему, и мне штамп нужен был в паспорте.

– А тебе зачем? – перебивает Зина. Она не стесняясь запихивает в рот наш ужино-завтрак.

– Мне надо было… – Аленка смущается. – Какая разница – зачем. Развелись уже.

– Да надо ей было одному придурку доказать, что её замуж берут.

– Доказала? – вздыхает Олег.

Все смеются.

– Доказала! – встает на защиту Аленки Зина. – Вам, мужикам, не понять, какой это кайф. Встречаешь козла своего и нос к носу его с мужем сталкиваешь: вот, полюбуйся…

– Это мужу или козлу говорить надо? – уточняет Ромашка.

Девушки смеются, Ромашка закатывает глаза.

– Вероятно, обоим, – Олег накрывает мою руку своей. – Вот что, не будем мы всю ночь так сидеть. Давайте спать ляжем?

– Кто с кем? – Ромашка без всякого стеснения деловито так уточняет. – Девочки вдвоем, а мы втроем?

– Нет, ты на раскладном кресле, – разочаровывает его Олег.

– Ну вот еще! Лучше я благодетелю нашему позвоню.

– Викентию? Среди ночи? Да не ври! – Олег оборачивается ко мне, объясняет: – Это хозяин сети ночных клубов. В том числе и нашего. – Какого нашего? Он думает, я там запомнил хоть что-нибудь, кроме этого несчастного шара? – Ну, попробуй, позвони.

– И позвоню! Мы с ним постоянная пара. Может, у нас любовь! – обижается Ромашка. – Тебе, Олежик, этого не понять.

– Так ты позвони – я и пойму, – подначивает Олег. Девушки улыбаются, но очевидно, что им тоже хочется спать. И тут настойчиво начинает крякать телефон. – Это мой, – бледнеет Ромашка. – С этого номера только Викентий может позвонить. Але, – дрожащим голосом произносит он. – Нет, я не дома… я у Олега в гостях.

Из мобильного хорошо прослушиваются трехэтажные матюги. Голос приятный, низкий бархатистый.

– Я понял, Викентий Исидорович, сейчас спрошу… Он адрес велел сказать, – передает Олегу Ромашка. Олег называет, Ромашка повторяет в трубку. Кивает, выслушивая следующую порцию цветистых ругательств. – Я больше не буду… да… хорошо… Никуда отсюда…

– Ну что? Позвонил? – подкалывает Олег.

– Он сказал, что сейчас машину пришлет, – скис Ромашка, длинная челка упала на глаза, он сидел не поправляя её. Притих.

– А то смотри, на раскладном вполне можно, – уже другим тоном, сочувствуя, сказал Олег.

– Нет… я поеду, – вздохнул Ромашка. – А вы тут сами. В клубе увидимся.

Позже, когда Ромашка уезжает, а девушки устраиваются в гостиной на диване, Олег мне объясняет:

– У Викентия с Романом отношения для нас с тобой непонятные. Они называют это “тема”, может, слышал?

– Нет, не слышал. Викентий его лупит, что ли, за то, что Ромашка в клуб ходит?

– Не совсем, но, может, и лупит. Или по-другому наказывает. Нам этого не понять, но многие так развлекаются. У них свои игры… А у нас свои. Давай уже ляжем поспим, у меня съемки завтра на полигоне. Это на весь день. А ты на ферму вернешься или побудешь еще? У меня пара дней будет до отъезда.

– Побуду.

– Хорошо… Ты спрашивал, а я так и не сказал. Да, сначала мы с Аленой договорились насчет фиктивного брака. Обоим это выгодно было и решало проблемы. Про тебя я ничего еще не знал, что у Алены брат есть.

– Это тебе крупно повезло.

– Да, наверно. Если бы ты узнал про её художества, то быть мне битому. Я убедился в клубе, как ты споры разрешаешь. – Олег говорит, а сам разбирает постель. Скидывает все на ковер, поправляет простыню и подушки, встряхивает одеяло. – Ну вот, готово.

– Это не всегда я так. Может, я… ревновал. – Почему сразу было не сказать, не понимаю. Казалось – трудно. На самом деле – нет. Когда мы с Олегом один на один, я могу ему сказать все, что угодно. И сделать тоже. Но сейчас хочется только спать. Лечь с ним, прижаться тесно. И никаких препятствий к этому нет. Еще на день я останусь. Что потом? Там видно будет. – А как ты узнал про меня?

– В инсте увидел. Аленка фото выложила в твоем профиле. И я… стал смотреть, что там у тебя происходит. На тебя смотрел, голос слушал. И никак не мог решиться познакомиться с тобой ближе. Что бы ты подумал? Послал бы. Ты же не спал раньше с мужчинами.

– Конечно нет!

– Ну и вот. Значит, послал бы… – Олег ложится. – Иди уже сюда…

Я ложусь рядом. Привычно. Хорошо. Как будто всегда так было. Олег гасит прикроватную лампу, обнимает меня в темноте, прижимается тесно, сплетается ногами. Совсем родной. Как это вышло? – Если бы Матильда твоя не объявилась, я бы не скоро заговорил с тобой в инсте. Или никогда…

– Заговорил бы.

– Ты, что ли, фаталист?

– Не знаю… А ты?

Олег не отвечает. Уснул.

Полигон и «бочка»

Олег

Утро выходит несуразным, начиная со звонка нашего режиссера по трюкам. Раньше было иначе, я в любое время по первому свисту являлся на площадку. Еще и спасибо говорил за то, что позвали. В голову бы не пришло отказаться. Но тогда у меня Васи не было. Я же не знал… Как теперь совмещать его и работу? И думать про это некогда, потому что надо собираться и выдвигаться на место съемок. Там время – деньги в прямом смысле слова. А полигон арендован в военной части, не близко, еще доехать надо…

– Олег? Что случилось? – Вася дожидается конца моего разговора с режиссером и спрашивает с тревогой. Мы все еще лежим в кровати, голые. Но мысли мои уже в пути. Частично. А другой частью – пытаются остаться с Васей.

– Ничего глобального. Время съемок передвинули. Я думал выходной сегодня, а вышло что… – я встаю, лезу в шкаф за защитным костюмом. Там вкладки надо было поменять. Все собирался и вот, рак на горе свистнул. И почему все происходит через задницу, ведь жду репетиции этой вторую неделю. Зачем же сегодня-то назначили?! Плохо, все плохо. – Ты внимания не обращай, Вася, я соберусь, и тогда мы решим, что дальше.

Ничего мы не решим! Я прекрасно знаю, всегда у меня перед трюками это дерганье бывает. Не волнение, волноваться нельзя, но все мешает, что к делу не относится. Пытаешься отгородиться.

– Что решать? Ты делай свои дела. Я до Ольховки доберусь, Димона вызову на крайний случай, он машину пригонит.

– Нет… – до меня не сразу доходит, что он уехать хочет. Как его отпустить? С вечера тоже все не так было, мы вырубились в сон. Но он дал больше, чем секс, я спал хорошо. Вставать не хотелось! И с утра бы восполнить, что не добрали. Но у меня на полигоне явка выписана в тринадцать часов и надо нестись туда. А Вася уже одевается. Это я, как дурак, стою в чем мать родила, но с защитным костюмом в руках. Бросаю его, собираю одежду, потом сумку. Вася ждет, не мешает. Хороший он, спокойный! Ни о чем не спрашивает. И не подумаешь, что на такие художества способен, как вчера в клубе. Не хочу я чтобы он уезжал. После репетиции еще время будет, может быть и пара дней, не сразу основные съемки…

– А хочешь посмотреть, как я работаю? Поехали со мной? – Ничего другого мне в голову не приходит. – Девчонки тут подождут, а мы потом вернемся, сходим куда-нибудь. Или дома посидим. – А девчонки при чем? Они нам тут совершенно не нужны. Мелю чушь. Но может он так скорее согласится?

– Поехали, – отвечает Вася.

Вот так просто? И ничего больше не надо? Только попросить?

– Тогда надо начинать торопиться. Апрельский опозданий не любит.

– Кто это – Апрельский?

– Наш режиссер по трюкам. – Заканчиваю собирать сумку и выхожу из комнаты. – Девочки мы уезжаем ненадолго, часов до девяти вечера.

– Ничего себе “ненадолго”, – выплывает из гостиной заспанная Алена, – а мы тут что будем делать?

– Смотреть телевизор и готовить еду.

– А Вася? – Аленка смотрит на меня.

– Василий со мной поедет, – пресекаю вопросы. – И нам о-о-о-очень некогда. Все, пока. До вечера.

***

Мотор набирает обороты сто восемьдесят на спидометре, двести двадцать – стабильно, по звуку слышу –  все хорошо. Сбрасываю газ, пока прокатываюсь по кругу, для разминки. Апрельский рядом сидит. Рассказывает мне по какой схеме работаем.

– Вот, как по нотам все сложилось, Алик! – Это он меня так зовет. – И войняшки не ломались с арендой, и машины нашли бюджетные, на ходу. Но ты учти, с первой попытки открутить надо, у меня еще идеи есть на трюки, а бюджета уже нет. Так что постарайся…

– Мухтар постарается, – отвечаю как всегда. Апрельский гений трюков. С ним не соскучишься.

– Трамплин вон в стороне, разгонная полоса шестьдесят метров, песок затрамбован, сцепление хорошее, – перечисляет Лекс, – а это я его так зову, хотя он у нас Феликс. – На трамплине там сделали эту примочку английскую – отбивную панель, передними колесами отбрасывается, и тогда уже ты входишь в угол вращения. Так что будет удар –  не смущайся. Подушка достаточная, семь на десять, мимо не пролетишь. Песочек мягкий…

– Понял. Ну что, на этой крутим или на “Ауди”?

– Сам решай.

– Давай на этой, или все-таки на "Ауди", у неё разгон лучше. Но если честно – обе ведра.

– Так ведь под пресс пойдут.

– Это понятно. Хорошо, сейчас я тебя высажу и начнем. Камеру включить не забудьте, как в прошлый раз, – припоминаю я недавний ляп киношников. Лекс сразу заводится.

– Я что ли за это отвечаю? Механики дебилы.

– Не ругай их, а то сейчас наснимают…вылезай.

Подвожу Лекса к съемочной группе. Смотрится она на полигоне не слишком солидно, точно не Голливуд. И погода дерьмо, но по сценарию, как раз такая и нужна. В стороне от разгонной полосы стоит пять трейлеров, машина режиссера, скорая и мой Бугатти. Около одного из трейлеров стол накрыли, без этого никак. На трамплин прожектора направили, выставляют свет. Съемочная группа оживлена, а Вася мой стоит в стороне, как бедный родственник. Может, не стоило тащить его с собой, дома бы подождал. Мне мое состояние не нравится, но фиксировать на этом внимание нельзя. “Бочку” открутим – разберемся что к чему.

Но и не подойти не могу к Василию. Минут пять у меня еще есть.

– Привет, как ты тут? Освоился? – Почему-то вспоминаю первый наш разговор, когда я у заброшки застрял.

– Нормально. А ты? Что это будет? Фильм про гонки?

– Нет, там другое. Если сегодня получится снимут меня на другой машине, потом смонтируют с тем, что с актером снимали. Я в подробности не вдаюсь. Бывает и фильм не всегда смотрю целиком. Свои эпизоды смотрю, конечно. Ну…я пойду. – протягиваю ему руку. На людях ничего другого нельзя.

– Иди, – ощущаю крепкое пожатие. Оно говорит больше, чем слова.

Дальше все посторонние мысли вон. Надеваю шлем, закрепляюсь в салоне. Последние указания Лекса. Машина на старте. Мотор, хлопушка, разгон…

Мелькает несвоевременная мысль, что Вася не знает, какой трюк будет. Он сказал “гонки”. Додумывать некогда, надо выжать скорость максимально. "Ауди" не “Бугатти”. На своей-то я бы на луну улетел, даже с такого неказистого, крытого фанерой трамплина. Мало скорости набрал…мало… Отвлекся. Дерьмо… Отбивка по передним колесам сработала на трамплине, и с правого угла начало "Ауди" закручивать. Земля перекинулась наверх – небо вниз. Доли секунды растянулись. И я почти вошел в триста шестьдесят градусов. Почти, но не корректно. На четыре колеса "Ауди" не встала, зад машины потащило наверх, и мы кувыркнулись еще раз, уже не через бак, а через морду. Апрельский мне яйца оторвет за порчу реквизита. Отпустил стропы, выбрался с трудом, дверь от удара заклинило. "Ауди", конечно не сложилась, подварили ей крепежи, стойку в салоне сделали, но скособочилась машина, и крышку багажника оторвало. Повторять придется уже на другой машине…

В съемочной группе, там где старт разгона, оживление, гомонят и почему-то кричат:

– Врача, врача!

От скорой бежит доктор с синим чемоданчиком. Причем ко мне. Добежала. Давай меня ощупывать. За ней санитары с носилками подоспели. Она строго так мне:

– Ложитесь!

– Зачем?! – спрашиваю.

– Пострадавший, у вас болевой шок. Ложитесь!

– Какой шок? Мы сейчас дубль будем делать.

– Никаких дублей!

А со стороны, где трейлеры, все кричат:

– Врача, врача!

– Вы не туда прибежали, – говорю ей. – Это не мне врача надо, а там кому-то. – И тут беспокойство меня накрыло. Кому врач понадобился?

И рванул туда, в песке ноги вязнут, как в пустыне. Врач за мной, санитары за ней. Прибежали…

Народ в кружок скучковался, ничего не понять, что там. Врач командует:

– Разойдитесь, дорогу…

Расступились, тут я увидел Васю. На земле.

– На сердечный приступ похоже, – начала говорить врачу ассистентка-практикантка, любовница режиссера. – Он белый стал весь, когда машина на трамплин пошла…а губы синие. И упал..

– Снято, хорошо! Гениально! – орет с другой стороны площадки режиссер. – Гасите свет!

– Молодец Алик! С первого дубля! – трясет меня Лекс.

– Да постой ты, Феликс…Что с ним? – это у врача спрашиваю. Она Васю тормошит.

– Нашатырь дайте, – говорит санитарам.

Я рядом с ней около Васи на колени встаю, голову ему приподнимаю.

– Васенька, ты что?

– Не мешайте мне, – ругается врач и пузырек ему под нос. Вася вдохнул, закашлялся. – Давление меряем… – руку ему из рукава куртки освободила, грушей тонометра пшикает быстро, хмурится, через плечо санитару: – Высокое. Магнезию внутривенно двадцать кубиков.

Неужели укол? Мне легче еще раз бочку сделать, чем укол вытерпеть, тем более когда Васе делают. А он глаза заводит снова.

– Вася…ты чего? Я тут… – переключаюсь на него, но стараюсь не смотреть, как ему в вену колят и потом ме-е-е-дленно вводят лекарство. Нарочно что ли издеваются? И кажется нехорошо ему от этого. Смотрю, как в лице меняется, был бледный, а стал как чахоточный, на щеках пятна красные. – Да что с ним такое? – у врача спрашиваю.

– На этот раз – гипертонический криз, а мог бы быть инсульт. Под наблюдение участковому. Медикаментозное лечение подбирать. А сейчас в машину его, на носилках. Не вставать! – упредила она попытку Васи.

– Что мне жарко так? – спрашивает он у меня.

– Не знаю…ты лежи. А что случилось-то?

– Я думал ты разбился, – хватает меня за руку.

– Вася – это трюк! Безопасный, там все просчитано…– он только головой мотает, в глазах страдание. – Прости, – шепчу я и тяну его руку к губам, – прости, родной, это я виноват…