Текст книги "Туман в хрустальном лабиринте"

– Надо позвонить, наверно, куда-то? – Настя вопросительно посмотрела на мужа.

– В ментовку, ты имеешь в виду? – уточнил супруг.

– Ну, да, – кивнула Анастасия. – Или в МЧС. Куда в таких случаях звонят?..

– А потом ждать здесь до вечера, пока они приехать соизволят? – засомневался Константин.

– А что ты предлагаешь? – продолжала проявлять гражданскую ответственность Настя. – Здесь его оставить? А вдруг кто-то не заметит, наступит случайно и взорвется. Или перенести попытается? Дети какие-нибудь или подростки…

– Тогда сработает естественный отбор, – засмеялся супруг.

– Костя! – нахмурилась она.

– Хорошо. Давай, огородим его. Координаты на телефоне зафиксируем, а потом из города позвоним, чтобы время сейчас попусту не терять, – предложил Константин.

Анастасия согласилась.

Завершив предупредительные мероприятия, они снова тронулись в путь.

Настя уже видела перед собой новую цель – укрепрайон Сумма-Хотинен, расположенный вблизи поселка Каменка. Минут через пятьдесят Ивины остановились перед шлагбаумом воинской части. Молоденький солдатик, глядя на них, мялся на посту, не решаясь, однако, подойти к внедорожнику. Навигатор упрямо указывал путь через полигон. Настя вылезла из машины.

– Мы форт Поппиуса ищем, – обратилась она к военнослужащему, стараясь улыбаться как можно милее. – Навигатор нам туда дорогу показывает, – махнула рукой в сторону стрельбища.

– Да, он, действительно находится в нескольких километрах отсюда, – любезно ответил парнишка.

– Вы нас не пропустите? – Настя снова расплылась в приветливой улыбке.

– Проезжайте, – солдатик, подумав, поднял шлагбаум.

– Он здесь так одичал, что пропустил бы сейчас в часть любого человека, похожего на женщину, – пошутил Костя, после того, как они успешно миновали КПП.

До сооружения добирались не спеша по изъезженной танками и прочей тяжелой техникой песчаной дороге. Придорожные поля обустроены были под тренировочные площадки, то тут, то там виднелись макеты, имитирующие боевую технику, затянутые маскировочной сеткой наблюдательные пункты. Ни машин, ни людей по пути им не попадалось, – глушь и тишина.

Знаменитый двух казематный ДОТ 1937 года постройки располагался на возвышенности. Его серые мрачные стены никак не вязались с удивительной красотой Карельского перешейка. Словно оброненная ненароком уродливая игрушка великана, портил он своим присутствием великолепие северного пейзажа. Анастасия с трудом представляла себе, что каких-то 78 лет назад каждый метр этого чудесного места был залит литрами крови и завален тысячами трупов.

ДОТ, благодаря близости военных и почти полному отсутствию гражданских лиц, сохранился хорошо, Насте даже удалось обнаружить внутри него уцелевший колодец, обустроенный финнами для собственных нужд.

Со стороны наступления советской армии укрепительные сооружения были плотно окружены так называемыми «зубами дракона», – надолбами, – высокими остроугольными камнями, которые Ивины по незнанию приняли сначала за надгробия. Обошли стороной.

День близился к закату, и хотя Анастасия с удовольствием потащила бы семью и к следующим ДОТам, расположенным в относительной близости, с усталостью детей все же пришлось смириться.

– Хочешь, я обратно машину поведу? – предложила она супругу, хотя за рулем Костиного внедорожника чувствовала себя неуютно, словно в платье 52 размера. Как обычно, после захватывающего приключения была полна сил и энтузиазма.

Константин уступил ей право управления, и Настя, развернув авто в обратную сторону, предалась спокойному, удовлетворенному разглагольствованию.

– Это же наша история! Рядом с нами, вокруг нас, окружает плотным кольцом воспоминаний. Не только на страницах книг и учебников, она – повсюду. Стоит только пожелать, и ты можешь своими руками прикоснуться к прошлому, перенестись во времени назад, пусть даже только в своем воображении. Посещение таких знаковых мест, как эти заброшенные финские огневые точки дает нам возможность прочувствовать на себе весь ужас пережитой войны и всю радость сегодняшнего мирного существования. Мы же беззаботное поколение потребителей, не знающее печали и тревог, ничего героического, даже сколько-нибудь интересного. Поколение людей, мозг которых удачно подменяет смартфон. Мы же думать давно разучились, задаваться вопросами, философствовать с друзьями по вечерам, цифры без калькулятора не можем сложить. Мыслим шаблонами, разговариваем цитатами, статус в соцсети успешно способен заменить интеллект. Нас волнует только выбор между пиццей и суши, между кинотеатром и ночным клубом, а единственной серьезной проблемой становится невозможность хоть чем-то занять в выходные свободное свое время.

Солдатик на КПП снова открыл им шлагбаум, приложил к голове руку. Настя дала ему двести рублей, из чувства признательности, наступившего под вечер благодушия.

По дороге домой её вновь захлестнули эмоции, наполнили до верху, завладели Настиным естеством. Ей безудержно хотелось говорить о путешествии, поделиться впечатлениями с кем-то еще, кроме мужа и спящих в машине детей, показать накануне отснятые кадры.

Написала двум подругам, – не помогло. Ей хотелось непременно мужского внимания.

Настя долго металась в сомнениях, наконец, не выдержав, заперлась в ванной, отправив оттуда Максиму небольшое послание, снабдив его некоторым количеством особо удачных снимков.

Константин, тем временем, набрал телефон единой службы спасения. Координаты у него приняли, но интереса никакого не проявили.

– У нас там бомба авиационная неразорвавшаяся в болоте лежит, и то, никому дела нет, а у вас снаряд какой-то, – ответил ему равнодушный уставший голос, – сколько их еще по лесам валяется. Но то, что огородили, это вы – молодцы!

***

Первая гроза пришлась на середину мая. Солнце, еще полчаса назад заливавшее землю ярким светом, померкло, небо внезапно заволокло тяжелыми тучами. Природа замерла в ожидании надвигающейся бури. Ливень начался внезапно, будто открыли вверху небесные краны, вода, лавиной устремившаяся в канализационные люки, сметала с тротуаров песок и окурки.

Настя стояла в коридоре с телефоном в руках, смотрела в окно. Тусклый небосклон озарялся вспышками молний. Вслушиваясь попутно в раскаты грома, пыталась уговорить Володю завести деньги вечером в офис, а не к ней домой, как обычно. Планировала отпроситься с утра и возить с собой по городу большую сумму считала небезопасным.

Неиссякаемые потоки красноречия отвлекали внимание от окружающей реальности. Максима за разговором она не заметила.

В двенадцать зашел генеральный директор.

– Настюша, я уезжаю, передай этот пакет Игнашевичу лично в руки, там документы важные по новому объекту. Только сама передай, сразу, как придет, на секретаря нашего надежды мало. Поменять бы ее надо…

– Обязательно, Юрий Михайлович! – заверила Настя начальника, без всякого, впрочем, удовольствия, – обязанности курьера радости доставляли ей мало.

Близилось время обеда, Насте хотелось уйти с бухгалтерией, ее держали только документы.

– Когда ты в офис вернешься? – набрала она номер Максима.

– С кем ты утром по телефону разговаривала? – услышала вместо приветствия.

– Какое отношение это имеет к работе? – напряглась Настя.

– Если ты не будешь отвечать на мои вопросы, я вообще с тобой разговаривать перестану, – совершенно неожиданно распсиховался Максим, бросил трубку, не дав произнести даже слова в ответ.

Настю словно водой из ведра окатили, на мгновение она даже растерялась.

– Это что сейчас было? – в полном недоумении вопрошала она внутренний голос.

– А это значит, что он опять начинает тобой командовать! Еще немного и тебе за каждый шаг отчитываться придется. А потом еще и кофе ему приносить.

Но обед приближался, и документы отдать было надо. Настя вышла в коридор, чтобы не ругаться при «девочках», выдохнула несколько раз и опять набрала его номер.

От вынужденной необходимости отвечать на дурацкие вопросы кипело внутри, – даже малейшая необходимость подчиняться желаниям Максима раздражала ее необыкновенно. В такие моменты ненавидела его почти по-настоящему.

– Если хочешь в офисе рабочих отношений, научись держать себя в руках, неврастеник психованный, – посоветовала на прощание Максиму. От злости ее трясло.

Максим вернулся к двум; не поднимая головы, не отвечая на приветствие, она передвинула пакет на край стола. Максим вышел, хлопнув дверью. Настя в очередной раз подумала, что их отношения становятся обременительными для обоих.

Швейцарский психиатр Эйген Блейлер считал амбивалентность основным симптомом шизофрении, и Насте, действительно, казалось иногда, что Максим ее сводит с ума.

К нему испытывала она сложную гамму противоречивых внутренних чувств. Не смешанных, – антагонистических. Глубинное эмоциональное переживание, кризис самопознания: он притягивал и отпугивал ее одновременно, агрессивные желания переплетались в интимных мотивах, надежде сопутствовало отчаяние.

Как бы ни старалась контролировать себя Настя, сколько ни думала над стратегией поведения, какие ни предпринимала шаги, их новые отношения с Максимом всегда находились на грани истерии, любая размолвка, грамм недопонимания превращали разногласие в полноценный конфликт.

Едва ей удавалось достигнуть нейтралитета, как неадекватное его поведение в очередной раз переворачивало всё с ног на голову, смешивало карты, настаивало на ответных действиях.

«Не надо было бить его по голове, – вздыхала с сожалением Настя, – теперь у него лампочка в мозгу перегорела».

***

Майские дни текли привычной чередой. Зацвела черемуха. Прихорошились осины, приоделись в свежую зелень рябины и березки, тополя украсились душистыми бантиками, желтыми огоньками запестрели на полях одуванчики.

Расцвела природа, наряжая в яркие краски окружающий мир, лишь в настиной душе царили мрак и смятение.

Максим угнетал ее своим присутствием, хотя с ним старалась вести себя Анастасия дружелюбно и мягко, как с тяжело заболевшим ребенком. Он же, поддавшись эффекту Пигмалиона, во внезапное ее потепление, вынужденную благожелательность вкладывал совсем иной смысл, усложняя, запутывая и без того не простые их отношения.

Настя и сама потерялась в лабиринте непримиримых решений, заблудилась в разноголосице собственных стремлений: вернуть себе прежнее веселье, ничего не давая взамен.

Бескрайняя сеть разномыслия, без конца, без начала, невыносимое противоречие, головоломка желаний, не имеющая правильного ответа.

Пронзительный взгляд его внимательных серых глаз подчинял себе волю, манил вопреки здравому смыслу. Ставшее уже привычным увлечение, словно таблетки подавляло рассудок, побеждало решимость, вызывало зависимость.

Бесконечная дуэль разума и чувства, сложнейшая алхимия души, извечная борьба. Метания эти длились нескончаемо, как на качелях качаться: вверх – вниз, бросить – остаться, раствориться в розовых облаках – утонуть в беспросветной пучине. Перестать размышлять о Максиме, находясь с ним в соседних кабинетах, оказалось сложнее, чем виделось ей изначально.

Скука, подобно безжалостному чудовищу, требовала в жертву душевное равновесие.

– Взять его с собой, – советовал внутренний голос, – или отпустить навсегда.

Третьего варианта не вырисовывалось.

***

Настя готовила документацию для привлечения заемных оборотных средств, от бумаг оторвал ее звонок. Это была Катя. Настя познакомилась с ней на бывшей работе, когда трудилась на финансовом поприще в типографии. Екатерину Настя обожала безгранично.

Катя относилась к той категории светлых, добрых людей, которых так не хватает в современном нашем мире.

Екатерина была удивительно хороша собой: невысокого роста, изящная и грациозная, казалась ожившим произведением искусства. Ее светлая кожа была словно высечена из мрамора, густые темно-русые волосы рассыпались по плечам, а выразительные глаза пленяли окружающих своей бездонной глубиной.

Катя обладала особенным стилем, неповторимым шармом, даже простые на первый взгляд вещи сидели на ней великолепно, будто созданные специально для нее известными кутюрье. Настю всегда восхищало умение подруги выглядеть одинаково шикарно и в вечернем платье, и в спортивных штанах.

С таким же изяществом Екатерина вписывалась и в любую жизненную ситуацию: с одинаковой легкостью с ней можно было напиться до беспамятства в баре, сходить в итальянскую оперу и сплавиться на рафте по бурной горной реке.

Но пленяло Настю на только обаяние подруги, незаменимость ее в любых ситуациях, Катя являла собой человека дела, для которого обещание значило больше собственных принципов. Если бралась за Настино образование, то снабжала ее качественной литературой даже во время случавшихся между ними конфликтов: приходила и молча клала ей книги на стол. Это была уникальная женщина, – подруга на все времена!

Екатерина всегда была в курсе значимых культурных событий северной столицы, знала толк в ярких изображениях, живописных произведениях, поражающих воображение своеобразием и красотой. У нее был безупречный художественный вкус, который старательно стремилась привить и Насте.

– Не хочешь на выставку в пятницу сходить? – предложила

она.

Настя с радостью согласилась.

Не столько хотелось ей увидеть популярные картины, сколько отвлечься от изматывающих размышлений, погрузиться в новые разноцветные эмоции, найти поддержки в терпеливом понимании подруги.

Выставка произвела на нее сложное сумбурное впечатление, под стать эмоциям, царящим в душе.

– Я не понимаю современной живописи, – призналась Анастасия. – Не понимаю этих странных полотен, которыми восторгаются люди. Ну, ладно, черный квадрат! В моем понимании, картиной назвать его можно очень условно, но это хотя бы оригинальная шутка художника, нетрадиционная попытка обратить внимание на свое творчество. Сейчас же эта ерунда размножается в чудовищной прогрессии! Появляются какие-то красные круги, желтые ромбы, синие треугольники, – бездарные совершенно недорисунки. Так у нас скоро любой смельчак, не боящийся критики, умеющий изобразить на холсте цветной многоугольник или волнистую линию художником называться будет. Абстракционистом, символистом или кто они там?

– Ты сейчас говоришь про супрематизм, – поправила ее Катя, – направление авангардного искусства, к которому относятся изображения геометрических абстракций.

– Не важно! – отмахнулась Настя.

– Своим творчеством авангардисты выражают протест против традиционной культуры изображения.

– Ты разве не считаешь, что это кризис идей в искусстве?

– Многие критики теперь считают, что искусство себя изжило. Большинство из них, действительно, сходится во мнении, что после упомянутого тобой четного квадрата ничего выдающегося создано уже не было.

– Если Малевича и можно назвать выдающимся творцом, то гениальность его заключалась лишь в том, что он первым понял истинную суть искусства будущего: не так важно, что именно ты изобразил, главное заключается в том, как это преподать и продать, в конечном счете.

Катя улыбнулась.

– Шарлатаны, порой успешно дурят публику, заставляя поверить в то, чего на самом деле нет.

– И верят же! Вот, что удивительно! Приходишь на выставку современного искусства, а там холсты развешены с размазанными на них разноцветными красками. Смотришь на лица посетителей – умные такие, загадочные; ходят по залам, разглядывают цветные подтеки, думают, будто что-то в них понимают.

– Одни разбираются в цифрах, – пожала плечами Катя, – другие в искусстве.

– Я просто хочу понять, – настаивала Настя, – когда ты смотришь на два полотна, забрызганные акрилом, как ты можешь определить, что из них шедевр, а что нет?

– Красота картины понятие вообще довольно субъективное. В этом вопросе ключевую роль играет твое личное восприятие данного изображения. Для кого-то важна форма, для других – содержание, третьих впечатляет энергетика цвета. Живопись тоже в своем роде философия, она призывает нас отказаться от земного утилитаризма, погрузиться в бездонную пучину своего я, способствует сосредоточению духа, созерцающего собственную глубину. Большинство людей предпочитает лицезреть конкретные, понятные объекты, здесь же присутствует лишь очертание темы, беспредметность, осмысленная, как чистое ощущение. Твои чувства, подпитываемые безграничной фантазией, проживают отдельную жизнь, не нуждаясь в подключении разума. Сущность и видимые формы не имеют в данном случае ничего общего; это ситуация внутреннего переживания, медитация. Если ты прониклась душевными порывами автора, заложенными в процессе создания, значит картина твоя, в противном случае для тебя лично ценности иметь она не будет.

Встреча с подругой, действительно, отвлекла Настю от мрачных терзаний, бесконечного самокопания в поисках смысла.

«Наша бытность подобна холсту, – размышляла Анастасия, возвращаясь домой, – и мы сами творцы своего полотна. Захотели, черным фломастером изобразили на нем кошмарный сон, легкие мазки пастели, и вот уже над розовыми облаками воспарили невесомые воздушные замки. Предельная ясность предметов или намек на обстоятельство, сочные цвета или карандашный эскиз. Твой собственный загадочный мир, подчиненный лишь одной фантазии, мир, в котором каждый находит лишь то, что желает увидеть, устанавливает свои правила, подчиняется своим законам. Нет одинакового взгляда на формы, нет идентичных впечатлений. Что близко одному, совершенно чуждо другому. Иллюзия реальности, возникающая в мозгу, запертом в черепную коробку».

В двадцатых числах мая Настя вспомнила про забег роллеров, но Костя, поглощенный всецело подготовкой к новой судебной тяжбе, поддержать ее отказался.

– Поехали со мной, – настойчиво уговаривала супруга Настя. – Это же весело, интересно, детей с собой возьмем, в конце концов. Ну не проедем мы всю трассу, хоть сколько-то осилим… Уже, будем считать, выходные не зря прошли. Активный отдых всей семьей никому еще не повредил. Поехали! А?!

Настины доводы не оказывали должного воздействия. Костя упорно отказывался от участия в забеге.

– Хорошо! Оставайся! – начинала сердиться Анастасия. – Я все равно поеду!

– Поезжай, конечно, – соглашался Константин, продолжая просматривать в процессе разговора документы, в изобилии покрывавшие письменный стол.

– И приятеля с собой с работы возьму, – ее тон приобрел форму ультиматума. – Не говори потом, что я не предупреждала.

– Бери, бери, – хмыкнул супруг. – Кто с тобой кроме меня таскаться по всему городу будет?

– Найдется кто-нибудь! – заверила его жена.

Слова Константина задели ее за живое, и Насте непременно захотелось доказать ему обратное, хотя бы из чувства противоречия, даже если только в своей голове.

– Не хочешь со мной в забеге роллеров поучаствовать? – вкрадчиво начала Настя, на следующий после разговора с мужем день, подвигая стул к столу Максима.

– Ежегодный пробег, через центр города? – уточнил он.

– Угу, – кивнула головой Анастасия.

– И когда он проходит? – снова спросил Максим

– Через два дня.

– А как же твой супруг? – сразу заинтересовался он. – Ты же говорила, выходные вы вместе всегда проводите.

– Во-первых, не всегда, – поморщилась Настя, – и давай, мой муж не будет тебя интересовать?

– Я не особо хорошо катаюсь, – сразу предупредил ее Максим.

– Не важно, – пожала плечами она, согласная уже на любого спутника. – Проедем, сколько сможем.

Через два дня Настя встретилась с Максимом на Дворцовой площади. Вокруг царило всеобщее веселье, благодушное оживление. Спортсмены и примкнувшие к ним любители роликов в одинаковых зеленых футболках, которые раздавали организаторы массового мероприятия, взбудораженные предстоящим стартом, радостно болтали друг с другом, приветствовали знакомые лица. Настя с Максимом тоже взяли себе по футболке, слились с жизнерадостной толпой.

За пятнадцать минут до старта началась официальная часть, снабженная разминкой, торжественными речами, тематическими песнями и напутствиями.

В три часа по Московскому времени многотысячная галдящая колонна по свистку направилась в сторону Невского проспекта. В начала разновозрастной вереницы, за машинами сопровождения двигались организаторы в желтых, кислотных жилетках. За ними, отталкиваясь сильными ногами, – опытные участники забегов.

Настя с Максимом, пропустив вперед основную массу решительно настроенной молодежи, расположившись в середине колонны, где плотность уже была пореже, и скорость поменьше.

Некоторые спортсмены ехали с детьми, кто-то даже с колясками, толкая пред собой удивленно озирающихся по сторонам младенцев. В руках отдельных роллеров на длинных деревянных шестах трепетали на ветру красные флаги с изображением городского герба.

Проехав по всему Невскому под одобрительный гул сопереживающих прохожих и прочих зевак, свернули на Суворовский проспект. Толпа понемногу редела, уставшие любители роликов отставали, сбавляли темп или, выбившись из сил, съезжали на обочину. Заканчивали свой персональный маршрут.

Настю бодрил повсеместно царящий спортивный настрой. Дружеская атмосфера, охватившая незнакомых ей людей, сплотившая единой целью огромную массу народа, по цепочке передавалась каждому из отдельных ее членов. Максим держался уверенно, и Анастасия с удовлетворением заметила про себя, что катается он не так уж и плохо.

На площади Растрелли предусмотрена была короткая, но очень своевременная остановка. Организаторы раздавали участникам пластиковые бутылки с водой.

– Здорово же, да? – веселилась Настя, заразившись всеобщим оптимизмом. К Максиму, поддержавшему ее в очередной авантюре, испытывала она сейчас бесконечную признательность, граничащую с нежностью. – Вот оно – истинное наслаждение жизнью! В спасительном движении, в циркуляции энергии. А мы целый день в офисе сидим, из окна машины ее наблюдаем.

Максим, соглашаясь, кивал головой. Его непроницаемое лицо не выдавало подлинных эмоций, но если он и не был доволен происходящим, то настроения свои скрывал весьма умело.

Колонна, возобновившая пробег, обогнула сад Смольного собора, выехала на берег Невы. Свежий ветерок с реки приятно обдувал вспотевшие лица, придавал бодрости гудящим ногам, добавлял силы энергии. Насте было радостно, как и всегда, в процессе нового безумства, реализации еще одного плана.

Преодолев Воскресенскую набережную, свернули на Миллионную улицу, пересиливая тяготы пути. К пяти часам оказались опять на Дворцовой площади, закончили маршрут, соединив воедино оба конца обозначенного организаторами круга.

Истома разливалась по телу, но Настя не обращала внимания на усталость, – очередное свершение стимулировало нервную систему, активировало второе дыхание. Она с удовольствием прошлась бы еще, энергия продолжала бурлить, но Максим запросил пощады, пришлось уступить, расположиться пить кофе за столиком уютного кафе, в очередной раз наблюдать жизненные потоки из-за стекла.

Вернувшись домой, с удвоенной силой занялась Анастасия семьей и детьми, проявляя к домашним повышенную заботу, внимание и предупредительность. В Настиной душе воцарила на время гармония. Желания совпадали с реальностью, и несколько дней провела она в удивительном спокойствии, высшие силы, однако, вносили свои коррективы в ее беззаботные, легкомысленные планы.

***

«Финансами» Володя занимался, преимущественно, вечером, и увидеть его днем, да еще и в офисе «Техностроя» было для Насти полнейшей неожиданностью. Она собиралась зайти в бухгалтерию, встретив его у ресепшена.

– А вот как раз и Анастасия, – секретарь переводила взгляд с нее на Владимира, – Настя, к тебе молодой человек.

– Володя! Здравствуй, дорогой! – Настя дружески обняла его, задержав в своих руках чуть дольше необходимого, – это был приятный сюрприз. Владимир всегда поднимал настроение и так удобно располагался в ее объятьях.

Из-за угла внезапно появился Максим. Бросив быстрый взгляд на обнимающую Владимира Настю, молча, прошествовал в свой кабинет. На несколько секунд воцарила звенящая в воздухе тишина. Настя вздрогнула от неожиданности, разжала руки.

– Ты ко мне приехал? – уточнила она, стремясь сохранять внешнее спокойствие. – Чаю хочешь?

– Нет, спасибо, – сиял неизменной улыбкой Володя. – Я буквально на пару минут.

Проводив Владимира, убрав деньги в сейф, Настя попыталась заняться работой, думать о Максиме ей не хотелось, она и так слишком хорошо знала его реакцию на других мужчин.

Ближе к четырем появилось свободное время, решила налить себе чая, зайти в бухгалтерию поболтать. Максим в одиночестве мыл кружку, когда она появилась на кухне. Первым интуитивным желанием было выйти, остановилась, однако, в дверях, сознавая неизбежность предстоящего разговора. Максим молчал, Настя тоже молчала.

– Это Володя, он деньги мне привозит, – не выдержала, наконец, Анастасия, угнетающей враждебной тишины.

Предчувствовала уже очередную «сцену у фонтана».

– Ты за это еще и деньги берешь? – Максиму явно хотелось ее чем-то задеть.

– Что? – до нее не сразу дошел смысл его обидного вопроса.

– Хорошо твой Володя трахается? – в голосе Максима слышалось явное раздражение. В его эгоистично-властном характере единственного в семье ребенка безотчетно проскальзывало что-то болезненно-ревнивое по отношению ко всему, что он считал или хотел считать своей собственностью. Он уже в третий раз намыливал кружку, стараясь не смотреть в Настину сторону.

– Ты – дурак? – поинтересовалась Анастасия. Необходимость оправдывать свои действия начинала ее постепенно напрягать.

– Так обнимала его днем, хочешь сказать, ты ни разу с ним не целовалась? – желчно уточнил Максим.

– Да, иди ты!.. – она тоже завелась. Хлопнула дверью, так и не налив себе чая.

«Идиота кусок»! – злилась Настя, перебирая документы на столе. Уши у нее горели.

Несколько дней они привычно игнорировали друг друга, стараясь свести к минимуму все возможные контакты, передавая информацию, общались через секретаря – мириться первым никто не желал. Потом эмоции немного поутихли.

– Хорошо выглядишь, – Максим, придумав какой-то повод, зашел к ней в кабинет. Настины сотрудницы обедали, а она, размышляя, стояла у окна. Быстро окинул ее взглядом с ног до головы, – Настя купила себе новое платье.

– К Володе на свидание вечером собираюсь. Должна же я с ним, наконец-то, потрахаться, – съязвила она. Бессознательно защищаясь, скрестила руки на груди.

Максим замолчал. Ответил ей уже в дверях:

– Он тебя не стоит.

– Ты что ли лучше? – крикнула Настя вдогонку.

Она снова начала раздражаться. Максиму удалось ее задеть.

На несколько дней они опять перестали разговаривать.

Оправдываться Настя не любила, не чувствовала себя виноватой, но его демонстративно-подчеркнутое равнодушие сердило неимоверно, выводило её из себя.

Когда Максим хотел обратить на себя Настино внимание, начинал без разбора флиртовать со всеми сотрудницами компании в её присутствии. Настя злилась, в отместку ему тоже становилась очень любезной и внимательной по отношению к мужскому населению офиса при появлении Максима, но никакого морального удовлетворения от его ревности не испытывала.

Раньше считала, подобным идиотством занимаются только подростки, чей мозг не созрел еще для серьёзных отношений, но им с Максимом было далеко за тридцать, а поведение их продолжало оставаться таким же мощным сговором глупости, нелепости и абсурда.

«Кто-то из нас все же должен уйти», – проносилось в ее голове, когда, молча, проходили, друг другу на встречу, стараясь смотреть при этом в разные стороны.

На четвертый день, ближе к вечеру Настя все же не выдержала, устав от постоянных конфликтов. Решив положить конец военным действиям, написала Максиму: «Да, не сплю я с ним. Просто привозит мне деньги».

Через полчаса Максим зашел «поставить печать».

IV Июнь

Что с того, что игра,

И что бьет через край?

А желания тянут на дно…

«Пикник»

***

В начале июня Ивины отправили детей на дачу к бабушке, и Настя почувствовала себя на порядок свободней. Впереди ожидало лето – теплое, умытое серебристой росой, очаровательное в своем видимом спокойствии. Восхитительная эта природная идиллия, однако, с наступлением рассвета ежедневно разлеталась на осколки повседневных забот.

– Хочешь шоколадку? – Анастасия пребывала в хорошем настроении.

– Нет, спасибо, – Максим оторвал взгляд от монитора.

– Горький шоколад с перцем чили, – продолжала настаивать она. – Ты попробуй, очень вкусно, словно лист жуешь капустный, – улыбнулась, зажмурив глаза.

– Это из «Кошкиного дома»? – Максим отломил себе кусок.

– Из «Козы-дерезы», – поправила его Настя.

– Разве не коза говорила козлу: «Перестань есть хозяйскую герань?» – он откинулся на спинку стула.

– Это кролик говорил козе, – упорствовала она. Усевшись на край стола, закинула ногу на ногу, раскачивая полуснятую туфельку.

– Ты с другим мультиком путаешь! – продолжал отстаивать экспертное мнение Максим.

– Ничего я не путаю! Поспорить хочешь? – Настя была уверена в своей правоте.

– На что? – заинтересовался он.

– Если проиграешь, – задумалась Анастасия, – скрутишь мне номер с какого-нибудь авто. Я предпочла бы, конечно, иностранный, но если это окажется слишком сложно, русский тоже подойдет.

– Зачем тебе? – удивился тот.

– На стенку повешу, от тебя останется что-то на память, – Настю забавляла сложившаяся ситуация, уже прикидывала мысленно, куда пристроит автомобильный номер.

– Ладно! А если ты проиграешь?

– Останусь без номера, – пожала плечами она.

– Ты меня поцелуешь, – Максим вопросительно посмотрел на нее.

– Договорились! – Настя была абсолютно уверена в своей правоте.

Пожали друг другу руки.

– Разбей, – попросили проходящую мимо Марину.

Гугл знает ответы на все вопросы, – фраза, действительно, оказалась из «Кошкиного дома», но проигрывать Настя не любила.

– Я не буду тебя целовать, – она встала, скрестив руки на груди, отошла на шаг назад.

– Это не честно! Ты же проиграла! – на лице Максима читалось явное недовольство.

Настя хорошо знала, что последует за ее отказом, – опять перестанет разговаривать: его ослиное упрямство было поистине непобедимо. На неделю, на две, может на месяц…

Все равно!

– Сказала, не буду – значит, не буду, – она решительно вышла из кабинета.

***

Первые июньские дни выдались прохладными, дождливыми, – лету требовалось время, чтобы разгореться, но солнце уже просыпалось рано и заходило поздно, позволяя себе вволю нагуляться, прежде чем опуститься за горизонт.

Костя все больше уделял внимания работе, реже появляясь дома, дети жили за городом, и у Насти, просыпавшейся с рассветом, было достаточно времени покрутить с утра педали велотре-нажера и повертеться перед зеркалом.

Максим не появлялся в офисе «Техностроя» уже несколько дней.

Сначала решила: он снова сознательно ее избегает, но прошла еще пара дней, а Максим так и не появился.