Текст книги "Хроники Герода"

***

В доме Антипатра шло празднество. Дети, жена и домочадцы провожали любимого сына и брата в трудный поход, радовались избавлению от напасти, благодарили Единого. Светильники рассеивали сумрак в украшенном мраморной колоннадой зале, в центре которого за столами возлежала семья Антипатра. Старый музыкант, проживший всю жизнь в этом доме, неторопливо перебирал струны, не мешая разговору, который вел отец со своим семейством.

Многочисленные домочадцы, дальние родичи, доверенные лица, уже давно ставшие родней, воины, отдавшие свой меч эпитропу Иудеи – каждый стремился сказать доброе слово Героду. Именно от этого на душе у сына Антипатра щемило. Все как-то слишком напоминало поминовение усопшего. Герод подозвал виночерпия. Выпил чашу крепкого вина с острова Крита. Сам наполнил еще одну. Легче не становилось.

– Сын мой, Герод, – на арамейском языке сказал отец (на этом древнем наречии дома говорили редко – гораздо чаще звучали эллинская речь и латынь, да к Всевышнему обращались на его языке; но домашним языком оставался греческий, как и во многих домах иудейской знати).

– Сын мой, Герод, пройдем в дальнюю комнату, – сказал отец, поднимаясь.

Дальней комнатой во дворце Антипатра называли помещение для встреч хозяина с самыми доверенными и тайными своими людьми и гостями. Герод удивился, но пошел вслед за отцом.

Когда плотный полог прикрыл дверь (едва ли не единственную дверь в их доме), отец сел в кресло, указав сыну место напротив, и начал:

– Хотя мы и не смогли победить, не убивая, но ты сделал много, сын мой. Я доволен тобой. Я знаю, что ты пытался его не убить. Но, наверное, это было невозможно. Да и не нужно. Главное дело сделано. По крайней мере, лет двадцать в Иудейских горах и в Леванте дороги будут безопасными. Набатейцы, наши родичи, ведут караваны в Дамаск. Мы теперь можем водить их в Финикию. Торговать с Тиром и Сидоном. Но про Дамаск тоже забывать нельзя. Через него идут пути в Иран и Армению, а оттуда товары идут в страну Птолемеев и на Запад.

– Я знаю это, отец.

– И я знаю, что ты знаешь, – улыбнулся Антипатр. – Но сейчас речь пойдет о том, о чем ты не знаешь. Ты едешь не только служить Великому Риму, служить хорошо. Ты едешь как глава нашего дома, дома Антипатра. Я становлюсь стар. Сил все меньше. Уже шесть десятков лет светит надо мной солнце. Пора думать о том, кто возглавит наш род после моей смерти.

– Отец, я не хочу слышать о твоей смерти! – вскричал Герод.

– Смерть – это такая же часть нашей жизни, как и любая другая. Мы готовимся к празднику совершеннолетия, планируем свадьбу, военный поход или торговую сделку. Так же разумный человек планирует свою смерть. Не перебивай, сын. С тобой пойдет мой доверенный советник, Нафанаил. Он знает все о предприятиях нашей семьи, о тайных запасах товара и золотых слитках, о политических союзах и договорах. Теперь все это будешь знать ты.

Герод склонил голову в знак понимания и почтения: – Я понял, отец!

– Это не все. Слушай дальше. Для того, чтобы торговля с Келесирией была удачной, ты должен создать там наши торговые представительства. Но лучше, чтобы никто не знал, что они принадлежат нам. Люди завистливы. Попробуй то же сделать и в Дамаске. Наша торговля должна стать главной в Сирии. Тем самым возрастет и наше политическое влияние. Это твоя главная задача, Герод. Ты должен с ней справиться.

– Отец, а почему не Фасаэль? Он – старший сын… – спросил Герод.

– Фасаэль чист и благороден. Он верит людям и не видит предательства. Он останется в Ерушалаиме. Для него ничего не изменится. Следить за нашими делами в Иудее и Идумее буду я. А Ферарос будет мне помогать с Александрией. Фасаэль будет мне помогать здесь. Он не сможет выстоять в мире, где слишком быстро меняются правила. Мой наследник – ты, Герод. Наш разговор закончен. Все ли ты понял?

– Да, отец, я понял свою задачу. Я исполню ее. – Герод поклонился человеку, которого в душе почитал рядом с Всевышним.

– Тогда иди, посиди с матерью и домочадцами. Забота о них тоже может скоро перейти к тебе.

Они обнялись. Герод с удивлением увидел в глазах всегда спокойного и уравновешенного Антипатра слезы.

– Иди, сын.

***

Ранним утром, едва солнечные лучи коснулись стен Ерушалаима, всадники во главе с Геродом уже выезжали из Дамасских ворот. Несмотря на ранний час, у ворот вновь собралась толпа горожан, выкрикивающих славу Героду. Пожалуй, никогда еще изгнанник не провожался так из изгнавшего его города. Начинался новый этап его жизни. Каким он будет? Ответ знает только Всевышний. Но он, Герод, жив и полон сил. Он едет во главе верных ему воинов, а там, где холмы Ерушалаима сливаются с бездонным небом, звучит, крепнет и разливается его Песня. Песня о Великой Судьбе народа, о войнах и схватках, победах и утратах. Звенит его Песня Героя.

Глава вторая. Римский магистрат

Путь в Антиохию был небыстрым. Из Иудеи уходил большой караван. Воины, слуги, поверенные люди и просто друзья, решившие разделить с Геродом изгнание, растянулись по дороге на сотни шагов. Только семья Герода оставалась в Иудее. Дорис с сыном отправлялись в другую сторону от Ерушалаима. Их тоже сопровождали слуги и воины. В принципе, ничего необычного в этом не было. Антипатр тоже отправлял в грозные годы семью к тестю в Набатею. Но Герод решил, что они возвращаться не будут. Это понимала и Дорис, тоже не горевшая страстью к сыну Антипатра. Этот очаг не грел. Они расставались навсегда.

Герод ехал в Сирию. Из письма Секста Цезаря он знал, что ему предлагается править на земле, примыкающей к Иудее, в Финикии. Здесь он должен исполнять обязанности префекта, представителя наместника. Под его началом будут пять когорт, расквартированных в этой части провинции, под контроль Герода передут знаменитые города-порты Финикии, а также город Дамаск. Но резиденцией и центром власти Герода должен стать некогда отторгнутый у Иудеи город Самария, где расположена лишь одна усиленная когорта римлян. Дополнительной обязанностью станет должность финансиста и сборщика податей на этих территориях.

Но, хотя Самария была совсем не далеко от Ерушалаима, сначала предстояла поездка в Антиохию, к наместнику. Там должно состояться официальное вступление в должность нового римского магистрата, всадника Герода. Оставив большую часть своих спутников в Самарии, Герод вместе сотней воинов направился в город на Оронте.

Сирия некогда была ядром державы Селевкидов. Да и Антиохию построил Селевк. На перекрестке торговых путей, среди плодородных земель, орошаемых рекой, среди рощ и холмов был воздвигнут невероятный город, росший и богатевший, как по волшебству.

Но боги завистливы, а слава быстротечна. Гигантская держава постепенно пришла в упадок. На севере укрепились армянский правитель Тигран и его родственник, понтийский царь Митридат Евпатор, а восточные территории захватили потомки кочевников-дахов, парфяне. Когда-то их предки смогли уничтожить армии двух великих царей Персии из династии Ахеменидов. Отрубленную голову основателя династии Кира царица Томирис опустила в бурдюк с кровью, чтобы тот «напился вволю». Из стотысячной армии царя Дария в Персиду вернулось менее десятка тысяч теней воинов, исхудавших, раненых и напуганных. Конные отряды дахов выкашивали врага. Неистовому Македонцу удалось оттеснить их в пески, за крепость Александрию Эсхату. Но уже через полстолетия после гибели Александра македонские царства востока стали одно за другим переходить под власть дахов, ставших именовать себя парфянами, то есть царственными.

Парфяне казались особенно опасными. Их царство мало напоминало утонченные и изысканные монархии потомков диадохов. Да и армяне и понтийцы были люди высокой культуры. С ними было можно договариваться.

Парфяне были дикарями. Да, сильными дикарями. Дикарями, проживавшими в роскошных дворцах, но дикарями-воинами. Их союзы равных возглавлял самый сильный. Убить его, когда он ослабевал, было делом отнюдь не зазорным. Даже если убийцей был родной сын или брат. Они всегда держали слово воина, а особенно данное воину. Но легко изменяли слову правителя. Их конные армии просто растоптали гоплитов Селевкидов. Все, кто не был воинами, для парфян были рабами. Третьей категории людей в мире просто не водилось. Правят сильнейшие и равные. Над ними стоит самый сильный, умный и удачливый воин. Все остальные – только прах под ногами парфянской конницы. Подкупить их было почти невозможно, умилостивить – бессмысленно.

Однако последний удар по гибнущей империи нанесли римляне, столь же неистовые воины, как и парфяне. Но, в отличие от новых владык Востока, они умели ценить не только силу, но и искусство управления. Поэтому, даже проигрывая порой в битвах парфянам, римляне теснили их. Помпей захватил Сирию и Киликию, разбил парфян, отобрал у Птолемеев Финикию и утвердился в Антиохии. Дворец Селевка произвел на него такое впечатление, что он сделал его своей резиденцией на долгие годы.

После поражения при Каррах римского триумвира Марка Красса казалось, что великая распутница востока, красавица Антиохия вновь сменит хозяина. Но легат Красса Гай Кассий Лонгин смог собрать остатки римских легионов и разбить наступающую парфянскую армию, оторвавшуюся от тылов. В числе его воинов был и отряд, возглавляемый еще молодым Антипатром. Он, Кассий, и остался наместником в провинции. Позже его сменил Помпей. После смерти Помпея и победы Цезаря провинцию возглавил его брат Секст. Кассий, сторонник Помпея, прощенный и приближенный Цезарем, отбывает на Сицилию.

В отличие от Гая Цезаря, который провел в битвах всю свою жизнь, Секст больше был известен как финансист и правовед, хотя и успел поучаствовать в войне в Иберии. С Гаем, диктатором Рима, их связывало не только родство, но и дружба. В Сирии он готовил базу для запланированного Цезарем похода на парфян, остающихся последней противостоящей Риму на востоке великой державой. Секст обожал восток, много путешествовал по римской Африке, Азии и Египту, пока не осел в Антиохии по воле своего родича-диктатора.

И пока старший Цезарь готовился к последней схватке с противниками в Африке, Секст собирал налоги в Сирии. Легионеры его не любили. Зато обожали и сами сирийцы, и гражданские магистраты. Причина была проста. Политикой в Риме традиционно занимались сенаторы; торговля же, включая откуп государственных налогов, была сферой лиц всаднического сословия. Если у наместника в провинции могли быть разные интересы, то у откупщиков – лишь один: выкачать из подвластной территории больше денег.

Секст боролся с публиканами-откупщиками, теми, кто, внося определенную сумму подати, потом выколачивал из населения последние медяки. Легионеры активно помогали публиканам, сами имея от этого неплохой доход. Секст пытался умерить аппетиты и откупщиков, и солдат. Но выходило не особенно хорошо. Только легионеры стали ненавидеть его так же, как прежде ненавидели сирийцев, которых они обдирали. Да и сам Секст, утонченный образованный нобиль, был чужим для воинов, жизнь которых протекала в лагерях и походах.

Герод бывал с отцом в Антиохии. Уже тогда огромное впечатление произвели на него дворцы провинциальной знати, теснящиеся в роще Дафны возле дворца наместника. Впечатлял и сам дворец, одновременно укрепленный, способный самостоятельно держать осаду, изящный, как детская игрушка и удобный, как старые калиги. За тройным кольцом стен располагался сад (туда выходила колоннада дворца) с гимнасием и термой, залом для философских бесед и уединенными залами для отдохновения. От дворца и храма Артемиды, покровительницы города, сравнимого по красоте с афинским Парфеноном, к городским воротам шла обсаженная деревьями дорога. По ее бокам на многие стадии раскинулись виллы богатых провинциалов и живущих в Антиохии римских граждан.

Сам город даже после Александрии производил впечатление. Почти полмиллиона жителей располагались в четырех кварталах, каждый из которых был обнесен мощной стеной. Между кварталами шли главные улицы, как и в Александрии, пересекавшиеся под прямым углом, – чистые и широкие, украшенные колоннадами и общественными зданиями. Здесь располагались не только места для прогулок, но и самые дорогие лавки, постоялые дворы, харчевни. Улицы сходились на главной площади, окруженной галереей. Внутри главной городской стены, вздымавшейся на пятьдесят локтей вверх, защищенной сотней башен, располагался речной порт.

И хотя путь Герода лежал во дворец к наместнику, он предпочел сначала отправиться в город. В Антиохии у дома Антипатра торгового представительства пока не было. Потому Герод и сопровождающие его всадники подъехали к постоялому двору, занимавшему огромное здание с комнатами для гостей, помещениями для скота, складом для товаров и даже небольшой термой. Разместившись, омыв тело и переодевшись в римское платье, отдохнув на мягкой перине, он, наконец, отправился к наместнику.

С собой он взял лишь десяток охраны, остальным приказав ждать у дороги. Боевой меч на его поясе был заменен парадным, модным у антиохийских щеголей и абсолютно непригодным для сражения.

Отдохнувшая и перекусившая кавалькада вновь выехала через Дафнийские ворота. Во дворец их пропустили почти сразу. Не пришлось долго ждать Героду и в приемной наместника. Не прошло и пяти минут, как молчаливый секретарь пригласил пройти в зал.

В зале, за столом, заваленном бумагами, сидел молодой римлянин немногим старше самого Герода, и что-то писал. Услышав шаги входящего, он поднял голову:

– А, сын Антипатра? Рад знакомству с тобой. Уже вся Сирия гудит о том, как ты лихо расправился с разбойниками в Галилее. Да и подати за твое правление уплачены изрядные.

– Благодарю тебя, наместник, за добрые слова, – почтительно склонил голову Герод.

Секст не знал Герода. Почему-то он представлял себе некого дикого князька столь же дикого племени, которому его родич за помощь дал гражданство Рима. Но перед ним был вполне привычный римский юноша. Крепкий воин, с умным и волевым лицом. Единственное, что не соответствовало моде, была борода. Римляне в ту эпоху предпочитали брить лицо. Но и это не придавало облику гостя дикости. Напротив. Особое обаяние. Секст был даже несколько разочарован. Он любил восточную экзотику. Вежливый ответ на идеально правильной латыни, выдававший долгие уроки с лучшими риторами, тоже не вписывался в портрет, уже нарисованный младшим Цезарем. Впрочем, тем лучше. С нормальным человеком и общаться проще.

– Ну, что ж. Великий Рим доволен тобой, всадник Герод! Примерно то же тебе предстоит и сейчас, на римской службе. Дороги в Самарии и Келесирии должны быть безопасны, подати – собираться вовремя. Еще одно. В провинции неспокойно. А Парфия рядом. Нужно готовить опорные пункты по стране, где будут формироваться союзные силы, способные противостоять парфянам. Обучение и боевая готовность легионеров и вспомогательных сил тоже на тебе. Справишься?

– Приложу все силы, Цезарь! – прямо глядя ему в глаза, ответил Герод.

– Хорошо. Все документы тебе оформят в канцелярии наместника. Там же получишь деньги на содержание легионеров. Остальное – твое усмотрение. Можешь идти.

– Позволь перед прощанием поднести тебе небольшой подарок, наместник, – склонил голову Герод.

Это тоже вполне входило в римские традиции. Интересно, что он подарит. Не иначе, как «подарок в виде золотых монет»? – внутренне усмехнулся Секст. – Хоть что-то в нем от варварского князька есть…

Герод повернулся к входу и хлопнул в ладоши. Вошедший слуга нес в руках золотой поднос, на котором стояла ваза невероятной красоты, сделанная из какого-то белого, словно изнутри светящегося материала, расписанная красками небывалых цветов. Что-то подобное Секст видел в Александрии. Но эта была намного больше и изящнее. У римлянина, большого ценителя искусства, перебило дыхание. Он бросился к вазе, бережно, как первенца, взял ее в руки. Он понимал, что нужно сказать что-то вежливое в ответ на подарок. Но отвести взгляд от этого чуда было выше его сил. Наконец, он пришел в себя.

– Благодарю тебя, сын Антипатра! – почти прошептал он – Это поистине сказочный подарок для ценителя! Ты должен увидеть мою коллекцию. Я собирал ее с ранней юности. Там есть вазы из Испании и Скифии, изделия персов и жителей страны Инд.

– И я благодарю тебя, наместник, за честь лицезреть твое собрание.

Они долго осматривали собрание Секста. В основном говорил хозяин. Герод изредка вставлял в его эмоциональную речь свои замечания, остроумные соображения, заставлявшие улыбаться римского патриция. Словом, расстались они друзьями. Перед прощанием Герод вновь склонил голову в поклоне.

– Дозволь, Секст, просить о милости

– Конечно, дорогой Герод. Все, что в моих силах.

– Можно ли сделать так, чтобы откупщики не касались тех территорий, где ты доверишь мне представлять Великий Рим и его наместника?

Секст хмыкнул. Мысль была неожиданной. – А кто будет вносить подати, столь необходимые Риму?

– Я гарантирую, что их не станет меньше, а поступать они будут столь же регулярно.

– Хорошо. Я попробую, – наконец, сказал Секст после раздумья. – Публиканы будут протестовать в Риме. Ну, ничего. Пока во главе Великого Рима находится Гай, думаю, мы справимся. Действуй. Но податей не должно быть меньше.

Герод поклонился и вышел из комнаты. Да. Секст произвел на него куда менее сильное впечатление, чем его Великий брат. Но мир стоит принимать таким, каким он есть. В конце концов, союз заключен не с Секстом, а с Римом. Да и семейные дела нужно делать.

Герод вышел из дворца и кликнул своих сопровождающих.

– Пора. Все документы готовы. Отправляемся.

***

Самария – город с мощными, хотя и обветшалыми стенами – стоял на высоком холме. Холм был настолько высок, что с городских башен было видно море на горизонте. В прежние века этот город, столица Северного царства, славился дворцами и рынками, торговал с финикийцами и арабами. Рядом с Самарией возвышался храм, конкурирующий с Ерушалаимским Храмом. Но сегодня все было иначе. Храм был разрушен Хасмонеями, а основные пути переместились. Набатейские караваны шли в Дамаск, минуя Самарию, караваны с товарами из дальних стран за морем шли из Александрии и Тира по прибрежным дорогам в Антиохию. Город ветшал.

Некогда он конкурировал с Ерушалаимом и Дамаском. Теперь в нем было чуть более десяти тысяч жителей. Здесь, во дворце прежних владык Израильского царства, северного осколка державы древних царей, расположился Герод. Место чудесное. Вот руки бы к нему приложить – был бы город не хуже Ерушалаима, а то и Антиохии. Стянуть сюда караванную торговлю, построить свой порт. Наладить ремесло, чтобы было чем торговать. Да хоть из того же Дамаска переманить ремесленников. Поправить здесь лет десять. Только где же взять эти десять лет?.. Ладно, пока буду делать то, что возможно. Так думал Герод, вступая под своды своей новой резиденции.

Больше недели обживались на новом месте. Пришлось повозиться, расселяя свою возросшую личную армию, размещая советников и канцеляристов, слуг и домочадцев. Дел хватило всем. На девятый день, когда солнце только показалось нал горизонтом, Герод выехал в Финикию. Путь недолгий. А вот сделать там дел предстояло немало. Потому с собой Герод взял пятьсот лучших воинов, Нафанаила и Баруха.

Встреча прошла без восторгов и слез. Хотя слава Герода и достигла этих мест, римский трибун, возглавлявший военные силы Финикии, совсем не рад был появлению начальника. Но Герод умел, если считал это нужным, склонять людей на свою сторону. В качестве финансового агента наместника Секста Цезаря он привез с собой жалование за два месяца, которое тут же было роздано легионерам. Не остался в убытке и сам трибун. Вместе с тем, Герод тут же потребовал ежедневных занятий в войсках, от которых в спокойной Финикии римляне уже начали отвыкать.

Префект не только наблюдал за воинскими упражнениями, но тренировался вместе с легионерами, штурмовал учебные крепости, заставлял тренироваться и римских воинов. Сталкиваясь с ним в учебных поединках, римляне быстро уяснили, что слава бывшего тетрарха Галилеи совсем не дутая. А воины его не уступают даже триариям.

По вечерам Герод часто уединялся в палатке с военачальником римского отряда. Разговор шел об охране дорог, о сборах податей, о быте воинов и его организации. Герод внимательно слушал, давал советы. Военный трибун по-новому смотрел на своего молодого начальника.

Однако больше времени Герод проводил в торговых кварталах Тира и Сидона. Он помнил старую притчу о том, что торговцу нужно говорить не «дай», а «на». Но это «на» должно быть очень тонко подано, чтобы за него ухватились и, что важнее, чтобы оно принесло пользу тебе самому.

Долгие беседы с уважаемыми купцами, главами самых богатых торговых домов дали сразу два результата. Первый результат – Герод понял, почему казна наполнялась плохо, а народ стонал от гнета сборщиков податей. То, что откупы – зло и главная причина разорения провинций, он знал и ранее. Собственно, потому он и попросил Секста защитить его от откупщиков-публиканов. Но теперь перед его глазами встало Зло во всем его величии. Откупщики собирали втрое и вчетверо больше, чем платили в казну. Понятно, что уважаемые купцы лукавили перед собратом, ставшим римским чиновником. Что-то проходило мимо мытарей. Но беда была совершенно реальной.

Меры будут приняты. О них и думал Герод все дни с тех пор, как покинул Ерушалаим, о них он и советовался с Барухом и Нафанаилом. Итак, тысячу талантов он должен отослать из Финикии и Самарии в казну провинции. Это огромные суммы, почти пятнадцать миллионов римских сестерциев. Но это по силам выплатить Героду. Теперь считаем собственные расходы. Оплата воинов и мытарей, хранение и провоз. Положим еще сто, ну, двести тысяч серебряных кругляков. Что-то должно остаться самому Героду. Итого, двадцать миллионов сестерциев. По словам торговцев, пополаны вытрясли из Финикии почти пятьдесят миллионов серебра. Значит, можно почти в два с половиной раза снизить налоги, выплачивая все, что требует Рим и Антиохия.

Но есть и вторая задача. Он не только римский чиновник, но и представитель дома Антипатра. Значит, снижать подать стоит не всем. Те, кто покупает товары у купцов, которых контролирует Герод, должны платить мало. Остальные же – не больше, чем прежде. Но и не меньше. Меньше подать, дешевле товар. Легче найти покупателя. Об этом и беседовали за чащей холодного вина во дворцах торговых владык Финикии. Из Самарии и из Дамаска пойдут к ним караваны с товарами дальних стран, принадлежащими дому Антипатра. Как и те, которые покупают купцы из этого дома. Так решил Герод. Те же торговцы, что будут продолжать торговать помимо него, будут вынуждены получать меньше.

Три месяца провел Герод в Финикии. Организовал защиту дорог, охрану портов и рынков, безопасность на улицах. Его слава победителя галилейских разбойников помогала не меньше, чем доблесть воинов или дисциплина римских легионеров. Весть о возможном снижении податей и условии этого снижения взбудоражила купцов. В конце концов, они согласились с условиями новой торговли. Зато взвыли купцы славного города Дамаска. Значительная часть товаров, поступавших сюда, тоже вывозилась через финикийские порты. Для них новые правила торговли были чреваты убытками. Герод поспешил в Дамаск, оставив Баруха с сотней воинов в Финикии. В его задачу входило создание собственного торгового дома, который бы представлял интересы Герода.

В Дамаске Герод был лишь квестором, т.е. финансовым агентом наместника. Потому воинские проблемы города и округи его не волновали. Представившись легату расквартированного легиона (как оказалось, знавшего Антипатра), Герод занялся делами торговыми и эрарными.

Купцы Дамаска тоже могут пользоваться предложенными льготами. Но только если покупают товар у его дома и продают его «правильным» купцам. Причем касается это только той части маршрутов, которые идут на запад и северо-запад. На остальных направлениях у дома Антипатра нет интересов. Постепенно многодневные переговоры дали результат. Торговые пути были намечены. Тем более, что пряности с юга были не единственными товарами, которыми торговали дамасские купцы. В Дамаске Герод тоже оставил своего поверенного с сотней воинов. Цепь, выстроенная Геродом, начала работать.

Собранные налоги отвезли в Антиохию. Их было даже больше. Секст лично благодарил Герода, написал в Рим о его уникальных талантах. С учетом поступлений из Дамаска и из Самарии, удалось отправить почти двадцать миллионов сестерциев. Двести талантов осело в подвалах Самарии. Люди тоже получили жалование, да и римские легионеры обижены не были. Год был удачен. Торговля дома Антипатра возросла больше, чем на треть. А это уже многие тысячи талантов. Правда, не все они в золоте и серебре. Что-то уже вложено в новые ткани, лекарства, пряности, оружие и драгоценные камни, наемные сотни и корабли.

Усталый до последней степени, Герод возвращался в Самарию. Выезжали ранней весной, а возвращались уже в глубокую зиму. От моря неслись шквальные ветры, прорываясь сквозь горы; дожди заливали округу. К стенам древней столицы отряд Герода подъехал, больше всего напоминая изгнанников или бродяг – вода лилась с них ручьями. Уже во дворце Герод почувствовал недомогание.

В глаза будто засыпан песок, раскалывается голова. Постоянно хочется лечь. Горячее купание на время принесло облегчение, но к утру он впал в забытье. Советники и друзья теснились в соседней комнате, а у постели Герода лекарь давал ему целебное снадобье, менял холодные тряпицы на голове. Почти месяц Герод находился между жизнью и смертью. Но молодой организм выдержал. Жар спал. Медленно возвращались силы и жизнь. К концу третьей недели Герод приказал позвать советников. Те несмело приблизились.

– Что стряслось за то время, пока я тут отлеживал бока? – слабо улыбнулся Герод.

– Господин, беда! Кто-то распустил ложные слухи, что Цезарь погиб в Африке, а республиканцы победили. Легионы взбунтовались. Наместник убит. Глава бунтовщиков Квинт Цецилий Бас, легат Секста Юлия Цезаря, засел в крепости Апама близь Антиохии. Его осаждает другой легат, Антистий Вет. Но на помощь Басу идут кочевники и парфяне.

Герод упал на подушки. Всевышний, за что?! Все складывалось так успешно, так правильно! Он отдышался.

– Собрать все войска! Пошлите гонца к отцу и в Финикию. Пусть готовятся к выступлению. Всех военачальников ко мне.

И в этот момент тьма вновь накрыла его.