Текст книги "Курс уголовного процесса"

§ 3. Уголовно-процессуальные функции

Понятие «уголовно-процессуальная функция» многозначно. Его содержание зависит, главным образом, от признания или непризнания связи данного понятия с принципом состязательности и равноправия сторон. Иными словами, первичным является выбор критерия, на основании которого разграничиваются уголовно-процессуальные функции.

В то же время следует иметь в виду, что в уголовно-процессуальной теории не может быть единственного критерия для разграничения уголовно-процессуальных функций. Таких критериев несколько, и все они одинаково важны.

Одни критерии получили развитие в современной российской уголовно-процессуальной науке. Другие по сугубо историческим причинам оказались утрачены, хотя считались основополагающими, например, в ходе Судебной реформы 1864 г. Как бы то ни было, задачей современной российской доктрины уголовного процесса является комплексный анализ всех основных критериев разграничения уголовно-процессуальных функций, независимо от того, учтены они в действующем российском уголовно-процессуальном законодательстве или нет. Правильное уяснение всей совокупности этих критериев необходимо не только в общетеоретическом смысле, но и с точки зрения понимания путей развития российского уголовного процесса.

В российской науке уголовного процесса уголовно-процессуальные функции традиционно рассматриваются в рамках принципа состязательности сторон как основные направления уголовно-процессуальной деятельности участников уголовного процесса, а именно обвинение, защита и разрешение дела.

При таком подходе значение правильного определения уголовно-процессуальной функции участника процесса заключается, во-первых, в обеспечении запрета соединения в одном лице функций обвинения и разрешения дела. Поскольку «разрешение дела» в контексте принципа состязательности сторон есть функция суда, смысл названного запрета состоит в обеспечении беспристрастности суда, без чего не может быть достигнута самостоятельность судебной власти. Если бы суд одновременно выдвигал обвинение и оценивал его обоснованность, говорить о незаинтересованности суда в исходе дела не приходилось бы.

Во-вторых, обособление функции обвинения и появление обвинителя требует выделения функции защиты и введения в процесс фигуры защитника. Возможность искать помощи защитника, не полагаясь на обязанности государственных органов по обеспечению прав обвиняемого, получила название формальной защиты. «Процесс, где обвиняемый поставлен лицом к лицу против обвинителя, вооруженного всесильной помощью государства, недостоин имени судебного разбирательства; он превращается в травлю»9696
  Цит. по: Васьковский Е.В. Организация адвокатуры: историко-догматическое исследование. Ч. II. СПб., 1893. С. 5.


[Закрыть], – писал еще в XIX столетии выдающийся российский процессуалист И.Я. Фойницкий.

Кроме формальной защиты, существует понятие материальной защиты, обнимающее все средства и способы по опровержению обвинения, осуществляемые как самим обвиняемым (реализация всех предоставленных ему законом прав для защиты от обвинения), так и ex officio государственными органами, обязанными по долгу службы предпринять все меры для защиты любого лица от необоснованного обвинения.

Наличие понятия «материальная защита» затрудняет отделение уголовно-процессуальной функции защиты от функций обвинения и разрешения уголовного дела. Так, Конституционный Суд РФ в Постановлении от 29 июня 2004 г. № 13-П сделал вывод, что «по своему конституционно-правовому смыслу в системе норм положения ч. 2 ст. 15 УПК не исключают необходимость использования прокурором, следователем, дознавателем в процессе уголовного преследования всего комплекса предусмотренных уголовно-процессуальным законом мер по охране прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве. Осуществление указанными лицами своей процессуальной функции именно в таком объеме, гарантируемое особым процессуальным статусом и полномочиями прокурора, следователя, дознавателя… обеспечивает в рамках уголовного судопроизводства выполнение государством своей обязанности по признанию, соблюдению и защите прав и свобод человека и гражданина, их обеспечению правосудием»9797
  См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 29 июня 2004 г. № 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» // СЗ РФ. 2004. № 27. Ст. 2804.


[Закрыть].

Таким образом, процессуально корректное разграничение функций защиты, обвинения и разрешения уголовного дела возможно только при строго формальном понимании функции защиты (защита в формальном смысле).

Несмотря на то, что законодатель отдал предпочтение традиционной трактовке понятия уголовно-процессуальной функции9898
  Убедиться в этом можно, обратившись к п. 45, 55 ст. 5, ст. 15 УПК РФ.


[Закрыть], она не является совершенной. Дело в том, что в уголовном процессе смешанной формы9999
  См. § 5 гл. 3 настоящего курса.


[Закрыть] возникают уголовно-процессуальные функции, выходящие за рамки принципа состязательности и равноправия сторон (например, функция производства предварительного следствия100100
  Подробнее о сущности следственной функции см. § 2 гл. 8 настоящего курса.


[Закрыть]). Поэтому в науке уголовного процесса сформировался подход к понятию уголовно-процессуальной функции, выводящий ее не из принципа состязательности, а из теории разделения властей как гарантии личной свободы граждан. Как государственные полномочия распределяются между конкретными государственными органами во избежание злоупотреблений, так и в уголовном процессе полномочия по расследованию и разрешению уголовных дел распределяются между различными органами и должностными лицами, которые к тому же нередко принадлежат к различным ветвям государственной власти в конституционно-правовом смысле.

Институциональный аспект такого разделения заключается в обособлении полицейской, прокурорской и судебной функций. В данном случае уголовно-процессуальная функция обретает значение совокупности полномочий определенного государственного органа, а критерием классификации выступает именно принадлежность указанного органа к той или иной ветви власти.

Так, во французском уголовно-процессуальном законодательстве описанному разделению функций придается настолько большое значение, что норма о нем после принятия Закона от 15 июня 2000 г. помещена в преамбулу УПК Франции 1958 г.: «в уголовном процессе… должно обеспечиваться разделение государственных органов, ответственных за публичный иск и судебную деятельность».

Судебная функция реализуется органами судебной власти (поскольку таковые обладают качествами самостоятельности и независимости)101101
  В законодательстве и процессуальной науке могут использоваться разные термины для обозначения данных органов: суды, судьи, следственные судьи, магистраты.


[Закрыть] и состоит в установлении обстоятельств дела (следственная составляющая) и принятии на их основе процессуальных решений (юрисдикционная составляющая) в рамках определенной процедуры, в том числе и решений об ограничении прав личности (применении мер принуждения).

Полицейская функция реализуется органами исполнительной власти, по своей природе наиболее приспособленными к такого рода деятельности102102
  Эти органы также могут носить различные названия: полиция, милиция, жандармерия и т.п.


[Закрыть]. Будучи сходной со следственной составляющей судебной функции, полицейская функция обычно не связывается определенной формой и лишена юрисдикционной составляющей103103
  Так, согласно ст. 254 Устава уголовного судопроизводства 1864 г. «при производстве дознания полиция все нужные ей сведения собирает посредством розысков, словесным расспросом и негласным наблюдением, не производя ни обысков, ни выемок в домах».


[Закрыть]. Поэтому и результаты полицейской деятельности имеют, как правило, вспомогательное значение по отношению к судебной деятельности.

Очевидно, что в рамках полицейской функции не должны применяться и меры принуждения, за исключением кратковременного задержания.

Прокурорская функция стоит особняком, так как единого подхода к определению места прокуратуры в системе разделения властей не сложилось. Традиционно в континентальной Европе прокуратура входит в состав министерства юстиции, но действует при судах, занимая тем самым промежуточное положение между исполнительной и судебной властью.

Этим положением определяется и специфика содержания прокурорской функции. По отношению к полицейской деятельности она является руководящей, т.е. прокуратура наделяется правом давать обязательные указания полицейским органам и при необходимости осуществлять их полномочия самостоятельно104104
  Снова обратимся к Уставу уголовного судопроизводства 1864 г.: «по производству дознания о преступных деяниях полицейские чины состоят в непосредственной зависимости от прокуроров и их товарищей» (ст. 279).


[Закрыть].

По отношению к судебным органам прокурорская функция реализуется через обвинительные полномочия: формулирование первоначального обвинения, поддержание государственного обвинения в суде, обжалование вынесенных приговоров105105
  Обозначение прокурорских полномочий в целом как обвинительных традиционно, но весьма условно, в чем можно убедиться далее при изучении курса.


[Закрыть].

Значение описанного разделения функций состоит в обеспечении независимости судебной власти и создании гарантий личной свободы:

– во-первых, органы исполнительной власти лишены возможности по ограничению свободы личности иначе как путем обращения к судебной власти. С другой стороны, от злоупотреблений застрахована и судебная власть, так как «если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать угнетателем»106106
  Монтескье Ш.-Л. О духе законов // Избранные произведения. М., 1955. С. 290.


[Закрыть];

– во-вторых, прокуратура хотя и формулирует обвинение, но лишена возможности сбора сведений, пригодных для исследования в суде (судебных доказательств). Таким положением компенсируется зависимость прокуратуры от администрации, неизбежная при организационной принадлежности министерству юстиции;

– в-третьих, автономия судебной функции обеспечивает самостоятельность судебной власти по отношению как к администрации (через запрет на использование в суде данных полицейского расследования), так и по отношению к прокуратуре (через освобождение от обязанности инициировать расследование и возможность распоряжаться обвинением путем реализации юрисдикционных полномочий).

Как и сама теория разделения властей, которую сложно обнаружить воплощенной в «чистом» виде, описанное разделение уголовно-процессуальных функций при реализации в законе претерпевает трансформации, на которые в дальнейшем будет обращаться внимание читателя.

Разграничение полицейских, прокурорских и судебных функций проводится не только по принадлежности к той или иной ветви власти, но и по содержанию реализуемых в рамках этих функций полномочий. Для уголовного процесса смешанной формы классическим стало выделение уголовно-процессуальных функций обвинения, предварительного следствия и разрешения дела. Наиболее яркое воплощение такой подход нашел опять-таки в уголовном процессе Франции – страны, сформировавшей к началу XIX столетия теоретические основы современного уголовного процесса континентального типа. При этом следует иметь в виду, что предварительное следствие есть в данном случае судебная функция, осуществляемая особым следственным судьей.

Значение выделения названных функций заключается в обеспечении беспристрастности участников процесса путем воспрещения возложения нескольких функций на одно лицо. В частности, запрет соединения функций обвинения и предварительного следствия приводит к тому, что следственный судья не связан выводом о наличии признаков преступления, сделанным прокурором при возбуждении уголовного преследования (публичного иска). В то же время сам следственный судья ни при каких условиях не вправе в такой ситуации инициировать уголовное преследование, что приводит к подлинно независимому следствию и минимизирует репрессивные начала в деятельности следственных юрисдикций. Аналогично, недопущение соединения в одном лице функций предварительного следствия и разрешения дела (хотя по предыдущей классификации обе эти функции относятся к числу судебных) позволяет суду объективно исследовать материалы, собранные на стадии предварительного следствия. Иначе говоря, судья, производивший предварительное следствие (следственный судья), никогда не вправе рассматривать уголовные дела по существу.

Заметим, что в рамках данной классификации существование функции защиты нисколько не отрицается, однако подчеркивается, что обязанность защищать возлагается не только на защитника, но и на все государственные органы (материальная защита).

Помимо описанных существует подход, в рамках которого под уголовно-процессуальной функцией предлагается понимать место и роль участника уголовного процесса в достижении цели и решении задач конкретного этапа уголовного процесса и, соответственно, уголовного процесса в целом.

Специфика данного подхода в том, что он, во-первых, учитывает изменение уголовно-процессуальной функции участника при смене стадий процесса. Например, функция суда, ранее обозначенная как «разрешение уголовного дела», является таковой относительно основного вопроса последнего. Однако при смене производств по уголовному делу функция суда конкретизируется применительно к цели того или иного производства. В частности, в предварительном производстве по делу в российском уголовном процессе на суд возлагается функция обеспечения возможности разрешения дела. В проверочных производствах (апелляция, кассация) суд выполняет функцию обеспечения законности, обоснованности и справедливости вынесенного решения.

Во-вторых, при определении уголовно-процессуальной функции как роли участника процесса появляется возможность объяснить, почему тот или иной участник выполняет конкретный вид деятельности, достаточными ли полномочиями он для этого наделен? Так, если функцией суда в предварительном производстве является обеспечение возможности разрешения дела, то суду необходимы полномочия по недопущению к судебному рассмотрению голословных обвинений, выдвинутых без достаточных оснований. Между тем действующее российское уголовно-процессуальное законодательство не предоставляет суду такую возможность.

Как видно, описанный подход не противоречит рассмотренным выше, но развивает и, если угодно, синтезирует их107107
  Подробнее см.: Романов С.В. Понятие, система и взаимодействие процессуальных функций в российском уголовном судопроизводстве // Труды юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Кн. 11. М., 2009. С. 11–34.


[Закрыть]. Именно поэтому он обозначен здесь в качестве «синтетического».

§ 4. Уголовно-процессуальные правоотношения

В течение длительного времени проблема правоотношений не находила отклика в уголовно-процессуальной теории, рассматривавшей уголовный процесс исключительно через призму учений о производстве по уголовному делу и его пределах, следственных действиях, процессуальных решениях, стадиях уголовного процесса и прочих процессуальных инструментах, обеспечивающих возникновение уголовного дела, его поступательное движение и разрешение. Не оставались, разумеется, без пристального внимания процессуалистов и различные права участников уголовного процесса, прежде всего право на защиту, однако их выделение и развитие не приводило к попыткам сконструировать в уголовном процессе общую теорию неких специальных уголовно-процессуальных правоотношений.

Впервые понятие «отношение» было привнесено в теорию уголовного процесса на рубеже XIX и ХХ вв. германской доктриной, переложившей на уголовно-процессуальную почву известное учение выдающегося немецкого юриста Оскара Бюлова, видевшего сущность гражданского процесса в трехстороннем юридическом отношении между сторонами и судом. Некоторые немецкие процессуалисты заговорили о том, что уголовный процесс также представляет собой «публично-правовое последовательно развивающееся юридическое отношение между судом и сторонами в видах установки и эвентуального выполнения государственного требования о наказании»108108
  Birkmeyer K. Deutsches Strafprozeßrecht. Berlin, 1898. S. 5.


[Закрыть]. В результате, возникла и стала развиваться так называемая теория уголовного процесса как юридического отношения.

Надо признать, что данная теория не получила заметного распространения в других странах Европы (во Франции, Бельгии, Великобритании и т.п.), даже в самой Германии оставшись одной из частных научных теорий. Пожалуй, наибольший резонанс она приобрела в России, где была расценена некоторыми авторитетными юристами в качестве единственно возможного подлинно научного направления развития уголовного процесса109109
  Щегловитов И.Г. Уголовное судопроизводство перед лицом науки // Право. 1904. № 17. С. 1 (946).


[Закрыть] и легла в основу построения двух очень известных в свое время учебников110110
  Розин Н.Н. Уголовное судопроизводство. 3-е изд. Пг., 1916; Фельдштейн Г.С. Лекции по уголовному судопроизводству. М., 1915.


[Закрыть]. Впрочем, основная слабость концепции уголовного процесса как юридического отношения заключалась в абсолютной невозможности объяснения с ее помощью уголовного процесса континентального типа, в структуре которого важнейшее значение имеет предварительное производство (дознание, предварительное следствие и т.д.), где нет не только сторон, но нередко и суда, и в рамках которого следствие и суд обязаны самостоятельно установить обстоятельства дела безотносительно к активности сторон (принцип материальной истины). К тому же речь здесь шла о некоей попытке глобального осмысления сущности уголовного процесса, мало чем могущей помочь с точки зрения уяснения природы автономных процессуальных взаимоотношений конкретных участников уголовного процесса.

Советская уголовно-процессуальная теория, построенная на полном отсутствии судебного контроля в ходе досудебного производства, допускавшая отсутствие сторон (стороны обвинения) даже в ходе судебного разбирательства и т.п., в чистом виде не восприняла и не могла воспринять дореволюционную теорию уголовного процесса как юридического отношения суда и сторон. Однако нет сомнений, что в доктринальном плане данная теория в определенной мере повлияла на советских процессуалистов, поскольку именно они в отличие от большинства своих западных коллег стали разрабатывать учение об «уголовно-процессуальных отношениях». На этот раз усилия были направлены, впрочем, не на объяснение глобальной сущности уголовного процесса, а на выявление реальных правовых связей (отношений), возникающих между многочисленными участниками уголовного процесса, действующими далеко не только в рамках упрощенной схемы «суд – стороны».

В самом общем виде речь шла о том, что уголовно-процессуальные нормы регулируют определенные отношения в сфере уголовного процесса, которые в силу этого становятся не просто «уголовно-процессуальными отношениями», но подлинными правоотношениями, без изучения которых уголовно-процессуальная наука опять-таки не может развиваться111111
  См., например: Строгович М.С. Уголовный процесс. М., 1946. С. 11–12.


[Закрыть]. Такой подход означал не что иное, как адаптацию дореволюционной теории процесса как юридического отношения к общетеоретическому учению о правоотношении, в наиболее яркой форме предстающему в рамках гражданского обязательственного права (право ↔ обязанность; кредитор ↔ должник и т.п.). По аналогии с обязательственным правом в уголовно-процессуальной теории также стали говорить о том, что каждому субъективному праву в уголовном процессе корреспондирует чья-то обязанность, и наоборот: наличие обязанности непременно означает наличие встречного индивидуального субъективного права и т.п.

Однако советская концепция уголовно-процессуальных правоотношений, в той или иной мере господствующая в России до сих пор, не только не сняла всех возникающих теоретических проблем, но поставила еще больше вопросов. Чьему субъективному праву корреспондирует, например, обязанность следователя возбудить уголовное дело в случае обнаружения признаков преступления, особенно если по данному делу нет потерпевшего (налоговые преступления, убийство, преступления против интересов государства и т.п.)? Здесь можно говорить только о «праве» общества в целом требовать уголовного преследования и наказания лиц, совершающих общественно опасные деяния. Но значит ли это, что в данном случае следователь находится в «правоотношении» с обществом, и обладает ли общество правосубъектностью, чтобы иметь какие-либо субъективные права в формальном смысле? Или рассмотрим в качестве другого примера обязанность свидетеля дать показания. Можно ли сказать, что данной обязанности корреспондирует «право» следователя допросить свидетеля? Нет, нельзя, так как следователь не осуществляет некие субъективные права, а выполняет свои обязанности по установлению обстоятельств дела. Иными словами, обязанности свидетеля дать показания корреспондирует обязанность следователя вызвать и допросить всех лиц, чьи показания необходимы для установления обстоятельств дела. В результате мы получаем не привычный вариант «право ↔ обязанность», а совершенно не вписывающуюся в классическое учение о правоотношении модель «обязанность ↔ обязанность». При этом если уж говорить в данной ситуации о чьих-то «правах», то вновь лишь в том смысле, что общество, с одной стороны, имеет право требовать от служащих ему и на выделяемые им деньги должностных лиц (следователь) надлежащего исполнения обязанностей по расследованию преступлений, а с другой стороны, оно вправе требовать от всех своих членов-сограждан (свидетель) максимального содействия в установлении обстоятельств уголовных дел и их справедливом разрешении.

Уголовно-процессуальная теория, пытаясь снять хотя бы часть возникающих проблем, выдвинула концепцию односторонних властных полномочий, согласно которой в уголовном процессе возможны односторонние обязанности, которым не корреспондируют никакие конкретные права (вспомним, пример с возбуждением уголовного дела), и односторонние права, которым не корреспондируют никакие конкретные обязанности (право следователя прекратить уголовное дело)112112
  Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Под ред. А.Д. Бойкова, И.И. Карпеца. М., 1989. С. 112–113.


[Закрыть]. Но и эта концепция не только не дает ответа на возникающие вопросы, но и ставит новые и новые. Можно ли, скажем, говорить об обязанности следователя прекратить уголовное дело при наличии к тому оснований как о его «субъективном праве»?

В целом учение об уголовно-процессуальных правоотношениях продолжает оставаться одним из самых спорных разделов отечественной уголовно-процессуальной теории. Наличие таких правоотношений почти ни у кого не вызывает сомнений, однако их конкретное содержание продолжает для многих оставаться научной загадкой. Ясно одно: классическая доктрина правоотношений, выработанная общей теорией права на основании гражданского обязательственного права с присущей ему дихотомией взаимоотношения двух частных лиц (кредитора и должника), не может быть механически перенесена на уголовно-процессуальную почву. Здесь требуются иные решения, учитывающие специфику уголовно-процессуального права и его публично-правовую состоявляющую, ведь незримым участником любого публично-правового отношения является общество, в чьих интересах и реализуется уголовно-процессуальная деятельность.