Текст книги "Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии"

…Он стоял в углу зала, держа в руке фужер с сельтерской водой, в котором позвякивали кусочки льда. Белокурые волосы над высоким лбом, голубые глаза, сухое, до синевы выбритое лицо. И голос. Какой-то гипнотизирующий. Маргерит уже решила для себя, что не будет сопротивляться этому обворожительному мужчине. Выждав, когда от маркизы отлетел рой воздыхателей, он подошел к ней со скучающим выражением на лице и, тихо шепнув: «Я жду вас в номере на втором этаже», – незаметно выскользнул из зала.

Это было самое странное свидание в богатой любовными авантюрами жизни Маргерит. Офицер не целовал рук, не стоял на коленях, не пытался увлечь красавицу на необъятное ложе под балдахином из тончайшего шелка, оказаться под которым она была уже внутренне готова… И не говорил страстных слов. Он вежливо попросил ее присесть около туалетного столика, заняв кресло напротив. И сказал очень просто, как будто бы они были знакомы много-много лет и уже неоднократно беседовали на эту тему:

– Моя дорогая маркиза, помогите, ради Бога, Британии.

– Я?! Но каким образом, сэр?

– Нам крайне необходимо, чтобы вы познакомились с Саид Пашой и стали бы, по возможности, его интимным другом.

– А как я с ним познакомлюсь?

– Инструкции вы получите от генерала Клейтона. Он примет вас завтра. Ну как, согласны?

Нет, маркиза действительно не могла устоять перед странной, гипнотизирующей обворожительностью его голоса и… согласилась. Через некоторое время Маргерит д’Андюрэн стала любовницей одного из влиятельнейших вождей арабских племен и начала более или менее регулярно поставлять британской секретной службе нужную секретную информацию.

Военный разведчик Лоуренс получил из Лондона благодарность за очередную вербовку ценного агента. Она была одной из наиболее трудных для него – эта вербовка. Дело в том, что Лоуренс очень не любил женщин. Патологически и физиологически не любил их всю жизнь.

В нашумевшем английском фильме «Лоуренс британский», который обошел все мировые экраны, есть эпизод, где героя, попавшего в турецкую тюрьму, насилует турок-надзиратель. Это печальное событие, по мысли авторов киноленты, и сделало Лоуренса гомосексуалистом. Однако его биографы склонны утверждать, что сей порок был врожденным и особенно сильно проявился во время учебы в Оксфорде. Впрочем, это ведь не самое главное в нашем повествовании…

…О Лоуренсе писали книги, ставили кинофильмы, высказывали самые разнополюсные суждения, в которых слову «гений» противопоставлялся антипод в виде отнюдь не джентльменского существительного «интриган». Впрочем, и шекспировского Яго нередко называли «гением злодейства». Лоуренс был, конечно же, абсолютно неординарным военным разведчиком своей эпохи. Он прекрасно знал арабский язык и наречия многих бедуинских племен, изучил не только их быт и нравы, но и религию. Еще до начала Первой мировой войны он исколесил практически всю Аравию, установил тесные связи с вождями наиболее крупных арабских племен, знал как свои пять пальцев их слабые душевные струны, что и позволило ему в конечном итоге выдвинуться в первые ряды организаторов арабского восстания против турок. Именно такой актер был нужен Британии на подмостках аравийского театра войны.

Что привязывало английские войска к столь неудобному плацдарму, где приходилось не только вести военные действия, но и вкладывать немалые деньги в создание коммуникаций и баз? Прежде всего – стратегическое значение этого района, ибо здесь проходили Генджасская и Дамасская железные дороги – основные артерии снабжения турецкой армии в зоне Суэцкого канала. Воевать с турками, используя регулярные войска, привязанные к своим базам, было очень неудобно. Возникла необходимость в небольших мобильных отрядах, привыкших к длительным переходам по безлюдной пустыне, которые могли бы неожиданно появляться в тылах турецких войск и совершать диверсии на железных дорогах. Поэтому-то пришла в голову английскому генеральному штабу идея воспользоваться антитурецкими настроениями арабов, чтобы сколотить из них именно такие «летучие» партизанские соединения. Дело было за человеком, который вошел бы в доверие к корыстолюбивым вождям арабских племен и направил их действия в единое русло, чтобы дать возможность Британии воевать с Турцией чужими руками, не отвлекая дополнительных сил с западного фронта. Так появился в поле зрения английской разведки полковник Лоуренс…

Мы тщетно будем искать в биографии этого человека какие-то сверхчеловеческие черты характера, сделавшие его «супершпионом». Отметим лишь сильно выраженное честолюбие, врожденную склонность к авантюризму, удивительное упорство в достижении поставленной цели и редкую способность к изучению иностранных языков. Отметим сие, чтобы лучше понять калейдоскоп жизненных передряг, через которые прошел Лоуренс. В отличие от многих своих коллег по профессии, он был равнодушен не только к женщинам, но и к деньгам. А так, в общем-то, нормальный человек с обычной биографией.

Томас Эдвард Лоуренс родился 15 августа 1888 года в Северном Уэльсе в довольно бедной семье, которая после длительных скитаний по Шотландии и Британии осела в Оксфорде. Здесь Эдвард начал учиться. «Школа, – напишет он впоследствии в своих мемуарах, – была бесполезным и отнимавшим много времени занятием, которое я ненавидел всеми фибрами моей души». Времени действительно не хватало. Не хватало для чтения книг о крестовых походах и археологических находках. Мальчишеская увлеченность историей древних и средних веков переросла позже в серьезное увлечение археологией. Уже будучи в университете, Лоуренс написал дипломную работу «Влияние крестовых походов на средневековую военную архитектуру Европы», получившую первую премию. Высокая оценка работы Оксфордом была отнюдь не случайной. Прежде чем отдать работу на профессорский суд, Томас побывал в Сирии, где изучил практически все известные развалины замков крестоносцев.

«Моя бедность, – вспоминал Лоуренс, – позволила мне изучить те слои людей, от которых богатый путешественник отрезан своими деньгами и спутниками. Я окунулся в самую душу масс, воспользовавшись проявлением ко мне их симпатий… Среди арабов не было различия ни в традициях, ни этнических различий, за исключением неограниченной власти, предоставляемой шейху. Арабы говорили мне, что ни один человек, несмотря на его достоинства, не смог бы быть их вождем, если бы он не ел такой же пищи, как и они, не носил бы их одежды и не жил бы одинаковой с ними жизнью».

Культуру древних и жизнь современных арабов Лоуренс изучал не один. Им руководил известный археолог профессор Хоггарт, сыгравший не последнюю роль в резком повороте судьбы подававшего большие надежды молодого историка. Дело в том, что Хоггарт был профессором не только в археологии, но и в шпионаже, которым занимался долгие годы, работая на британскую секретную службу. Готовясь к мировой войне, Англия постоянно держала на границе Турции с Египтом ту или иную «экспедицию», которую неизменно возглавлял профессор. Лоуренс проработал бок о бок с ним с 1910 по 1914 год, неоднократно выезжал по его заданиям в Сирию и Палестину для сбора необходимых английской разведслужбе сведений и установления перспективных контактов. Начав карьеру в географическом отделе военного министерства, Лоуренс был переведен затем в филиал Интеллидженс сервис, постоянно действующий в Каире под названием Арабского бюро, возглавлявшегося уже упоминавшимся нами генералом Клейтоном, которое с началом Первой мировой войны превратилось в координационный центр британской разведки на Арабском Востоке.

Английскими и неанглийскими историками написана не одна сотня страниц, посвященных тому, как Лоуренс – «друг» арабов – стал незаменимым человеком при свите саудовского короля Хуссейна, а затем вторым «я» одного из его сыновей – Фейсала, под властью которого находились многие племена. Как удачно и вовремя брошенный призыв к объединению арабов для борьбы с Турцией, воевавшей в союзе с Германией против стран Антанты, позволили Фейсалу – Лоуренсу, этому беспрецедентному дуэту, поднять восстание среди местного населения, сплотить его воедино и создать вполне боеспособную армию, состоящую из диверсионных отрядов и доставлявшую много неприятностей и беспокойств турецким войскам. До самых последних дней войны полковник Лоуренс находился при армии Фейсала в должности военного советника и офицера связи арабского фронта со ставкой английского командования на Среднем Востоке.

Итак, «друг» арабов… Почему бы нет? Хороший актер отличается от плохого тем, что он искренне верит в то, что играет в данный момент. Лоуренс был хорошим актером. И, как заботливый друг, сотворил совершенно секретную инструкцию по обращению с арабами для своих коллег-разведчиков под названием «Двадцать семь заповедей». Прочитаем некоторые из них, которые не потеряли своей актуальности и сегодня.

– Сгладить плохое начало трудно, а между тем арабы составляют мнение о человеке по наружному виду, на который мы не обращаем внимания. Когда вы влились во внутренний круг племени, вы можете делать с собой и с ними все, что захотите…

– Добейтесь доверия вождя и удерживайте его доверие. Укрепляйте престиж вождя перед другими за свой счет. Никогда не критикуйте тех планов, которые он захочет предложить. Всегда одобряйте их, а похвалив, изменяйте эти планы мало-помалу, заставляя незаметно самого вождя вносить новые предложения до тех пор, пока эти планы не будут совпадать с вашими собственными. Чем менее заметным будет ваше вмешательство, тем большим будет ваше влияние…

– Маскировка не рекомендуется… В то же время, если вы, находясь среди арабов, сумеете носить их одеяние, вы приобретете такое доверие и дружбу, какие в военной форме вам никогда не удастся приобрести. Однако это и трудно, и опасно. Поскольку вы одеваетесь, как арабы, они не будут делать для вас никаких исключений. Вам придется чувствовать себя как актеру в чужом театре, играя свою роль днем и ночью, не зная отдыха и с большим риском…

– Нередко вам придется участвовать в дискуссиях по религиозным проблемам. Говорите о ваших убеждениях что угодно, но избегайте критиковать их взгляды…

– Не следуйте примеру арабов и не участвуйте в слишком фривольных разговорах о женщинах. Это столь же трудный вопрос, как и религия. В этом отношении взгляды арабов настолько не похожи на наши, что безобидные, с английской точки зрения, замечания могут показаться для них фривольными – так же, как и некоторые из их заявлений, переведенные буквально, могут показаться неприличными для нас.

– Весь секрет обхождения с арабами заключается в непрерывном их изучении. Будьте всегда настороже, никогда не говорите ненужных вещей, следите все время за собой и за своими коллегами. Внимательно следите за тем, что происходит, доискивайтесь действительных причин событий. Изучайте характеры арабов, их вкусы и слабости и держите все, что вы обнаружите, при себе… Ваш успех будет пропорционален количеству затраченной вами на это умственной энергии…

Полковник Лоуренс сам всегда скрупулезно выполнял свои заповеди. «Только в лоне Арабского бюро Лоуренс смог до конца раскрыть свой талант интригана. Он был по-лисьи хитер, дьявольски ловок, не считался ни с кем и плевал на начальство, чем восстановил против себя почти весь британский генеральный штаб. Лишь небольшая группа экспертов ценила его феноменальные энциклопедические знания и непревзойденное никем умение вести дела с арабами. Лоуренс знал, что у него имеются влиятельные друзья в Лондоне. Поэтому он, не стесняясь, гнал от себя тех, которые мешали или просто не нравились ему. Самоуверенный и дерзкий, мечтательный и надменный, Лоуренс в двадцать лет стал офицером филиала Интеллидженс сервис в Каире, лучше всех изучил арабов и имел наиболее разветвленную и хорошо организованную агентурную сеть на территориях, занятых турками. Замкнутый, тщеславный, обожающий преклонение перед собой, он был хладнокровен и отважен перед лицом опасности и авантюристичен до предела… Лоуренс превратился в настоящего кочевника, носил одежду бедуинов, прекрасно ездил на верблюдах, был неприхотлив в еде, аскетичен, абсолютно равнодушен к женщинам и превратился в конце концов в руководителя арабских повстанческих отрядов, которые весьма эффективно боролись против турок…»

Так написано о полковнике Лоуренсе в материалах итальянского института «Агостини», занимавшегося исследованием архивных документов многих секретных служб времен Первой и Второй мировых войн и выпустившего уже упоминавшийся мною уникальный пятитомник «История шпионажа». В нем немало страниц посвящено «Лоуренсу Аравийскому». Вот, например, взятое из этого многотомного труда свидетельство майора Старлинга, одного из офицеров связи со штабом британских войск. «Прибыв в Абу-Эль-Лиссал, я нашел Лоуренса, только что возвратившегося из успешного набега на железную дорогу, в его палатке, сидящим на великолепном персидском ковре, реквизированном из какого-то турецкого поезда. Он был одет как обычно, в белые одеяния с золотым кинжалом Мекки за поясом. Снаружи, развалившись на песке, находилось несколько арабов из его охраны, занятых чисткой винтовок… Охрана была весьма необходимой предосторожностью для полковника, так как его голова была оценена в 20 тысяч фунтов стерлингов, а арабы, как известно, вероломны и весьма падки на деньги. Но в данном случае любой человек из охраны Лоуренса с восторгом отдал бы за него жизнь… Что же позволяло ему властвовать и держать в своем подчинении арабов? Частично это может быть объяснено тем, что Лоуренс выглядел как ярый сторонник освободительного движения арабов. Они понимали, что он вносил живительную струю в их дело, что он стоял наравне с шейхами или потомками пророка, что эмир Фейсал обходился с ним как со своим братом, как с равным…»

Так ли это? В уже упоминавшейся нами «Истории шпионажа» ставится под сомнение утверждение самого Лоуренса о том, что поднятое им восстание было «средством осуществления великой задачи создания арабского государства». Скорее всего, утверждается в исследовании, это движение явилось средством для превращения арабских земель в британские колонии, что, собственно говоря, и удалось сделать после окончания Первой мировой войны, используя мандаты Лиги наций. Правда, английский историк Лиддель Гарт смотрел на эту проблему несколько иначе, считая, что британская мандатная система спасла арабский мир. «Таким образом, – писал он, – Британия была в состоянии дать блестящее подтверждение того, что идея, лежащая в основе мандата, может быть проведена в жизнь и по духу, и по букве. Честь Лоуренса также была восстановлена. Для арабов он приобрел значительно больше того, на что рассчитывал сам. Он завоевал возможность для арабов встать на собственные ноги и воспользоваться этой возможностью соответственно их желаниям и талантам. Большего он сделать не мог. Создание британского государства в Ираке, связанного симпатиями с Британией, было главной целью Лоуренса…»

Таким образом, по Лидделю Гарту получается весьма привлекательная картина. Арабы добились того, чего хотели. Британия осталась удовлетворенной. Лоуренс стал героем. Так ли это? Смотря как и с какой стороны смотреть на эти события.

Что получили арабы? Фейсал сел на трон Ирана, его брат Абдулла занял трон Трансиордании, чтобы постепенно при активной помощи Британии свести на нет национально-освободительное движение арабов.

Что получила Великобритания? Новые колонии: Ирак, Палестину, Геджас, военно-морскую базу в Хайфе, нефть и так далее. Короче говоря, англичане надежно закрепили свое господство над Аравийским полуостровом.

Что получил Лоуренс? Моральное удовлетворение, утверждает Лиддель Гарт. Может быть… Именно моральное, ибо арабское восстание, идейным вдохновителем которого считал себя английский военный разведчик, не оказало никакого влияния на исход послевоенных мирных конференций, определивших судьбу Оттоманской империи и ее арабских областей. На совещании союзников Антанты в итальянском курортном городке Сан-Ремо, а оно состоялось в апреле 1920 года, мандаты были окончательно распределены. Под давлением Франции Англия вывела свои войска из Сирии, и французы заняли Дамаск, куда в сентябре 1918 года с небольшим отрядом арабов на верблюдах первым вошел Лоуренс, воспользовавшись отступлением турок. Лучший «друг» англичан Фейсал, свергнутый с трона, осыпал проклятиями своего вероломного «брата» полковника Лоуренса. Но причем тут полковник, спросите вы. Действительно, причем? Как военный разведчик, Лоуренс с любой точки зрения блестяще выполнил возложенную на него задачу и занялся другими делами. Правда, бытует еще одна версия. Некоторые исследователи считают, что Лоуренс, будучи глубоко оскорбленным хамским обращением со своими арабскими друзьями, разругался вдрызг с Интеллидженс сервис и удалился от практических дел. Но это всего лишь версия…

В 1921 году Уинстон Черчилль, возглавивший министерство по делам колоний, предложил разведчику пост политического советника в новом управлении по делам Среднего Востока. Когда встал вопрос о денежном содержании, Лоуренс запросил тысячу фунтов в год. Черчилль, заметив, что это была самая скромная просьба, с какой к нему когда-либо обращались, назначил новому советнику зарплату в сумме 1600 фунтов. На конференции в Каире в марте 1921 года Лоуренсу удалось убедить Черчилля в том, чтобы посадить на трон Ирака, подпавшего под мандат Англии, изгнанного из Сирии Фейсала. Таким образом, полковник оплатил свой старый долг бывшему «брату». Лоуренс всегда платил долги. Понятие о чести было у него достаточно высоким. Возможно, это был его последний крупный долг, который бередил душу британского разведчика. Как только Фейсал занял трон, полковник Лоуренс подал в отставку и, несмотря на уговоры Черчилля, оставил министерство по делам колоний. А в августе 1922 года он неожиданно идет рядовым в британский воздушный флот под фамилией Росса. Сам полковник объяснил свой поступок следующим образом: «Каждый англичанин должен или сам поступить в авиацию, или помогать ее развитию». Правда, имеются сведения о том, что британская разведка попыталась внедрить Лоуренса под вымышленным именем в авиацию для его дальнейшего использования по специальности. Однако Лоуренс не смог сохранить свое инкогнито. Один из офицеров подразделения, где служил новоиспеченный авиатор, кстати, старый недруг Лоуренса, раскрыл его истинное имя на страницах одной бульварной газетки. Разразился скандал и рядовой авиации, он же полковник Интеллидженс сервис, исчез. На время, естественно, ибо примерно через год в поселке Мирам-шах на границе между Индией и Афганистаном в английском авиационном подразделении появляется бортмеханик Шоу, который, знакомясь с индусами, представляется весьма церемонно: Пир-Карам-шах…

Это опять наш неутомимый герой занялся своим любимым делом. На афганском троне сидит эмир Аманулла, который очень не любит англичан. А они его, естественно, за стремление проводить антиколониальную политику. Нужно найти альтернативу Аманулле, и Лоуренс – Пир-Карам-шах – ее отыскивает среди одного из самых жестоких предводителей басмачей. Это – Бачайи Сакао. Лоуренс обладал удивительным талантом делать из любых нужных людей своих верных друзей. Он сулит Сакао трон эмира. Что необходимо для этого предпринять? Немногое. Выполнить все пункты инструкции, которая разработана «братом» Пир-Карам-шахом. Вот она: «Что надо в первую очередь сделать? Развернуть среди населения агитацию против реформ Аманулла. Идеи, которые могут вызвать недовольство людей, состоят в следующем. Во-первых, Аманулла отвергает ношение чалмы, которая узаконена пророком. Он хочет, чтобы все носили шляпы. Во-вторых, Аманулла отвергает исламские одежды, которые носили предки афганцев. Он отдал распоряжение всем женщинам снять чадру. В-третьих, он повелел женщинам и девушкам ходить в школы. Он решил, что мужчинам необязательно носить усы и бороду. В-четвертых, он усматривает добро в пренебрежении к религии. Аманулла отправляет наших жен за границу учиться хорошим манерам, что противоречит установленным традициям. В-пятых, он хочет, чтобы мы лечились у врачей. Он уничтожил лунное исчисление…»

Бачайи Сакао воспринял этот инструктаж как приказ действовать. Через неделю-другую пламя ненависти к Аманулле, как при хорошем ветре, уже перекидывалось от кишлака к кишлаку. Начались бунты, выступления с оружием в руках против правительства. В феврале 1929 года Бачайи Сакао захватил Кабул и провозгласил себя эмиром Афганистана. Действуя по совету Пир-Карам-шаха, новый эмир, кстати, развернул бурную деятельность против Советской Республики. Около двух десятков тысяч басмачей, находившихся в северных районах Афганистана, приступили к активным вооруженным нападениям против советских среднеазиатских республик. И вот тут-то трон Бачайи Сакао закачался. И Лоуренс понял, что пора уходить. И был прав, ибо в октябре 1929 года новоиспеченного эмира сбросили с трона, а затем казнили…

В Лондоне, куда вернулся полковник Лоуренс, о нем вспомнили, когда вышла книга его мемуаров «Семь столпов мудрости». Интересная книга. Я читал ее в итальянском переводе, а презентовал мне ее на одной из встреч генерал Карбони.

Кстати, он рассказал мне и о смерти Лоуренса. Это случилось 19 мая 1935 года на одной из провинциальных дорог неподалеку от Лондона. Никто не видел, как произошла авария мотоцикла, на котором мчался сэр Томас Эдвард Лоуренс, 47 лет… Свидетели подоспели, когда мотоциклист был уже в коме, а его «железный конь», буквально развалившийся на части, валялся в кювете. Генерал Карбони прервал на минуту свое повествование, сделал многозначительную паузу…

– Ты знаешь, мой молодой друг, зачем поехал Лоуренс из пригорода, где обитал, в Лондон? Он поехал на центральную почту, чтобы послать закодированную телеграмму в Берлин. Что там было написано? Лоуренс давал свое согласие на личную встречу с Гитлером, который, как нам стало известно, предложил ему пост шефа диверсионного отдела Абвера. Как видишь, те его контакты с Вассмусом, о которых я тебе рассказывал ранее, не прошли даром. Бывший британский разведчик не захотел спокойной жизни, тем более что он стал еще к тому же лучшим другом фюрера английских фашистов Освальда Мосли. Оба они, между прочим, были врожденными авантюристами. Добавлю, что мотоцикл Лоуренса развалился на обратном пути из Лондона, когда телеграмма о согласии на встречу была уже отправлена, а ее следы остались в личном деле Лоуренса, хранившемся в моем архиве. Ты спрашиваешь, почему «развалился» мотоцикл? Не знаю. Может быть, потому, что кому-то не захотелось, чтобы состоялась встреча между Лоуренсом и Гитлером…

Сэр Томас Эдвард Лоуренс был похоронен в лондонском соборе святого Павла среди британских военных героев и артистических знаменитостей. Сие было делом нелегким, ибо некоторые знаменитости через своих живущих на этом свете потомков запротестовали против того, чтобы среди них лежал мужчина с гомосексуальными отклонениями. Потребовалось личное вмешательство сэра Уинстона Черчилля, авторитет которого был и тогда очень велик.

А теперь еще об одном добром деле, которое сделал для России бывший генерал-фашист. Джакомо Карбони нашел в архивах итальянской контрразведки, где у него остались приятели, истинное имя русского солдата, того единственного русского, которому была присвоена самая высокая на Апеннинах воинская награда – звание Героя Италии. Но сначала немного предыстории.

…Нет места более располагающего к раздумьям, чем кладбища. Наверное, потому, что здесь особенно остро чувствуешь необходимость уважать необратимость времени спешить, чтобы начать задуманное и завершить начатое. Пройдите по грустным и тихим аллеям последнего пристанища землян, и эпитафии поведают о том, чего хотели и чего не сделали ушедшие из мира сего, или, наоборот, заставят живущих что-то дорассказать за них…

На генуэзское кладбище Стальено я попал не потому, что оно упоминается в туристических каталогах как одна из достопримечательностей на Апеннинах. Действительно, вряд ли найдешь еще место, где было бы собрано такое великолепие мраморных памятников, сработанных руками талантливых итальянских скульпторов. Но летом 1962 года меня заинтересовала на Стальено скромная могила русского партизана, захороненного в одном из уголков генуэзского «кампо санто» – так итальянцы называют свои погосты, где спят вечным сном бойцы итальянского Сопротивления, погибшие в боях с нацистами перед самым окончанием войны – в начале 1945 года. На плите были выбиты имя, отчество и фамилия русского, звучащие довольно странно: «Фиедар Александер Поэтан (Фиедар); место и дата смерти: Канталупо Лигуре 2. 2. 1945». Сверху на надгробии стояли еще два слова: «Медалья д’Оро», означавшие, что тот, кто лежит под ним, награжден Золотой медалью за военную доблесть.

Золотая медаль – очень высокая награда. Ее кавалеру при посещении казарм оказываются такие же почести, как и президенту республики. Кавалера Золотой медали обязаны приветствовать первыми высшие чины итальянской армии, независимо от того, является он офицером или же простым солдатом. Всего лишь несколько десятков человек в Италии имеют эту награду. В их числе единственный в то время иностранец – наш русский.

В Ассоциации генуэзских партизан мне показали правительственный декрет, которым Итальянская республика наградила советского солдата своим высшим воинским отличием. «Являя собой пример дисциплинированности и мужества, – говорилось в нем, – зная, что идет на верную смерть, Фиедар Поэтан во время атаки противника ринулся в гущу врагов и открыл огонь. Нападение было столь внезапным и смелым, что противник растерялся и был вынужден сдаться. Немцы понесли большие потери, было захвачено много пленных. Во время этого героического эпизода, изменившего в тот день весь ход событий, Фиедар Поэтан пал смертью героя во имя идеалов свободы народов».

В архиве Института истории Сопротивления в Лигурии сохранился документ, в котором говорится, что «Фиедар Поэтан, оказавшийся в Италии в лагере военнопленных, узнав, что неподалеку в горной местности действуют партизаны, вместе с группой своих соотечественников сумел ночью бежать из немецкого концлагеря. Организовав внезапное нападение на часовых, он позаботился о том, чтобы захватить у них как можно больше оружия».

– Я прекрасно помню, как Федор появился в нашей бригаде. Пришел он не один. Всего их было девять оборванных и голодных русских парней: Саша Кириков, Онуфрий, Афанасий, Виктор, Василий, Сергей, Степан, Иван и Федор – огромного роста, прямо богатырь, мы его потом прозвали «гигантом». Представляясь, он отчетливо произнес имя: «Федор» и тише – фамилию, вроде как «Поэтан». Наш писарь так и внес ее в боевой список дивизии. Говорите, что странная фамилия? Может быть, вполне это допускаю. Многие ваши фамилии звучат странно для итальянского уха. А тогда, кстати, было не до уточнений. Есть имя – и хорошо, а какое оно геноме ди батталья, то бишь партизанская кличка, или то, которым нарекли мама с папой, – никого не касалось. Каждый день люди рисковали жизнью, и лучшей визитной карточкой партизана была та, которую он демонстрировал в бою, а не за бутылкой вина…

Так говорил о Федоре командир Гарибальдийской дивизии «Пинан-Чикеро» Аурелио Феррандо, или «Скривил» («Молния») – так звали его партизаны, когда мы встретились с ним в Ассоциации партизан.

– Обстановка тогда была очень сложной. Зимой 44– 45-го годов из 25 дивизий немецкого генерала Кессельринга 16 были брошены против партизан, которых было в десять раз меньше. Мы не только выстояли, а, спустившись с гор, освободили Геную, Турин, Милан и заставили гитлеровцев сложить оружие еще до прихода англо-американцев. В этой нашей победе была заслуга и Федора, совершившего свой бессмертный подвиг 2 февраля 1945 года. Он не мог поступить иначе. Помню, послали мы в глубокую разведку друзей Федора: Афанасия, Степана и Ивана, наших «призраков» – так их называли за умение незаметно проскочить под самым носом у фашистов. А в тот раз, случилось это 16 декабря 1944-го, не повезло нашим разведчикам. Попали они в окружение и были схвачены живыми. Долго мучили их эсэсовцы. Мы нашли их тела: выколоты глаза, отрезаны уши, перебиты пальцы. Потрясенные стояли партизаны и плакали от ярости и горя. Потом один из бойцов спросил, почему, мол, они ничего не сделали, чтобы спасти себя. Все промолчали, а Федор так сказал: «Потому что русские и жить, и умирать привыкли не на коленях, а стоя». Что ж, у него слова не расходились с делом, и это он доказал последним часом своим… Утром 2 февраля отряд гитлеровцев, прорвавшись в освобожденную партизанами зону, занял деревню Канталупо. На нас была возложена задача с фланга и тыла ударить по немцам и уничтожить их отряд, который ставил под угрозу срыва план наступательных операций дивизии. Одна из групп, в которую входил и Федор, залегла примерно в километре от Канталупо около дороги, по которой должен был двигаться гитлеровский отряд. Вскоре показались две колонны фашистов. Мы открыли огонь. Враги бросились врассыпную и залегли по другую сторону покрытой снегом дороги. Перестрелка затягивалась. Начало смеркаться. Надежда на то, что гитлеровцы отойдут обратно к деревне, где их ждала засада, не оправдалась. Тогда мы решили обойти немцев с двух сторон. Федор и партизан Альпино пошли по правой стороне дороги, пятеро других из группы – по левой. Немцы заметили их и открыли огонь. Положение складывалось очень тяжелое. И вот тогда-то Федор выпрыгнул на дорогу и с криком «Хенде хох!» ринулся в самую гущу врагов, строча из своего автомата. Появление партизана было настолько внезапным и ошеломляющим, что многие из нацистов, повыскакивав из укрытий, бросили оружие и подняли руки вверх. Огонь на мгновение прекратился. Этого момента было достаточно, чтобы мы одним броском смяли и обезоружили врага. Тогда-то и раздался последний в том бою выстрел. Федор стал медленно оседать на снег… Разоружив немцев, мы подбежали к Федору, думая, что он ранен. Я встал на колени, поднял голову. Глаза Федора были закрыты. Он был мертв. Пуля угодила в шею, и по снегу тянулась узкая полоска крови, почти не отличавшаяся от красного гарибальдийского шарфа, с которым Федор никогда не расставался.

– А фамилию свою он никогда не называл?

– Фамилию? Нет, не называл. Федор и Федор, все к этому привыкли. Мы слыхали, что и в ваших архивах такой фамилии не обнаружили. Печально, конечно. Но как помочь?