Текст книги "Кристина + Сергей = смерть. Любовь под присмотром КГБ"

Леонид Млечин
Кристина + Сергей = смерть. Любовь под присмотром КГБ

Часть первая

Комитет государственной безопасности. Кабинет Андропова

Начальник секретариата председателя КГБ позвонил по внутренней связи первому заместителю начальника разведки генералу Калиниченко:

– Приезжайте, Юрий Владимирович ждет.

– Что взять с собой? – деловито уточнил Калиниченко.

– Голову, – пошутил начальник секретариата.

Заместитель начальника главного управления контрразведки генерал Игнатенко уже находился в приемной председателя. На сей раз им пришлось ждать. В приемной с высокими потолками на третьем этаже старого здания на площади Дзержинского две двери. Налево – кабинет начальника секретариата. Направо – через тамбур – большой, но скучный, с казенной обстановкой кабинет председателя.

Когда их наконец пригласили войти, Андропов без предисловий спросил:

– Выкладывайте обещанные неприятности. Что случилось?

Начал генерал Калиниченко:

– Юрий Владимирович, мы вам докладывали, что наш резидент в Ливане поддерживает деловой конспиративный контакт с членом политбюро Народного фронта освобождения Палестины Вади Хаддадом.

Игнатенко пояснил:

– Те самые ребята, которые попросили дать им взрывчатку, чтобы уничтожить оборудование, купленное Аристотелем Оазисом для своего завода. Небольшая организация, но они провели много успешных боевых акций.

Калиниченко продолжал:

– Хаддад в доверительной беседе изложил перспективную программу диверсионно-террористической деятельности своей организации. Они готовят ряд специальных операций. В том числе намерены наносить удары по крупным нефтехранилищам в различных районах мира – в Саудовской Аравии, в Персидском заливе, и уничтожать танкеры. Задача – нанести чувствительный удар арабским странам, которые союзничают с Соединенными Штатами и не поддерживают палестинское освободительное движение.

Игнатенко уточнил:

– Что теоретически может привести к дальнейшему росту мировых цен на нефть. И это для нас неплохо. Но они намерены нанести удар и по империи Оазисов.

– А что именно предполагается? – поинтересовался Андропов.

– По нашим сведениям, – ответил Калиниченко, – их боевики убили сына Оазиса – Александра. Судя по всему, они же убрали и самого Аристотеля Оазиса. Сейчас нацелились на его дочь Кристину. Похоже, не успокоятся, пока не изведут все семейство под корень.

В кабинете повисло молчание.

Андропов спросил:

– Помешать мы им не можем?

– Нет, – сразу ответил Калиниченко.

– Почему?

– В отместку могут последовать теракты против наших людей, – объяснил Игнатенко. – Причем в любой точке Ближнего Востока. Против любого сотрудника советской колонии. Мы не в состоянии обеспечить полную безопасность.

Калиниченко уточнил:

– Принцип нашего сотрудничества с боевиками таков. Мы им помогаем – оружием, спецтехникой, обучаем, если просят… А они не совершают против нас теракты. Откажемся от этого принципа – сами станем мишенью.

Андропов вздохнул:

– А вот это нам совсем не нужно.

– Наши источники внутри компании Оазисов, – добавил Калиниченко, – гарантируют, что… после Кристины Оазис, скажем так, наше сотрудничество будет только развиваться. На сегодняшний день – она и только она тормозит подписание новых контрактов.

Игнатенко не согласился:

– Я, напротив, думаю, нам надо с Кристиной Оазис договариваться. Но прежде необходимо принять принципиальное решение.

– Незавидный у нас выбор, – заключил Андропов. – Если мы закрываем глаза на операции боевиков, то мы, выходит, в выигрыше. Добыча нефти в Западной Сибири за десять лет увеличилась в десять раз, добыча газа – в пятнадцать. Нефтедоллары позволят нам импортировать почти все, что нужно – от зерна до новых технологий… Если же пытаемся остановить боевиков, то несем серьезные убытки, опасные для нашей экономики… И самое страшное – рискуем жизнями наших людей… Я должен обо всем доложить Леониду Ильичу. Такое решение может принять только генеральный секретарь.

Воскресная проповедь

К воскресной проповеди в маленькой православной церкви в центре Афин собралось несколько пожилых прихожан. Сергей Глазов, который был здесь в первый раз, устроился в стороне, чтобы видеть всех, кто приходит. Ждать пришлось долго. Кристина Оазис, самая богатая женщина в мире, появилась в церкви вся в черном, когда проповедь уже завершилась. Ее сопровождал один охранник.

Она подошла к священнику, который ее знал и почтительно приветствовал. Кристина заговорила с ним. И, не совладав с обуревавшими ее чувствами, расплакалась:

– За что Бог меня покарал? Почему это произошло именно со мной? Если Бог справедлив, если Он способен к любви и всепрощению, как мог Он так поступить со мной – отнять всех, кто у меня был? Сначала брата, потом мать и, наконец, отца?

Ее большие черные глаза были залиты слезами. Она требовала ответа от священника – скромного маленького человека, который растерянно пытался ее утешить:

– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, Кристина. Но я знаю, ты преодолеешь эту боль. Бог позволил, чтобы это случилось с тобой, потому что Он знает – ты достаточно сильна, чтобы это вынести.

Кристина рыдала:

– Несчастья должны происходить только с неправедными, бесчестными людьми, сильно провинившимися перед Богом и людьми. Так нас учит церковь. Отчего же гибнут и страдают те, кто ведет праведную жизнь? За что я наказана?

Священник внушал ей:

– Сказано так: не плачь по умершему, а радуйся. Ибо Бог забрал его из этого греховного мира к себе. Теперь он уже навсегда избавлен от страданий и греха. Он там, где нет ни горя, ни печали. Поблагодарим за это Бога.

Сергею Глазову стало не по себе. Мало того, что Кристина лишилась всех близких, она еще почему-то должна этому радоваться… В его представлении страдающий человек нуждался в ином – в сочувствии, в душевной теплоте. Он должен чувствовать, что люди рядом с ним понимают и разделяют его горе. Нужны друзья, которые позволят ему плакать, а не станут призывать его быть примером спокойствия и терпения.

Священник поспешно благословил Кристину Оазис и переключился на других прихожан. Несколько минут Кристина молилась в одиночестве. По ее красивому смуглому лицу безостановочно катились слезы. Потом она резко повернулась и пошла к выходу. Глазов остановил ее в дверях:

– Госпожа Оазис, я хотел выразить вам соболезнования…

Насторожившийся охранник хотел встать между ними, но Кристина его остановила. Она сразу узнала Глазова:

– Вы же из советской делегации и участвовали в переговорах?

Она уже перестала плакать. Хотела выйти на улицу, но Глазов продолжал:

– Я невольно стал свидетелем вашего разговора со священником. Простите, что вмешиваюсь… Меня, как и вас, смущает это объяснение – насчет того, что Бог посылает нам испытание, дабы проверить насколько крепки мы в своей вере… Смерть, болезни и катастрофы посылает нам вовсе не Бог…

– Что вы понимаете в религии? – пренебрежительно заметила Кристина. – Вы коммунист, а коммунисты – атеисты и в Бога не верят.

Глазов мягко улыбнулся:

– Мои родители были глубоко верующими людьми, и я многому у них научился.

Охранник настойчиво напомнил:

– Пора ехать, госпожа Оазис.

Ее лимузин и автомобиль охраны стояли поодаль. Но Кристину заинтересовал неожиданный разговор. Хотя она по-прежнему смотрела на Глазова с недоверием:

– Я читала, что у вас в стране церкви разрушают, а священников сажают.

– Я в этом не участвовал, – ответил Глазов. – Поверьте, что я сознаю глубину вашего отчаяния после смерти всех ваших близких. И понимаю, какие вопросы вы себе задаете… Жизнь – нечестная игра. Не те люди болеют и умирают. Не тех людей убивают… Видя эту несправедливость, многие в отчаянии думают: «Бога нет». Но никто не может обещать нам жизнь без горя и разочарований.

– Теперь я это знаю, – тихо произнесла Кристина.

– И когда трагедия произошла, главное – в трудную минуту не остаться в одиночестве. Мне кажется, ценность молитвы в том, что она избавляет человека от одиночества, в котором оказался человек, переживший трагедию. И тогда голос Бога звучит в душе страдающего: «Позволь Мне присесть рядом с тобой, чтобы ты знал – ты не одинок».

Кристина Оазис не могла скрыть удивления:

– Не думала, что услышу такие речи от советского коммуниста… Возможно, вы правы. Ощущение одиночества – невыносимо. Мне иногда кажется, что в опустевшем доме я сойду с ума.

Охранник еще раз напомнил:

– Госпожа Оазис, мы очень задержались. Вас ждут.

Кристина пропустила его слова мимо ушей.

– Вы так искренне говорите… Вы пережили нечто подобное? – спросила она.

Сергей Глазов кивнул:

– Моя сестра погибла в авиакатастрофе. Ее самолет разбился при посадке.

– Как это произошло?

– Она улетала в командировку. Опаздывала на рейс. Родители говорят: ладно, улетишь завтра. А она была очень ответственной: «Это невозможно! Меня же там люди ждут». Успела на рейс. В последний момент. А если бы послушалась родителей, сейчас бы воспитывала своих детей… Садились – плохая погода, туман… Летчик не рассчитал… Промахнулся и пролетел мимо посадочной полосы… Все погибли… Вот с тех пор я и суеверный.

– Сколько лет было вашей сестре? – сочувственно спросила Кристина.

– Двадцать семь.

Кристина произнесла совсем тихо:

– На два года старше моего брата… И все равно совсем молодая.

– Я несколько лет вообще не мог летать, – поделился Глазов. – Боялся самолетов. А у меня же на службе сплошные поездки. Думал, уволят за профессиональную непригодность.

Кристина так же откровенно призналась:

– Я и сейчас боюсь самолетов. Не в силах забыть, как в последний раз увидела брата. Он тоже попал в авиакатастрофу… Александр лежит без сознания на больничной койке. К нему тянется множество проводов… Он уже не мог сам дышать. Подключили аппарат искусственного дыхания. Я гладила его по руке. Говорила с ним. Думала: вот сейчас он откроет глаза, узнает меня, улыбнется… И все будет, как прежде. Но поздно…

Она не успела договорить. На улице перед церковью раздался громкий взрыв. Столб пламени вырвался из лимузина, ожидавшего Кристину Оазис. Тяжелая машина, как игрушка, взлетела в воздух, перевернулась и грохнулась на землю.

Ударной волной их отшвырнуло к стене. Охранник неудачно стукнулся головой и, потеряв сознание, рухнул на каменные ступени. Глазов инстинктивно прикрыл собой Кристину. Несколько секунд, оглушенные и ошеломленные, они ничего не слышали.

Прибежали другие охранники Кристины. Они помогли ей подняться, весьма нелюбезно отодвинув Глазова:

– Госпожа Оазис, немедленно уходим! Сейчас подъедет другая машина.

Когда вооруженные охранники уводили ее, она повернулась к Глазову:

– Вы спасли меня.

И вдруг остановилась.

Негромко спросила:

– Вы знали, что это произойдет? Поэтому и задержали меня здесь, на лестнице?

Служебный долг требовал от него ответить правильно… На кон было поставлено нечто большее, чем его карьера. И все-таки он не стал лукавить:

– Знал… Они начали с вашего брата… И не остановятся…

Самолет падает

За четыре года до этого Александр Оазис, сын владельца крупнейшей в мире судовладельческой компании, ранним утром приехал на аэродром. Он привычно занял место первого пилота в самолете, который принадлежал семейной авиакомпании.

Александр намеревался показать новому летчику, как управлять недавно купленной дорогой машиной. Самолет прокатился по взлетной полосе. Замер в ожидании ответа от контрольной вышки. Получив разрешение диспетчера, Оазис-младший уверенно поднял машину в воздух. А через несколько секунд после взлета самолет спикировал и рухнул на землю.

Его подруга жизни Фиона Тиссен появилась в Афинах только на следующий день – добиралась с другого конца мира. Младший Оазис совсем не был похож на отца. Не слишком уверенный в себе, он искал убежища в объятиях женщин значительно старше себя. В девятнадцать лет влюбился в баронессу Фиону Тиссен, которая была всего на три года моложе его матери. Бывшая манекенщица из Шотландии, она стала обладательницей дворянского титула, побывав замужем за немецким бароном Генрихом Тиссеном.

Отцу, Аристотелю Оазису, нашептывали, что дело неладно, что любовью тут и не пахнет, чистый расчет – Фиона получает немалые деньги от его конкурентов в обмен на обещание выведать у Александра детали семейных коммерческих планов.

Но удержать сына от романа с не юной уже баронессой отец не смог. Он утратил власть над сыном. Александр не собирался следовать по стопам отца. Не интересовался бизнесом. Зато прекрасно играл в теннис, катался на лыжах и водил машину, как гонщик. Свободно говорил по-французски, по-английски и по-итальянски и не очень хорошо владел родным греческим.

Словом, во всех смыслах сильно огорчал отца, к которому с недавних пор относился с опаской.

Кристина, когда они оставались вдвоем, часто говорила брату:

– Отец способен на все. Он приказывал убивать людей. И мне страшно – и за себя, и за тебя.

Александр не в первый раз слышал, что его отец совершал какие-то преступления. Но до определенного момента считал, что большой бизнес требует принятия решений, которые не назовешь глубоко моральными. Тем более когда у тебя множество врагов… Но разговоры с сестрой окончательно отвратили его от отца.

За несколько дней до смерти Александр встретился с отцом в Париже. Они пообедали на Елисейских Полях. Александр потом позвонил Фионе:

– Старик очень плохо выглядит, зато был весьма благосклонен.

Оазис-младший увлекся винтокрылыми машинами. Аристотель новой страсти своего наследника не одобрял. Но в Париже внезапно расщедрился. Пообещал купить сыну новый вертолет и вообще не приставать к нему с требованиями всерьез заняться наконец семейным бизнесом.

Фиона путешествовала с детьми по Мексике. Она удивилась: почему Александр так оптимистичен и верит словам отца? Но не стала задавать этот вопрос – не доверяла телефонам. Фиона строила уютный дом в Швейцарии. Они собирались туда переехать, после чего Александр намеревался твердо сказать отцу:

– Я намерен жить с Фионой и найти себе новую работу.

Не успел.

Александр Оазис так и не пришел в сознание. Его подключили к системе жизнеобеспечения после операции, в ходе которой нейрохирурги убрали кровяные сгустки, которые давили на его мозг. Казалось, он почти не пострадал от падения самолета. Только несколько порезов на руках. Но нейрохирурги, доставленные из Америки, пришли к выводу, что его мозг поврежден и ситуация безнадежна. Он не выйдет из комы…

Жизнь в нем поддерживал аппарат искусственного дыхания. Отец, сидя в больничной палате, завороженно наблюдал за тем, как работает эта помпа.

Аристотель Оазис был самым богатым человеком в мире. Но все накопленные им миллионы не могли вдохнуть жизнь в его несчастного сына. Аристотель распорядился дождаться Кристину, чтобы она смогла попрощаться с братом, а потом отключить машину и «больше не мучить мальчика».

Кристина прилетела после полудня. Она провела с умирающим братом пятнадцать минут. В полном отчаянии вышла из больничной палаты. Через несколько часов врачи отключили аппарат искусственного дыхания.

Все было кончено.

В комнату, где царило отчаяние, вошла жена самого Аристотеля Оазиса – знаменитая и все еще неотразимая Жаклин Кеннеди, в первом браке жена американского президента Джона Фицджералда Кеннеди. Безукоризненно одетая, она подсела к убитой горем баронессе Фионе Тиссен.

Судьба умирающего мальчика Жаклин мало интересовала. У нее были свои заботы:

– Александр мне рассказывал, что Аристотель Оазис хочет со мной развестись. Не знаете, какую сумму он мне выплатит?

Баронесса была потрясена. В невыносимо тяжкую для себя минуту она ожидала слов сочувствия. Тем более от Жаклин Кеннеди, которая сама потеряла мужа при самых трагических обстоятельствах.

Техническая экспертиза показала, что самолет, принадлежавший семейной компании, рухнул из-за того, что перепутали рули управления. Но как это могло произойти? Роковая небрежность аэродромного механика, готовившего самолет к полету? Или диверсия? И кто в таком случае это подстроил? Кто-то из врагов Аристотеля?

В авиакатастрофе погиб только сын Оазиса. Второй пилот и пассажир удивительным образом остались живы. Шептались, что на самом деле в полете Александра ударили по голове молотком…

Аристотель Оазис не пошел на похороны сына, потому что со всего света примчалось множество журналистов, в том числе телевизионных:

– Враги скорее увидят меня мертвым, чем страдающим.

Он ездил на могилу по ночам, когда его никто не видел.

Возвращался и напивался в одиночку. Иногда часами стоял у двери навсегда опустевшей комнаты Александра в семейном доме на принадлежавшем Оазису острове Скорпиос в Ионическом море. Плакал и просил сына о прощении.

Аристотель не верил, что произошедшее – несчастный случай. Что бы ни говорили ему следователи, уверившиеся, что причина аварии – ошибка наземного персонала, Оазис твердил:

– Они убили моего мальчика.

Окружающие терялись в догадках: кто эти «они»?

Оазис обещал заплатить миллион долларов за информацию, которая приведет к поимке убийц. Многие считали это паранойей.

Они не все знали.

Через двадцать минут после того, как отключили аппарат искусственного дыхания и врачи зафиксировали смерть сына Аристотеля Оазиса, его доверенный человек вылетел в Монте-Карло, чтобы осмотреть квартиру Александра. Это был Ларри Андерсон, руководитель службы безопасности семейной компании Оазисов и бывший сотрудник Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов.

Опытному профессионалу не составило труда установить, что квартира Александра Оазиса нашпигована аккуратно замаскированными звукозаписывающими устройствами. Тот, кто установил в его доме жучки, точно знал, когда и на чем он собирается лететь…

Но кто прослушивал разговоры Александра?

Аристотель Оазис был вне себя: почему служба безопасности, на которую он тратит такие деньги, раньше не обнаружила подслушивающие устройства? Разгневанный, он прилюдно ударил начальника своей службы безопасности – за то, что тот не сумел спасти его мальчика.

Казалось, Аристотель Оазис не в силах справиться с горем, и он оставил все дела. Но внезапно в Афинах появились новые партнеры. Они предложили ему крайне рискованную сделку, но казавшуюся – в случае успеха, разумеется, очень выгодной.

Партнеры приехали из Москвы. Оазис сам вел с ними дела. В компании решили, что он пытается найти утешение в работе, точнее в том, что всегда приносило ему удовольствие, – в зарабатывании денег.

Переговорам предшествовал короткий телефонный разговор между Афинами и Москвой. Оба собеседника давно знали друг друга.

Москвич изложил суть делового предложения. Афинец внимательно выслушал и ответил:

– Пусть ваши люди приезжают. Во-первых, мне кажется, мы все на этом хорошо заработаем. Во-вторых, ты же знаешь, что я тебе доверяю. Ты когда-то спас мою дочь… Помнишь, когда вывез ее из Нью-Йорка?

Афинским собеседником был Аристотель Оазис, московским – заместитель начальника главного управления контрразведки генерал Игнатенко.

После смерти сына Аристотель стал готовить Кристину к роли наследницы. Для начала отправил ее работать в нью– йоркский офис, чтобы она погрузилась в дела семейной империи. Аристотель Оазис искал не денег, а спасения. Он точно знал, кто охотится за его семьей. И за ним самим.

Разговор в комитете

Черная «Волга» ГАЗ-21 резко затормозила у цитадели страха и тайны – здания Комитета государственной безопасности СССР на площади Дзержинского. Из машины стремительно вышел невысокий худощавый человек в штатском костюме. Он пересек безлюдный тротуар и потянул на себя массивную дверь с гербом. Увидев его, переговаривавшиеся от скуки сотрудники внутренней охраны, как положено, замолчали.

Он вытащил из кармана пиджака служебное удостоверение и привычно раскрыл красную книжечку перед глазами старшего смены. Прапорщик из службы охраны здания бросил тренированный взгляд на удостоверение и кивнул.

Сослуживец, вошедший вслед за ним, ухватил Глазова под руку и стал шептать:

– Слышал, какой у нас в управлении комичный был случай? Возвращались из командировки. Когда на самолет билеты брали, все удостоверения на стол выложили. Потом разобрали. Один из старших инспекторов взял чужое – первого заместителя начальника управления. И с этим удостоверением месяц проходил! А генерал – с его документом. Первого зама прапорщик в лицо знал и удостоверение не смотрел. Но инспектор-то предъявлял чужой документ, и прапорщик ему привычно козыряет: генерал идет! В конце концов какой-то дотошный все-таки заметил: извините, это не ваше удостоверение. Вот тебе и бдительность!

Офицер довольно захохотал и нажал кнопку старого лифта. Сергей Глазов по красной ковровой дорожке прошел через один коридор, оказался на лестничной площадке и вошел в другой коридор, обшитый полированным деревом. И тут заметил двоих мужчин, которые, оживленно беседуя между собой, направлялись в его сторону.

Он развернулся и двинулся в противоположном направлении. Легко перепрыгивая через ступеньки, поднялся по мраморный лестнице на следующий этаж. Остановился и осмотрелся. Убедившись, что поблизости ни души, подошел к полированной двери, распахнул ее и вошел.

В приемной дежурный секретарь, услышав фамилию, посмотрел на него с интересом. Сверился со списком:

– Здравствуйте, Сергей Игоревич!

Глазов кивком показал в сторону начальственного кабинета:

– Мне назначено ровно на девять.

– Проходите.

Гость шагнул к двери. Но вдруг остановился, посмотрел на дежурного секретаря:

– Вы меня не видели, меня здесь нет.

Он вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. За столом сидел крепкий на вид мужчина – и тоже в штатском. Это был генерал Игнатенко, заместитель начальника главного управления контрразведки.

– Разрешите, Григорий Федорович?

Игнатенко нажал клавишу переговорного устройства, предупредил секретаря:

– Меня ни для кого нет.

Он подошел к Глазову, крепко пожал ему руку:

– Здравствуй, Сергей… Тебя можно поздравить?

– Нет, – отрезал Сергей.

– Почему? – в голосе Игнатенко звучало удивление. – Разве ты не?..

– А с чем поздравлять? Я, честно говоря, этой новой жизни не представляю.

Сергей Игоревич Глазов говорил спокойным голосом, неторопливо, легкая улыбка скользила на его губах. Это была его обычная манера разговора. Только тема разговора была необычной.

– Я тебя все равно поздравляю, – сказал Игнатенко. – Нам здесь, в управлении, известна ситуация в экономике. Если что-то можно сделать для страны, надо сделать. Тебе представляется редчайшая возможность помочь государству.

– Есть такая формула: поздравляю с сочувствием, – пробормотал Глазов. – Мой случай.

Игнатенко улыбнулся:

– Ну, ты присядь, успокойся. Может, тебя чаем угостить, пока не перешел на чисто греческие напитки? А впрочем, у меня и «Метакса» найдется. Кто-то из ребят привез из Афин. Можем отпраздновать. Свадьба как-никак – приятное событие. Невеста – молодая, красивая, темпераментная.

Сделав паузу, добавил:

– С приданым…

Гость от всего отказался:

– Спасибо, товарищ генерал. Ни чая, ни коньяка. Единственное, что прошу: если кто позвонит, спросит – вы меня не видели.

Глазов сел в кресло и наконец сам рассмеялся:

– А то это «поздравляю» никогда не закончится.

Игнатенко вернулся на свое место за письменным столом.

– Сергей, посиди тихо, я должен закончить работу над срочным документом – Юрий Владимирович ждет. Допишу, и мы с тобой спокойно поговорим.

– Да, конечно, – Глазов откинулся на спинку кресла.

Зазвонил один из трех телефонов цвета слоновой кости – АТС-1, аппарат высшей правительственной связи.

Игнатенко снял трубку:

– Да, Семен Кузьмич.

Благодаря сильной мембране голос первого заместителя председателя комитета госбезопасности был отчетливо слышен:

– Ты Сергея Глазова не видел? Мне доложили с проходной, что он в комитете. А найти не могу.

– Нет, – Игнатенко посмотрел на Глазова, – ко мне он не заходил.

Он повесил трубку.

– Спасибо, Григорий Федорович, – благодарно наклонил голову Глазов.

Игнатенко кивнул и стал писать.

– Поздравляют! – Глазов покачал головой, словно продолжал разговор сам с собой. – С чем тут поздравлять?..

По глазам было видно, что настроение у него совсем не праздничное. Он замолчал. А взгляд его рассеянно скользил по кабинету. Он увидел пачку сигарет и коробок спичек на журнальном столике. Удивился:

– Григорий Федорович, вы разве курите?

– Нет, – ответил Игнатенко. – Никогда не курил. И не буду. Это ребята из первого отдела утром заходили. Кто-то из них забыл.

– И я никогда не баловался, – Глазов усмехнулся.

Неожиданно спросил:

– Можно я закурю?

– А ты теперь ни у кого ничего спрашивать не должен, ты теперь сам себе хозяин, – очень серьезно ответил Игнатенко, продолжая писать. – Хочется покурить? Покури.

У тебя сейчас, может быть, самый трудный момент. Один этап жизни завершился, а другой начинается… Такое событие… Кури.

Глазов неумело вытащил сигарету. Потянулся за спичечным коробком. Резким движением зажег спичку. Вспыхнуло яркое пламя.

Генерал Игнатенко посмотрел на своего гостя. Кажется, совсем недавно здесь, на Лубянке, решалась судьба этого офицера. Хотя прошло немало лет… Кто был тогда заместителем председателя комитета по кадрам?

В огромном кабинете грузный человек в новеньком генеральском мундире листал личное дело молодого офицера госбезопасности, только еще начинавшего свою службу. И что-то ему не нравилось. Зампред спросил Игнатенко, тогда еще полковника:

– А почему Глазов – в министерстве морского флота? Молодой офицер, старательный, энергичный… Такие в центральном аппарате нужны, а вы его держите в действующем резерве.

Действующий резерв КГБ – это офицеры, которые служат в других ведомствах, но негласно представляют там интересы комитета.

– Там есть семейные проблемы, с родственниками непорядок, – доложил Игнатенко.

– По еврейской линии? – насторожился главный кадровик Лубянки. – А как он тогда вообще в комитет попал?

– Не по еврейской, – поспешил успокоить его Игнатенко. – Можно сказать, совсем наоборот.

– Что это означает? – удивился зампред. – Не говори загадками.

– Есть ориентировка наркомата госбезопасности Украины от сорок пятого года. Его дед и бабка по отцовской линии в сорок первом при наступлении немцев не эвакуировались. Остались в Киеве, работали на оккупационную администрацию. Потом ушли вместе с немцами.

– Чем занимались под немцами? В полиции служили?

– Нет, по гражданской части.

Зампред с сомнением покачал головой.

– Ну, не так страшно… Но как же его к нам приняли с такими родственниками?

– За него Юрия Владимировича просил Громыко.

Игнатенко многозначительно добавил:

– Лично.

Заместитель председателя КГБ заинтересовался:

– Почему? Выяснили? Родственник? Сын старых друзей?

– История куда сложнее. Я сам хорошо знаю отца Глазова. Когда Юрий Владимирович спросил мое мнение, я рекомендовал Сергея Глазова взять в кадры.

Зампред с интересом посмотрел на Игнатенко:

– Ну заинтриговал, полковник. Давай, рассказывай.

– История долгая, – предупредил Игнатенко.