Текст книги "Михаил Суслов"

Немало времени ушло на подбор работников для отдела. Бюрократический механизм работал медленно, а Суслов желал контролировать и средства массовой информации, связанные с международными делами: ТАСС, Радиокомитет, Совинформбюро. Тут он сталкивался с интересами других отделов ЦК, которые ничего не хотели уступать.

В 1947 году Суслов впервые побывал на Западе – во главе делегации депутатов Верховного Совета СССР, приглашенных в Англию. Но даже для него поездки за границу были большой редкостью. Попытки заглянуть за железный занавес – без особого на то разрешения – не позволялись даже видным чиновникам.

22 мая 1947 года заведующий отделом внешней политики ЦК Суслов доложил начальству:

«В Министерстве угольной промышленности СССР фильмы, получаемые из английского посольства, просматривались в помещении Министерства и на квартире у министра т. Засядько. Эти просмотры организовывал заместитель управляющего делами Министерства член ВКП(б) Я. Шрагер, который лично поддерживал связь с английским посольством через сотрудника редакции “Британского Союзника” советского гражданина Ю. Л. Шер.

Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) в начале апреля с. г. сообщил о связях Министерства угольной промышленности с английским посольством в МГБ СССР (т. Питовранову). Спустя несколько дней т. Питовранов сообщил, что вышеизложенные факты подтвердились и Ю. Л. Шер арестован и в настоящее время находится под следствием».

«Британский союзник» – еженедельник, который британское министерство информации со времен войны издавало для русского читателя. Юрий Львович Шер знал несколько языков, он был профессиональным переводчиком. Его осудили, сидел он в Экибастузе, в лагере, в который привезли и осужденного офицера-артиллериста Александра Исаевича Солженицына, будущего лауреата Нобелевской премии по литературе.

Контакты с иностранным посольством и просмотр иностранных художественных фильмов… А кто разрешил? Советские чиновники предупреждение поняли и от иностранцев шарахались как черт от ладана. Даже советские дипломаты избегали встреч с иностранными корреспондентами, на приемы в посольство ходили только по приказу начальства.

Политбюро приняло специальное постановление: «В связи с тем, что работники Министерства иностранных дел по роду своей службы поддерживают связь с иностранцами, считать необходимым возложить на МГБ чекистское обслуживание аппарата МИД».

Суслов, демонстрируя свою бдительность, доложил руководству страны о «возмутительном случае», происшедшем во Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей. Там отмечали столетие со дня рождения знаменитого американского изобретателя Томаса Эдисона, почетного члена Академии наук СССР. Академик Михаил Викторович Кирпичев, известный физик и лауреат Сталинской премии, назвал Эдисона «тем идеалом, к которому все стараются стремиться», а американцев «замечательной нацией».

Суслов был возмущен словами академика. Он докладывал Сталину о том, что во многих учреждениях культуры и науки «укоренились низкопоклонство и угодничество перед заграницей и иностранцами, потеряны бдительность и чувство советского патриотизма».

В 1946 году, когда Суслов обосновался на Старой площади, аппарат ЦК был радикально реформирован. Многие отделы ликвидировали, остальные вошли в два крупных управления – пропаганды и агитации и кадров. Управлением кадров руководил только что избранный секретарем ЦК и членом оргбюро ЦК Алексей Александрович Кузнецов. Сталин перевел его из Ленинграда – Кузнецов отличился во время обороны города. Ему прочили большую карьеру, никто и представить себе не мог, как закончится его жизнь…

Управление пропаганды и агитации ведало партийной учебой, печатью – газетами и журналами, радиовещанием, книжными издательствами, художественной литературой, а также искусством: театром и кинематографом. Начальником управления еще до войны стал Георгий Федорович Александров, который долго работал в Исполкоме Коминтерна и в аппарате ЦК. Курировал управление пропаганды член Политбюро Андрей Жданов. С его именем связаны громкие идеологические постановления, которые во многом определили духовную атмосферу в стране после войны. Самые знаменитые из них появились в 1946 году – о журналах «Звезда» и «Ленинград» (от 14 августа) и о кинофильме «Большая жизнь» (от 4 сентября). Эти постановления перечеркивали надежды интеллигенции на то, что после войны настанут более свободные времена. Замечательная поэтесса Анна Ахматова и знаменитый прозаик Михаил Зощенко были исключены из Союза советских писателей. Вторая серия фильма «Большая жизнь» была запрещена за «идейно-политическую порочность, фальшивое, искаженное изображение советских людей».

Осенью 1946 года Жданов приехал в Ленинград – выступать по поводу Зощенко и Ахматовой. Сильва Соломоновна Гитович, которая работала в ленинградском отделении Союза писателей, вспоминала:

«На трибуне Андрей Александрович Жданов – представительный, полнеющий, с залысинами на висках, с холеными пухлыми руками. Он говорит гладко, не по бумажке, стихи цитирует наизусть. Все, что он говорит, ужасно. С каждой его фразой напряжение все более и более возрастает. В зале тревожная, щемящая тишина. Все боятся посмотреть друг на друга».

На ужинах, которые устраивал Сталин, он сажал рядом с собой Жданова и назначал его тамадой. Правда, всякий раз подсказывал Андрею Александровичу, когда и за кого пить, а иногда и буквально диктовал текст тоста. Другие члены Политбюро недолюбливали Жданова, которому, как им казалось, слишком легко далось возвышение по партийной лестнице. Завидовали – как без этого!

Но Андрей Александрович довольно скоро впал в немилость. Сталин потерял к Жданову интерес. Почему? Он постоянно менял кадры, выдвигал новых людей. И для Жданова настало время уйти. Личных претензий к нему не было – он просто оказался лишним.

Подкоп под Жданова начался с атаки на его главного подчиненного – начальника управления пропаганды Александрова. 22 апреля 1947 года Политбюро приняло решение провести вторую дискуссию по книге Александрова «История западноевропейской философии». Как будто появление книги партийного чиновника Александрова было таким крупным событием, что заслуживало внимания высшего органа власти!

Книга уже получила Сталинскую премию и была рекомендована в качестве учебника для вузов. Дискуссию организовали вторично, потому что первая, проведенная Институтом философии Академии наук, не понравилась Сталину недостаточной критичностью. Вождь хотел, чтобы Александрова обвинили в идеологических ошибках, а заодно еще и в плагиате.

Николай Семенович Патоличев, тогда секретарь ЦК, вспоминал, как после совещания в кабинете Сталина все встали и пошли к выходу.

Вождь сказал:

– Патоличев, задержитесь.

Все вышли. Николай Семенович стоит у двери, ждет, что скажет вождь. А тот что-то на столе перебирает. Время идет. Патоличев думал: не забыл ли?

Наконец Сталин оторвался от письменного стола, сделал несколько шагов и спросил:

– Скажите, Александров сам пишет?

Патоличев твердо ответил:

– Александров пишет сам.

Сталин внимательно посмотрел на Патоличева, помолчал:

– Ладно, можете идти.

Вообще-то творческая манера Александрова, которого в 1946 году сделали академиком, была известна в Москве.

Рассказывали, как он вызывал к себе талантливого молодого ученого и говорил ему примерно следующее:

– Тут звонили из госбезопасности, справлялись о вас… Плохи ваши дела. Единственное для вас спасение – срочно написать такую-то книгу.

Тот в панике пишет, Александров запугивает его вновь и вновь и в конце концов получает рукопись, на которой смело ставит свое имя и отдает в издательство.

В июне 1947 года прошла новая дискуссия по книге Александрова «История западноевропейской философии». Книга Александрова была компилятивная, она создавалась с помощью ножниц и клея. Но раскритиковали ее, разумеется, не по этой причине, а потому что таково было мнение начальства. Александрова и его заместителя Петра Николаевича Федосеева, будущего академика, отстранили от руководства управлением. Александрова отправили руководить Институтом философии Академии наук. После смерти Сталина его сделали министром культуры. Но весной 1955 года в подмосковной Валентиновке открылось «гнездо разврата», где весело развлекался с женщинами легкого поведения главный идеолог и партийный философ Александров, а с ним еще несколько чиновников от культуры.

Писатель Корней Чуковский записал в дневнике:

«Я этого Александрова наблюдал в санатории в Узком. Каждый вечер он был пьян, пробирался в номер к NN и (как говорила прислуга) выходил оттуда на заре. Но разве в этом дело. Дело в том, что он бездарен, невежественен, хамоват, вульгарно-мелочен. Нужно было только поглядеть на него пять минут, чтобы увидеть, что это чинуша-карьерист, не имеющий никакого отношения к культуре.

В городе ходит много анекдотов об Александрове. Говорят, что ему позвонили 8 марта и поздравили с женским днем.

– Почему вы поздравляете меня?

– Потому что вы главная наша проститутка.

Александрова отправили работать в Минск, где он и умер в 53 года…

А вот работа Суслова вождю нравилась. Сталин распорядился произвести Михаила Андреевича в секретари ЦК. Собирать пленум ему не хотелось, поэтому 22 мая 1947 года Суслова назначили секретарем ЦК на Политбюро, а 24 мая утвердили путем опроса членов Центрального комитета.

Одновременно Суслова утвердили еще и начальником управления по проверке партийных органов, что сделало его одним из самых влиятельных аппаратчиков. Работа ему знакомая, с этого он, собственно, и начинал. Только теперь он стал главным всесоюзным проверяющим и должен был контролировать деятельность партийного аппарата по всей стране.

Его предшественника Патоличева вождь отправил в Киев – секретарем украинского ЦК по сельскому хозяйству. Суслов видел, что Сталин проникался к кому-то симпатией, но быстро разочаровывался. Так что Михаил Андреевич понимал: за свое кресло нужно сражаться повседневно, вчерашние успехи не ценятся.

Ему предстояло следить за тем, чтобы обкомы и крайкомы вовремя отчитывались перед Москвой и не пытались ничего скрыть. Он должен был знать всех номенклатурных чиновников, выяснить их слабости и обо всех промахах, ошибках и неудачах вовремя докладывать вождю, который считал главным «подбор кадров и проверку исполнения».

Теперь Суслову спешили сообщить о грехах местных руководителей:

«Первый секретарь Курганского обкома т. Шарапов – морально разложившийся работник. Он систематически пьет, не выходя на работу по два-три дня подряд. В период подготовки к севу в феврале – апреле у него было несколько продолжительных запоев».

И что же решили в Москве? Профессиональный партработник Василий Андреевич Шарапов 15 июня 1947 года лишился высокой должности «как необеспечивший руководство и скомпрометировавший себя недостойным поведением в быту». Его отправили в Алма-Ату директором треста коневодческих заводов.

Суслов председательствовал на собрании аппарата ЦК, где обсуждалась судьба уже бывшего заместителя начальника одного из отделов управления пропаганды и агитации Бориса Леонтьевича Сучкова. Назначенный директором нового Государственного издательства иностранной литературы Сучков создал уникальный коллектив, где редакции возглавлялись академиками.

«Сучков – человек широкой эрудиции, огромного личного обаяния, блестящий организатор, – вспоминал Александр Александрович Гусев, заместитель председателя научно-редакционного совета издательства «Российская энциклопедия», – меньше чем за год сделал колоссально много».

Но Борис Леонтьевич пал жертвой ведомственных интриг и скрытого противостояния двух могущественных фигур – Берии и Жданова. Сучков был обвинен Министерством госбезопасности в передаче американцам секретной информации о голоде в Молдавии и о разработке советского атомного оружия. Ходили безумные слухи, будто во время войны он попал в плен и был завербован гестапо, а после войны американцы нашли его подписку о сотрудничестве и заставили работать на ЦРУ…

Сучкова судили и приговорили к двадцати пяти годам лагерей. Он отсидел семь лет, после смерти Сталина его выпустили.

Главный редактор издательства «Художественная литература» Александр Иванович Пузиков вспоминал:

«Я смотрел на Бориса Леонтьевича как на выходца с того света. Внешне он мало изменился, но похудел, держался непривычно тихо, с настороженностью, не зная, как теперь к нему отнесутся былые товарищи.

В лагерях он прошел все круги ада.

– Главное, – говорил Сучков, – заключалось в том, чтобы не потерять в себе человека. Я изобрел много поводов. Бежал в примитивный туалет, и мыл руки, ноги, лицо, особенно ноги. С чистыми ногами я вновь чувствовал себя человеком, способным терпеть, сопротивляться, ждать».

Умница и порядочный человек, он начал жизнь заново, со временем возглавил академический Институт мировой литературы имени А. М. Горького, был избран членом-корреспондентом Академии наук.

Хорошо его помню: уверенный в себе, спокойный, очень любезный, по-мужски красивый. Мы жили в одном доме на Ломоносовском проспекте, где в конце пятидесятых получили квартиры многие писатели. Потом моя мама Ирина Владимировна Млечина, литературовед-германист, защитив диссертацию, стала работать в ИМЛИ.

Она искренне восхищалась своим начальником. Однажды зашла к Борису Леонтьевичу домой и вернулась пораженная. Конечно, в ту пору все жили скромно и даже скудно. Но квартира директора академического института поразила ее аскетизмом.

Заметив ее реакцию, Сучков пояснил:

– Лагерь учит безразличию к вещам.

Но арест, суд и лагерь не прошли бесследно – Борис Леонтьевич умер очень рано: сердце разорвалось.

Александр Пузиков:

«Незадолго до смерти он жаловался, что идеологическое начальство не очень-то жалует его, осаживает при выступлениях, старается “поставить на место”. Так же накануне ареста с ним грубо разговаривал Берия, теперь другие. Травма осталась, и я думаю, что преждевременная смерть Сучкова от инфаркта была следствием прошлых и этих последних переживаний».

Уже после смерти ему присудили Государственную премию СССР…

Людям ярким трудно было удержаться на высоком посту.

26 января 1948 года Политбюро постановило:

«1. Освободить т. Храпченко М.Б. от обязанностей председателя Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР как не обеспечившего правильного руководства Комитетом по делам искусств.

2. Утвердить т. Лебедева П.И. председателем Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР. Обязать т. Лебедева представить на утверждение ЦК ВКП(б) новый состав Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР.

3. Обязать т. Храпченко М.Б. в 7-дневный срок сдать, а т. Лебедева П.И. принять дела Комитета по делам искусств при участии комиссии в составе: т.т. Суслова М.А. (председатель), Ворошилова К.Е., Лебедева П.И., Емельянова С.Г., Кафтанова С.В., Посконова А.А».

Ворошилов был членом Политбюро, а Суслов всего лишь секретарем ЦК. Но Климент Ефремович попал в опалу, а перед Михаилом Андреевичем открывалась большая дорога, поэтому он и руководил сменой руководства Комитета по делам искусств.

Михаил Борисович Храпченко разбирался в литературе и искусстве и стал впоследствии членом Президиума Академии наук и академиком-секретарем Отделения литературы и языка. А сменивший его Поликарп Иванович Лебедев, начинавший токарем в Баку, много лет шел по комсомольско-партийной линии, в войну работал в аппарате ЦК, где руководил отделом искусств. Через три года его уберут из комитета.

Сухой и сдержанный, Суслов казался сделанным из металла. Это, конечно, было не так. Он редко покидал Старую площадь, но если ехал куда-то выступать и сталкивался с народом, то сильно волновался. Он давно оторвался от реальной жизни обычных людей, и среди них ему было не по себе.

В роли секретаря ЦК Михаил Андреевич должен был держать речи перед партийцами. Говорил на редкость скучно и тоскливо, ни одного живого слова. Зато недоброжелателям даже при желании не за что было зацепиться, каждое слово продумано, всё, как в партийных документах:

– Наша партия выросла в величественную сплоченную армию. Она обрела всенародную любовь, безграничное доверие и поддержку трудящихся. Этим она обязана своему основателю – Ленину и его соратнику, продолжателю дела Ленина – товарищу Сталину. Да здравствует наше боевое, непобедимое знамя ленинизма. Да здравствует наша большевистская партия. Да здравствует великий советский народ!

После войны роль аппарата ЦК партии уменьшилась, потому что Сталин в последние годы жизни перенес центр власти в аппарат правительства.

Помощник вождя Александр Николаевич Поскребышев позднее рассказывал:

«По его инициативе была введена такая практика, когда в решениях Совета Министров записывались пункты, обязывающие партийные организации выполнять те или иные поручения Совета Министров».

Став секретарем ЦК, Суслов смог увидеть Сталина вблизи.

Кабинет вождя в Кремле находился на втором этаже, а квартира – на первом. Для входа в коридор, где в Кремле сидел Сталин, требовался специальный пропуск, но никого не проверяли и не обыскивали. Затем шла анфилада комнат – секретариат, комната Поскребышева, от которого, по словам чувствительных к спиртному офицеров госбезопасности, исходил запах коньяка, и комната охраны, где всегда находилось несколько человек. Начальник охраны вождя генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик дремал в кресле у двери.

Суслов следил за каждым словом и жестом вождя.

Сталин умел внушать любовь, благоговение и страх. За каждым словом, движением, поступком – холодный расчет умелого актера и режиссера в одном лице: пусть видят его не таким, каков он есть, а каким он должен быть. Он принимал ограниченный круг людей, почти не ездил по стране, редко выступал.

Таинственная краткость и сдержанность, царственная величавость, неспешность движений, скупость жестов и недосказанность не просто повышают авторитет власти. Сталин исходил из того, что вождь должен быть загадочен.

В стране, где отменили религию, вождь обрел черты богочеловека, на нем сосредоточились нереализованные религиозные чувства народа, лишенного и веры, и церкви. Возможно, именно поэтому в марте 1953 года многие рыдали: земной бог умер…

Конечно же, Михаил Андреевич не размышлял в таких категориях. Но в дальнейшем явно исходил из этого опыта. Поэтому ему глубоко не нравился простецкий стиль Никиты Сергеевича Хрущева, который не внушал страха и почтения. И Суслов приложит немалые усилия для возвеличивания Брежнева не только ради того, чтобы сделать приятное генсеку, но и во имя укрепления самой системы власти.

Он быстро освоил правила новой жизни: держаться следует максимально осторожно; самая высокая должность ни от чего не гарантирует. Секретарей ЦК было всего несколько. Из них Алексея Александровича Кузнецова расстреляют по «ленинградскому делу», Георгия Михайловича Попова лишат должности из-за «московского дела». Георгий Максимилианович Маленков попадет в опалу и будет выведен из секретариата (потом Сталин передумает и вновь сделает его секретарем ЦК).

Вождь поручил Старой площади сосредоточиться на идеологической работе. На совещании в ЦК Андрей Александрович Жданов рассказал об указании вождя заняться «лечением недостатков на идеологическом фронте» и бороться против вредного тезиса о том, что «людям после войны надо дать отдохнуть».

Сталин читал сводки Министерства госбезопасности и знал, что с окончанием войны люди связывали огромные надежды; они жаждали сытной жизни и спокойствия. Крестьяне надеялись, что распустят колхозы. Но ожидания не сбывались, и возникало разочарование.

Только что избранный депутатом Верховного Совета СССР писатель Федор Иванович Панферов, главный редактор журнала «Октябрь», слепо преданный вождю, в конце февраля 1946 года писал Сталину:

«Я только что вернулся из Омутнинского избирательного округа (Кировской области). Пробыл там около месяца, и, с кем бы я ни встречался, все просили меня передать Вам:

– Большой русский поклон.

Вот этот поклон я Вам и передаю.

Кроме того, я обязался перед избирателями рассказать Вам о них.

Видимо, торгующие, снабжающие организации еще и до войны мало обращали внимания на такие окраины, – вот почему люди оборваны, разуты, носят домотканщину, лапти, деревянные колодки. Особенно плохо одеты ребята. В отдаленных районах нет ни керосина (даже в школах), ни электричества (жгут лучину). Взрослые забыли, что такое сахар, а ребята и понятия о сахаре не имеют. Негде купить даже гребешка, пуговицы, иголки, мыла. Я потерял расческу. Обошел все магазины в Кирове. В одном сказали: “Есть расчески, но неважные”. И я купил…

Помните, говорили: этот гребешок для мертвецов. Так вот и расческа эта для мертвецов. Ею никак чесаться нельзя: она дерет как грабли».

Федор Панферов приписал: «Я ее Вам посылаю». Потом зачеркнул эти слова.

17 сентября 1947 года Суслова сделали начальником управления пропаганды и агитации ЦК, освободив от должности начальника управления по проверке партийных органов. Передвинули по горизонтали – это означало, что он по-прежнему в фаворе у вождя. Его первым заместителем сделали Дмитрия Трофимовича Шепилова, который со временем станет секретарем ЦК и министром иностранных дел.

Суслов подчинялся Жданову, но недолго.

Молотову Сталин испортил репутацию, последовательно обвиняя его жену в различных антипартийных, а затем и антигосударственных поступках. В случае с Ждановым ударили по его сыну – Юрию Андреевичу, который тоже работал в аппарате ЦК. Отдел науки ЦК предложил на всесоюзном семинаре лекторов обсудить вопрос о положении в биологии. Шепилов дал согласие, естественно, поставив в известность начальника управления пропаганды и агитации Суслова.

С докладом выступил заведующий отделом науки ЦК Юрий Андреевич Жданов. Молодой Жданов (ему не было и тридцати), химик по образованию, критиковал «народного академика» и гениального мистификатора Трофима Денисовича Лысенко. Видные ученые-биологи давно доказывали, что деятельность Трофима Лысенко идет во вред сельскому хозяйству. Ни один из обещанных им чудо-сортов пшеницы так и не появился. Зато он успешно мешал другим биологам внедрять сорта, выведенные в результате долгой селекционной работы.

Но слова Юрия Жданова противоречили интересам влиятельного члена Политбюро Георгия Маленкова, который после краткого периода опалы вновь вошел в силу. Сталин поручил Маленкову курировать сельскохозяйственный отдел ЦК и назначил председателем Бюро Совета министров по сельскому хозяйству. Отказаться Георгий Максимилианович не посмел, хотя как городской человек, всю жизнь проработавший в партийной канцелярии, в сельском хозяйстве совершенно не разбирался.

Маленков не нашел иного способа изменить ситуацию в аграрном секторе, кроме как вновь положиться на фантастические обещания Трофима Лысенко. И Маленков доложил Сталину о выступлении младшего Жданова – со своими комментариями.

Вождь собрал членов Политбюро:

– Надо обсудить неслыханный факт. Агитпроп без ведома ЦК созвал всесоюзный семинар, и на этом семинаре разделали под орех академика Лысенко. А на нем держится все наше сельское хозяйство. Нельзя забывать, что Лысенко – это сегодня Мичурин в агротехнике. Лысенко имеет свои недостатки и ошибки. Но ставить своей целью уничтожить Лысенко как ученого – по какому праву? Кто разрешил?

Сталин повернулся к Суслову.

Михаил Андреевич заявил:

– Я не разрешал, товарищ Сталин.

Сталин зловеще произнес:

– Так этого оставлять нельзя. Надо примерно наказать виновных. Надо поддержать Лысенко и развенчать наших доморощенных морганистов.

10 июля старший Жданов ушел в отпуск, из которого уже не вернулся.

А Юрию Жданову пришлось написать покаянное письмо Сталину. Оно появилось в «Правде» 7 августа – в последний день сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, которая стала триумфом Лысенко. Доклад Лысенко Сталин правил лично.

Юрий Жданов писал: «Ошибка моя состоит в том, что я не подверг беспощадной критике коренные методологические пороки менделевско-моргановской генетики…»

Сталин не случайно заставил молодого Жданова каяться публично. Это был удар по репутации Жданова-старшего.

Андрей Александрович страдал тяжелой стенокардией. Плохо себя чувствовал, на совещания приходил с трудом, в буквальном смысле падал в обморок. И лицо – как у покойника. Его отправили отдыхать и лечиться на Валдай. Там Андрей Александрович узнал, что все кадровые дела уходят от него к Маленкову. Это был сталинский сигнал, означавший отстранение Жданова. 31 августа он скончался от инфаркта.

А 10 июля 1948 года Сталин произвел очередную реорганизацию аппарата. Отдел агитации и пропаганды вождь поручил своему новому фавориту – Шепилову. Суслов отныне руководил только отделом внешних сношений. Заместителем у него остался Борис Пономарев, который параллельно руководил Совинформбюро – Советским информационным бюро при Совете министров. В войну Совинформбюро сообщало о положении на фронтах, а после войны сконцентрировалось на внешнеполитической пропаганде.

В проекте решения Политбюро фамилия Суслова отсутствовала: товарищи по секретариату ЦК хотели от него избавиться. Но Сталин своей рукой внес правку: Суслов остается заведующим отделом внешних сношений. Зримый жест, свидетельствовавший о симпатии вождя. Задачи сусловского отдела были прежние: проверка кадров Министерства иностранных дел и Министерства внешней торговли, а также всех организаций, связанных с заграничными делами, и, конечно же, связи с зарубежными коммунистическими партиями.

Ровно через год, 20 июля 1949 года, Сталин вновь сменил руководителя отдела пропаганды и агитации и вернул на этот пост Суслова. А Шепилову предоставили полуторамесячный отпуск для лечения – в соответствии с заключением Лечебно-санитарного управления Кремля. Буквально через десять дней, 30 июля, Сталин назначил Суслова еще и главным редактором главной партийной газеты «Правда». Михаил Андреевич сменил Петра Николаевича Поспелова, который много лет руководил газетой.

Поспелов был догматиком и начетчиком, но как минимум однажды проявил редакторское предвидение – в январском номере 1942 года «Правды» поместил стихотворение Константина Михайловича Симонова «Жди меня», которое прочитала, наверное, вся страна. Это было больше чем стихотворение – это был символ веры. Это была молитва, заменившая отвергнутые социалистическим обществом молитвы. Обращение к высшей силе, которая только и может спасти любимого человека.

Из «Правды» Поспелова перевели директором Института Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК КПСС. После смерти Сталина он станет секретарем ЦК и одновременно академиком, а потом вернется в ИМЭЛ.

Решением Политбюро Суслову поручалось сформировать новую редакционную коллегию «Правды». Но газеты того времени – суконные и тоскливые. Пресса оживет лишь в хрущевские годы. Собственно, Михаил Андреевич, став главным редактором, не журналистикой занимался, а пропагандой и агитацией.

Еще через год хозяйство Суслова сильно сократили. В ЦК появились новые самостоятельные отделы: отдел науки и высших учебных заведений (его вскоре поделят на три – отдел естественных и технических наук, отдел философских и правовых наук, отдел экономических и исторических наук), отдел художественной литературы и искусства и отдел школ. Но Михаил Андреевич сохранил свой пост руководителя агитпропа.

А «Правду» он редактировал недолго. В январе 1951 года Политбюро освободило Суслова от обязанностей главного редактора главной газеты страны с неприятной формулировкой: «улучшить свою работу по отделу агитации и пропаганды ЦК ВКП(б)».