Текст книги "Записки полковника Генштаба. Есть такая профессия…"

Облом инспектора ВАИ

Завершающим третьим этапом выполнения правительственного задания Советской Армии по уборке урожая 1977 г. для нашего целинного автобатальона под командованием штатного комполка подполковника Деделова было организация вывоза урожая сахарной свеклы с полей колхозов Ахтырского района Сумской области на свеклоприемные пункты. Будучи командиром автовзвода (в подчинении – 39 бойцов, два прапорщика и 23 грузовых автомобиля), квартировал с супругой в одной из хат села Камыши Ахтырского района Сумской области.

От границы с Полтавской областью нас отделяло всего 12 км. Дело в том, что родиной отца моей первой, ныне покойной, супруги Ольги было село Бельск Котелевского района Полтавской области. В Полтаве проживали ее двоюродные и троюродные братья. После нашего посещения села, один из братьев жены пригласил нас к себе в гости в Полтаву. При этом поставил твердое условие, не приедете – обижусь до конца своих дней!

В конце октября – начале ноября уборка свеклы практически была завершена и наши «автоконики» были почти не загружены, водительский состав занимался в основном обслуживанием автотехники, подготовкой ее к транспортировке по железной дороге в пункт постоянной дислокации – город Нахичевань.

В один из предвыходных дней накануне ноябрьских праздников мы с женой на грузовом автомобиле «ГАЗ-53» с водителем из числа «партизан», призванных на военные сборы среди военнообязанных на период уборки урожая в окрестностях города Нахичевань, рано утром выехали из расположения взвода в направлении областного центра Полтавской области. За себя руководить взводом оставил техника взвода. Уже перед въездом в Полтаву мы были остановлены инспектором военной автомобильной инспекции.

Проверив проездные документы водителя, инспектор ВАИ, старший сержант сверхсрочной службы, заявил, что путевой лист на автомобиль, выписанный в колхозе, где мы дислоцировались в соседней области, является недействительным. После этого он стал досматривать автомобиль более детально, подняв капот автомобиля. При этом он обнаружил, что ручной тормоз практически не работоспособен.

Сам инспектор пошел в телефонную будку звонить в военную комендатуру, чтобы вызвать автотягач для буксировки нашего авто на штрафную автостоянку. Мой водитель-«партизан», оценив сложившуюся обстановку, воспользовался минутный паузой и просто сбежал с места осмотра автомобиля. Приехавший автотягач на жестком буксире отбуксировал наш автомобиль на штрафную автостоянку к военной комендатуре города Полтавы. Дежурный помощник военного коменданта проинформировал меня, что необходимо прибыть к девяти часам понедельника к военному коменданту с водителем на «разбор полетов».

Таким образом, у меня невольно появилась «окно» в два свободных дня до утра понедельника. Брат жены с супругой очень хлебосольно приняли нас в своей квартире. Они жили совсем недалеко от военной комендатуры. И познакомили со своей родней и городом Полтавой.

Брат Ольги попытался воспользоваться «телефонным правом», подключив свои знакомства и связи. Но все оказалось бесполезным… Прибыв в понедельник к коменданту без водителя (тот вернулся во взвод), я был извещен, что автомашину он вернет только после предоставления мною выписки из приказа по целинному автобатальону о дисциплинарном наказании меня и водителя, а также автобуксировщика с жестким буксиром для арестованного автомобиля.

Штаб и командование моего автобатальона располагались в городе Сумы. Туда добрался на рейсовом автобусе. Доложил начальнику штаба батальона о сложившейся обстановке. Обязанности начальника штаба целинного батальона в командировке исполнял офицер нашего полка – командир второго батальона полка подполковник Дерунов. Он поручил подготовить приказ о наказании меня и водителя своему помощнику. Тот быстро подготовил проект приказа, где объявлялось мне трое суток ареста на гауптвахте, а водителю – 10 суток ареста. Представив проект приказа на подпись начальнику штаба, был тут же отправлен переделывать проект приказа. Иначе мне бы пришлось отбывать эти трое суток ареста на Полтавской гауптвахте.

В окончательном варианте мне объявлялся «строгий выговор», а водителю – 5 суток ареста гауптвахты, которые он уже якобы отбывает в городе Сумы. Получив на руки выписку из приказа по автобатальону о принятии мер к нарушителям, заехал в расположение своего взвода, где взял резервного водителя-солдата срочной службы на автосамосвале «ЗИЛ-130 ММЗ» с жестким буксиром.

Прибыв с ним в военную комендатуру города Полтавы, был отправлен комендантом срочно подстригать водителя самосвала. Если резервный водитель был молодым солдатом с прической «наголо», то водитель самосвала в ноябре подлежал демобилизации со срочной службы и прическу на голове имел довольно фривольного вида.

Напоминание военного коменданта, о возможности оказаться совсем без прически перед дембелем, подействовало отрезвляюще на того. Пройдя пешком значительное расстояние от комендатуры, мы не встретили ни одной вывески «Парикмахерская». Спросив у проходящей бабульки, где ближайшая парикмахерская, получили ответ: «Вон одна перукарня, вон другая!»

Приведя в порядок прическу бойца, забрали арестованный автомобиль со штрафной площадки, подцепили его жестким буксиром к автосамосвалу. Свернув на соседнюю улицу, тут же отцепили буксир, загрузив его в кузов самосвала.

На выезде из города в этот день нес службу тот же автоинспектор ВАИ… Увидев наши автомобили не на буксире, он принялся махать своей полосатой палкой-жезлом… На это я ему показал из кабины своего автомобиля кукиш и дал команду водителю увеличить скорость. Никаких автосредств для преследования у инспектора ВАИ не было!

Так относительно бескровно завершился мой инцидент с ВАИ гарнизона города Полтавы. В рассказе «Прощальные гастроли» при отправлении нашего ж/д эшелона с техникой из Украины в Нахичевань начальник ВАИ нашего автобатальона попытался припомнить мне этот случай, но поддержка моего комполка Деделова сыграла свою решающую роль…

По результатам успешного выполнения правительственного задания при возвращении в Нахичевань все текущие взыскания с меня были сняты… А в декабре того же года автор этих строк получил повышение: назначен командиром развернутой мотострелковой роты в родном полку.

Ленинградский вояж лейтенанта

Необычайной отзывчивости и огромной доброте ленинградцев посвящается…

Сначала о том, что меня привело в Ленинград.

В 1977 г. в командировке на втором этапе в Казахстане получил травму левой руки в аварии. Когда меня доставили в районную целиноградскую больницу, три пальца левой руки были сильно повреждены. Два из них хирургу пришлось ампутировать, третий палец удалось сохранить, но оставшаяся часть поврежденного сухожилия не давала ему полностью сгибаться. Левая кисть практически на 50% потеряла свою трудоспособность. Это я всячески скрывал от командования. Полученное повышение по службе по итогам успешного выполнения правительственного задания, конечно, тешило мое самолюбие, но горькая проза жизни требовала принятия мер к травмированной руке.

Будучи в отпуске осенью 1978 г. у родителей, получил совет от мамы обратиться к ее школьной подруге, в то время заведующей отделением в НИИ детской травматологии и ортопедии в городе Пушкине Ленинградской области. Проживала подруга в Ленинграде. Получив ее адрес, благо у меня оставались неиспользованные дни от отпуска, вылетел самолетом в город на Неве…

Созвониться накануне поездки с подругой мамы не удалось. Мой однополчанин, командир танковой роты капитан Костя Кан, ранее служивший в ГДР, дал домашний адрес своего демобилизованного бойца, ленинградца Саши Скачкова.

После прилета в Ленинград и размещения у Саши направился домой к маминой подруге. Дважды зря побывав у ее закрытой квартирной двери, решил, что днем она еще на работе. Но и после 18 часов мои неоднократные попытки звонков в ее дверь к положительным результатам не привели. И как-то на шум открылась дверь соседней квартиры, и пожилая женщина, вышедшая оттуда, спросила меня: «Кто вам нужен?»

Объяснив ситуацию, я был сражен услышанным известием. Оказалось, что мамина школьная подруга уже два дня как улетела в Берлин на медицинский симпозиум. До ее возвращения еще 10 дней. Огорченный, я развернулся, чтобы уйти. Соседка, увидев мой опечаленный вид, стала расспрашивать о проблеме. Выслушав ее суть, она предложила зайти к ней, выпить чаю с вареньем и дождаться мужа с работы. Он работал в Военно-медицинской академии… Ободренный таким известием, сняв фуражку и плащ-пальто, сел пить чай и ждать мужа соседки.

Вернувшись с работы, ее муж рассказал, что он уже 25 лет работает в Военно-медицинской академии… маляром! Их сын окончил Ленинградское высшее военное общевойсковое училище и по распределению попал в Заполярье. Увидев на мне такую же форму, хозяйка думала, что я знаю их сына.

Расставаясь с гостеприимными хозяевами, мы условились, что меня соседка встретит у Финляндского вокзала на следующий день и проведет через котельную в академию.

На следующий день, благополучно встретившись с пожилыми супругами, я оказался на территории Военно-медицинской академии. Взяв меня под руку, «дядя» Коля (так звали мужа соседки) строго проинструктировал называться его племянником. Сказал, что за 25 лет всем местным начальникам не раз делал ремонты в их квартирах и дачах. Пусть только попробуют отказать!

Под ручку с дядей Колей мы пошли к начальнику кафедры военно-полевой хирургии. Начальник кафедры капитан 1-го ранга очень радушно нас встретил. Но после этого расстроил нас словами, что военно-медицинская наука пока еще с трудом восстанавливает работоспособность рук. А до пальцев очередь дойдет еще, видимо, не очень скоро! Он порекомендовал обратиться к начальнику кафедры травматологии и ортопедии. Доктор медицинских наук, полковник Ткаченко в то время был главным травматологом Советской Армии и Военно-морского флота.

Встреча с полковником Ткаченко тоже была не менее радушной. Чувствовалось, что мой сопровождающий «дядя» имеет в академии большой вес! Но, касаясь моей проблемы, ничем в академии он помочь не мог… Видя мое отчаяние, посоветовал зайти в гражданский НИИ травматологии и ортопедии им. Орбели. Благо, что он был совсем рядом. На вопрос, кто со мной, лейтенантом, в НИИ будет разговаривать, Ткаченко посоветовал сослаться на него.

Действительно, сначала в приемной НИИ им. Орбели со мной не очень хотели разговаривать. Но, узнав, что я от главного травматолога Советской Армии, очень вежливо записали, поставив на очередь для проведения необходимой операции и возможного протезирования. Очередь ориентировочно была расписана на 6—8 месяцев. Предупредили, что нужно будет гарантийное письмо из воинской части, если потребуется оплата протезирования.

Вернувшись в полк, я стал ждать вызова на операцию. Наконец, в апреле 1979 г. это произошло. Надо сказать, что в январе 1979 г. исполняющий обязанности начальника штаба полка капитан Анатолий Захаров (штатный начальник разведки полка) дал команду командиру батальона капитану Володе Смольнякову представить документы на досрочное присвоение мне очередного воинского звания «старший лейтенант» к 23 февраля.

Срок присвоения очередного воинского звания истекал у меня только в июле текущего года. Но присвоение очередного воинского звания даже на полгода раньше было серьезным стимулом для офицерской службы. Представление было подписано командиром полка и отправлено наверх по инстанциям. Прошедшее празднование 23 февраля никакого досрочного присвоения воинского звания не принесло. Прибыв в Ленинград в начале апреля, был госпитализирован в НИИ им. Орбели. Сдав необходимые анализы, без задержки меня прооперировали.

В ходе операции хирурги НИИ немного разрезали ладошку между остатками пальцев, в этот промежуток пересадили кожу, снятую с моего левого бедра и «подремонтировали» третий пострадавший палец левой руки. Через неделю, узнав, что у меня есть возможность проживания в городе, был отпущен врачами из стационара с условием регулярного прибытия на перевязки. В планах специалистов в дальнейшем значилась установка аппарата доктора Елизарова на остатки ампутированных пальцев и в течение месяца вытягивание косточек остатков фаланг пальцев путем ежедневного подкручивания гаек, удлиняя сам аппарат.

Перед 1 мая получил от жены телеграмму из моей воинской части (она в ней работала). Жена поздравляла с присвоением очередного воинского звания «старший лейтенант» и сообщала, что предложена замена в Ленинградский военный округ. В этом округе заменяемым районом было только Заполярье.

Надо отметить, что из Нахичевани, где я проходил службу в то время, не было плановой замены офицерского состава. Оттуда можно было уехать, только поступив в военную академию, или сменить офицера, изъявившего желание продолжать службу после группы войск за границей или льготного района в СССР (Заполярья, Камчатки или другие места службы, согласно особому перечню).

Заявив докторам, что я отказываюсь удлинять остатки костяшек пальцев, получил в НИИ пластмассовые протезы двух пальцев, очень похожих внешне на родные. Они крепились на руке, как пробки от шампанского, как присоски. Таким образом, моя левая рука в результате лечения была относительно восстановлена.

Прибыв в полк, доложил командованию о завершении лечения. На торжественном построении 9 мая получил из рук командира полка погоны старшего лейтенанта.

Как выяснилось, совсем не досрочно! Оказывается, вышел новый Приказ министра обороны СССР о сокращении сроков выслуги в звании «лейтенант» после высших училищ: из четырехгодичных – до двух лет, из пятигодичных – до года! Мои документы на присвоение звания к выходу Приказа были в Управлении кадров округа, поэтому в числе первых оказались подписаны командующим накануне, перед 1 мая.

Досрочное же присвоение воинских званий младшим офицерам являлось прерогативой только министра обороны! К концу мая пришла выписка из Директивы главкома сухопутных войск по личному составу о переводе меня для дальнейшего прохождения службы в Ленинградский военный округ. Но главное в этом рассказе все же о том, какие необычайно отзывчивые на чужую беду люди живут в Ленинграде! Как отнеслись ко мне совсем незнакомые жители города, как на каждом шагу помогали!.. Стоило обратиться по любому вопросу к местному жителю, сразу по-доброму объяснят и даже проводят… Такое сопереживание горю и навалившейся беде я встречал редко там, где довелось побывать до этого…

Мои дорогие ленинградцы! Сейчас вас называют по-другому, но я низко, в пояс, кланяюсь вам, преклоняю свои колени перед вашими предками, погибшими в блокаде вашего города, но не сдавшими его на милость победителям.

Вашему мужеству и стойкости будут поклоняться и мои потомки!

Чрезвычайное происшествие
у Боевого Знамени полка

Из Положения о Боевом Знамени воинской части Вооруженных Сил СССР:

«При утрате Боевого Знамени – командир воинской части и военнослужащие непосредственно виновные в таком позоре подлежат суду Военного Трибунала, а воинская часть – расформированию».

Особенностью воинских частей Советской Армии, называемых «кадрированными», являлось то, что солдат срочной службы в них было ограниченное количество. На военное время или особый период в эти воинские части из народного хозяйства призывался через военкоматы приписной состав военнослужащих запаса. В мирное время их припиской к военкоматам, изучением и обучением на военных сборах занимались офицеры кадрированных частей.

Например, в мотострелковом полку, где мне довелось начать офицерскую службу, самыми укомплектованными подразделениями солдатами срочной службы были мотострелковая и танковая роты. В остальных подразделениях полка, кроме офицерского состава, было по 2—4 солдата срочной службы. Это механики – водители гусеничной техники и колесных машин.

Охрану поста №1 с Боевым Знаменем полка, складов с вооружением и имуществом, парков боевых машин несли вооруженные караулы. Они снаряжались от мотострелковой и танковой рот. Караулы заступали на сутки, сменяя друг друга. Так, сутки рота была в карауле, вторые сутки – занималась боевой подготовкой или обслуживанием техники. И так через день «на ремень» – в караул. Начальниками караулов заступали офицеры – командиры взводов. Дежурными по полку несли службу офицеры с должностей от командира роты и выше.

Необходимо заострить внимание на одном важном моменте. За пару месяцев до описываемых событий ко мне в мотострелковую роту был переведен младший сержант Садырин. Он прибыл из города Кутаиси, где служил до этого старшиной роты воздушно-десантных войск. В наказание за неуставные взаимоотношения в роте был разжалован до звания «младший сержант». Его рота долго ходила «гусиным шагом» за неизвестную нам провинность. Он был здоровяком двухметрового роста. До армии закончил среднюю школу и занимался парашютным спортом. В мою роту он прибыл на должность командира мотострелкового отделения.

Пост №1 – Боевое Знамя полка находился на втором этаже штаба в конце коридора – между кабинетами начальника штаба и командира. В тот памятный день я заступил дежурным по полку, а моя рота с одним из командиров взводов – в караул. Младший сержант Садырин заступил в караул разводящим. Часовыми на пост №1 назначали благонадежных солдат, не имеющих нареканий по дисциплине. Преобладающая часть солдат срочной службы, особенно в пехоте, была выходцами из среднеазиатских республик. Ведь там рождаемость была на порядок выше, чем в других республиках.

В этот раз в состав караульных для поста №1 попал один из представителей солнечных республик. Согласно Уставу гарнизонной и караульной службы, я должен был проверить несение службы караулом в ночное время. В 3.30 я прибыл в караульное помещение. Со мной на проверку постов был направлен из состава бодрствующей смены разводящий Садырин и караульный.

Успешно проверив дальние посты в парке боевых машин и на полковых складах вооружения и имущества, зашли в штаб и поднялись на второй этаж. Часового на посту №1 не было!

Приказав бойцам оставаться на месте, я подошел к Боевому Знамени полка. Автомат Калашникова с примкнутым штык-ножом стоял прислоненный к цепочке, ограждающей площадку для часового. Как только я поднял автомат и забросил его на правое плечо, распахнулась слева дверь приемной кабинета начальника штаба. Из нее с ошалевшими от сна глазами выскочил часовой. Он прыгнул с разбегу на меня, пытаясь сорвать с моего плеча автомат Калашникова! От толчка солдата я не устоял и вместе с ним повалился на пол. Понимал, что, завладев автоматом, боец откроет огонь на поражение! Разводящий Садырин, не ожидая моей команды, в несколько прыжков оказался возле поста и быстро скрутил часового.

Выставив на пост караульного бодрствующей смены, доставили бойца со связанными ремнем руками в караульное помещение. Утром командир полка объявил этому солдату пять суток ареста на гауптвахте. Оказывается, часовой зашел в приемную комнату начальника штаба и прилег там на стол отдохнуть. На наш вопрос, зачем автомат в коридоре оставил, вразумительного ответа так и не получили. После отсидки пяти суток на гауптвахте его перевели в хозвзвод. Из нарядов по кухне он не «вылезал» до своей демобилизации.

С тех пор у меня появился второй день рождения!

По моему ходатайству командир полка присвоил Садырину звание «старший сержант». При демобилизации ему было присвоено звание «старшина».

Командир полка не захотел выносить сор из избы и не стал докладывать о происшествии вышестоящему командованию и военному прокурору гарнизона. В противном случае, дело для солдата-нарушителя могло закончиться сроком службы в дисциплинарном батальоне.

Такое чрезвычайное происшествие могло бы иметь другие, очень печальные последствия!

Цена солдатского любопытства

Прошло более 45 лет, а своих первых солдат и сержантов подчиненного мне взвода до сих пор помню каждого по фамилии. Ничто не может их удалить из моей памяти…

В первом молодом пополнении прибыл из военкомата Вологодской области рядовой Животов. Конечно, он запомнился особенно, когда старшина роты выдал на руки простыни и наволочки для постелей, выяснилось, что Животов их увидел впервые. В своей деревне (его растила только бабушка) он в хате спал на голом матрасе, а пол в доме был земляным! Многое в его сегодняшней жизни для Животова было новым и неизведанным.

В роту Животов прибыл водителем БТР. Занятия по огневой подготовке с ними проводились реже, чем с мотострелками. Водительский состав больше времени проводил в парке боевых машин.

Однажды после занятия по огневой подготовке на стрельбище с водителями, поужинав в солдатской казарме, все услышали очень громкий хлопок. Оказалось, рядовой Животов, утаив на войсковом стрельбище один боевой патрон к автомату Калашникова, решил достать из него порох. Он расковырял гвоздем капсуль патрона. Тот разорвался в руках у солдата! Ему разворотило половину ладони, частично повредив сухожилия пальцев левой руки. Срочно оказав солдату помощь, старшина роты доставил его сначала в медпункт полка, а оттуда – в военный госпиталь. Проведенным расследованием были установлены предпосылки к данному происшествию.

Так, на стрельбище учет боеприпасов старшиной роты был организован формально. Ведомости выдачи боеприпасов заполнялись, но реальные их подсчеты и сбор гильз только обозначались! К счастью, рука у солдата быстро зажила, рана не имела тяжких последствий.

Но этот случай имел серьезные дисциплинарные последствия. Лично для меня он закончился служебным взысканием – строгим выговором от командира батальона за ненадлежащий контроль за личным составом. Помня об этом случае, в своей дальнейшей службе всегда старался не допустить повторения прошлых ошибок. Не зря утверждали нам офицеры-фронтовики, что все положения Уставов в жизни писались зачастую кровью!