Текст книги "Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта"

Глава 8
Возьми предмет в руки и нарисуй его сердцем

Прежде всего ты должен открыться ослепительному совершенству того, что ты видишь. А потом взять в руки карандаш и нарисовать это совершенство. Конечно, у тебя не получится с первого раза. Значит, ты еще не открылся, не слился с тем, что ты собираешься изобразить.

Мы остаемся один на один с листом бумаги, у нас все готово для рисования; но что мы будем рисовать? Каждый раз у меня возникает священный трепет перед белым листом и все мои образы и идеи, которые вертелись в голове, вдруг испаряются в одно мгновение.

А как же другие художники, профессионалы, известные мастера?

Иван Селиванов, наивный художник, любитель-живописец, житель городка Белов Кемеровской области, выходил во двор, на огород, и первым, кого он видел, был его Петя-петушок. Он рисовал его очень тщательно, композиционно ставил в центр листа, петух получался как бог, на монументальных ногах, с огромным клювом и ясным взором.

«Здравствуй, Петя, я к тебе. Принес гостинца. Смотрю давно я на тебя, живешь ты в одиночестве. Стар ты стал, красу младую потерял. Друзей твоих поворовали. Добры люди-воры с самой весны в теплы дни майски. Пока живи, не умирай сам собою, красавец мой, тебя храню, как себя, как особую реликвию красоты твоей», – так писал в дневнике Иван Егорович о своем петухе.

Вот его подход: что видишь вокруг, любишь, то изображаешь.

Лист из портфолио «Натюрморты». Литография. Издание «Даблуса» и галереи «Московская палитра», 1992. Коллекция Museum of Modern Art, США.

Хотя настоящий петух все равно не похож на петуха на картине. Это – душа петуха, а картина – душа Ивана Селиванова.

Посмотри на предметы, которые тебя окружают. Чашка, из которой ты каждое утро пьешь кофе. Домашнее растение, букет цветов, кактус, который ты поливаешь раз в неделю или раз в две недели. Ты рисуешь то, что хорошо знаешь.

Лист из портфолио «Натюрморты». Литография. Издание «Даблуса» и галереи «Московская палитра», 1992. Коллекция Museum of Modern Art, США.

Винсент Ван Гог когда-то написал комнату, где жил. Почти все предметы, что окружали его, были его друзьями. Огромную скрытую силу содержит в себе картина Винсента Ван Гога «Ботинки». Художник нарисовал портрет своих башмаков, простые разношенные ботинки, стоящие рядом со стулом. А эта картина дорогого стоит, больше, чем иные многотрудные батальные полотна. В этих башмаках он прошел сотни километров из прокопченного Боринажа до города Брюсселя, только чтобы показать свои первые рисунки знакомому художнику.

Так через неживой предмет возможно выразить страсть, мощь и показать судьбу человека.

Однажды летом в деревне Уваровке я предложил своему сыну Сереже изобразить печку-«каганку». На ней было написано «3-д. 39 им. Л. М. Кагановича. 1943 г.». Откуда она тут взялась? Давным-давно стоит у нас на краю огорода чугунное странное сооружение со сломанной дверцей, ржавое, прокопченное, тяжелое, заросшее травой. И до того одиноко стояла эта печка, что, глядя на нее, возникало щемящее чувство потерянности любого существа во вселенной.

Эта картина – одно из лучших творений моего сына.

Надо чувствовать жизнь предмета. Рисуешь веник с совком – представь, что это два сказочных существа, как в сказке про Соломинку, Пузырь и Лапоть.

Веник – не просто веник, а степные травы, когда-то они росли, колыхаясь на ветру. Каждая вещь несет в себе историю. Эту историю надо не то чтобы знать, ее надо чувствовать. Потому что просто рисовать «похоже» – недостаточно.

«Шорох листа, шевелимого ветром, вы осознаете и потом на самом деле расслышите, если почувствуете, что этот лист всего лишь один из подобных же, что это – лист дерева, корнями уходящего в землю, что этот лист – один из листьев целого леса, что он – все листья и деревья с их корнями в глубине земли, он – весь лес и вся ПРИРОДА. Если вы это почувствуете в какую-нибудь из ночей, в самую тихую, да, именно в тихую! – вы действительно сможете услыхать шелест листа, дрожащего на ветру», – пишет скульптор Осип Цадкин.

И еще: «Открывай в предмете, которому природа дала дыхание, его долю божественного и освобождай ее, воспевай ее. Заставь предмет лучиться, заставь его совершать то, чего сам он не в состоянии был сделать. Усиль силу, которую ты обнаружил в нем… Ищи в квинтэссенции предметного присущее ему мистическое».

Как же изображать предмет? Не нужно сразу бросаться и рисовать его. Надо взять его в руку, если это возможно. Когда познакомишься с ним, осмотришь со всех сторон, узнаешь его историю, тогда будет легче изобразить его на бумаге. Нарисовать старый добрый чугунный утюг, найденный на чердаке, интереснее, чем только что купленный утюг «Аристон» в супермаркете. Поэтому некоторые художники обожают лазить по помойкам.

Московский художник Игорь Макаревич изучает свалки, старые заброшенные дома, разыскивает там выброшенные вещи. Однажды он нашел несколько скрипок во дворе консерватории, и эти скрипки стали прообразом его картин. Старые сломанные скрипки напели-наиграли ему истории, которые он перенес на картины, изображая их тихую печальную жизнь на холсте.

Дружба художника и предмета у каждого своя. Некоторые художники посвящали свое творчество только предметам, не замечая людей и животных. В Пушкинском музее можно увидеть работы такого мастера. Это Дмитрий Краснопевцев, певец кувшинов, раковин и старых кофемолок. В своей студии он хранил огромную коллекцию этих предметов. Для него это был цельный замкнутый мир. Его не интересовало то, что за окном. Он изображал только то, что видел у себя в мастерской: засушенные цветы, семена каких-то редких растений, черепки и коробочки.

Пылесос «Ракета». Бумага, тушь, 2001.

Рисуя мягким толстым карандашом, черным или коричневым, Краснопевцев каждый раз сочинял сюиту из этих вещей на монохромном холсте или на оборотной стороне оргалита. Он тщательно протягивал линии своих рисунков, прорисовывал контуры, достигая выразительной монументальности, как бы останавливая время.

Теперь, после смерти художника, вместе с его картинами мы можем увидеть в Музее изобразительных искусств им. Пушкина часть его легендарной мастерской, где предметы сами превратились в произведение искусства благодаря прикосновениям и взгляду художника. В них вселился его дух, энергия.

Художник Дмитрий Митрохин, книжник, виртуозный график, когда ему было уже за девяносто лет, заболел и не мог подниматься с дивана. Рядом на тумбочке стояли пузырьки с лекарствами, он рисовал их цветными карандашами. Характер этих пузырьков, их форма, их цвет, взаимодействие выглядят колоритней, чем толпа людей в метро. Весь мир его сузился, сжался и собрался в этих пузырьках.

Можно передать через маленький предмет, через маленькую вещь – весь мир.

Селиванов рисовал петуха, Митрохин – пузырьки…

Рисуя предметы, общаясь с ними, изучая их внутреннее пространство, мы перевоплощаемся в них, отдаем им часть своей души, превращаем в живых существ, и они становятся иными на бумаге или холсте. Все вокруг становится другим – более живым, наполненным, преображенным творчеством внимательного художника.

Рисовать можно так, как рисовал Федор Толстой, художник-миниатюрист XIX века, он так тщательно выписывал предметы акварелью – книгу, шкатулку, часы, – что они казались реальнее настоящих. Он перерисовывал гравюру, прикрытую калечкой, на кальке сидела муха, и тебе казалось, что муха – живая. Хотелось ее согнать.

А можно – как Ци Байши: двумя ударами кисти изобразить лист бамбука, а в этом листе – живая душа растения.

Рисунок из альбома. 1986 г. Бумага, рапидограф.

Если предмет, который ты рисуешь, становится частью тебя, то, какой бы ни был рисунок – косой, кривой, – он получится и заживет. В одну линию, во много линий, тщательно, как Толстой, или в одно касание, как Ци Байши.

Четкость, ясность карандаша соответствует предмету более плотному. Если линия туши легкая, еле касающаяся бумаги, нарисуем ткань или цветок, бабочку на цветке, солнечный луч.

Разбавленной тушью рисуем отдаленные предметы, а ближние – более густой. На влажной бумаге тушь растворяется, и предметы начинают вибрировать.

Владимир Вейсберг, московский художник, затворник и нонконформист, называвший свою живопись «белое на белом», любил изображать бутылки в тумане, они как бы тают в пространстве, но в них угадывается тихая скромная жизнь.

А его итальянский коллега Джорджо Моранди тоже всю жизнь писал бутылки, но они у него плотные, определенные, земные. Так что бутылка бутылке рознь – в реальности художников, живущих в разных мирах.

Предметы обладают разной фактурой. Четкая жесткая линия черной туши ближе к металлу и пластмассе. Добавляем немножко белил – это блики на металле. А разбавленной тушью на влажной кисти рисуем деревянное или живое – цветок или растение на подоконнике.

А можно одной линией изобразить все что угодно. Как, например, художник Александр Максимов: он рисовал не только близлежащие предметы, но и себя самого, рисующего эти предметы. Ты рисуешь, на столе у тебя стоит кружка, рисуешь кружку, потом кисти в кружке, тушницу, тот же самый блокнот, левую руку, лежащую на листе бумаги, и правую руку, которой рисуешь, рисуешь тоже. Рисуешь ВСЕ.

Очень любил рисовать предметную мелочь на столе американский художник Сол Стейнберг. Феерическое разнообразие штрихов, линий, пятен создавало острохарактерный мир предметов. Они были очень смешные. Стол художника, изображенный во множестве рисунков, вырастает в целый мир, наполненный сражениями предметов: перья вылезают из коробочки, двигаются навстречу кистям, краскам, карандашам. На столе телефон. Он звонит! Зеркальце отражает. Книжка шевелит страницами. Сол Стейнберг был карикатуристом, сатирическим рисовальщиком, острым, гротескным. Легко обнаружить, что эти предметы нарисованы его рукой.

Предметы, нарисованные Ван Гогом, тоже не спутаешь ни с какими другими. Каждый предмет для него – это звездное вещество, даже самый незначительный! Что бы он ни изображал, все у него состоит из звездного вещества. Все живет, пульсирует, излучает энергию. Он открыл тайну предмета, и мы тоже узнали ее. Осталось нарисовать…

Говорящая рыба. Фрагмент. Калька, наклеенная на воск, тушь, рапидограф, 1985.

Глава 9
Дневник художника: ни дня без картинки

Мы открываем глаза и видим блик солнца, пролетающую муху, соседа, вот он пришел к нам в гости и сел на стул, который мы рисуем. Нарисуем и соседа.

Так художник Максимов, мы уже с ним знакомы, спокойный, обстоятельный, с бородой, изображал на листах своего рисованного дневника все, что было у него перед глазами: любые предметы, детали интерьера, себя самого, наконец. Часть себя самого.

Он видел свои руки, свои ноги, кончик своего носа – так он и его включал в свой предметный мир.

Художник Николай Купреянов, путешествуя по Средней Азии, изображал свое путешествие час за часом, день за днем: предметы, которые он видел, горы, портретики местных жителей. На этих пожелтевших листах, в альбомах, тетрадях мы видим его отраженную жизнь. Иногда художник использовал дневники в своей работе, переводил в картины. А иногда это оставалось таким же отдельным явлением, как альбом или книга художника.

Сейчас я сижу на скамеечке в парке и рисую людей. Люди проходят мимо – мужчина в шляпе, женщина с кошелкой, мальчик с велосипедом. У тебя есть одна-две минуты. Тридцать секунд. И ты должен линией ухватить движение, запечатлеть тонкий абрис фигуры. Не получился – пусть проходит, следующий, может быть, получится. Кроме того, зрительная память накачивает мускул, приходится вспоминать форму, движение проходящего мимо.

Не так важно, как тщательно ты нарисовал его, главное – в этом наброске должен проявиться образ именно этого человека.

Задача нелегкая, но достойная художника.

Я всегда восхищался художниками, умеющими рисовать с натуры. Однажды я был в доме творчества на берегу Балтийского моря в группе книжных художников, и меня пригласили мастера живописи порисовать с натуры. Я решил присоединиться к их живописной группе, уж очень убедительно прозвучало: «Идем рисовать натуру!»

Наброски людей на пляже в Дзинтари. Бумага, рапидограф, 1985.

Приехали в рыболовецкий совхоз, кто-то стал рисовать рыбаков, они позировали, держа огромных рыб. В большинстве своем эти художники были реалистами: на их картинах узнавались боты и траулеры, рыбаки и чайки с рыбами в клювах.

А я никак не мог ничего нарисовать: ни рыбаков с сетями, ни их улов.

Вот лежит остов деревянного судна, красивые, обглоданные северным ветром доски… Мне это понравилось, но как-то не удалось запечатлеть. На остальное вообще рука не поднялась.

Когда мы вернулись с пленэра, художники-«репинцы» устроили выставку во дворе: живописные промасленные холсты, большие ватманы, углем нарисованные портреты поражали своей монументальностью.

– А вы, Леонид, что нарисовали? – они стали спрашивать. Все заинтересовались, что я создал во время этого беспримерного похода за впечатлениями.

Я вышел с блокнотиком, в нем была нарисована тонкая линия горизонта, и крошечный по этому горизонту плывет кораблик, размером с блоху или с муравья.

А внизу подпись: «Рыболовецкий траулер вышел на ловлю сельди».

Да, именно так, потому что, когда ты стоишь перед горизонтом, окаймляющим море, а там маленький кораблик, который уплывает куда-то далеко… сердце замирает! Глядя на этот рисунок, я вспоминал стихи поэтов Рафаэля Альберти и Гарсиа Лорки. Это была не картина даже, а скорее стихотворение.

В альбоме, где я нарисовал маленький траулер на линии горизонта, потом появилось много рисунков, превратившихся в дневник, ежедневные зарисовки моей поэтической жизни.

Как любой художник повсюду ходит с блокнотом, изображая то, что он видит, так же и я имею большое количество альбомов или блокнотов, в которых воплощаю свои идеи, фантазии, образы. Обычно они сопровождаются текстом. И в них сочетается реальная ситуация с какими-то фантастическими событиями.

Вот траулер поехал на ловлю рыбы, они вернулись, и что же они привезли? Оказывается, они поймали говорящую рыбу. И следующий рисунок совсем фантастический: в правлении рыболовецкого колхоза сидит человек, ему рыбак принес рыбу, она говорящая, и он записывает легенду, которую рыба пытается ему рассказать, но, к сожалению, у меня там написано, она не закончила свой рассказ, потому что умерла от удушья! Никто не принес ей ни единой капли воды, не положил в аквариум или ведро, вот такие странные, дикие люди, про которых я сочиняю истории.

И эти истории, одна за одной, наполняют мои сказочные дневники.

На другой картинке – человек, плача, продлевает жизнь рыбе. Все рисунки насыщены мифологическими символами, всякими рыбами, птицами, матросами и охотниками.

Рисовал я тоненьким перышком, рапидографом – этот вид чертежного инструмента тогда только появился – в простой тетради, разлинованной в клеточку. Каждый день я рисовал картинку, на которой изображал какие-то странные и фантастические события. И приписывал небольшое стихотворение или маленький текст.

Встреча с русалкой. Лист из альбома. 1985 г. Бумага, тушь, рапидограф.

 
Я люблю рисовать и прочее на клетчатой
бумаге в клетчатой тетради
создается впечатление такое:
Это тень падает на тетрадь
от решетки моего окна
от огромной решетки
небесной – это если на улице
на травке сидишь и рисуешь
или пишешь чего
 

Ты можешь изображать реальность, ты можешь изображать и свои фантазии. Они приходят в голову, и ты их переносишь в рисовальный дневник.

Сын пограничника. Лист из альбома 1987 г. Бумага, тушь, рапидограф.

Художник Борис Свешников на долгое время был заточен в сталинском лагере. Альбомы его были нарисованы в неволе, но они были не о лагере, не о той жизни, которой он жил тогда, – они были фантастическими. Он изображал какую-то вымышленную жизнь и необыкновенные города. Это напоминало истории Брейгеля. Тоненьким перышком, тончайшим серебряным штрихом он изображал параллельную жизнь в своих альбомах. И эти альбомы стали свидетельством того, что его внутренний мир, фантазирование, творчество спасли ему жизнь в этом лагере, он выжил благодаря творчеству.

Это говорит нам о том, что надо рисовать, если ты решил стать художником. Рисовать всегда и везде. Даже если это невозможно.

Другой необыкновенный художник, современник Свешникова Михаил Ксенофонтович Соколов, будучи посажен в тюрьму за… экстравагантный вид, не прекращал рисовать. Он рисовал цветными карандашами, огрызками карандашей маленькие картиночки три на три сантиметра, пять на пять сантиметров. И все это прятал себе под подушку. Эти маленькие фантастические рисунки Соколова в каком-то смысле грандиозней, чем некоторые огромные картины, написанные иным художником в светлой и комфортной мастерской.

Удивительная женщина, художник-любитель Евфросиния Антоновна Керсновская много лет провела в сталинском лагере и зарисовывала всю свою жизнь с самого начала: детство в Бессарабии, как была арестована в Румынии, как ее в Сибирь сослали. Много лет она изображала быт, детали и комментировала рисунки. Это было издано, и когда мы смотрим, в общем-то, достаточно неумелые рисунки Евфросинии Антоновны, чувствуем в них силу и мощь реальности того, что с ней произошло. Мне кажется, это спасло ей жизнь. Она выжила благодаря тому, что рисовала.

Вот что она пишет маме:

«Я их рисовала для тебя, думая о тебе… Я начала рисовать там, в Норильске, – сразу после того, как вышла из лагеря. Не было еще ни тюфяка, ни простыни, не было даже своего угла, но я уже мечтала нарисовать что-то красивое, напоминающее прошлое – то прошлое, которое неразрывно было связано с тобой, моя родная! Единственное, что я могла придумать, – это рисовать…»

И вот Евфросиния создает историю своей жизни, всех своих злоключений – в картинках, чтобы рассказать, освободиться от тех воспоминаний, что окружали ее после того, как она вышла из двенадцатилетнего ада сталинских лагерей. Рисовала цветными карандашами, ручкой, иногда подкрашивала акварелью. Подробные правдивые рисунки поражают своей убедительностью и свободой. Эти двенадцать общих тетрадей были сочинены-нарисованы ею в 60-х годах прошлого века. В 1991 году они вышли отдельной книгой, названной «Наскальная живопись».

Уже после возвращения домой она начинает «Альбом путешествий» – удивительной красоты и поэзии дневник по Кавказу, где она путешествует в одиночестве, посещает Новый Афон, переходит Мамисонский перевал, проходя реки Мзымту и Цею. Вот рисунок разрушенной абхазской крепости, сама Фрося на переднем плане с рюкзаком, освещенная желтым лунным светом, и подпись: «Разъве можно уснуть в такую дивную ночь?» Что еще можно добавить? Что есть такой художник Евфросиния Керсновская и мы, живописцы, снимаем перед этой прекрасной и благородной женщиной шляпы, восхищаясь ее великим искусством!

Чему нас учит опыт художника?

Первое – рисуй, если тебе хочется рисовать! Если это твой способ выразить то, что тебя волнует.

Второе – изображай свою жизнь, рассказывай линией, цветом, вспоминай детали, попытайся передать весь «театр своей памяти».

Третье – если нет альбома и кистей, бери простую тетрадь, набор детских карандашей, шариковую ручку, наконец, и – в путь.

Один из самых ярких примеров того, как художник почти ежеминутно запечатлевал свою жизнь, – это дневники Леонардо да Винчи. Каждый день в альбомах он зарисовывал свои идеи, какие-то странные изобретения, а писал вообще невообразимо: справа налево. Специально, чтобы не могли случайные люди открыть и прочитать, о чем он там пишет.

Он рисовал внутреннее устройство человека, чертежи подводной лодки и водолазного костюма или как движется вода. Он смотрел на волны реки и там же в блокноте разгадывал тайну завихрений, динамики движения волн. Дневники Леонардо да Винчи – более семи тысяч страниц, наполненных размышлениями и рисунками, – поражают человечество уже триста лет. Зарисовывая окружающий мир, природу, животных, анатомическое строение человека, течение воды и движение звезд, объясняя природу и придумывая механизмы, великий художник создал непревзойденный кодекс – альбом, поражающий своей красотой и величием.

Вот отрывок из альбома, озаглавленного «О летании»:

«Птица – действующий по математическим законам инструмент, сделать который в человеческой власти со всеми движениями его, но не со столькими же возможностями; но имеет перевес она только в отношении возможности поддерживать равновесие. Потому скажем, что этому построенному человеком инструменту не хватает лишь души птицы, которая должна быть скопирована с души человека».

Рядом нарисовано крыло птицы, подробно и тщательно.

Мы не Леонардо, но что нам мешает смотреть на мир с таким же вниманием, как смотрел этот великий человек, и сочинять свой «кодекс», заполняя его рисунками и комментариями?

«Художник, – писал он, – который рисует так, как видит глаз, без участия разума, напоминает зеркало, которое отражает любой поставленный перед ним предмет, не познавая его», – и мы слушаем, сидя у его ног, внимаем мудрости Леонардо да Винчи.

Крыса и бомж. Карикатура. Бумага, тушь, рапидограф, 1984.