Электронная библиотека » Лев Альтмарк » » онлайн чтение - страница 9

Текст книги "Зеркало Ноя"


  • Текст добавлен: 19 февраля 2021, 16:21


Автор книги: Лев Альтмарк


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Садись в поезд «А»

Бруно расслабился только в самолёте. Напряжение последних дней, наконец, начало спадать, и, хоть впереди была сплошная неизвестность, она его уже не пугала. Когда нет дороги назад, выбирать не приходится. Он даже задремал в кресле и почему-то всё время пытался представить, как его мозг распотрошённым бесформенным клубком переплетённых цветных нитей парит перед ним, едва не касаясь сомкнутых век. Эти странные нити больше не дрожат и не вызывают надоевшую свербящую боль, а только устало распрямляются и слегка шевелятся, до конца не успокаиваясь.

Наверное, он и в самом деле уснул, потому что не слышал, как стюардесса поставила перед ним поднос с завтраком, и обнаружил его только к концу полёта. Единственное, что он чувствовал всё время, это то, как самолёт несколько раз проваливался в воздушные ямы, и каждый раз в момент падения начинали болеть пальцы на левой руке – средний и указательный. Их два месяца назад врачи ампутировали, так и не сумев собрать раздробленные в мелкое крошево кости, а спасённые, безымянный с мизинцем, были теперь скрюченными и негнущимися.

В аэропорту его встречали Алик со Светкой.

– Привет, Бруно! – просто, будто последний раз они виделись неделю назад, сказал Алик. – Добро пожаловать… домой, в родные палестины!

– Домой? – Бруно слегка поморщился от явной фальши. – Спасибо…

– Ой, ребята, опять мы вместе, – всхлипнула Светка, целуя Бруно в двухдневную щетину и повисая на обнявшихся мужчинах.

В Бат-Ям, где жили Алик со Светкой, они ехали на такси, и Бруно с интересом разглядывал мелькающие в окне необычные после промозглой московской весны весёлые пальмы и бело-жёлтые кубики домов.

– Как ты жил последнее время? – обернулся с переднего сиденья Алик. – Нелегко, наверное, было?

Бруно грустно помахал искалеченной рукой:

– Сам видишь…

– Да, мы знаем, – протянул Алик и, чувствуя, как неприятна эта тема для Бруно, поспешно прибавил: – Не будем об этом. Всё обойдётся…

– Конечно, – перебила его Светка. – Всё теперь будет иначе. Лучше, чем было. Мы тебе поможем.

Бруно стиснул зубы и отвернулся к окну.

Меньше всего ему хотелось выглядеть беззащитным и нуждающимся в помощи. В Москве он был неплохим рок-музыкантом. Десяток лет отработав в разных гастрольных группах и даже записав несколько пластинок, он, в конце концов, осел в ресторане – там было спокойней и стабильней. Вряд ли он бросил бы такое вполне обеспеченное существование (тем более, некоторые из его песен до сих пор исполняли на эстраде, и авторство приносило неплохой доход), если бы не эта глупая пьяная драка, совершенно бессмысленная и никому не нужная… Изуродованную руку не исправишь, и на гитаре он больше играть не сможет. Но дело, по большому счёту, не в том. И даже не в том, что работать в ресторане Бруно теперь не в состоянии. После больницы он неожиданно почувствовал, каким пустым и мелким было его существование. Чего он добился в жизни? Завести семью не удосужился, обходясь девицами, крутящимися вокруг музыкантов. Горный институт, правда, окончил, но по специальности не работал ни дня. Да и друзей у него, по сути дела, не было. Были партнёры по работе, с которыми можно месяцами репетировать и раскатывать по гастролям, работать в студиях над новыми альбомами, ценить их как музыкантов и закрывать глаза на все их закидоны и грешки. Не было среди них лишь настоящих друзей, которым от тебя, так же, как и тебе от них, нужно нечто другое… Были, правда, Алик со Светкой, с которыми он начинал в одном из первых своих ансамблей, но они, в конце концов, поженились и завязали с кочевой гастрольной жизнью, а вскоре и вовсе уехали в Израиль.

Легко сходясь с людьми, Бруно почти не горевал, когда его оставляли. Впрочем, и он сам нередко бросал, а то и просто подводил тех, кто рассчитывал на его дружбу. Но без Алика и Светки он неожиданно понял, как ему неуютно и одиноко. Явных причин для этого вроде не было, да он их и не искал. Алик со Светкой его не забывали: писали из Израиля, что часто вспоминают бурную музыкальную молодость, но сейчас к музыке уже не имеют никакого отношения, хотя устроились вполне сносно, гораздо лучше, чем могли мечтать. И ещё они звали Бруно приехать, если уж не насовсем, то хотя бы погостить.

– Освоишься потихоньку, – прервал затянувшееся молчание Алик, – обживёшься, а там подыщешь какое-нибудь занятие. Ты мужик хваткий, не пропадёшь.

– Улицы подметать или раствор на стройке месить? – усмехнулся Бруно. – Классная перспектива…

– Зачем ты так? Кто ищет, тот всегда найдёт. А то, что у тебя с рукой… непорядок, может, и к лучшему: иллюзий питать не будешь, что здесь можно гитарой прокормиться. Музыкантов тут хватает… Прости, что приходится такие вещи вслух говорить, но лучше сразу…

Минуту Бруно молчал, потом встрепенулся:

– Останови машину! Скажи шофёру, что я не хочу ехать дальше…

– Перестань! – Светка погладила его рукав. – Алик не совсем тактично выразился, но это так, поверь… И постарайся не обижаться. Мы же друзья, и нам обманывать друг друга ни к чему. Ведь так?

До дома они доехали в полном молчании. Вещей у Бруно было мало: большая сумка через плечо, дипломат с нотами и книгами, изрядно потощавший после российской таможни, и гитара в чехле. Алик покосился на гитару, но промолчал.

Без интереса Бруно осмотрел квартиру Алика и Светки, в которой хозяева предложили пожить до тех пор, пока он подыщет себе что-нибудь подходящее. Ради приличия, наверное, следовало похвалить их новенькую итальянскую мебель и навороченную бытовую технику, чего Алик и Светка, конечно же, не могли позволить себе раньше, в небогатой и неприкаянной жизни российских музыкантов. Может, этого они втайне и ждали, хотя хорошо знали, насколько Бруно равнодушен к бытовухе, и вряд ли будет этим восторгаться. Тем более, сейчас в России этого – хоть завались…

– Вспомним, что ли, наши старые посиделки? – потёр руки Алик, помогая жене накрывать на стол. – Испробуем водочки местного разлива, поболтаем о знакомых, косточки перемоем… – Он хотел, было, добавить что-нибудь и про музыку, но пока не очень хорошо представлял, насколько болезненной и неприятной будет эта тема для Бруно. А ведь для музыкантов и меломанов, даже бывших, иных тем, кроме музыки, просто не существует.

Алик и Светка давно уже отвыкли от таких посиделок – с бесконечными разговорами до утра под водку и гитару, – но приезд Бруно всколыхнул воспоминания, и так отчего-то сладко и тревожно засосало под ложечкой…

– Ну, с Б-гом, или, как у нас говорят, лехаим! – Алик поднял рюмку и поглядел на Бруно. – Выпьем за то, чтобы твоё начало было… – он хотел сказать «успешным», но передумал. – Чтобы всё у тебя здесь сложилось хорошо.

Они сидели за столом и лениво ковыряли вилками салаты, приготовленные Светкой. Из открытого окна доносился шум многолюдной улицы и пронзительные автомобильные гудки, по телевизору один за другим шли музыкальные клипы со смазливыми толстогубыми певичками, где-то за стеной нудно переругивались соседи, но над их столом замерла тишина.

– Пойду, пройдусь по воздуху, – сказал Бруно, вставая, – а вам, наверное, нужно рано просыпаться – вы уж отдыхайте. Не буду морочить голову – и так весь сегодняшний день у вас отнял.

– Нет-нет, – поспешно возразила Светка и как-то виновато прибавила: – Мы бы вместе с тобой пошли прогуляться, только и в самом деле утром вставать ни свет ни заря… А ты ключ возьми и иди, ведь интересно же. Мы тебе постелем на этом диване…

– Спасибо.

Бруно сунул в карман ключ и вышел на улицу.

В лицо сразу ударил жар пропечённого за день асфальта. В квартире работал кондиционер и, несмотря на распахнутое окно, жара не ощущалась, но на улице было совсем иначе. Бруно шёл по ярко освещённому тротуару и чувствовал, что никак не может погрузиться в радостно мигающие огни, музыку и ежедневную праздничную неразбериху отдыхающих людей. Какое-то сумрачное полу отрешённое состояние овладело им, словно он случайно забрёл на чужое веселье, откуда его хоть и не гонят, но и не замечают, мол, сиди в уголке, пей да ешь, сколько хочешь, слушай музыку, но, упаси тебя Б-г во что-то вмешиваться или отвлекать хозяев этого праздника жизни…

Немного постояв на перекрёстке и понаблюдав за громыхающим магнитофонной музыкой потоком машин, Бруно пошёл дальше. Через несколько кварталов уличные огни резко обрывались, словно ограниченные какой-то невидимой завесой. Дальше шла темнота, но не беззвучная и непроглядная, а шевелящаяся и наполненная какими-то неясными отсветами, шорохами и непонятным вкрадчивым дыханием. Слегка удивившись, Бруно пошёл навстречу темноте и скоро вышел к аккуратному каменному парапету, за которым отвесно внизу за неширокой полоской песчаного пляжа начиналось море.

– Ага, это же набережная! – проговорил Бруно и огляделся по сторонам.

Вправо и влево до самого горизонта блестели и сверкали бесчисленные кафе, рестораны и магазины. С этой стороны был город, отделённый от моря плавно изгибающейся и повторяющей линию прибоя каменной стеной парапета. Тут всё искрилось и шумело, давило на глаза и уши, а там, словно отсечённый невидимой прочной преградой, начинался другой мир, наполненный горьковато-солёными запахами гниющих водорослей и какими-то иными несуетными и приглушёнными звуками.

Бруно прислонился к тёплому, ещё не остывшему камню парапета и стал смотреть то на город, то на море. Сердце его сжала тоска, и захотелось заплакать, как когда-то в детстве, когда он чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Бродить по шумным улицам больше не хотелось, а внизу, на кромке пляжа, где сонно шевелились тишина и покой, для него почему-то тоже не было места.

Грустно постояв, он вернулся на освещённую сторону набережной и медленно пошёл по улице. Непроизвольно увлекшись разглядыванием витрин, свернул на перекрёстке, потом ещё раз, и скоро вышел к многоэтажному торговому центру с громадными мраморными залами и множеством кафе и магазинчиков внутри. Посреди первого этажа был установлен размалёванный деревянный помост, на котором хватало места только для пианино, усилителя с колонками и двух музыкантов – белого пианиста и чёрного саксофониста.

Не обращая внимания на публику, негр довольно складно выдувал из своего инструмента знаменитую эллинготоновскую «Садись в поезд “А”».

Джазом Бруно не увлекался, но Эллингтона любил и, конечно, мелодию хорошо знал. Она почему-то всегда навевала воспоминания о давних временах, когда друзей у Бруно было не счесть, и все они были славными и хорошими ребятами, с которыми так чудесно можно было проводить время и расслабляться под джаз. А потом, когда друзей стало меньше – одни разъехались, другие растерялись, – под эту музыку всё равно было хорошо сбрасывать с себя накопившуюся усталость, особенно после длинных концертных вечеров, с их раскалёнными юпитерами и оглушающими динамиками за спиной. Так было…

Негр закончил играть Эллингтона и принялся за какие-то другие, не знакомые Бруно мелодии. А он всё стоял и слушал, пытаясь вспомнить полузабытых друзей, обрывки каких-то иных мелодий, но воспоминания были вялые и смутные, от них становилось только тоскливей и печальней.

Гуляющая по залу публика почти не задерживалась у помоста с музыкантами, лишь некоторые, постояв минуту, проходили дальше, туда, где из распахнутых дверей кафе неслись более привычные звуки диско. Негр-саксофонист обратил внимание на Бруно и в одну из редких пауз между мелодиями вежливо кивнул ему, отчего Бруно почему-то смутился и покраснел, но попыток уйти от помоста не делал.

Наконец, пианист посмотрел на часы, и что-то шепнул негру. Тот кивнул и заиграл последнюю мелодию. Это была всё та же эллингтоновская «Садись в поезд “А”». Наверняка у музыкантов были в запасе и другие инструментальные вещи, однако эту мелодию они, видимо, решили исполнить ещё раз для благодарного и молчаливого слушателя, битый час стоявшего у помоста. Закончив играть, негр неторопливо уложил саксофон в футляр и спустился вниз. О чём он принялся говорить на иврите, Бруно, конечно, не понял, однако смог различить несколько раз произнесённое знакомое слово: «спасибо».

– Ай… эм… музыкант, – с трудом вспоминая школьный английский, хрипло проговорил Бруно и невольно покосился на свои изуродованные пальцы.

Негр тоже взглянул на его руки и замолчал, потом мягко обнял Бруно за плечи и повёл к ближайшему кафе. Пианист что-то сказал им вслед, махнул рукой и убежал.

Они сели за крайний столик, и официант принёс им по бутылке пива. Негр опять пытался что-то рассказывать, но скоро понял, что Бруно его не понимает, и замолчал, лишь украдкой и как-то виновато поглядывая то в лицо соседу, то на его искалеченную руку. Они просидели минут пятнадцать, потом негр заторопился. Улыбнувшись, он неожиданно с трудом и неимоверно коверкая выговорил, наверное, самую популярную в Израиле русскую фразу, известную всем:

– Всё будет ка-ра-шо!

Потрепав Бруно по плечу, он встал и медленно пошёл к выходу. Оглянувшись, улыбнулся в последний раз и принялся что-то насвистывать. Бруно показалось, что это опять была эллингтоновская «Садись в поезд “А”». Помахав рукой, Бруно тоже попробовал насвистеть мелодию, но это не очень получилось.

Домой он шёл глубокой ночью, вдоволь набродившись по городу, посидев на берегу моря и разыскав дорогу назад лишь с помощью русскоязычных ночных уборщиков улиц.

– И в самом деле, всё будет хорошо, – бормотал он непрерывно.

Эти слова, неожиданно стали для него какой-то утешительной мантрой, от повторения которой становилось легче и радостней. Он шёл и чувствовал, как где-то высоко над головой, в чёрном небе, почти неслышно, но всё-таки различимо звучала дивная эллингтоновская мелодия. Этих звуков хрустального поднебесного саксофона ему, оказывается, так не хватало в последнее время. А потом показалось, что его скрюченные пальцы распрямляются и подыгрывают в такт саксофону на такой же невидимой небесной гитаре…

Деньги слепого Рафи

Киоск слепого Рафи работал с утра и до поздней ночи. Обычно он закрывался, когда по улице переставал ходить транспорт, а последние посетители парка, что в квартале отсюда, расходились по домам. Особенно долго киоск работал в воскресенье – публика словно навёрстывала вынужденное субботнее сидение дома, и выстраивалась чуть ли не в очередь. Сигареты, конфеты, жвачка, прохладительные напитки – всё это было, конечно, и в магазинах, но покупать в киоске у слепого Рафи стало местной традицией. И Рафи старался изо всех сил. Если бы не суббота, он, наверное, работал бы без выходных.

Последние две-три недели Стас наблюдал за киоском особенно пристально. В пятницу банк, куда Рафи сдавал дневную выручку, закрывался в обед, и выручку сдавать не успевали. В субботу банк вообще не работал, а в воскресенье, при большом наплыве покупателей, было просто не до походов – и Рафи, и его жена, и их сын, если приходил из армии на выходные, были заняты за прилавком. Таким образом, прикидывал Стас, общая выручка должна была быть тысячи две-три. Её-то поздним воскресным вечером Рафи и относил к себе домой, чтобы утром в понедельник сдать в банк.

– Понимаешь, взять эти деньги не представляет никакого труда, – убеждал Стас свою подругу Наташу. – Минимум насилия – какое слепой может оказать сопротивление? Поздно вечером я подхожу к Рафи, забираю сумку с выручкой и быстро исчезаю. Его никто никогда не сопровождает, потому что он живёт буквально в ста метрах от киоска и всю дорогу идёт почти на виду у всей улицы. Лишь когда заворачивает за угол к своему подъезду… Здесь-то его и встречу. А главное, он моего лица не увидит!

– Две-три тысячи? – каждый раз переспрашивала Наташа. – Это так мало… А если поймают? Вместо Америки мы с тобой залетим в тюрьму!

Идея ограбления родилась у Стаса от отчаяния. Дело в том, что, помыкавшись в Израиле два года, но так и не отыскав ни приличной работы, ни друзей, которые его поддержали бы, он задумал уехать в Америку. Тогда же он встретил Наташу, такую же, как он, неудачницу без семьи, без работы и без собственного угла.

До Израиля Стас служил в армии, воевал в Чечне, а потом, когда в армии пошли сокращения, остался у разбитого корыта. В отличие от многих своих товарищей, он в уныние не впал, потому что считал себя человеком сильным и деятельным, который может, начав с нуля, снова утвердиться и добраться до каких-то вершин. Но если уж начинать жизнь сначала, решил он, то почему бы это не сделать в Израиле?

Наташина биография и вовсе укладывалась в пару строк. Школа, медучилище, отъезд в Израиль по молодёжной программе, год беззаботной жизни в кибуце, а потом резкая перемена – где-то нужно устраиваться и чем-то заниматься, но все планы перечеркнула анаша, к которой она успела пристраститься, правда, не сильно, но – пристрастилась.

Познакомились они случайно, и сразу почувствовали друг в друге родственные души – поодиночке совсем тяжко, а вместе – вдруг что-то сложится и удастся выбраться на поверхность? Никто из них не заикался о любви или каких-то иных чувствах, скорее всего потянулись друг к другу и стали жить вместе из-за боязни одиночества.

Решив, что здесь, в Израиле, выбраться из нищеты и безденежья для них проблематично, они стали лелеять мечту уехать в Америку. Редкие подработки позволили скопить немного денег, чтобы рассчитаться с долгами, снять небольшую квартирку, купить билеты на самолёт и тянуть время до получения виз. На большее денег не было.

– Понимаешь, – рассуждал Стас, расхаживая из угла в угол в их крохотной съёмной квартирке, – не может быть, чтобы в Америке не нашлось для нас работы. Фирма, оформлявшая визы, обещала помочь с трудоустройством. Золотых гор, конечно, никто не обещает, но и такой нищеты, как здесь, там наверняка не будет. Это все говорят…

– Поехали, Стасик, без этих проклятых трёх тысяч, – всхлипывала Наташа, – обойдёмся и так.

– Глупая, мы не сможем до Нью-Йорка даже от аэропорта отъехать. Здесь тебе деньги сразу по приезду дали. Там такой лафы не будет. Доллары, на которые мы поменяем эти две с половиной тысячи, конечно, не выручат, но на первых порах…

– Ох, не знаю, – стонала Наташа, но больше на эту тему не заговаривала.

Стас изредка покупал в киоске у Рафи сигареты, так что довольно хорошо познакомился с распорядком работы торговой точки и с самим хозяином, который уже узнавал его по голосу.

«Ничего страшного, – убеждал Стас самого себя, – деньги будем отнимать молча. Рук моих слепой никогда не трогал, а наощупь определяет только шекели да свой товар. Начнёт кричать – никто не обратит внимания. Мало ли кто кричит на улице? Здесь вообще никто шёпотом не разговаривает. А пути отхода я уже отработал».

В физическом плане щуплый и невысокий Рафи не представлял для тренированного многолетней армейской службой Стаса вообще никаких проблем. Был бы Рафи зрячим – всё равно Стас выше его на голову и моложе лет на двадцать.

После получения долгожданных виз и билетов Стас взялся за подготовку к ограблению вплотную. Всё пока складывалось удачно. Деньги он отнимет в воскресенье вечером, а рейс – в понедельник после обеда. За это время они с Наташей спокойно доберутся до Тель-Авива, поменяют отнятые шекели на доллары, и – пулей в Бен-Гурион, где на такую мизерную сумму в семьсот-восемьсот долларов вряд ли кто-то обратит внимание. Тем более багажа у них практически нет, не нажили добра в Израиле. Иными словами, всё должно пройти без сучка без задоринки. Проколоться просто не на чем!

– Всё будет путём, Наташка! – подбадривал Стас не столько подругу, сколько самого себя. – Рафи не обеднеет, он наверняка имеет страховку, и ему всё вернут. А нам хоть какая-то польза.

Где-то в глубине души он понимал, что собирается поступить подло и гадко, и, даже если всё пройдёт и в самом деле без сучка без задоринки, совесть его будет неспокойна, и он долго будет со стыдом вспоминать об этом не самом приятном эпизоде своей жизни. Нечто подобное уже было в его памяти, когда он со своим взводом уничтожал жителей крохотного чеченского аула за то, что те приютили боевиков, уничтоживших накануне российский БТР. В поселении были только женщины и дети… Но это воспоминание было давним, из прежней жизни.

Однако решение было принято, а отказываться от задуманного Стас не любил. Но чем меньше времени оставалось до «времени “Ч”», как назвал его Стас, тем беспокойней было на душе и у него, и у Наташи. Последнюю ночь она вообще не спала и только молча плакала, а Стас, не выносивший слёз, почти до самого утра сидел на балконе и курил одну сигарету за другой.

Днём их всё-таки сморили усталость и жара, и они проспали пару часов. Но это вряд ли был сон – скорее беспрерывное падение в какую-то чёрную и душную пропасть, куда они падали и никак не могли упасть, хотя отчётливо видели острые камни на дне. Проснулись одновременно, в поту и с головной болью.

– Будешь меня страховать, – распорядился Стас. – Я выбрал точку, где будешь находиться в момент моей встречи с Рафи. Если кто-то появится рядом, постарайся отвлечь внимание на себя – закричи, заплачь, попроси закурить или спроси о чём-нибудь. Хотя вряд ли кто-то будет в это время рядом…

– Хорошо, – еле слышно прошептала Наташа.

– Подождёшь ровно десять минут и вернёшься домой. До утра как-нибудь перекантуемся, а потом первым автобусом отчаливаем в Тель-Авив.

– Хорошо, – повторила Наташа и смахнула слезинку.

Пару раз они выходили на улицу проверить, не закрыл ли Рафи свой киоск раньше времени, но покупатели шли один за другим, и закрываться Рафи не торопился. Наконец, в одиннадцатом часу слепой опустил решётку на витрину, замкнул дверь на огромный амбарный замок и, легонько постукивая своей полосатой тростью по мостовой, отправился домой. Он прошёл метрах в двадцати от одиноко стоящей посреди улицы Наташи и свернул за угол, где в полумраке высокого кустарника его поджидал Стас.

Внимание Наташи привлекла машина с несколькими весёлыми юнцами. Из машины гремела музыка, эхом раскатывающаяся по улице. Юнцам не было никакого дела ни до одиноко стоящей девушки, ни до чего-то вообще. Через мгновенье они унеслись, и стихающий грохот длинным шлейфом тянулся за мигающими огоньками фар. Наташа посмотрела на часы и отметила, что десять минут, о которых говорил Стас, истекли. Оглянувшись последний раз, она пошла к своему подъезду, подальше обходя место, где Стас должен был встречать Рафи.

Дверь в квартиру, как они и договорились, была не заперта.

– Всё в порядке? – донёсся до неё голос Стаса. – Имею в виду на улице.

– Да, – Наташа тяжело перевела дыхание. – А у тебя как?

– А как ты думала! Вот, полюбуйся, – Стас покрутил в руках небольшой поясной сумкой на ремешке, распухшей от вложенных купюр.

– Сколько там? – не удержалась Наташа.

– Не знаю. Не торопись, ещё будет время пересчитать. До утра времени достаточно, – с деланным равнодушием он бросил сумку на стол и улыбнулся. – Давай кофе сделаем, что ли, после трудов праведных, а?

– Дай отдышаться, я так перетрусила… – Наташа подошла к окну и стала безучастно смотреть в темень уснувшего двора.

– Как хочешь, а я пойду, сварю. – Стас отправился на кухню и зажёг газ на плите.

Минуту Наташа стояла у окна, потом тоже пошла на кухню:

– Стасик, мне почему-то страшно одной в комнате.

– Страшно? Теперь всё позади, некого бояться, – усмехнулся Стас и поглядел на часы. – Уже час ночи, а в полседьмого автобус. Всего шесть с половиной часов продержаться и… – он изобразил птицу. – Полетим к дядюшке Сэму.

– Да, – послушно кивнула Наташа и присела на табуретку, – полетим…

Где-то вдали послышалось завывание полицейской сирены, и Стас вздрогнул:

– Ну-ка, выгляни в окно!

Из окна просматривался почти весь двор и край освещённой дороги. Если бы не мешал стоящий напротив дом и кусты перед ним, можно было бы видеть не только дорогу, по которой должна проехать полицейская машина, но и киоск Рафи.

– Ты его не бил? – вдруг спросила Наташа.

– Лишь толкнул, когда он мёртвой хваткой вцепился в свою сумку. А так пальцем не тронул.

– И он упал?

– Упал, но сразу же встал. Для него это было так неожиданно, что он даже не закричал.

– А потом?

– А потом – ничего. Что, мне стоять с ним рядом? – усмехнулся Стас. – Я помчался домой…

Темноту двора осветили фары полицейской машины, и голубой прерывистый лучик от мигалки заметался по деревьям и стенам домов.

– Это за нами полиция приехала, – вздрогнула Наташа. Стас подошёл к окну и стал пристально разглядывать двух полицейских, которые неторопливо вылезли из машины. Один из них направился в подъезд, в котором жил Рафи, а второй лениво оглядел пустой двор и вытащил рацию. Сперва он довольно бессмысленно озирался вокруг, потом неожиданно взглянул на окно, из которого выглядывал Стас.

– Скорей гаси свет! – выдохнул тот. – Ни у кого нет света в окнах, только у нас…

– Господи! – застонала Наташа, но свет выключила.

Минуты две они, затаив дыхание, наблюдали за полицейским, но когда во двор въехала ещё одна патрульная машина, Стас встрепенулся:

– Они сейчас поднимутся к нам… Нужно уходить!

– Куда? Как мы пройдём мимо них?

Минуту Стас размышлял, потом решительно схватил Наташу за руку:

– Идём!

Схватив сумку Рафи, он отворил входную дверь и потащил Наташу не вниз, к выходу на улицу, а наверх по лестнице.

– Что ты делаешь?! – ахнула Наташа, увидев, как он придвигает к стене короткую металлическую лестницу, чтобы выбраться на крышу через люк в потолке.

– На крыше отсидимся до утра. Там нас никто не догадается разыскивать.

В глубине души Стас понимал, что крыша вовсе не укрытие, когда всерьёз займутся прочёсыванием двора и окружающих домов. А если к тому же подозрение падёт на него, ведь полицейский явно видел его в окне, а квартира окажется пустой, то разыскивать беглецов просто негде, кроме как на крыше.

– Давай подсажу, залезай, – Стас стиснул зубы и подставил плечо Наташе.

Но железная крышка, закрывающая люк, Наташе не поддалась, хотя замка на ней не было.

– Пусти, я сам! – Стас посильнее надавил на крышку, и она с неожиданно громким визгливым скрипом распахнулась.

Стасу и Наташе было уже не до осторожности и конспирации – страх гнал их вперёд, и они успокоились лишь тогда, когда металлическая лестница была втянута наверх, а железная крышка с тем же противным визгливым скрипом закрыла квадратный проём люка. Немного отдышавшись, Стас нащупал в темноте какой-то металлический пруток и вогнал его в щель между крышкой и рамой. Теперь снизу люк не открыть, даже если приставить ещё одну лестницу.

– Ух, устал! – выдохнул Стас и присел на край люка. – Ты случайно не прихватила с собой сигареты?

– Нет, – Наташа осторожно посмотрела вниз на полицейские машины, около которых остался лишь один полицейский. Остальные ходили по подъездам и искали спрятавшихся грабителей. – Смотри, в наш подъезд идут!

– Тс-с! – насторожился Стас. – Даже не дыши. Авось, пронесёт… – Он прильнул к щели и стал вслушиваться, шёпотом комментируя. – Ага, поднимаются… Уже на втором этаже… Так, идут выше… Третий… Теперь наш… Остановились у нашей двери… Стучат…

Наташа чувствовала, как колотится её сердце, и даже закрыла рот ладонями. А Стас продолжал:

– Теперь поднимаются ещё выше…

Чтобы не слышать его, Наташа заткнула уши и даже зажмурилась. Очнулась она, когда Стас легонько похлопал её по спине и радостным шёпотом сообщил:

– Ушли. Потоптались наверху, и пошли вниз. Пронесло…

– Я так не могу! – застонала Наташа и снова заплакала. – Стасик, ну зачем нам всё это?!

– Заткнись! – неожиданно грубо прошипел Стас. – Нашла время морали читать! Не нужны тебе эти деньги – не надо… Дура!

Как ни странно, но последние его слова отрезвили Наташу, она вытерла слёзы и замолчала.

– Что у нас на часах? – вспомнил Стас и поднял руку к глазам. – Ого, почти три! Бежит время… Давай здесь досидим до рассвета, потом тихонько спустимся, вещички в руки и – ту-ту! – на автобус.

Молча, в разных углах, они просидели до первых лучей солнца, которых поначалу не было видно из-за крыш, потом темнота начала потихоньку разжижаться, и всё вокруг заволокло каким-то грязным и сырым серо-розовым туманом.

– Давай деньги посчитаем, что ли? – нарушил молчание Стас.

– Сам считай, – тихо отозвалась Наташа, – мне эти деньги не нужны.

– Не нужны?! Деньги всем нужны, – удивился Стас. Он положил перед собой сумку Рафи, но открывать не стал, лишь тупо уставился на неё и пробормотал: – Жалко, сигарет нет. Денег навалом, а сигарет нет…

Когда на улице появились первые машины и прохожие, он оживился:

– Подъём! Пора спускаться, а то на автобус не успеем.

– Иди один. Я не поеду, – глухо отозвалась Наташа.

– Ты что, с ума сошла? Ну-ка, быстро!

– Нет!

– И в Америку не хочешь?

Наташа ничего не ответила, только отвернулась.

– Нет, ты ответь! – настаивал Стас.

– Не поеду…

– Почему? Что с тобой произошло? Скажи хоть что-нибудь!

Наташа молчала. Стас подхватился и стал нервно ходить по крыше, уже не опасаясь, что его заметят снизу. Поначалу он страшно злился, обзывал Наташу про себя пятой колонной и трусихой, потом неожиданно успокоился.

– Как знаешь, – хрипло выдавил он. – Значит, один поеду в Америку. Оставайся тут… – Он решительно направился к люку, даже выдернул стержень, запирающий крышку, но спускаться не торопился, лишь присел на корточки и обхватил голову руками. – Небось, подонком меня считаешь? Мол, обидел слепого, обобрал беднягу, и даже сердечко не дрогнуло? Ведь считаешь?.. Да мне эти деньги, если хочешь знать… до одного места! Не такой уж я пропащий, чтобы этими руками их не заработать!.. Пошли, Наташенька, очень тебя прошу. Ещё успеем на автобус…

– Нет. – Наташа покосилась на сумку Рафи и отвернулась.

– Ну скажи, что тебе надо? – взмолился Стас. – Я для тебя всё сделаю!

– Ты уже сделал. Спасибо…

– Деньги виноваты? Хорошо… – Стас решительно встал и, глубоко вздохнув, подхватил сумку с деньгами. – Я их сейчас брошу вниз… Бросать?

– Как хочешь…

Стас быстро расстегнул молнию на сумке и вытряхнул деньги за каменный бортик крыши. С минуту он разглядывал, как разноцветные купюры весело порхают, разлетаясь по необъятному прямоугольнику двора, застревают в листьях деревьев, на мгновенье прилипают к чьим-то стёклам, чтобы ещё через мгновенье полететь дальше, туда, где их уже не видно.

– Довольна?! – Стас присел рядом с Наташей и вдруг, глухо зарыдав, повалился на спину. Он катался по мусору, которого всегда полно на крыше, и выл, словно подстреленный зверь, то ли от ярости, то ли от бессилия. Ему было горько и обидно оттого, что он, прежде такой способный и толковый, которому некогда пророчили большое будущее и в армии, и на гражданке, превратился в обыкновенного грабителя-неудачника, который только и способен отнимать деньги у слабых и беззащитных. С другой стороны, ему было одновременно легко и даже радостно оттого, что он сумел избавиться от тяжкой ноши, которую непременно взвалил бы на себя, забрав эти проклятые деньги.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 4.7 Оценок: 6

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации