Текст книги "След механической обезьяны"

Глава 13. Убийство

– Хозяина убили! – кричал кто-то, бегая по коридорам и стуча во все двери. – Хозяина убили!

Начальник сыскной вскочил с кровати и, подавив в себе желание выбежать как есть, в одном исподнем, быстро оделся. В крыле, где он жил, было пусто. Фома Фомич пошел на голоса и вскоре оказался у комнаты Протасова-старшего. Дверь была открыта настежь, туда-сюда суетились люди, прислуга с перекошенными лицами. Из комнаты отца, слегка пошатываясь, вышел Николай Саввич. Увидел фон Шпинне и бросился к нему.

– Ваше высокоблагородие… – ухватил он начальника сыскной за рукав и разрыдался.

Фома Фомич освободился от его цепких рук и, взяв за плечи, сильно тряхнул:

– Запомните, что бы ни случилось, вы никогда не должны терять самообладание. Это то, что отличает мужчину от мальчика! – Полковник мягко оттолкнул Николая в сторону, вошел в спальню и удивился – комната была пуста. На кровать, судя по ровному одеялу, никто не ложился. Начальник сыскной выбежал в коридор.

– Где Савва Афиногенович?

– В кабинете! – сказал кто-то из прислуги.

Николай, прислонившись к стене, рыдал. Фон Шпинне хотел взять его с собой, но, мгновение подумав, махнул рукой и быстрым шагом направился к кабинету.

То, что начальник сыскной там увидел, его не просто ужаснуло, а потрясло до глубины души. Протасов сидел за рабочим столом, как раз там, где вчера, допрашивая Сергея, сидел фон Шпинне. Лицо фабриканта было перекошенным и синим от удушья. Но не это ошеломляло, начальник сыскной видел за свою жизнь достаточно задушенных. Рядом с головой промышленника находилась еще одна голова. На лице застыла безумная и такая неуместная улыбка. Механическая обезьяна стояла за спиной мертвого Протасова и, наклонившись, обнимала его за шею. Стеклянные глаза смотрели, как показалось Фоме Фомичу, несколько виновато. Но разве может игрушка чувствовать вину за содеянное? Нет, потому как неживая. О том, что в нее вселилась чья-то душа, фон Шпинне даже не думал. И он был, похоже, в этом странном доме в меньшинстве.

Дальше начальник сыскной сделал то, что требовали от него правила, по которым жила полиция: выгнал всех из кабинета и дал распоряжение мчаться в ближайшую полицейскую часть.

– А что им там сказать? – спросил губастый, с неумытым лицом лакей.

– Скажи, в доме ситцепромышленника Протасова произошло убийство!

– А ежели они спросют у меня, кто его убил?

– У тебя никто этого не спросит. Не мешкай, беги прямо сейчас!

Не успел начальник сыскной немного прийти в себя, как прислуга доложила, что дядя Евсей лежит и не просыпается.

Фома Фомич метнулся в комнату старика и обнаружил еще один труп. Дядя Евсей лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Казалось, он просто задумался, а пройдет мгновение или два, он захлопает веками и, кряхтя, сядет на кровати. Но синяя полоса вокруг шеи говорила, что он мертв, скорее всего, задушен.

Взгляд начальника сыскной упал на пол. Он увидел четкий белый след очень странной конфигурации. Доли секунды хватило Фоме Фомичу, чтобы понять – это оттиск ноги механической обезьяны. Следов было много. Полковник, осторожно ступая, вышел из комнаты и громко крикнул:

– Всем внимание! У меня просьба: покиньте этот коридор и соберитесь в столовой. К приезду полиции все должны быть там!

– Но зачем? – Из кабинета Протасова вышла Арина Игнатьевна и пошла навстречу Фоме Фомичу. – Вы что, хотите нас всех арестовать?

– Нет! Это нужно для того, чтобы не затоптали следы. Вы ведь видите их на полу?

– Да, а что это за следы? – Арина Игнатьевна казалась спокойной и рассудительной, но это лишь на первый взгляд. Присмотревшись, можно было понять, что она находится в эмоциональном оцепенении.

– Это следы обезьяны! – ответил Фома Фомич и, взяв вдову под руку, повел в столовую. При этом старался не наступать на белые пятна, которые вели из комнаты дяди Евсея в кабинет.

Пока не приехала полиция, фон Шпинне решил сам провести предварительный опрос.

– Кто обнаружил тело хозяина? – спросил он, зайдя в столовую, где уже собрались члены семьи и прислуга. Все молчали и переглядывались. Со стула поднялся Сергей и, чуть заикаясь, сказал:

– Это, наверное, кто-то из прислуги…

Фон Шпинне обвел всех строгим взглядом.

– Не могу понять, что прислуге понадобилось в кабинете Саввы Афиногеновича в столь ранний час? И еще, я почему-то не вижу Екатерину Андреевну, где она?

– Она с Мишей в детской. Мальчик напуган, его нельзя оставлять одного, и брать сюда, думаю, тоже глупо! – пояснил Николай. Начальник сыскной заметил, что старший сын Протасова пришел в себя и уже не выглядел размазней.

– А где три дамы?

– Приживалки еще, наверное, спят! – ответил Николай, который в это утро, наверное, осознал, что в доме теперь он главный, и вся ответственность лежит на нем.

– Как спят? Почему спят? Ведь я видел, как прислуга бегала по коридорам и всех будила. Они что, не слышали?

– Они никогда не встают так рано! – ответил Николай.

Начальник сыскной понял – до приезда полиции что-либо предпринимать не стоит, лучше сидеть, ждать да наблюдать за собравшимися. Тревожило отсутствие приживалок, но послать за ними было некого. Фома Фомич не хотел, чтобы кто-то ходил по коридору, а самому нельзя было оставлять людей без присмотра.

Полиция приехала быстро. Руководство расследованием взял на себя фон Шпинне. Все входы и выходы были перекрыты. У ворот поставили охрану. Фома Фомич подозвал к себе пристава Симиричного, который приехал вместе с жандармами, и велел тому послать за чиновником особых поручений Кочкиным.

– Будет сделано, ваше высокоблагородие, а за доктором тоже послать?

– За доктором! – с досадой в голосе воскликнул Фома Фомич. Как же он забыл про доктора! – Да, конечно, пошлите, за Викентьевым, он у нас выезжает на убийства.

– А кого убили, ваше высокоблагородие?

– Убили двоих, самого Протасова и его дядьку Евсея.

– И кто же их? – Лицо пристава вытянулось.

– Обезьяна, – сказал тихим голосом Фома Фомич и добавил: – Но ты – молчок, никому!

– Понимаю! Только… – Он замялся.

– Что?

– Какая обезьяна? – Глаза пристава лихорадочно блестели.

– Пойдем, я тебе сейчас покажу. Ты не пугливый?

– Да вроде нет! – неуверенно проговорил пристав. – Тут ведь сразу-то и не скажешь, пока не увидишь.

– И то верно! Иди за мной.

Начальник сыскной провел пристава по коридору, они поднялись на второй этаж и подошли к кабинету. Фома Фомич указал на белые следы, которые вели к двери.

– Видишь?

– Вижу! – окидывая взглядом цепочку следов, сказал пристав.

– Скажи мне, чьи они?

– Вроде как босой ходил, вон пальцы отпечатались…

– Ну да, босой. А следы чьи?

– Не могу знать, ваше высокоблагородие, уж больно чудные. Я таких отродясь не видал.

– Это следы обезьяны!

– А где она сама, обезьяна эта?

– Ты смотри, куда они ведут.

– Да вот в эту комнату…

– Открывай дверь, она там. Ну, что стоишь? – Начальник сыскной слегка улыбнулся.

– Да, признаться, робею… – опустил глаза пристав.

– Чего это?

– Да вот сейчас дверь открою, а она как прыгнет на меня…

– Не бойся, она неживая!

– Если она неживая, то, выходит, мертвая?

– Ну не совсем мертвая. Она, скажу тебе правду, никогда живой и не была, это игрушка…

– Да как же игрушка могла человека убить?

– Двух человек, двух! – поправил пристава начальник сыскной. – Но ты не стой, открывай дверь да взгляни, что это за игрушка такая.

Пристав продолжал мяться, но понимал, что его нерешительность не может длиться вечно, рано или поздно придется толкнуть дверь и войти в кабинет. И он толкнул.

– Матерь Божья! – едва переступив порог и увидев мертвого Протасова с обнимающей его за шею обезьяной, воскликнул пристав. – Это откуда же чудище такое?

– Подарок внуку на день рождения! – ответил Фома Фомич.

– Подарок? – Пристав медленно перевел взгляд на фон Шпинне. – Это кто же такие подарки дарит?

– Вот он! – Начальник сыскной кивнул в сторону мертвого Протасова.

В коридоре послышались шаги. Судя по тому, как быстро они приближались, можно было угадать: кто-то из нижних полицейских чинов спешит с донесением. Возле кабинета шаги замерли, в приоткрытую дверь было видно жандарма, который стоял и не решался входить.

– Что тебе? – спросил пристав.

– Там это, доктор приехал, впустить?

– Доктор приехал, Фома Фомич, впустить? – в свою очередь спросил у начальника сыскной Симиричный.

– Да, конечно, для чего же мы за ним посылали. И если приедет Кочкин, тоже впустите беспрепятственно!

Доктор Викентьев вошел в кабинет, ахнул и бросил свой саквояж на пол.

– Черт возьми! – громко выкрикнул он и поздоровался за руку с начальником сыскной. Приставу просто кивнул. – Что здесь случилось?

– Вы мне скажите! – проговорил Фома Фомич.

– Это что, обезьяна его задушила? – Доктор подошел к столу и заглянул в мертвые глаза Протасова.

– Получается, да! – кивнул фон Шпинне.

– А как бы ее отцепить? – Доктор с опаской подергал за одну из обезьяньих лап.

– Приведите кого-нибудь, пусть помогут освободить труп! – велел Фома Фомич приставу, и тот умчался, придерживая саблю. Начальник сыскной повернулся к доктору. – С этим трупом вы, Николай Петрович, разберетесь, но чуть позже. Мне интересно ваше заключение по поводу второго тела…

– Есть еще и второе тело? – Викентьев выпрямился и быстро перевел взгляд на Фому Фомича. Доктор был циником, таковым его сделали профессия и частые свидания с чужой смертью, но даже он был крайне удивлен.

– Есть, и мы, пока тут будут освобождать Протасова из смертельных объятий игрушки, пойдем и посмотрим на это второе тело.

– Он умер не от удушья! – заявил доктор после того, как осмотрел дядю Евсея.

– Да? – Начальник сыскной подошел к кровати и окинул взглядом труп с головы до ног, как бы пытаясь увидеть подтверждение словам Викентьева.

– Да! Он умер до того, как его стали душить.

– От сердечного удара, осознав, что в комнату явился убийца?

– Нет, он умер от старости. Думаю, это произошло до того, как убийца пришел в его комнату…

– Вот как! Это интересно!

– Что вы находите в этом интересного? – спросил доктор, закрывая саквояж.

– Это лишний раз доказывает – обоих душила обезьяна!

– Но как такое может быть? Это ведь всего-навсего игрушка. Я понимаю, у нее может соскочить какая-то пружина, она может заклинить, ну, в общем, можно допустить, что случайно, я повторяю, случайно, она задушила человека. Но чтобы двоих, да еще в разных комнатах. Я в это не верю!

– Я тоже! – кивнул Фома Фомич и добавил почти шепотом: – Но кто-то пытается убедить нас в обратном и свалить всю вину на игрушку.

Глава 14. Волжанкин, Алтуфьев и фон Шпинне

На месте происшествия собрались все: судебный следователь Алтуфьев, товарищ прокурора Волжанкин и еще какой-то чин из жандармерии, которого начальник сыскной не знал лично, но не раз видел в губернской канцелярии. Жандармский штаб-офицер был одет, как и положено, в мундир и каску с плюмажем. Это выглядело одновременно строго и глупо.

– Что здесь делает жандарм? – обратился Фома Фомич к следователю Алтуфьеву.

– Сам задаюсь этим вопросом, а вот спросить, что вы здесь делаете, милостивый государь, не решаюсь, – ответил не без сарказма следователь.

– Полковник Трауэршван послал! – сказал подошедший к ним товарищ прокурора.

– Зачем? С каких это пор жандармское управление вмешивается в дела полиции? – повернулся к Волжанкину фон Шпинне.

– Да всегда вмешивалось! – ответил товарищ прокурора. – Правда, в гражданском платье бы выглядело не так заметно, но, может статься, у этого штаб-офицера и нет другой одежды! – Договорив, Волжанкин улыбнулся. – Но шут с ним, пусть ходит, пусть вынюхивает, нас сейчас должно другое занимать. А, Фома Фомич?

– Да!

– Вы действительно считаете, что обезьяна могла убить Протасова?

Товарищ прокурора спрашивал с таким выражением лица, точно выяснял у начальника сыскной, верит тот в Змея Горыныча или нет.

– Нет, не считаю! Однако факты говорят об обратном…

– И о чем же они говорят?

– Как установил доктор Викентьев, смерть Протасова наступила в результате механической асфиксии гортани, то есть от удушения за шею. Получается, ситцепромышленника задушила обезьяна! Посмотрите на следы! – Начальник сыскной указал на цепочку белых отпечатков. – Если мы пройдем по ним, то выясним, что вначале она вошла в комнату двоюродного дяди Протасова Евсея и задушила его. Там испачкала стопы, опрокинув неизвестно откуда взявшуюся банку с краской, и направилась в кабинет Протасова. Это все видно по следам. Зашла туда и задушила Савву Афиногеновича.

– Однако я не понимаю, как это могло произойти? Почему Протасов не сопротивлялся, почему он просто сидел и ждал, когда игрушка его задушит? – воскликнул товарищ прокурора.

Следователь Алтуфьев поддержал его восклицание энергичным кивком, давая тем самым понять, что Волжанкин не одинок в своем непонимании.

– Я сам в недоумении, – проговорил фон Шпинне.

– А может быть, он, я имею в виду Протасова, не считал ее опасной, когда она вошла в кабинет? – спросил следователь.

– Да в том-то и дело, господин Алтуфьев, что игрушка не могла войти в кабинет! – сказал начальник сыскной.

– Почему?

– Она не может открывать двери.

– В таком случае возникает вопрос, кто ее открыл?

– Пока не знаю.

– И все-таки, Фома Фомич, как вы предполагаете действовать? – спросил Волжанкин.

– Нужно связаться с берлинской фирмой «Детские радости»…

– Что за фирма? – насупил брови товарищ прокурора.

– Там изготовили игрушку.

– И что вам это даст?

– Мне понадобятся характеристики пружин, которые находятся внутри обезьяны…

– А зачем? – спросил Алтуфьев.

– Чтобы узнать, смогут ли они создать усилия, достаточные для убийства человека.

– Надеетесь, вам скажут правду? – засомневался Волжанкин.

– Я ни на что не надеюсь, но мы должны получить письменное заключение производителя. Потом уже обратимся к другим фирмам с подобными игрушками или просто к специалистам, которые знают толк в пружинах и редукторах. Когда же у нас на руках будут эти два документа, мы сможем сравнить их и сделать какой-то вывод…

– Но на это, я так понимаю, уйдет немало времени! – прошелся по коридору товарищ прокурора.

– Верно, но мы не сможем без заключения специалистов.

– Я вас правильно понимаю, если специалисты подтвердят, что обезьяна могла убить человека, то мы, что же, потащим ее в суд? – Волжанкин улыбнулся и в поисках поддержки выразительно посмотрел на Алтуфьева.

Следователь, которому было чуждо любое проявление юмора, ответил товарищу прокурора серьезным выражением лица и твердым взглядом. Очевидно, он не считал, что над подобными вещами можно шутить.

– Да, господин Волжанкин, нам придется тащить эту обезьяну в суд, но не как обвиняемую в убийстве, а как орудие преступления! – пояснил начальник сыскной.

– Что вы хотите этим сказать?

– Сама обезьяна не могла совершить преступление и тем более двойное убийство. Пусть она умеет ходить, обниматься и даже говорить…

– Она умеет говорить? – удивился Волжанкин.

– Представьте себе. Правда, всего лишь несколько слов, но все же. Итак, пусть она все это умеет, но этого недостаточно для того, чтобы спланировать, а затем осуществить убийство. Два убийства…

– Вы полагаете, за ней кто-то стоит?

– Разумеется, я был бы полным дураком, если бы думал иначе.

– И кто же за ней стоит?

– Убийца! – коротко ответил фон Шпинне и через мгновение добавил: – А может быть, и убийцы…

– Да, задача! И как же нам их отыскать?

– Как и всегда – по следам! – ответил фон Шпинне.

– Вы кого-то уже подозреваете? – Волжанкин пожевал губы.

– Нет! – мотнул головой фон Шпинне.

– Совсем никого? – подал голос Алтуфьев.

– Совсем! – бросил на него короткий взгляд Фома Фомич. – Мне даже в голову не может прийти, кому понадобилось убивать, например, дядю Евсея. Старый безобидный человек. Правда, они с Протасовым накануне убийства поспорили, даже поругались. И если бы не смерть самого Протасова, под подозрение попал бы фабрикант. А так… Я не представляю, кто это совершил. Для того, чтобы кого-то подозревать, нужно время, а у меня его не было. Да я, если говорить начистоту, не верил в подобный исход…

– О чем вы говорите? – насторожился Волжанкин.

– Я не верил, да и сейчас продолжаю не верить, что игрушка смогла бы убить человека.

– А разве были люди, которые в это верили? – спросил Алтуфьев.

– В это, как я понял, верили все в доме. Домочадцы и челядь считают, что в обезьяну вселилась чья-то душа.

– Я надеюсь, вы не разделяете этих мнений? – Волжанкин смотрел на Фому Фомича без смеха.

– Нет!

Глава 15. Появление Кочкина

Заметив поднимающегося по лестнице Кочкина, низкорослого, худощавого, небрежно одетого человека, начальник сыскной извинился перед собеседниками и пошел тому навстречу.

– Почему так долго, что случилось? – обратился Фома Фомич к своему чиновнику особых поручений.

– И вам тоже здравствуйте! – хрипло ответил тот, окидывая взглядом собравшихся и отвешивая им поклон.

– Так ты почему задержался?

– Я приехал раньше остальных, просто решил, пока суд да дело, кое-кого опросить…

– Прислугу?

– Да!

– И с кем ты успел поговорить? – Начальник сыскной увлек Кочкина подальше от того места, где они стояли. Ему показалось, что и Волжанкин, и следователь как-то подозрительно затихли. – Поговорил я со многими, с конюхами, например…

– И что они тебе рассказали?

– Ничего! Как обычно: все хорошо, службой довольны, жалованье достаточное, хотели бы, конечно, и побольше, ну если нет, то нет.

– А про то, что в доме произошло, ты их спрашивал?

– Спрашивал.

– Что говорят?

– Да глупость какую-то, будто бы хозяина убила обезьяна! Или это правда?

Кочкин вопросительно посмотрел на полковника.

– Правда! – без тени иронии ответил начальник сыскной.

– Вот прямо обезьяна взяла и убила? – недоверчиво прищурил глаза чиновник особых поручений.

– Да! И я тебе больше скажу, обезьяна эта неживая!

– Мертвая?! – Кочкин даже отшатнулся от своего начальника, решив, что тот спятил.

– Нет, не мертвая. Просто эта обезьяна – большая, в человеческий рост, игрушка…

– А как игрушка могла убить человека?

– Ну, это не простая игрушка, она заводная. Умеет ходить, обниматься…

– И она, значит, обняла Протасова так, что он…

– И не только его, в доме еще один труп!

– Еще один? А вам не кажется, это многовато для игрушечной обезьяны?

– Согласен! – кивнул начальник сыскной. – Однако второй труп есть – это факт. И все указывает на то, что деда тоже убила именно обезьяна…

– Например?

– Во-первых, как и Протасова, его задушили, во-вторых, в комнате есть следы этой самой обезьяны. Она опрокинула там банку с краской и испачкала ноги… – Фома Фомич запнулся. – Или лапы, ну да ладно!

– Невероятно!

– Полностью разделяю твои слова! Приход обезьяны в комнату дяди Евсея, это тот, кому принадлежит второй труп, убийство, потом путь в кабинет, где она задушила Протасова, на это у нее не хватило бы завода…

– Откуда у них эта обезьяна? – спросил Кочкин.

– Протасов-старший подарил внуку на день рождения.

– Вот так подарок! А посмотреть на эту игрушку можно?

– Потом, сейчас ее пытаются отцепить от Протасова…

– Как отцепить?

– Когда она душила его, механизм заклинило. Задушить задушила, но уйти не смогла, так и нашли их утром в обнимку…

– Жуть какая-то! – заметил с дрожью в голосе Кочкин.

– Верно! И нам придется с этой жутью разбираться.

– И что, обязательно нам? Пусть вон Алтуфьев разбирается! – недовольно проговорил чиновник особых поручений.

– А тебе разве неинтересно, кто убил Протасова и дядю Евсея?

– Спорить не буду, интересно, однако…

– Ну, тогда говорить не о чем – займемся! Да у нас, если честно, другого выхода нет, все равно без дела сидим. Алтуфьев пусть тоже со своей стороны копает. Если пойдем друг другу навстречу, то раскроем это дело быстрее.

– Алтуфьев? Нам навстречу? – с улыбкой спросил Кочкин.

– Да!

– Я в это если и поверю, то в последнюю очередь. Этот человек, он природой создан, чтобы ходить боком. Разве же он пойдет кому навстречу? Это если только мы зайдем с той стороны, куда он будет двигаться.

– Разумно, значит, так и поступим. А что, это даже захватывающе! – проговорил в задумчивости начальник сыскной. Он хотел что-то еще добавить, но увидев, как к ним направляется Волжанкин, промолчал.

– Забыл у вас спросить, Фома Фомич…

– Да!

– Вы-то как здесь оказались, какими судьбами?

– Меня пригласил к себе сам Протасов.

– А зачем? Вы можете не отвечать, ваше право, но просто мне интересно!

– Он пригласил меня, потому как боялся обезьяны и хотел выяснить, кто ее заводит по ночам…

– Боялся обезьяны и пригласил вас? – переспросил Волжанкин, и лицо его вытянулось. – Вы хотите сказать, что знали об опасности?

– Я знал о том, что в доме есть механическая обезьяна, которая бродит по ночам. И которая, со слов Протасова, приходила после полуночи к нему в комнату. Мне стало интересно, и я принял приглашение.

– Понятно… – произнес с задумчивым видом Волжанкин.

– После того как я приехал сюда и пообщался с некоторыми домочадцами, мне стало ясно, что опасность грозит кому угодно, только не хозяину…

– Почему? – Волжанкин отступил на шаг.

– До меня дошли слухи, что Протасов Савва Афиногенович замышляет убить жену!

– Да? – Товарищ прокурора быстро повернулся к стоящему поодаль Алтуфьеву. – Господин следователь, подойдите, пожалуйста, сюда, вам это тоже будет интересно узнать…

– Что? – Алтуфьев вприпрыжку приблизился.

– Вы только послушайте, что рассказывает начальник сыскной. Он ведь провел тут целую ночь, успел даже кое-кого опросить…

– Ну, так я продолжаю. Дядя Евсей сказал мне, что Протасов-старший готовится убить жену…

– А откуда он это узнал? – тут же спросил следователь.

– Как я понял, разговор подслушал…

– Получается, Протасов с кем-то об этом говорил, следовательно, у него был сообщник среди домочадцев. – Алтуфьев демонстрировал верх сообразительности.

– Если полностью опираться на то, что говорил дядя Евсей, то да. Ведь не мог же Протасов разговаривать сам с собой. Хотя в моей практике такое было.

– А что, если дело было так… – Алтуфьев втиснулся между товарищем прокурора и начальником сыскной, но обращался к Волжанкину. – Протасов узнаёт, что старик рассказал находящемуся в доме полковнику фон Шпинне о подслушанном разговоре, будто бы Протасов замышляет убить жену. Ситцепромышленник в гневе, это понятно, и принимает решение убить родственника. Отправляет к нему в комнату обезьяну, и та душит старика. После возвращается в кабинет хозяина, там у них что-то происходит, и обезьяна душит самого Протасова.

– Что у них там происходит, господин Алтуфьев? – Волжанкин отступает к стене. Ему неприятно, что следователь стоит слишком близко.

– Ну, не знаю, что-то. Может быть, господин фон Шпинне сможет нам подсказать. – Алтуфьев повернулся к начальнику сыскной.

– Нет уж, увольте! – бросил тот. – Это ваша история, вы ее и завершайте!

– Хорошо! – ничуть не смутившись, кивнул следователь. – А что, если у них произошло следующее… Обезьяна возвращается к хозяину, он видит, что завод кончился. Вставляет ключ, заводит повторно, правда, сильнее обычного. Что-то происходит с механизмом… Ведь вы не будете отрицать, господа, – Алтуфьев обвел собравшихся взглядом, – что с ним могло что-то случиться?

– Нет! – в один голос ответили Волжанкин и фон Шпинне. Кочкин промолчал. Он даже не смотрел на следователя, только иногда косил в его сторону.

– Вот, обезьяна набрасывается на Протасова и душит его, после чего механизм заклинило! Ну, что скажете?

– Довольно правдоподобно! – кивнул фон Шпинне, ему хотелось смеяться, но он сдержался. – Есть, правда, одно «но»…

– Какое? – посмотрел на Фому Фомича чуть свысока следователь, хотя и был меньше ростом.

– Если все было так, как вы сказали…

– Ну, может, и не так, может, как-то по-другому. Но в том, что Протасов заводил игрушку у себя в кабинете, я почти уверен.

– И я говорю о том же. Если бы это было так, в кабинете должен был остаться ключ…

– Какой ключ?

– Которым Протасов заводил обезьяну. Где он? Его не нашли, а ведь он должен быть. И если не в самой обезьяне, то где-то на столе, на полу. Куда же он, по-вашему, подевался?

– Не знаю. А что, по-другому разве нельзя завести эту игрушку, каким-то иным способом?

– Нет, нельзя. Да и зачем? Ведь у Протасова был ключ.

– Возможно, он его потерял… – несмело, потому что понимал – говорит глупость, сказал Алтуфьев.

– Да, да! – кивнул Волжанкин, которому тоже было очевидно, что следователь ошибается. – Он потерял ключ и решил завести обезьяну щипцами. Она сломалась и задушила хозяина. Но где же в таком случае щипцы?