Текст книги "Майор Пронин и профессор в подвале"

Это Харбери знал очень хорошо – ты попался, ты и отвечай. На помощь никто не придет.

Только что здесь, в холле, было столько народа, и вот он уже один… Он плохо понимал, что произошло. То есть понимал, что произошло много неприятностей. Хорошо, если Министерство иностранных дел ограничится требованием убрать Харбери из Москвы. Это еще наилучший выход.

Ну а все-таки… Что же все-таки произошло?

Да, Джергер навел на след…

Но у Харбери такое ощущение, что, не приведи Джергер этих людей, они все равно его бы нашли…

Потом подумал о Вайолет. Никто никому не хочет прийти на выручку. Зря он ее обидел… Подумал об этой девице, которая куда-то исчезла. Прячется где-то в парке или успела перебраться через забор? Тоже поднимет шум.

Подумал о кофре, который вез Паттерсон. О том, что в кофре Леночка, ему и в голову не пришло. Ковригина кем-то освобождена. Кем? Дочерью? Но где эта дочь? Неужели еще у него в доме? Вайолет?.. Неужели Вайолет?..

Мысли его вернулись к Джергеру. Что-то покажет он на допросе? Потянет ли за собой Харбери? Потянет, конечно. Своя рубашка ближе к телу…

Харбери пожалел, что не пристрелил Джергера. Мертвый он был бы безопаснее. Можно было бы сказать, что его застрелила Вайолет…

Потом Харбери подумал о себе. Подумал с жалостью, с нежностью, с какой вспоминал иногда покойную мать. Дернул его черт согласиться пойти в разведку! Ведь он неплохой офицер. Впрочем, не офицер, а журналист. Теперь пойди докажи еще, что ты журналист…

Он встал и, зябко поеживаясь, вышел на крыльцо. Черт побери, до чего же вокруг спокойно! Синие ели. Солнце. Тишина. Жить хорошо, а вот не получается… Спустился на дорожку. Постоял, тихо насвистывая уличную песенку. В бытность мальчишкой он всегда свистел, обнаружив, что в кармане у него не осталось ни цента.

Глава 16. Что вы везете?

А мистер Паттерсон катил в это время на аэродром!

Он сидел рядом с шофером и злился на себя, на Харбери и главным образом на этого немца Флаухера с его вонючей сигарой, который принудил Паттерсона впутаться в дела, от которых исходит сильный запашок контрабанды. А в том, что в кофре запрятана контрабанда, Паттерсон не сомневался. Между фотографиями и бумагами засунуты, очевидно, какие-нибудь древние русские иконы или драгоценности. Паттерсон делал вид, что он об этом не догадывается. Архив так архив.

Таможенники его не тронут. Не зря же позади него сидит пресс-атташе этой… как ее?.. экзотической державы. Багаж дипломата – табу для таможенника. Поскорее бы только сбыть этот багаж с рук. Мистер Паттерсон передаст его там кому нужно – и черт с ним, с Харбери.

Паттерсон рассеянно посматривал в окно. В общем, Россия неплохая страна. Несколько шумливая и торопливая, но, в общем, хорошая. Здесь его не обижали. Ни одна газета не напечатала о нем ни одной двусмысленной заметки. Советские репортеры не приходили к нему вымогать деньги за то, что будут писать о нем в доброжелательном тоне. Дома они тоже строят неплохо. Мистер Уинслоу рассказывал, что два года назад вдоль дороги к аэропорту еще не стояло этих домов. А сейчас их десятки. Громадные дома. Тысячи квартир. Если бы они принадлежали частному лицу, их владелец стал бы миллионером. Конечно, плохо, что Россия не покупает мыла “Командор”. Русские почему-то моются собственным мылом… Мистер Паттерсон посматривал в окно и размышлял о множестве всяких вещей… Леночке смотреть было некуда. Скрючившись, лежала она в своем кожаном гробу и думала, думала, думала: чем же все это кончится?

Да, ей было страшно!

Она слышала, как ее куда-то несли, слышала английскую речь, потом ее куда-то повезли, она поняла, что везут ее в легковой машине.

Ноги у нее затекли, особенно правая, пересохло во рту… Ей вспомнилась какая-то сказка о злом человеке, которого посадили в сундук и бросили в море.

Да, Леночке было страшно, и в то же время она испытывала чувство облегчения, ведь сейчас опасность грозит ей, а не Марии Сергеевне… А почему бы что-нибудь не предпринять?

Не рано ли?..

Ее куда-то везут… Самообладание и соображение! Держи себя в руках, внимательно прислушивайся и соображай, соображай…

Вот остановились. Машина стоит. Вот опять ее куда-то несут. Слышны голоса. Много голосов…

Действительно, “кадиллак” подъехал к аэропорту. Мистера Паттерсона провожали несколько соотечественников. Мистер Уинслоу. Атташе посольства Грегори. Представители “Интуриста”.

Господина с усиками не провожал никто.

– Багаж доставлен, – доложили мистеру Паттерсону.

– Со мною еще кофр. – Паттерсон указал на своего спутника. – Багаж этого господина.

Какой-то служащий остановился близ Паттерсона. Поглядел на кофр и ушел.

У дверей зала его ожидали несколько человек. Одному из них он тихо сказал:

– Подозрительный чемодан.

– Но, Иван Николаевич, поскольку Ковригину нашли, там ее быть не может.

– Могут спасать своего.

– Думаете, Королев?

– Все может быть. Вот что. Возьмите кого-нибудь из опытных таможенников и попробуйте, так сказать, по внешним данным определить содержимое чемодана, – приказал Пронин подполковнику Алчевскому.

– Слушаюсь… Через несколько минут Алчевский со служащим аэропорта и носильщиками подошли к Паттерсону.

– Готовимся к погрузке, – сказал служащий. – Разрешите ваши вещи… Но ни мистер Паттерсон, ни его спутник не хотели оставлять кофр без своего присмотра. Они тоже пошли к выходу. Вещи Паттерсона уже были уложены на тележку, к ним добавили кофр и повезли к самолету. Пронин стоял у решетки, огораживающей летное поле.

Алчевский быстро подошел к Пронину.

– Иван Николаевич, там человек!

– Точно?

– Товарищ, который укладывал багаж, ручается. Чемодан дышит. Вы понимаете – дышит!

– В таком случае действуйте, – приказал Пронин.

Паттерсон, провожающие, другие пассажиры стояли у трапа. Рядом на тележке находился багаж. Носильщики ждали команды к погрузке. Над всеми простиралось свинцово-сизое крыло самолета. К спутнику Паттерсона подошли двое служащих аэропорта.

– Извините, – сказал тот, что был постарше. – Извините, но я вынужден спросить. Скажите, пожалуйста, что находится в этом кофре?

Пресс-атташе “экзотической державы”, как выразился о ней Флаухер, побледнел.

– Мои вещи. Мои личные вещи.

– А вы уверены, что это ваш кофр?

– Я не понимаю…

– Извините, – сказал служащий. – Разрешите взглянуть… У нас есть подозрения, что кофр подменили.

– Ерунда! – вмешался в разговор Паттерсон. – Никто ничего не подменял, оставьте его в покое.

– Простите, – настаивал служащий. – Вы действительно знаете, что содержится в этом кофре?

– Странный вопрос! – раздраженно сказал господин с усиками. – Там мои бумаги, книги… Личный архив.

– Но этот кофр подменен, – еще раз повторил служащий. – Я прошу вас проверить содержимое своего кофра.

– Незачем, – возразил Паттерсон.

– Незачем, – повторил за ним еще более побледневший господин с усиками.

– Тогда я буду вынужден задержать ваш багаж, – твердо заявил служащий. – Это не ваш кофр, и в нем не бумаги.

– А я категорически утверждаю, что это его кофр! – столь же твердо настаивал Паттерсон.

Служащий отрицательно покачал головой.

– Пока вы не удостоверитесь, что в кофре бумаги, я не разрешу погрузки!

Паттерсон сунул руку в карман и нащупал ключ, переданный ему Харбери. Этот служащий слишком настойчив… С другой стороны, если даже там и есть какая-нибудь контрабанда, Харбери не такой дурак, чтобы положить ее сверху на случай, если таможенники или сам Паттерсон захотят заглянуть в кофр.

Паттерсон не сомневался, что сейчас утрет нос этому советскому чиновнику и потом попросит присутствующего здесь Грегори пожаловаться в Министерство иностранных дел на возмутительное обращение с иностранцами… Он вытащил ключ… Но тут вдруг началась мистика. Загадочное явление совершалось на глазах у людей при свете белого дня!

Кофр шевельнулся и ожил… Леночка не знала, что предпринять. Но когда она услышала шум и бурный разговор, много голосов и много русских голосов, она решилась… Она напряглась и принялась толкаться о стенки чемодана, толкаться и кричать:

– Откройте! Откройте!

– Что это, господин Паттерсон и господин… простите, не знаю вашей фамилии? – спросил настойчивый служащий. – Вы слышите?

Да, это была мистика, очень неприятная мистика для господина Паттерсона и его спутника. – Будьте добры… Служащий аэропорта вежливо взял ключ из рук растерявшегося миллионера и передал своему сослуживцу. – Откройте, – приказал он. – Скорее!

В одну минуту расстегнули ремни, повернули в замке ключ и откинули крышку… Леночка не смогла сама вылезти из сундука, ноги у нее онемели, и от страшной духоты она едва не потеряла сознание. Несколько человек бросились к ней и помогли встать на землю. – Господин Паттерсон, что же это? – укоризненно, но с неизменной вежливостью спросил служащий, который вел с ним разговор. – Вы видите?

Последовала пауза… – Да, вы правы, чемодан подменили, – заявил наконец Паттерсон. – Эта девушка… эта девушка… очутилась здесь без моего, то есть без его ведома… – И Паттерсон ткнул своим длинным белым пальцем в сторону совершенно растерявшегося пресс-атташе. – Кто вы? – обратился служащий к Леночке. – Я? – Леночка пожала плечами. – Дочь профессора Ковригиной! – Но господин Паттерсон утверждает, что вы без его ведома попали в чемодан? – спросил служащий. – Правильно, – сказала Леночка. – Это правда, в чемодан я попала без его ведома!

Глава 17. Заключительная

Прочитав следственное дело, мне очень захотелось переписать протокол допроса Джергера. Разговор следователя с преступником.

– Вы не знаете, Джергер, советских людей.

– Ковригина – исключение.

– Ковригина – типичный советский человек, такой же, как и ее дочь!

– Может быть, здесь я и просчитался.

– Вы не могли не просчитаться…

– Почему?

– Нам дороги люди, а вам не дорог никто…

Но автору не разрешили ни списывать, ни цитировать… Секретные документы! Им место в архиве. До них доберутся историки…

– Иван Николаевич, ну а с действующими лицами вы могли бы меня познакомить?

– Попробую, – согласился Пронин. – Познакомлю, но не со всеми. Паттерсон и незадачливый атташе улетели в тот же день. Харбери выдворен из нашей страны, а Джергер отбыл в “места не столь отдаленные”. Что касается остальных… Пронин обещал позвонить…

– Дня через три, – сказал он.

И с обычной точностью позвонил через три дня.

– Вы располагаете сегодняшним вечером? – спросил меня Пронин. – Мария Сергеевна Ковригина приглашает к себе…

Дверь открыла нам Леночка, узнать ее было нетрудно. Светлые русые волосы слегка пушились над открытым лбом, из-под темных, резко очерченных бровей смотрели вдумчивые карие глаза.

– Знакомьтесь, – сказал Пронин.

Мы вошли в хорошо обставленный кабинет. Удобный письменный стол, полированные шкафы с книгами, тахта… Навстречу нам встала… Ну, конечно, Мария Сергеевна! Я представлял ее именно такой…

– Ковригина, – представилась она, подавая мне руку.

Вслед за ней поднялись двое мужчин, один – голубоглазый, с детскими губами, с закинутыми назад русыми волосами, другой – с умным и волевым лицом, на котором бросались в глаза громадный лоб и курносый мальчишечий нос. Они были почти в одинаковых серых костюмах, но на одном костюм висел мешком, а на другом сидел как мундир.

Заочно они мне тоже были знакомы.

– Успенский.

– Ткачев.

Все дороги ведут на площадь Дзержинского

Присутствующие знали, что Пронин приедет не один; все здесь были знакомы между собой, лишь мне одному предстояло войти в круг этих людей.

– Я звонил Глазунову, – сказал Пронин Марии Сергеевне. – Он тоже хотел…

– Не приедет, – уверенно сказала Мария Сергеевна. – Вот увидите! Он сейчас так увлечен одной идеей…

– Ну что ж, ничего не поделаешь, – заметил Пронин. – Основные герои в сборе. – И, обращаясь уже ко мне, добавил: – Вот они, ваши действующие лица. Они свое сделали, теперь дело за вами.

Я не умею сразу сходиться с людьми, но в тот вечер мое знакомство с героями этого романа произошло как-то легко и просто.

– Леночка после своего путешествия в чемодане болела неврастенией ровно три дня, – с улыбкой рассказывал Пронин. – А Марию Сергеевну из одного санатория пришлось отправлять в другой, представители “свободного мира” не пожалели на нее наркотиков.

– Ну, это уже в прошлом, – заметила Мария Сергеевна. – Сейчас началась рабочая осень и у Леночки, и у меня…

– А что вы скажете писателю, Григорий Кузьмич?

– В такой обстановке не хочется ворошить опавшие листья, – отозвался Ткачев. – По-моему, все очень ясно. Похищение организовали они неплохо, скажу как специалист. Расчет на психологию. Подмена трупа, конечно, наглость, но и математика. Вели обстрел по квадратам. А на допросах, которые они учинили Марии Сергеевне, обнаружился их просчет. Тут у них сорвалось!

– Да, тут у них сорвалось, – повторил Пронин и повернулся ко мне. – Сорвалось не потому, что мы с Григорием Кузьмичом уж такие большие умники. Может быть, мы и не все предусмотрели. Но за нами – люди. Народ. Я допускаю, может случиться, и у нас выкрадут какой-нибудь технический секрет. Но разве это что-нибудь изменит? Главное наше оружие – человек, советский человек, его нельзя ни купить, ни сломить, ни победить. Во всем мире это начинают понимать. А враги… Этим “секретным оружием” им владеть не дано. Ведь они и в свой народ не верят и не знают его. А честные люди встречаются даже в самых ответственных звеньях капиталистических государств. Вот Вайолет Чалмерс. Она далеко не советский человек, многого еще не понимает, а сердцем почувствовала, где правда. Не хочу предвосхищать события, но она обратилась с просьбой остаться в нашей стране… В чем их просчет? Воображают, что идет борьба отмычек, а на самом деле происходит борьба идеологий. В капиталистическом обществе человек живет ради денег, так они и воспитывают свою молодежь. Так они судят и о нас. В этом их просчет и неминуемая гибель… Пронин вдруг замолчал, смущенно глядя на нас.

– Кажется, я увлекся, – сказал он. – А ведь все это и без меня вам известно…

– Все известно, – согласилась Мария Сергеевна. – Но иногда мы об этом просто забываем…

В это время Леночка что-то тихо сказала матери.

– Зови к столу, – отозвалась та.

Мы перешли в кухню, в ту самую кухню, с которой и начался наш рассказ.

На столе стояли и пирог, и маринованные грибы из подмосковных лесов, и бутылка шампанского, и запотевший графинчик с водкой.

– Чем богаты, тем и рады, – сказала Мария Сергеевна. – Леночкино искусство, я хозяйства почти не касаюсь.

Мы уселись за стол, и в это время раздался… телефонный звонок!

– Я сейчас, мамочка! – воскликнула Леночка. – Это, вероятно, ко мне.

Она побежала к телефону. – Звонил Георгий Константинович, – разочарованно сообщила она.

– Извиняется, конечно, – подхватила, смеясь, Мария Сергеевна. – Никак не может и так далее.

– Точно, – подтвердила Леночка. – Извиняется. Не может.

– Как всегда, – сказала Мария Сергеевна. – Ему же хуже!

Я впервые был здесь в гостях, а чувствовал себя как дома, я находился среди очень хороших людей.

Но все-таки самым главным здесь был для меня Пронин. В который раз видел я это умное простое лицо, эти ясные серые глаза, эти суховатые бледные губы, и все-таки никогда не мог наскучить мне этот человек, с которым мы дружим с далеких довоенных лет…

– Знаете, Павел Павлович, у меня к вам предложение, – обратился он вдруг к Павлику. – Пока мы еще не выпили, прошу обсудить. В самых трудных и сложных обстоятельствах Елена Викторовна не теряла головы. Помните, я говорил, что каждый из нас может быть чекистом. Елену Викторовну я с удовольствием взял бы на постоянную работу… Как вы думаете?

– Нет-нет! – воскликнул Павлик. – Обойдитесь как-нибудь без нее, она будет врачом!

– Слышите? – Леночка засмеялась. – Он уже решает за меня!

Пронин говорил серьезно, а в глазах светились веселые искорки… И вот именно в этот момент опять раздался телефонный звонок.

Леночка вскочила со стула.

– Я сейчас…

И убежала из кухни.

– Иван Николаевич, – позвала она, – вас! – Извините… Пронин вышел из-за стола.

Вернулся он через две минуты и торопливо стал прощаться.

– Вы уж на нас с Григорием Кузьмичом не сердитесь, нужно срочно ехать. Дела…

По-видимому, кто-то еще нуждался в их помощи.

Неприметная «Волга» унесла генерала Пронина в неизвестном направлении. Но, возможно, когда-нибудь мы узнаем и об этом его деле.

1962 г.