Текст книги "Поэзия и проза инженерного и педагогического труда"

4
Выбор вуза и поступление в МВТУ им. Н.Э. Баумана

В 1950 году все школьники десятых классов должны были сдавать одиннадцать выпускных экзаменов. На всю эту исключительно эмоциональную процедуру отводилось не более одного месяца. Перед каждым экзаменом проводились предварительные консультации и дополнительные уроки. Напряженное состояние испытывали не только все выпускники, но и наши учителя и родители. Под особой опекой были претенденты на золотые и серебряные медали.

Несмотря на нехватку времени и напряженный ритм жизни многие мальчишки все-таки находили время повидаться или хотя бы позвонить знакомым еще со школьных уроков танцев девочкам. Эти встречи придавали силы и тем, и другим. Иногда мы приходили в соседние школы, чтобы либо напутствовать приятельниц перед экзаменом, либо узнать о результатах испытаний. Думаю, что нечто подобное пережили в свое время все выпускники. На торжественной линейке после окончания экзаменов всем моим товарищам вручили аттестаты зрелости. При этом Дима Сазонов и Слава Шевелев удостоились золотых медалей, а мне вручили аттестат и серебряную медаль.

Наконец все волнения кончились, и наши мамы приготовились к торжественному выпускному вечеру. Не помню, чтобы, как теперь принято, кому-то покупали для этого вечера новый костюм или ботинки. Все просто надевали чистые рубашки, гладили брюки, а некоторые даже брились или прихорашивались в парикмахерской. Помню, как мама Алеши Черенкова, сына будущего лауреата Нобелевской премии П.А. Черенкова, заливала вместе с другими организаторами вечера портвейн и другие вина в бутылки из-под лимонада. Такая «конспирация» была тогда обязательной.

Цветы и скромные подарки учителям, ночная прогулка по улице Горького в сопровождении нескольких родительниц и, конечно, фотографирование на собственные фотоаппараты уже и тогда входили в школьные традиции.

Многие мои товарищи и знакомые девочки уже давно определились с выбором дальнейшей учебы. Значительно более проблематичной оказалась моя участь. Как я уже писал, в 1929 году строительный факультет МВТУ им. Н.Э. Баумана окончил мой отец. Потом этот признанный инженерный храм окончили его брат Константин Иванович, муж его сестры Марк Иосифович и, наконец, в 1947 году его младший брат и мой товарищ Анатолий.

Ко времени окончания мной средней школы отец уже обрел суровый военно-морской опыт и с 1945 года возглавлял полувоенный трест «Арктик-строй». Он очень хотел, чтобы я стал военным, а учитывая еще мои детские пристрастия к авиации, решился на то, чтобы обратиться к маршалу авиации К.А. Вершинину с официальным письмом. Маршал курировал тогда все военно-учебные заведения авиации, и отец попросил его допустить меня, как сына офицера, без прохождения предварительной службы в авиационных частях к приемным экзаменам в Военно-воздушную инженерную академию им. Н.Е. Жуковского.

Как это не покажется странным, но прежде, чем дать такое разрешение, К.А. Вершинин испросил согласия Верховного главнокомандующего, и И.В. Сталин на письме маршала написал: «Согласен». После такой резолюции пришлось мне параллельно с одиннадцатью выпускными экзаменами в школе невпопад сдавать одиннадцать вступительных экзаменов в ВВИА им. Н.Е. Жуковского. Может быть, требования к поступавшим в академию опытным пилотам и авиационным специалистам были слабее, чем к выпускникам школ, но только все одиннадцать экзаменов в академию я сдал на «отлично».

Меня зачислили в академию и даже сняли мерку для подбора курсантской формы перед отправкой в лагеря для подготовки к учебному году. Однако этому событию не суждено было состояться: вышел приказ И.В. Сталина о зачислении в ВВИА (впервые в ее истории) курсантов-летчиков из стран народной демократии. Всем школьникам, а нас в группе претендентов на учебу в академии было 30 человек, просто вернули документы! В числе четырех избранных остался курсантом сын народного комиссара Л.М. Кагановича.

Я откровенно стушевался, так как вступительные экзамены во все гражданские вузы уже подходили к концу, и прием документов в них давно закончился. В отличие от меня отец не растерялся и при поддержке И.Д. Папанина упросил командование Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева принять меня по документам о сдаче всех вступительных экзаменов в Академию Жуковского. Здесь мне пришлось выдержать только один серьезный экзамен – собеседование с начальником кафедры математики, профессором Лурье, который дал согласие на мое зачисление.

Николай Иванович вздохнул с облегчением. Однако Анатолий Иванович и его друзья-сокурсники, многих из которых я знал, уже давно и всячески отговаривали меня от поступления в армейский вуз. Не один раз они говорили, что студенческая жизнь в казарме сковывает свободу и не украшает самого дорогого периода жизни молодого человека. В МВТУ им. Н.Э. Баумана в должности заместителя декана инженерно-физического факультета тогда работал сокурсник Анатолия Петр Павлович Сыпчук. Он-то и посодействовал тому, чтобы меня, как медалиста, приняли на этот факультет ВИА. В послевоенные годы многие мальчишки мечтали стать физиками-атомщиками, поэтому и я сам, и мой отец не просто смирились, но даже обрадовались такому повороту судьбы! Так была решена проблема выбора и поступления в вуз.

Инженерно-физический факультет считался в МВТУ элитным. Дух принадлежности к элитному сообществу был подкреплен для всех нас, первокурсников, еще и тем, что уже на первых неделях учебы со всех взяли подписку о «неразглашении». Нам запрещалось ходить в рестораны, общаться с иностранцами и т. д. Заботясь о престижности факультета, руководство инженерно-физического факультета МВТУ в каждую из групп первокурсников включило по несколько уже набравшихся жизненного опыта студентов, которые прошли суровую школу Великой Отечественной войны и совсем недавно демобилизовались из армии. В моей группе таких старших товарищей было шесть человек: Юрий Пажин, Вадим Жуков, Роман Титов, Петр Мухин, Анатолий Голубев и Геннадий Бацких. Во второй группе было трое демобилизованных фронтовиков: Валерий Овчинников, Василий Вавилов и Александр Шмыгов.

Все эти бывшие солдаты и офицеры так сильно желали получить новые знания и были настолько целеустремленны, что во всех трех группах первого курса под их мощным влиянием никогда не чувствовалось расхлябанности и проявлений индивидуализма. Ко всем контрольным работам, а позднее к зачетам и экзаменам мы готовились «колхозами», то есть большинством группы. Собирались на квартирах у тех ребят, у кого можно было разместиться хотя бы по 10–12 человек. Чаще других это были деревенские подмосковные дома Романа Титова и Вадима Жукова. В Москве собирались у Алексея Воронина в Измайлово или у меня на Новослободской.

Во время подготовки к какому-то экзамену мы своим колхозом регулярно собирались у Леши Воронина в Измайлово. Рядом с его домом был небольшой магазинчик, где мы, кроме хлеба и молока, регулярно покупали банки с консервированной кукурузой. Но однажды случился конфуз – кукуруза в магазине кончилась, и мы активно выразили недовольство. Через несколько недель, когда уже все экзамены кончились, Алексей со смехом рассказывал нам, что магазин заказал кукурузу, но ее никто не берет, и продавцы постоянно жалуются ему на перестраховку.

Что запомнилось из жизни в МВТУ? Первое – это жесткая требовательность и одновременно заботливая доброжелательность со стороны преподавателей, которые вели у нас занятия по математике, начертательной геометрии и сопромату. Второе – великолепно продуманная и организованная инженерная практика в литейной, кузнечной и механической мастерских.

Педагогические и психологические теории требуют, чтобы при обучении у обучаемого были включены все органы чувств. Слуховое и зрительное восприятие на лекции должно обязательно сопровождаться двигательными действиями при написании конспекта, а смысловое содержании конспекта, выделяемое самим слушателем, опираться на его личную интеллектуальную составляющую.

При переходе к решению практических и лабораторных задач необходимо также включать и тактильные чувства: изучаемый объект очень полезно ощупать руками, осознать его объемные свойства и характерные определения отдельных частей и т. д.

В МВТУ именно эти прописные педагогические приемы широко использовались на занятиях по любой дисциплине. В кабинете черчения и начертательной геометрии, например, было великое множество вспомогательных деревянных моделей – от примитивных пирамид до весьма сложных технических устройств. Их использование максимально ускоряло процессы не только понятийных определений, но и быструю реализацию любых сечений и проекций, с одной стороны, при изготовлении чертежей, а с другой стороны, при решении математических задач начертательной геометрии и сопромата.

В механической мастерской всех обучили нарезать резьбу на болтах, работать на токарном и фрезерном станках, обдирать приливы и заусенцы на металлических деталях. Очень приятные воспоминания остались от учебы в вагранке (литейной мастерской). Вначале все освоили рецептуру, свойства и методику подготовки литейных форм (опок). А далее в непосредственной близости от огнедышащей доменной печи в каждую из наших опок мастера мастерской заливали либо расплавленный чугун, либо алюминиевый сплав.

Красиво и радостно проходили занятия и в кузнечной мастерской. Каждый с удовольствием под руководством опытных лаборантов научился не только разогревать заготовки на раскаленном коксе, но и работать простой кувалдой-молотом. У многих из нас до сих пор хранятся сделанные своими руками простейшие ручные тиски и отлитые барельефы.

В нашей группе учились две милые девушки: Тамара Кудрявцева и Мая Сергиевская. Многочисленные задания по начерталке и черчению все вынуждены были выполнять в огромном чертежном зале. Однажды зимой Тамара, одетая, как и все девчонки тогда, в китайские теплые шаровары и тонкую юбку поверх них, довольно бесцеремонно подошла ко мне, взяла за руку, подвела к своему кульману и попросила практически исправить все ошибки и доделать ее задание. Разве можно было обижаться на нее? Все ребята всегда оказывали нашим красавицам любую необходимую помощь.

Незаметно прошел первый семестр, и начались экзамены. На первом же экзамене по математическому анализу доцент Колобов, который читал нам лекции по этому курсу, абсолютно неожиданно для меня поставил мне «неуд»! Удивился не только я, но и наша преподавательница, которая вела с нами групповые занятия и у которой я пользовался постоянным уважением. Она, поговорив с лектором, схватила меня и повела к проректору по учебной работе, который тут же подписал направление на пересдачу экзамена. После этого она тут же отвела меня к заведующему кафедрой математики. Он дал мне несколько задач, погонял устно и поставил «хорошо»!

На первом курсе вместе с Геной Яковлевым и Борисом Макашевым мы выпускали нашу групповую стенгазету, названную вполне в духе Бауманки, – «Протяжка». Выходила наша газета довольно регулярно и была весьма критичной. Конечно, жаль, что не сохранились хотя бы фотографии нескольких номеров этого настенного творчества. В газете была отражена не только живая история нашей жизни, но и помещались вполне симпатичные стихи моих товарищей.

Перед летними каникулами 1951 года как гром среди ясного неба восприняли на нашем факультете объявление о постановлении Совета Министров СССР о переводе нашего факультета из знаменитого на весь мир МВТУ в никому до тех пор не известный какой-то Московский механический институт (ММИ)! Особенно переживали и возмущались (вплоть до писем в ЦК КПСС) студенты старших курсов и дипломники. Никому из нас не сообщалось, что это была идея И.В. Курчатова, о котором тогда тоже никому ничего не было известно. Нас, первокурсников, несколько успокаивало лишь то, что вместе со всеми в ММИ переезжает и весь деканат вместе с деканом Борисом Владимировичем Анисимовым и всеобщей любимицей студентов – секретарем деканата Леной Дукельской.

5
ММИ – МИФИ

В ММИ кроме нас, бауманцев, перевели тем же постановлением 1952 года студентов инженерно-физических факультетов из Московского энергетического и Ленинградского электротехнического институтов (МЭИ и ЛЭТИ) и с мехмата МГУ. Между студенческими группировками из разных вузов в течение первых двух-трех лет шли непримиримые баталии по поводу главенства в партийных, комсомольских и профсоюзных организациях. Секретарями комитета комсомола на нашем факультете становились то довольно высокомерный и пижонистый Вадим Галустьян из МЭИ, то «наш» простой и вполне доступный Николай Королев.

Эти страсти улеглись примерно к четвертому курсу, когда большинство общественных должностей, например в профкоме, заняли наши бауманцы, среди которых постепенно выделился настоящий лидер Виктор Колобашкин. В 1975–1984 годах он был ректором МИФИ. О его жизни и деятельности и я, и мои товарищи подробно написали в недавно выпущенной его дочерью, выпускницей МИФИ Любой Колобашкиной, юбилейной книге к его 80-летию.

Общественная жизнь в вузе в те годы била, что называется, ключом. Работали многочисленные спортивные и творческие секции. В единственном большом зале на улице Кирова, 21 регулярно проводились то соревнования институтских команд первенства Москвы по волейболу, то аналогичные состязания с участием наших гимнасток, то многочисленные вечера отдыха студентов. На каждом из таких вечеров обязательно устраивались выступления творческих студенческих коллективов или показывались целые самодеятельные представления по сценариям самих же студентов. Подобные мероприятия любили посещать как студенты, так и наши преподаватели. Мне, в частности, понравились занятия в вокальной студии, и в самодеятельных операх я постоянно исполнял различные партии. Хорошо запомнились капустники и оперы с участием Виктора Плужникова, Габриэля Алексакова, Владимира Гладкова, Акопа Вайрадяна. После каждого концерта специально сконструированная и изготовленная в мастерских ММИ сцена убиралась, и в зале организовывались танцы.

Еще в 1952 году, когда нас только перевели из МВТУ им. Н. Э. Баумана в ММИ, в нашей студенческой группе каким-то образом проявился активнейший интерес к байдарочному туризму. Возможно, что на этот интерес повлияли заметки в стенгазетах ММИ. Возможно, кто-то из нашей группы побывал на заседании или, точнее, дружеской вечеринке байдарочников. Так или иначе, но с января 1952 года все восемь двухместных байдарок типа «Луч» попали в руки нашей студенческой группы.

Эти суденышки были сделаны предшествующим поколением байдарочников ММИ своими руками. Ткань оболочек была закуплена ими в Ярославле и теперь требовала серьезной и внимательной инспекции и ремонта. Деревянные шпангоуты и стрингеры были сделаны в мастерских ММИ по спецзаказу из дуба, и их также пришлось восстанавливать и проверять. Все соединительные элементы нуждались в тщательном контроле и во многих случаях в восстановлении.

Как бы то ни было, но на майские праздники все восемь лодок были готовы, и 16 отважных новичков-байдарочников совершили свое первое трехдневное путешествие по реке Клязьме. Протяженность этого первого похода была весьма скромной. Но по-весеннему полноводная Клязьма стала для нас строгим и придирчивым экзаменатором. Заканчивалось первое плавание на Московском море в Водниках. Здесь удалось впервые попробовать пройтись под парусами, сделанными из … байковых одеял. Конечно, не обошлось без опрокидываний и первых спасательных операций. Главным итогом этого первого группового путешествия было исключительное сплочение нашей студенческой группы.

Заместителем декана нашего факультета, отвечавшим за нашу группу, был добродушный доцент кафедры электроники Алексей Васильевич Николаев. Весной 1954 года я в устной форме попросил у него разрешения съездить на утиную и гусиную охоту в город Муром. Расспросив о возможностях и условиях предстоящего развлечения, Алексей Васильевич дал согласие на мою просьбу. Вместе со Славой Бойцовым, уже прослывшим в нашей группе отличным стрелком, мы, захватив мою байдарку и снаряжение, поездом отправились на охоту. По Оке шел бесконечный ледоход, но мы благополучно добрались до назначенного домика бакенщика и вдоволь дня три стреляли и уток и гусей!

Однако, вернувшись в МИФИ, мы встретили в своей группе полное непонимание нашего постыдного, как считала Майя Сергиевская, бегства от учебных занятий. Она настояла на том, чтобы состоялось комсомольское собрание и нам объявили бы выговор за прогул! Мы со Славой откровенно рассказали о нашем микропутешествии в муромские просторы. Ребята задали нам массу вопросов, и дело кончилось вполне по-домашнему: нам активно позавидовали, а Майя демонстративно ушла с собрания.

Летом 1953 года мы уже отважились на месячное путешествие по рекам, связывающим Брянск, Киев, Кременчуг. Затем последовал поход по озерам и рекам Кольского полуострова, а перед преддипломной практикой, в 1955 году – очень серьезное и увлекательное путешествие от Ловозера до Белого моря.

По результатам этого похода, в котором участвовали Виктор Плужников и Валя Моисеева, Юра Волков и Рая Волкова, Лев Патрикеев и Кирилл Руиль, Василий Дымович и Люба Байкина, вместе с Кириллом Руилем мне удалось снять, смонтировать и озвучить свой первый 16-миллиметровый кинофильм «Голубыми дорогами Кольского» (фото 8).

О снятых и смонтированных туристических и хроникальных кинофильмах и организации киностудии «МИФИ-фильм» я расскажу позднее. К сожалению, по ряду причин в этих заметках не найдут своего отражения наши многочисленные спортивно-байдарочные путешествия. Мы, в основном коллективом нашей учебной группы, совершали их ежегодно по маршрутам разной степени спортивной сложности, но всегда по рекам, которые никем из авторов отчетов Московского клуба туристов не были описаны.

На Первом Всесоюзном смотре любительских фильмов в 1959 году наш кинодневник «Голубыми дорогами Кольского» завоевал первую премию ЦК ВЛКСМ. Диплом о награждении мне вручал народный артист РСФСР Г.Л. Рошаль, который возглавлял тогда жюри этого смотра и был председателем секции Союза кинематографистов по работе с кинолюбителями. Позднее я еще вернусь к моментам дружеского общения с Григорием Львовичем (фото 9).

Байдарочные путешествия надолго вошли в жизнь многих моих однокашников. Бывали и очень сложные маршруты, о которых мы докладывали на секциях Московского клуба туристов. Бывали и любительские путешествия вдвоем или вчетвером по полярному Уралу, по рекам того же Кольского, по Украине, Молдавии, по белорусским маршрутам. Если бы в свое время завкафедрой физкультуры и спорта МИФИ А. Чуча чуть-чуть настоял на своем, мы давно бы уже получили звания мастеров спорта. Однако он не настоял, а мы не очень-то и старались. Важнее было укрепление дружеских отношений внутри нашей учебной группы. Доходило даже до того, что однажды, по решению нашей комсомольской ячейки, мы взяли в путешествие по Украине Славу Рюмина с целью его «перевоспитания» и добились прекрасного результата: Слава перестал быть высокомерным и замкнутым студентом!

Параллельно с нами на кафедре дозиметрии и защиты, которую возглавляла Е.Л. Столярова, училась группа студентов, в составе которой выделялась Валя Авданина. На совместных вечерах, в перерывах между занятиями, на праздничных демонстрациях, на которые в те годы с удовольствием ходили все студенты, мы часто встречались и незаметно подружились. Подружились настолько хорошо, что я часто провожал ее домой в Подлипки и бывал в ее семье. А она запросто бывала у нас дома, познакомилась с моей мамой, подружилась и с моей сестрой. Однажды мы даже встречали вместе Новый год. Дружба была абсолютно платонической. Когда летом мы разъезжались – я в походы, а Валя на Черное море – мы слали друг другу письма, заканчивая которые осмеливались даже писать: «Целую». Однако по традициям моих предков, которые на протяжении восьми предшествующих поколений женились только по достижении 30-летнего возраста, я и не думал перевести наше знакомство, уважительные отношения и настоящую дружбу в семейные отношения.

Мне это в голову не приходило, но нашелся шустрый молодой парень, который сумел быстро завоевать сердце моей подруги, и они поженились!

Известие об этом событии исключительно сильно поразило и опечалило меня. Чтобы хоть как-то отвлечься от терзавшего мое сердце отчаяния и огорчения, я целиком посвятил свой досуг собиранию туристических и бардовских песен. (Попутно отмечу, что более чем через 40 лет после разрыва отношений, в 2004 году я встретился с Валей Грамматикати в Нано-центре Международного фонда конверсии. Она пришла с одной из своих дочерей и с внуком, который заинтересовался нанотехнологиями и выбирал, в какой вуз и на какую специальность поступать. Встретились и простились как добрые знакомые.)

На третьем курсе меня назначили куратором группы нашей специальности. Для студентов-первокурсников, по совету более взрослых кураторов, мы с Юрой Волковым организовали что-то близкое к научному кружку. В этом кружке мы учили своих подопечных работать с осциллографом, источниками электропитания и различными генераторами сигналов. Посещать такие семинары, как оказалось, студентам нравилось, и к концу третьего курса уже определились первые ребята, заинтересовавшиеся научной проблематикой кафедры (фото 10).